Моей сестре, Сьюзан – девчонки Хан. Навечно. 9 страница

– Что ты здесь делаешь?

– Мы едем на игру. Ты разве не читала мою вчерашнюю записку?

– О, блин! У меня был тест, и я забыла. – Питер хмурится, и я добавляю: – в любом случае, я не могу пойти, потому что к завтрашнему дню мне нужно испечь семьдесят два кексика.

– В пятницу вечером?

– Ну… да.

– Это для школьной распродажи выпечки? – Питер обходит меня и начинает снимать кроссовки. – Вы же, ребята, не носите обувь дома, верно?

– Да, – удивленно отвечаю я. – Твоя мама тоже что-то готовит?

– «Райс Криспи[12]». – Еще один более разумный выбор, чем семьдесят два кексика.

– Извини, что пришлось зря приехать. Может быть, мы сможем пойти на игру в следующую пятницу, – говорю я, ожидая, что он вновь обуется.

Но Питер этого не делает, он проходит на кухню и садится на стул. Ну и что это значит?

– А твой дом выглядит точно так же, как я его помню, – произносит он, оглядываясь вокруг, затем указывает на фотографию, где я и Марго младенцами плескаемся в ванной. – Мило.

Мои щеки вспыхивают. Я подхожу и переворачиваю фото.

– А когда ты был в моем доме?

– Еще в седьмом классе. Помнишь, как мы зависали в домике на дереве твоей соседки? Один раз мне нужно было по-маленькому, и ты разрешила воспользоваться твоей ванной комнатой.

– Ох, точно, – отвечаю я.

Забавно видеть парня, помимо Джоша, в нашей кухне. Я почему-то жутко нервничаю.

– И много это займет времени? – спрашивает он меня, засунув руки в карманы.

– Часы, наверное. – Я снова беру мерный стаканчик. На какой чашке я остановись?

Питер стонет.

– Почему мы просто не можем пойти в магазин и купить их?

Я начинаю отмерять муку из миски, разделяя ее на кучки.

– Потому что. Ты думаешь, любая другая мама покупает кексики в «Фуд Лайон»? Ну и как тогда будет выглядеть Китти?

– Что ж, если это для Китти, тогда она должна помогать. – Питер спрыгивает со стула и подходит ко мне, его руки плавно скользят вокруг моей талии и пытаются развязать фартук. – Где ребенок?

Я уставилась на него.

– Что… ты делаешь?

Питер смотрит на меня так, словно я дурочка.

– Если я буду помогать, то мне тоже нужен фартук. Я не собираюсь пачкать одежду.

– Мы все равно не успеем на игру, – сообщаю я ему.

– Тогда мы просто пойдем на вечеринку после. – Питер бросает на меня скептический взгляд. – Это было в записке, которую я написал тебе сегодня! Боже, зачем я вообще это делаю?!

– Я действительно была очень занята сегодня, – кротко отвечаю я. Как же неудобно. Он до конца выполняет условия нашей сделки и честно пишет мне по записке в день, а я даже не могу удосужиться их прочитать. – Не знаю, могу ли я пойти на вечеринку. Не уверена, разрешат ли мне так поздно выйти.

– Твой папа дома? Я спрошу его.

– Нет, он в больнице. Кроме того, я не могу просто взять и оставить Китти одну. – Я вновь беру мерный стаканчик.

– Ну, а когда он вернется домой?

– Не знаю. Может быть, поздно. – Или, может быть, через час. Но Питера к этому времени уже давно не будет. – Иди один. Не хочу тебя задерживать.

Питер стонет.

– Кави, ты нужна мне. Джен еще ни слова о нас не сказала, а в этом-то и заключается смысл всего этого. И… она может привезти того говнюка, с которым встречается. – Питер выпячивает нижнюю губу. – Ну же. Я ведь помог тебе с Джошем, не так ли?

– Да, – признаюсь я. – Но, Питер, я должна приготовить эти кексики для распродажи…

Питер разводит руками.

– Тогда я помогу тебе. Просто дай мне фартук.

Я отхожу от него и начинаю рыскать в поисках другого фартука. Нахожу один с рисунком кекса и передаю ему.

Он кривит лицо и указывает на мой.

– Я хочу твой.

– Но он мой! – Он в красно-белую клеточку с маленькими бурыми медвежатами; бабушка привезла мне его из Кореи. – Я всегда пеку в нем. Просто надень этот.

Питер медленно покачивает головой и протягивает руку.

– Дай мне свой. Ты должна мне за то, что не читала мои записки.

Я развязываю фартук и отдаю его, отворачиваюсь и возвращаюсь к своим измерениям.

– Ты еще больший ребенок, чем Китти.

– Просто поторопись и дай мне задание.

– А ты справишься? Потому что у меня ингредиентов ровно на шесть десятков кексиков. Мне не захочется начинать все сначала…

– Я знаю, как печь!

– Тогда ладно. Вывали эти кусочки масла в миску для миксера.

– А потом?

– Когда закончишь, я дам тебе следующее задание.

Питер закатывает глаза, но делает так, как ему сказали.

– Так вот чем ты занимаешься по пятницам вечером? Сидишь дома и печешь в пижаме?

– И другими вещами тоже, – отвечаю я, завязывая волосы в тугой хвост.

– Например?

Я все еще так взволнована внезапным появление Питера, что не могу думать.

– Эм, гуляю.

– Где?

– Боже, я не знаю! Питер, прекрати меня допрашивать. – Я сдуваю челку с глаз. Здесь становится очень жарко. С таким успехом я могу выключить духовку, потому что приход Питера замедлил весь процесс. При такой скорости я проведу здесь всю ночь. – Из-за тебя я сбилась со счета. Теперь мне придется начинать все заново!

– Слушай, давай я, – говорит Питер, приближаясь ко мне сзади.

Я шарахаюсь от него.

– Нет-нет, сама, – отвечаю я. Он качает головой и пытается забрать у меня мерный стаканчик, но я не отпускаю, и мука высыпается из чашки, разлетаясь в воздухе. Мы оба оказываемся в муке. Питер начинает заливаться со смеху, я же испускаю возмущенный вопль:

– Питер!

Он смеется так сильно, что не может говорить.

Я скрещиваю руки.

– Будет хорошо, если муки еще хватит.

– Ты похожа на бабушку, – произносит он, все еще смеясь.

– Что ж, а ты похож на дедушку, – парирую я, высыпая муку из миски обратно в жестяную банку для муки.

– Серьезно, ты очень похожа на мою бабушку, – размышляет Питер. – Ты ненавидишь сквернословить. Любишь печь. Остаешься дома по пятницам вечером. Вау, я встречаюсь со своей бабушкой. Ужас!

Я снова начинаю отмерять. Один. Два.

– Я не каждый вечер пятницы провожу дома.

Три.

– Я никогда не видел, чтобы ты гуляла. Ты не ходишь на вечеринки. Мы ведь когда-то тусовались вместе. Почему ты прекратила с нами общаться?

Четыре.

– Я… я не знаю. В средней школе все было по-другому. – Что он хочет, чтобы я сказала? Что Женевьева решила, будто я недостаточно классная, поэтому меня оставили за бортом? Ну почему он такой бестолковый?!

– Я всегда удивлялся, почему ты перестала с нами общаться.

Я остановилась на пяти или шести?

– Питер! Из-за тебя я снова сбилась со счета!

– Да, я произвожу подобный эффект на женщин.

Я закатываю глаза, и он улыбается мне в ответ, но прежде, чем успевает сказать что-нибудь еще, я кричу:

– Китти! Спускайся сюда!

– Я провожу…

– Здесь Питер! – Знаю, это на нее подействует.

Ровно через пять секунд Китти вбегает в кухню и резко останавливается, внезапно застеснявшись.

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает она его.

– Хочу похитить Лару Джин. А ты почему не помогаешь?

– Я провожу эксперимент. Не хочешь помочь?

Я отвечаю за него:

– Конечно, он тебе поможет. – Питеру же говорю: – Ты меня отвлекаешь. Иди помоги Китти.

– Не знаю, Кэтрин, нужна ли тебе моя помощь. Видишь ли, я очень отвлекаю женщин. Заставляю сбиваться со счета. – Питер подмигивает ей, а я издаю рвотный звук. – Почему бы тебе не остаться здесь и не помочь нам с выпечкой?

– Скуч-но! – Китти разворачивается и несется вверх по лестнице.

– Даже не пытайся посыпать карамельной крошкой или покрыть глазурью, когда все будет готово! – кричу я. – Ты это не заслужила!

Когда я взбиваю масло, а Питер разбивает яйца в салатницу с отколотым краем, домой возвращается папа.

– Чья машина припаркована перед домом? – спрашивает папа, входя в кухню, и резко останавливается. – Здравствуйте, – произносит он удивленно, держа в руках пакет из китайского бистро «Чан».

– Привет, папочка, – говорю я, словно нет ничего особенного в том, что Питер Кавински готовит на нашей кухне. – У тебя усталый вид.

Питер выпрямляется.

– Здравствуйте, доктор Кави.

Папа ставит пакет на кухонный стол.

– О, привет, – говорит он, откашливаясь. – Рад тебя видеть. Ты ведь Питер, верно?

– Верно.

– Один из старой банды, – весело произносит папа, и меня передергивает. – Чем вы, ребят, занимаетесь?

– Я пеку кексики для распродажи выпечки Китти, а Питер помогает, – отвечаю я.

Папа кивает.

– Питер, ты не голоден? Я много всего накупил, – он приподнимает пакет. – Креветки Ло мейн, цыпленок Кунг-Пао.

– Вообще-то, мы с Ларой Джин собирались заскочить на вечеринку друга, – отвечает Питер. – Если вы не возражаете? Я рано привезу ее обратно.

Прежде, чем папа успевает ответить, я говорю Питеру:

– Я же тебе говорила, мне нужно закончить с кексами.

– Мы с Китти их доделаем, – прерывает папа. – А вы отправляйтесь на вечеринку.

Внутри у меня все переворачивается.

– Папочка, все в порядке. Я сама должна их приготовить, я хотела украсить их по-особенному.

– Мы с Китти разберемся. А ты иди переодевайся. Дальше мы сами.

Я, как форель, открываю и закрываю рот.

– Тогда ладно, – все же выдавливаю я, но не шевелюсь, а просто стою, потому что боюсь оставить их двоих наедине.

Питер широко мне улыбается.

– Ты его слышала. Все улажено.

«Ух, Питер, пожалуйста, не веди себя слишком уверено, иначе папа будет считать тебя высокомерным».

***

У вас есть определенные наряды, облачаясь в которые вы чувствуете себя неотразимыми, и есть любимая одежда, которая настолько вам нравится, что вы надеваете ее чуть ли не каждый день, поэтому в один момент она начинает казаться вам мусором. Так вот, сейчас я смотрю на свой гардероб, и мне все кажется мусором. А знаете, что превращает мою маленькую проблемку с выбором наряда в проблему мировых масштабов? То, что Джен сто процентов оденется идеально подходяще случаю, ведь в этом ее фишка. Так что мне тоже нужно одеться соответствующе. Питер не стал бы так настаивать на посещении этой вечеринки, если бы она не была для него важна.

Я натягиваю джинсы и примеряю различный верх: персиковый топик с оборками, который вдруг стал казаться мне чопорным, длинный ворсистый свитер с пингвином – слишком детским. Когда я залезаю в серые шорты с черными подтяжками, кто-то стучится в мою дверь. Я застываю, а затем быстро хватаю свитер, чтобы прикрыться.

– Лара Джин? – Это Питер.

– Да?

– Ты готова?

– Почти! Просто… просто спускайся вниз. Я скоро выйду.

Он громко вздыхает.

– Хорошо. Я посмотрю, чем там ребенок занимается.

Когда слышу его удаляющиеся шаги, быстро примеряю кремовую блузку в горошек в ансамбле с уже надетыми шортиками. Мило, но не слишком ли? Не чересчур? И что лучше надеть, черные колготки или черные гольфы? Марго говорила, что я выгляжу как парижанка в этом наряде. Парижанка – это хорошо. Утонченно и романтично. Для пущего эффекта примеряю берет, но тут же его отбрасываю. Определенно чересчур.

Хотелось бы, чтобы Питер предупредил меня заранее, ну, фактически он написал об этом в записке... и все же. Мне нужно время, чтобы подготовиться, все спланировать. Хотя, честно говоря, если бы он спросил меня заранее, то я бы придумала предлог, чтобы не идти. Одно дело пойти в «Тарт и Танжи» после школы, но вечеринка со всеми друзьями Питера, не говоря уже о Женевьеве?..

Я мечусь по комнате в поисках гольф, затем ищу клубничную помаду в форме той же клубнички. Черт, мне действительно необходимо убраться в комнате. В этом бардаке вообще ничего нельзя найти.

Лечу в спальню Марго за ее большим дедушкиным кардиганом и, пробегая мимо открытой двери в комнату младшей сестры, вижу Питера и Китти, лежащих на полу и работающих с ее лабораторным набором. Прибыв в пункт назначения, копаюсь в ящике Марго для свитеров, в котором сейчас футболки и шорты, потому что она забрала большую часть своих свитеров. Видимо, и дедушкин кардиган, поскольку его там нет. Однако на дне ящика лежит конверт. Письмо. От Джоша.

Мне так сильно хочется его открыть. Знаю, что не должна, но…

Осторожно, очень осторожно, я достаю письмо и вскрываю его.

Дорогая Марго,

Ты сказала, что мы должны расстаться, поскольку ты не хочешь отправляться в колледж, имея здесь парня, и что ты хочешь свободы и жить на полную катушку. Но мы оба знаем, что это не являлось истиной причиной. Ты рассталась со мною, потому что мы занимались сексом, и ты испугалась, что сможешь ко мне привязаться.

Я перестаю читать.

Не могу поверить. Крис была права, а я ошибалась. У Марго и Джоша действительно был секс. Все перевернулось вверх дном. Я считала, что знаю свою сестру от и до, но оказывается, я вообще ее не знаю.

– Лара Джин! Ты готова? – Слышу я голос Питера, быстренько складываю письмо, засовываю его обратно в конверт, кладу в ящик и захлопываю.

– Иду!

Мы стоим на пороге особняка Стива Блэделла. Стив в команде по футболу. В основном он известен своим богатым отчимом, у которого есть собственный самолет.

– Готова? – спрашивает меня Питер.

Я вытираю ладони о шорты. Жаль, что я не успела сделать что-нибудь с волосами.

– Не совсем.

– Тогда давай быстренько обсудим стратегию. Тебе и всего-то нужно вести себя так, будто ты в меня влюблена. Это не должно быть слишком сложно.

Я закатываю глаза.

– Ты самый тщеславный парень, которого я когда-либо встречала.

Питер улыбается и пожимает плечами, затем берется за дверную ручку, но вдруг останавливается.

– Постой, – произносит он, снимая резинку с моих волос и бросая ее во двор.

– Эй!

– Так лучше. Просто верь мне. – Питер запускает пальцы в мои волосы и слегка взбивает, придавая им объем, я же шлепаю его по руке. Затем он достает из кармана телефон и фотографирует меня.

Я одариваю его недоуменным взглядом, и он объясняет:

– На случай, если Джен проверит мой телефон. – И я вижу, как он устанавливает мое изображение в качестве обоев.

– А мы можем сделать еще одну? – Мне не нравится, как на снимке выглядят мои волосы.

– Не-а, мне нравится эта. Хорошо выглядишь. – Вероятно, он сказал это только для того, чтобы мы поторопились и зашли внутрь, но мне стало приятно.

Придя на эту вечеринку с Питером Кавински, я не могла не почувствовать внезапный прилив гордости. Он здесь со мною. Или же я здесь с ним?

Как только мы заходим, я вижу ее – она сидит на диване со своими подружками, и они все пьют из красных стаканчиков. Бойфренда нет и в помине. Глядя на меня, она приподнимает бровь и что-то шепчет Эмили Нуссбаум.

– Эй, Лара Джин, – окликает Эмили, подзывая меня пальцем. – Иди к нам.

Я направляюсь к ним, думая, что Питер рядом со мной, но его нет. Он остановился, чтобы с кем-то поздороваться. Я смотрю на него с паникой в глазах, а он просто показывает жестом, чтобы я продолжала идти, и произносит одними губами: «Ты справишься».

Пересекая комнату в одиночестве под пристальными взглядами Джен и ее подружек, складывается такое ощущение, словно пересекаешь целый континент.

– Привет, девчонки, – говорю я, и мой голос звучит пискляво, даже немного по-девчачьи. Для меня на диване нет места, так что я устраиваюсь на подлокотнике, словно птичка на телеграфном проводе, и не отрываю взгляда от спины Питера. Он стоит на противоположной стороне комнаты с несколькими ребятами из команды по лакроссу. Должно быть, здорово быть им. Таким непринужденным, спокойным, уверенным, что народ его ждет. Вроде Питер здесь, так что теперь действительно пора начинать вечеринку. Просто для того, чтобы чем-то заняться, я обвожу взглядом комнату и замечаю Гейба и Даррелла, они очень любезно мне машут, но не подходят. Такое ощущение, что каждый ждет и наблюдает за тем, что же будет делать Женевьева.

Хотелось бы мне не приходить сюда.

Эмили подается вперед.

– Мы все умираем от любопытства… Что за история у тебя с Кавински?

Знаю, что это Джен подослала ее узнать. Женевьева потягивает свой напиток как ни в чем не бывало, однако ожидает моего ответа. Интересно, она уже напилась? Из всего, что я слышала и знаю о Джен – она злая, когда пьяная. Не то чтобы я лично испытала это на себе, нет, просто кое-что слышала. Об этом ходит много слухов.

Я облизываю губы.

– То, что рассказал Питер… полагаю, это и есть вся история.

Эмили отмахивается, словно все сказанное Питером на самом деле не считается.

– Мы хотим услышать это от тебя. Это ведь просто удивительно. Как это вообще случилось? – Она наклоняется ближе, словно мы подружки.

Мой взгляд устремляется в сторону Женевьевы, и я теряюсь с ответом, она же улыбается и закатывает глаза.

– Все в порядке, рассказывай, Лара Джин. Между мной и Питером все кончено. Не знаю, сказал ли он тебе, но именно я порвала с ним, так что…

Я киваю.

– Он так и сказал. – Конечно, это не то, что он сказал, однако то, что я уже знала.

– Ну и когда же вы, ребята, сошлись? – Она пытается казаться незаинтересованной, но я же знаю, что мой ответ для нее очень важен. Она словно хочет поймать меня на чем-то.

– Совсем недавно, – отвечаю я.

– Как недавно? – не успокаивается она.

Я сглатываю.

– Прямо перед началом учебы, – снова отвечаю я. Мы с Питером ведь именно эту легенду утвердили, правда?

Глаза Женевьевы загораются, и мое сердце сжимается. Похоже, я ответила неправильно, но уже слишком поздно. Трудно не угодить под ее чары. Она из тех людей, которым вы хотите нравиться. Вы точно знаете, что она может быть жестокой; вы видели ее жестокой. Но, когда она обращает на вас внимание, вы хотите, чтобы это продолжалось как можно дольше. Отчасти это из-за ее красоты, но есть еще что-то… Что-то, что привлекает вас. Наверное, ее открытость – все, о чем она думает или что чувствует, написано у нее на лице. А если и нет, то она в любом случае это озвучит, потому что Джен всегда прямо высказывает свое мнение.

Я понимаю, почему Питер так долго ее любил.

– Думаю, это очаровательно, – произносит Женевьева, а потом девушки переводят тему на какой-то концерт, на который они пытаются достать билеты. Я же просто сижу, радуясь, что не придется больше говорить, и гадая, как дома обстоят дела с кексиками. Надеюсь, папа не передержит их в духовке. Нет ничего хуже сухого кекса.

Девушки переходят к обсуждению костюмов на Хэллоуин, так что я встаю и направляюсь в ванную. А по возвращении нахожу Питера, сидящем в кожаном кресле, попивающим пиво и разговаривающим с Гейбом. А мне некуда присесть. Мое место на диване заняли. И что делать?

Секунду я просто стою, а затем иду на это – делаю то, что сделала бы влюбленная в Питера девушка. Делаю то, что сделала бы Женевьева. Я марширую прямиком к нему и плюхаюсь на его колени, будто на свое законное место.

Питер вскрикивает от неожиданности.

– Привет, – произносит он, откашливая пиво.

– Привет, – отвечаю я, а затем слегка щелкаю его по носу, подобно тому, как делала девушка в черно-белом фильме.

Питер ерзает в кресле и смотрит на меня так, словно старается сдержать смех. Я начинаю нервничать… Щелкнуть парня по носу – это ведь романтично, верно? А затем краешком глаза я ловлю на нас пристальный взгляд Женевьевы. Она что-то шепчет Эмили и высокомерно выходит из комнаты.

Успех!

***

Когда позже я наливаю себе вишневую колу, вижу Женевьеву и Питера, разговаривающих в кухне. Она говорит ему что-то тихим, но настойчивым голосом и прикасается к его руке. Он пытается смахнуть ее руку, но она не отпускает.

Я настолько очарована, что даже не замечаю, когда ко мне подходит Лукас Крапф, открывая бутылку «Бад Лайт[13]».

– Привет, Лара Джин.

– Приветик! – Я так рада увидеть хоть одно знакомое лицо.

Он стоит рядом со мною, прислонившись к стене столовой.

– О чем они спорят?

– А кто их знает? – говорю я, загадочно улыбаясь. Будем надеяться, что обо мне. Тогда Питер будет счастлив, что наш план наконец-то сработал.

Лукас манит меня пальцем, чтобы я подошла поближе, и шепчет:

– Ссора – не очень хороший знак, Лара Джин. Она означает, что вам по-прежнему не все равно. – Его дыхание пахнет пивом.

Хм. Женевьеве, очевидно, по-прежнему не все равно. Питеру, должно быть, тоже.

Лукас нежно похлопывает меня по голове.

– Просто будь осторожна.

– Спасибо, – отвечаю я.

Питер вышагивает из кухни.

– Ты готова ехать? – спрашивает он и, не дожидаясь моего ответа, уходит. Да уж, он определенно на взводе, его так плечи напряжены.

Смотря на Лукаса, я пожимаю плечами.

– Увидимся в понедельник, Лукас! – говорю я и устремляюсь за Питером.

Питер все еще зол, это видно по тому, как он поворачивает ключи в замке зажигания.

– Боже, она сводит меня сума! – Он настолько взвинчен, что энергия волнами исходит от него. – Что ты ей сказала?

Я неловко поерзываю в своем кресле.

– Она спросила меня, с каких пор мы вместе, и я ответила, что мы сошлись как раз перед началом учебного года.

Питер стонет.

– Мы переспали в первый уик-энд.

– Но… вы же, ребята, тогда уже расстались.

– Да, верно. – Питер пожимает плечами. – Ладно. Что сделано, то сделано.

С облегчением я пристегиваю ремень безопасности и скидываю обувь.

– А о чем вы сегодня спорили?

– Не беспокойся об этом. Кстати, ты проделала хорошую работу. Она так ревнует, что это просто ее убивает.

– Ура, – саркастично произношу я. Своей смерти Джен точно не допустит, а вот моей…

Мы едем по ночным улицам в тишине, которую я нарушаю:

– Питер… как ты узнал, что любишь Женевьеву?

– Боже, Лара Джин. Почему тебе нужно задавать подобные вопросы?

– Потому что я любопытна от природы. – Я открываю верхнее зеркальце и начинаю заплетать волосы на макушке. – И, возможно, это вопрос, который ты должен задать сам себе. Почему ты так боишься отвечать на подобные вопросы?

– Я не боюсь!

– Тогда почему бы тебе не ответить?

Питер замолкает, и я вполне уверена, что он не собирается отвечать, но затем, после долгой паузы, когда мой вопрос просто завис в воздухе, он произносит:

– Не знаю, любил ли я когда-нибудь Женевьеву. Откуда мне знать, на что это похоже? Ради Бога, мне же всего семнадцать.

– Семнадцать – не так уж и мало! Сотни лет назад люди женились практически в нашем возрасте.

– Да, это было задолго до электричества и интернета. Сотни лет назад восемнадцатилетние парни воевали со штыками и держали человеческую жизнь в своих руках! Они уже много чего испытали и пережили к тому времени, когда достигали нашего возраста. Что знают о любви и жизни дети нашего возраста? – Я никогда прежде не слышала от него подобных речей – словно его на самом деле что-то волнует. Полагаю, он все еще не отошел от ссоры с Женевьевой.

Я закручиваю волосы в пучок и фиксирую с помощью заколки.

– А знаешь, на кого ты сейчас похож? Ты говоришь ну прямо, как мой дедушка, – заявляю я. – И все же думаю, ты увиливаешь, потому что не хочешь отвечать на вопрос.

– Я ответил, просто тебе не понравился мой ответ.

Мы подъезжаем к моему дому. Питер глушит мотор, что он обычно делает, когда хочет еще немного поговорить. Так что я не сразу выпрыгиваю из машины, а кладу сумку на колени и ищу ключи, хотя наверху еще горит свет. Боже. Я сижу на пассажирском сиденье в черной «Ауди» Питера Кавински. Разве не об этом мечтает каждая девушка? Не конкретно о Питере Кавински, или да, может быть, именно о Питере Кавински.

Питер откидывает голову на кресло и закрывает глаза.

Я говорю:

– Знаешь, когда люди ругаются, это означает, что они все еще не безразличны друг другу? – Когда Питер не отвечает, я продолжаю: – Должно быть, у Женевьевы действительно над тобою есть власть.

Я ожидаю, что он будет отрицать, но Питер этого не делает.

– Да, есть, но мне бы хотелось, чтобы не было. Я не хочу, чтобы мной кто-нибудь владел. Не хочу кому-нибудь принадлежать.

Марго бы сказала, что она принадлежит только себе. Китти бы ответила, что никому. Полагаю, я бы сказала, что принадлежу сестрам и папе, но это не совсем то. Я не знаю, каково это – принадлежать кому-то. Но теперь, когда я задумалась, мне кажется, что именно этого я всегда и хотела, хотела действительно быть чьей-то, и чтобы кто-то был моим.

– Так вот зачем ты это делаешь, – говорю я, частично спрашивая, но в основном утверждая, – чтобы доказать, что не подвластен ей. Или не принадлежишь ей. – Я замолкаю. – Как думаешь, а есть ли разница? В смысле, между быть подвластным кому-то и кому-то принадлежать?

– Конечно. Один подразумевает выбор, другой же – нет.

– Должно быть, ты действительно ее очень сильно любишь, раз пошел на все это.

Питер фыркает.

– Ты такая наивная.

– Спасибо, – отвечаю, прекрасно зная, что это вовсе не комплимент. Я говорю это просто, чтобы ему досадить.

И понимаю, что преуспела, когда он произносит с кислой миной:

– А что ты вообще знаешь о любви, Лара Джин? У тебя даже никогда не было парня.

Меня так и подмывает придумать кого-нибудь мальчика из лагеря, из другого города, из любой точки мира. «Его зовут Клин» – вертится на кончике моего языка. Но это было бы слишком унизительно, поскольку он узнает, что я вру, ведь я уже рассказала ему, что никогда прежде ни с кем не встречалась. И даже если бы не рассказала, то было бы куда более жалко выдумать бойфренда, чем просто признать правду.

– Да, у меня никогда не было парня. Но я знаю множество людей, которые встречались с парнями, но ни разу не были влюблены. Я же была.

Вот почему я все это делаю.

Питер фыркает.

– В кого? Джоша Сандерсона? Этого придурка?

– Он не придурок, – хмурясь, говорю я. – Ты даже его не знаешь, чтобы так говорить.

– Любой с одним глазом и половиной мозгов мог бы сказать, что этот парень придурок.

– Ты заявляешь, что моя сестра слепая и безмозглая? – возмущаюсь я. Если он скажет хотя бы одно плохое слово о моей сестре, то все. Вся эта комедия закончится. Я не нуждаюсь в нем так сильно.

Питер смеется.

– Нет. Я говорю о тебе!

– Знаешь что? Я передумала. Очевидно, что ты никогда не любил никого, кроме себя. – Я пытаюсь открыть дверь, но она заперта.

– Лара Джин, я просто шучу. Ну же.

– Увидимся в понедельник.

– Постой, постой. Сначала ответь мне на один вопрос, – Питер откидывается на спинку сиденья. – Как получилось, что ты никогда ни с кем не встречалась?

Я пожимаю плечами.

– Не знаю… потому что никто никогда не предлагал?

– Что за чушь. Я точно знаю, что Мартинез приглашал тебя на выпускной бал, а ты отказалась.

Я удивлена, что он об этом знает.

– Да что с вами, ребятами, такое? Почему вы называете друг друга по фамилии? – спрашиваю я. – Это так… – Я пытаюсь подобрать подходящее слово. – Впечатляюще? Показушно?

– Не переводи тему.

– Думаю, я отказалась, потому что испугалась. – Я смотрю в окно и провожу пальцем по стеклу, выводя М (от Мартинез).

– Томми?

– Нет. Мне нравился Томми. Дело не в этом. Страшно, когда все по-настоящему. Когда не просто думаешь о человеке, а когда перед тобой реальный, живой человек со своими ожиданиями. И желаниями. – Я наконец перевожу взгляд на Питера и удивляюсь, с каким вниманием он меня слушает. Его глаза сосредоточены на мне, будто ему на самом деле интересно то, о чем я говорю. – Даже когда мне очень сильно нравился мальчик, можно сказать, даже любила, я скорее предпочитала быть с моими сестрами, потому что мое место рядом с ними.

– Стой. А что насчет сейчас?

– Сейчас? Ну, ты мне не нравишься в этом плане, поэтому…

– Хорошо, – произносит Питер. – Не влюбись в меня еще раз, ладно? Мне не нужно еще больше влюбленных в меня девушек. Это так утомительно.

Я громко смеюсь.

– Ты такой самоуверенный.

– Я шучу, – протестует Питер, но он точно не шутил. – Ладно, что ты такого во мне увидела? – ухмыляется он, вновь став дерзким и таким уверенным в своем обаянии.

– Честно? Я не знаю.

Его улыбка на мгновение исчезает, а потом вновь появляется, но теперь уже не такая самоуверенная.

– Ты отметила, что я заставляю людей чувствовать себя особенными. Ты… ты сказала, что я был хорошим танцором и научным партнером Джеффри Саттлмана!

– Ничего себе, ты действительно запомнил каждое слово из того письма, да? – подразниваю я. Что вызывает у меня прилив небольшого, злобного удовлетворения, поскольку улыбка Питера полностью исчезает. Но этот всплеск сразу же сменяется раскаянием, потому что я задела его чувства без причины. Да что это со мной, почему мне хочется обидеть Питера Кавински? Чтобы как-то исправить положение, я быстро добавляю: – Нет, это правда, тогда в тебе действительно было что-то такое.

Полагаю, я сделала только хуже, потому что он вздрагивает.

Не знаю, что еще сказать, поэтому открываю дверцу автомобиля и выхожу.

– Спасибо, что подвез, Питер.

Зайдя в дом, я первым делом направляюсь в кухню, чтобы проверить кексики. Они упакованы в «Тапперуэр[14]» и мой контейнер для кексов. Покрыты глазурью немного неаккуратно, да и посыпаны сумбурно, но в целом выглядят неплохо. Какое облегчение. По крайней мере, Китти не будет стыдно на школьной распродаже выпечки из-за меня!

Дата добавления: 2015-08-17