|
Читайте также: |
– Или два жука, – пробормотал Мишка, указывая вниз.
– Ого, – нахмурился Леха. – Это, наверное, уже плохо?
Чуть дальше от первого «жука» выпрямлялась черная фигура. Она двигалась гораздо быстрее, словно ледяные ставни не схватывали ее конечности. Обугленная тень хлюпнула ногами по пепельному киселю вокруг и задрала голову.
– Бежим, – шепнул Мишка, чтобы тварь внизу не услышала. Мальчишка знал, что их уже заметили, но шуметь все равно не хотелось.
Леха втянул носом соплю и без лишних разговоров ринулся к поселку, следом затопали и Мишкины валенки. Перед тем, как броситься за другом, мальчишка мельком успел кое-что заметить. Возможно, это только очередные проделки воображения, но в трясине на дне котлована кто-то был. По всей огромной поверхности пузырилась рябь, словно в снежно-земляном месиве ворочалось нечто живое. Или мертвое.
Свет горел только в одном вагончике, поэтому мальчишки долго не выбирали, куда бежать. За столом сидели четверо молодых солдат. Они играли в домино, рядом в чугунной сковороде дымилась картошка.
– Эй, пацаны, вы чего ночью бродите? Совсем, что ли?
– Там это, как их, опять! – тараторил Леха, пытаясь отдышаться. – Которые мертвые, из могилы горелой!
– Ты чего несешь?
– Вылезают из земли опять! – выпучив глаза, голосил Леха.
– Мы не врем, – подключился Мишка, – там правда они есть. Черные такие… и страшные.
По лицам военных прошла волна непонимания, но буквально через пару секунд солдаты уже спешно одевались, подгоняя друг друга. Из занавешенной одеялами части помещения выбрались еще несколько человек заспанного вида. Среди них Мишка сразу узнал того майора, своего тезку. Он быстро взял командование на себя, расспросив мальчишек еще раз и отправив куда-то двоих солдат с автоматами.
Выстрелы сработали вместо утренних петухов, и поселок проснулся. Тут и там стали зажигаться слабые огоньки, где-то захлопали двери. Мишка с Лехой стояли на пороге вместе с майором, который смотрел в темноту провала лесной дороги. Стрельба там притихла, и это могло означать все, что угодно.
– Что стряслось опять? – спросил всклокоченный дед Семен, на ходу запахивая телогрейку.
– Пока ничего, – ответил майор, даже не глядя на подошедшего.
На дороге возник силуэт. За ним второй. Майор напрягся, потянувшись за ружьем, но из темноты бежали его люди. Мишка не мог стоять на месте, холод волнами гулял по телу, сердце отсчитывало секунды с момента рождения нового ужаса, который уже завладел мыслями мальчишки.
Солдаты, спотыкаясь, добрались до порога. По глазам читалось, что за ними гонится как минимум выводок медведей-переростков.
– Их слишком много, нам патронов не хватит, – звенящим голосом стал рассказывать солдат с красным от мороза лицом. – Нужно что-то делать, они сюда идут. Некоторые бегут.
Вокруг собирался народ, чье бормотание заглушало скулеж ветра. Из других вагончиков и косых срубов появлялись новые солдаты с оружием.
– Как же так, – проговорил майор. – Все же ладно сделали… Что, они все мясом обросли за сутки?
– Товарищ майор, по-моему, их стало даже больше.
Взвыл автомат, и Мишка зажал уши. От неожиданности он чуть не грохнулся с порога, на котором толпились люди. Леха выискивал среди них родителей. Вспышки выстрелов пятнали ночь, отражаясь в глазах перепуганных бамовцев. На дороге появились бегуны, которых и пытались остановить солдаты, стоящие ближе остальных. Словно взбесившиеся марионетки, нескладные тени приближались к поселку, двигаясь неуклюже, но при этом быстро. Пули кусали их, разносили коленные чашечки и черепа, но мертвецы продолжали выскакивать из тьмы, точно поезда из тоннелей. Снег взъерошивали выстрелы, белесыми фонтанчиками встречая гостей. Некоторых зомби удавалось утихомирить на полпути, но адский конвейер продолжал выплевывать десятки невесть откуда взявшихся тварей.
– Да кто же вы такие? – спросил майор сам у себя, перезаряжая ружье.
Мишка старался держаться к нему поближе, чувствуя за человеком невероятную силу. Да и некуда мальчишке было бежать, никто его не искал. Все спасали собственную шкуру.
Когда дорогу поверх ковра разорванных свинцом трупов заполнило шествие мертвецов, военные решили отступать. Шагающие по кускам своих собратьев зомби стали издавать какие-то странные звуки, которые напоминали стоны ветра в печных трубах. Основную массу бегунов отстрелили, и теперь к поселку приближались тихоходы. Но их насчитывалось уже даже не пара десятков, а не меньше сотни. Народ не поддавался контролю, в панике кидаясь от здания к зданию. Люди прятались кто где может, совершенно наплевав на попытки солдат сдержать всех вместе. Хаос поглотил бамовский поселок без остатка.
Дверь заколотили сразу за Мишкой, которого вместе с Лехой притащили солдаты. Вход тут же загородили столами и шкафом. В обоих окнах небольшой пристройки у лесопилки уже дежурили люди с автоматами. Темноту прогоняли керосиновыми лампами. Внутри было холодно и пахло опилками. Среди дюжины собравшихся Мишка обрадовался разве что деду Семену с майором, хотя и присутствие других военных немного успокаивало.
– Если они ломанутся – ничего не поможет, – грустно сказал кто-то из солдат.
Все молчали. Лишь майор злобно глянул на рядового, давая понять, что не требовалось озвучивать очевидное.
– Четыре автомата с полупустыми рожками и ружье, – подсчитал дед Семен. – Не густо.
– Окна тоже заколотить, – приказал майор.
Леха не отходил от Мишки, держась подальше от окон. Ребятня уселась в углу, стараясь унять страх. Сделать это было сложно еще и потому, что у двух женщин началась натуральная истерика. Непрекращающиеся всхлипы и рыдания быстро надоели майору, и одна оплеуха на двоих ситуацию немножко исправила. Теперь к ушам неслись только удары молотков, превращающих окна в нагромождение досок.
– Ну, командир, рассказывай, пока можешь, – сказал дед Семен, который в отличие от пары строителей примкнул к военным и старался помочь. – Чего вы в этот раз нахимичили?
– Мы – ничего, – голос майора был спокоен, будто они мило беседовали о том, как скоро цветные телевизоры вытеснят черно-белые.
– Оно и видно.
– Серьезно, это не наши. Их чересчур много.
– Тогда, может, это из дальних поселков заразившиеся?
– Ребята же сказали, что из котлована, – кивнул майор в сторону Мишки с Лехой. – Да и не должны они никого заражать. Им ведь в организм какую-то дрянь засунули, а через укус ее не передать. Эх, вот сейчас бы нашего доктора сюда, засыпал бы заумностями своими.
По стенам прошлось первое эхо стуков. Голоса сразу затихли. Деревянные перекрытия заскрипели сухими костями, с потолка посыпалась опилочная пыль.
В дверь будто врезался гигантский молот. Грохнувший снаружи вой даже отдаленно не напоминал человеческий. Удары неслись со всех сторон, под верстаком для циркулярной пилы плясала древесная стружка. Заплатки на дальнем окне стали выплевывать скрюченные гвозди.
– Экономьте патроны, – сказал майор, взводя курок. – И в первую очередь держите дверь.
Женщины, в одной из которых Мишка с опозданием признал свою учительницу, опять заплакали, но в этот раз дела до них никому не было. Мальчишки спинами ловили вибрации стен, в которые снаружи долбились мертвецы. Дед Семен, который для своих лет выглядел настоящим богатырем, в подсобке раздобыл колун и подошел к разваливающемуся на глазах окну. Когда последняя полоска дерева вместе с остатками стекла влетела внутрь, он размахнулся и саданул по подоконнику. На пол свалилась отрубленная кисть, похожая на черного паука-гиганта. Мишка уставился на редкие судороги мертвой руки, непроизвольно вцепившись в Лехин локоть. Мальчишке казалось, что пальцы вот-вот поднимут обглоданную временем кисть и обязательно побегут прямо к нему.
Тем временем дед Семен охаживал топором мелькающие, словно щупальца, конечности мертвецов в оконном проеме. Военные отстреливали головы, как только те показывались в зоне поражения. Развалилось и второе окно, в баррикаде у двери стали проявляться дыры. Гомон покойников снаружи тупой дрелью сверлил мозг. Видя, что сил и патронов у военных остается в обрез, бамовцы перебрались в подсобку. Пусть и не было там никакой защиты, но смотреть на то, как последние минуты доживает заслон от рвущейся внутрь нежити, не желал никто. Леха тянул Мишку вместе со всеми, но оторвать друга от пола так и не удалось. Мишка остался в большой комнате, где шестеро человек еще пытались зацепиться за жизнь.
Колун исчез за оконной рамой, и что-то очень сильное потянуло деда Семена в темноту. Солдаты едва успели втащить его обратно до того, как он перевалился через подоконник. Но вместе со стариком в комнату ввалился труп, в темно-зеленой голове которого зияли раны от дроби. Мертвец был сухим коротышкой в какой-то полуразложившейся робе. Зубы его сомкнулись на плече деда Семена, челюсти скрипели прямо под ухом.
– Снимите! Снимите его на хрен!
Солдаты нависли над катающейся по полу парой, боясь попасть в человека. Трупы ломились уже в оба окна, дверь доживала последние секунды. Мишка очень хотел хоть чем-то помочь, но страх мальчишку просто-напросто парализовал. Заплаканные глаза смотрели на деда Семена, который, кажется, переставал сопротивляться. Но вдруг помещение наполнил знакомый шум, и Мишка вспомнил о потерявшемся в кошмаре майоре. В его руках была бензопила, которой частенько пользовался Мишкин отец. В затылок мертвеца вгрызлись пильные зубья, и мозговое крошево оросило человека на полу. Дед Семен в ошметках чудовища беззвучно открывал рот, как персонаж немого кино. Майор отложил инструмент, на котором Мишка успел прочитать надпись «Дружба-4», и потянул деда Семена к подсобке.
– Уходим, сейчас ворвутся! – крикнул майор.
Почти тут же солдаты похватали хоть чуточку пригодные доски и стали отходить. Мишка заметил, что половина уже побросала оружие. В окна, точно личинки, стали вваливаться скрюченные мертвецы. Чьи-то сильные руки сгребли пацана под мышки, и развороченный вход Мишка уже не увидел.
Дверь заложили остатками досок, хотя такой заслон выглядел просто смешно. В подсобке было тесно, дыхание людей жалобными хрипами ползало по комнате.
– Теперь ясно, – тихо проговорил дед Семен, когда Мишка попытался вытереть кровь с его лица.
– Что? – спросил майор, наваливаясь на дверь.
С другой стороны пока никто не скребся, словно мертвецы сначала решили осмотреться.
– Форма, – прохрипел дед Семен. – Я разглядел форму. Это бамлаговцы. Заключенные. Привет из прошлого.
Мужчины, подпиравшие дверь, переглянулись. Один из солдат знающе присвистнул. Майор выкинул на пол давно бесполезное ружье и присел рядом с Семеном.
– Пожалуйста, – простонала растрепанная женщина в углу, – вытащите же нас отсюда!
– Эту чертову дорогу в тридцатых годах строили заключенные, – не обратив внимания на Мишкину учительницу, сказал дед Семен. – Их держали хуже скота, в день умирало несколько человек.
В дверь с той стороны точно влетел снежный человек, едва не сорвав ее с петель. Дед Семен откашлялся рубиновыми сгустками и продолжал:
– Трупы валили штабелями прямо в бараках, рядом с кроватями. Они смерзались друг с другом, и отковырять человека можно было только по частям.
– Замолчите! Замолчите вы! – заголосила вторая женщина, чье лицо Мишке было незнакомо. – Зачем вы все это рассказываете?
– Чтобы ты, красавица, знала, кто тебя кушать будет, – ответил дед Семен и рассмеялся.
Короткая очередь по верху двери снесла кому-то с той стороны макушку, и автомат отозвался грустными щелчками.
– Я отстрелялся, – сказал молодой солдат, чьи погоны отличались от остальных. Мишка в званиях не разбирался, его папка был обычным работягой.
– Своими жизнями они и прокладывали тот первый довоенный БАМ. Кто ж знал, что рельсы потом снимать придется и тянуть в Сталинград. Видать, и в наших краях было отделение этого БАМЛАГа. Хоронили их, как зверей, хотя настоящих душегубов было не много. В основном враги народа. Похоже, на месте того котлована и так было трупов полно, а вы туда еще своих потащили.
Майор шагнул от двери неровной походкой. В такое совпадение просто нельзя было поверить. Сдерживающие толпу нежити люди призывали его вернуться, но треск досок поглотил их крики.
– Та дрянь… – прошептал майор, устало усаживаясь на пол. – Та гадость, что жила внутри наших мертвецов, просто подняла новых? Осталась в пепелище и спустилась вниз… Но как можно было раскопать котлован в том же самом месте?!
– Откуда теперь узнаешь? Но все о том и говорит. Видно, крепкую штуку придумали ученые ваши, раз через столько лет оживила давно забытых ребят. Своим костром вы просто сварили волшебное зелье, которое сразу принялось работать. Спалив остатки этого проклятого эксперимента, только открыли крышку бездонного склепа.
Майор в прострации почесывал подбородок, отказываясь принимать тот факт, что приказы отдавал именно он. И котлован, и расстрел всех экспериментальных строителей, и массовое их сжигание. Всем командовал майор. И вот что в итоге вышло.
Дверь уже походила на решето, женщины вслух обращались к Всевышнему, а вой бамлаговцев резал уши.
– В полу, – прокашлял дед Семен, – есть схрон. Прямо у стены за мной. Думали погреб маленький сделать, да так и не докопали до зимы.
– Да что ж ты молчал тогда?! – возмутился лысенький солдат с трясущимися губами.
– Потому что места там на двоих, меня можете не считать.
Мишка оглянулся, но ничего такого не заметил. Майор, стряхнув оцепенение, бросился к указанным доскам и за грудой хлама расковырял секретный карман комнаты.
– А ну-ка, мелюзга, мухой ко мне!
Мишка подошел к схрону, и его туда буквально запихнули. Это была обычная яма с обледенелыми стенами размером, наверное, с детский гроб. Сверху повалился на друга Леха. Внутри царил жуткий холод, пахло сыростью.
– Еще только одна из вас поместится, – сказал майор, глядя на женщин. – Чего уставились, решайтесь кто-нибудь, пока не поздно!
Съежившись внизу под полом, Мишка слышал, как разрыдались женщины. Места совсем не было, и в компании с третьим человеком тут они будут как те самые смерзшиеся бамлаговцы из рассказа деда Семена.
– Думайте, мать вашу! – взревел майор. – Закрывать надо!
Мишка выглянул наружу, понимая, что больше никого из этих людей не увидит. Мальчишка хотел хотя бы сказать «спасибо», но, кроме привычного детского плача, ничего выдавить так и не смог. От двери двигался топот. Один из солдат, на ходу сбрасывая объемную форму, подбежал к провалу в полу и нырнул внутрь, едва не задавив мальчишек. Теперь Мишка мог наблюдать за происходящим только через крохотную щелочку меж досок.
– Ах ты, гаденыш! – Майор потянулся к подчиненному, но тут лопнула по швам дверь, и в застывших около нее людей врезалась волна мертвецов.
Майор наскоро замуровал схрон, припорошив его инструментами и досками. В комнату осторожно втекали трупы, точно не веря, что им удалось прорваться.
– А я ведь сразу почувствовал, что ты гнилой, – сказал майор в лица выходцев из могил, но слова предназначались тому, кто скрылся в подполе. – Если с детьми что-то случится, я тебя и с того света достану, Егоров. Мальчишки должны жить.
Подпирающие сзади своих собратьев мертвецы заполняли помещение, как вода – аквариум. Мишка, будто сложенный втрое, мог видеть, как над головой мелькают черные босые ноги. Он знал, что сейчас будет, потому и закрыл глаза. И тогда прямо над головой наступил настоящий ад.
Дышать в крохотной яме было нечем. Они словно находились в материнской утробе, упираясь друг в друга и ледяные стены схрона. Мальчишки больше не плакали, ведь прошло уже черт знает сколько времени. Кровавый водопад перестал сочиться в щели потолка, превратившись в редкую капель. Пропали и звуки последних шагов наверху.
Олег не чувствовал себя виноватым. Если бы не он, то погибнуть могли вообще все. Ведь пока те две клуши выбирали, кому же из них спастись, мертвецы уже почти проломили заграждение. Еще полминуты – и времени не хватило бы даже на то, чтобы прикрыть схрон. А так у троих появился шанс. Слова майора – только эмоции.
Пока над головой шла разделка людей, Олег был почти уверен, что бамлаговцы найдут их. Закончат с основным блюдом и спустятся за десертом. Но чавканье нежити постепенно стихало, а вскоре чудовищные тени убрались из комнаты. В крошечные просветы в дереве виднелись только куски окровавленной одежды.
Олег непослушными руками приоткрыл створку, которая прятала их. Со второй попытки распахнуть ее удалось, грохнули какие-то железки. Пол точно покрыли разноцветным фаршем, который походил на ворсистый ковер. Олег сразу отвернулся, но желудочные спазмы скомкали внутренности, как использованную салфетку. Он помог выбраться наружу детям, за которых теперь отвечал. Что делать в такой ситуации, Егоров понятия не имел. Мишка с Лехой смотрели только на него, стараясь случайно не зацепить взором останки.
Выбравшись в зал с развороченным входом, Егоров убедился, что тот пуст.
– Давайте за мной, – шепнул он. – Только очень тихо.
Скрип досок действовал на нервы. Олег слышал за спиной шаги мальчишек, которые будто ступали по минному полю. Он подошел к оконной дыре и взглянул в темноту. Интересно, сейчас все та же ночь или уже миновали сутки? На подоконнике замерзла кровь, припорошенная свежим снегом. Шаги позади медленно поскрипывали, и тут Олег сообразил, что два перепуганных тельца уже уткнулись ему в спину. Егоров резко обернулся, едва не повалив ребят. К ним топал мертвец, точно искупавшийся в крови. Обрывки тюремной робы свисали вперемешку с внутренностями. Из-под верстака выбрался еще один труп и заковылял за товарищем, распахнув беззубый рот, как престарелый оперный певец.
Мальчишки кинулись к двери, а Олег не мог отвести взгляда от зомби. Они, казалось, стали двигаться еще медленнее, шаркая по полу грязными ногами. Перекрикивания ребятни раздались уже за стеной, и Олег поспешил к выходу. На улице валил снег, дальше пары метров видеть было нельзя. Белая стена подходила все ближе, сжирая последние кусочки ночи.
– Дядь, – сказал Мишка, который, казалось, лет на десять повзрослел, – что нам теперь делать-то?
Из снежного водоворота доносился какой-то скрежет.
– Если бы я знал…
– Двигать надо, там ведь эти гады, они ж вылезут, догонят! – тараторил Леха.
За спиной и впрямь от прикосновений мертвецов застонали доски. Нужно было бежать, но куда? Ведь в необъятной молочной мгле жили черные тени прошлого, голодные и опасные.
Пробираясь едва ли не на ощупь, троица резала таежный снегопад. Практически ослепленные нескончаемым крошевом, они просто шагали вперед. Когда на пути вырос забор из деревьев, Олег обрадовался. Лес казался самым безопасным местом. Но вцепившиеся ему в руку мальчишки вдруг потянули назад. Тогда Егоров увидел, что стволы деревьев вовсе не были такими толстыми, как ему показалось. Мертвецы облепили лесной частокол, вгрызаясь в кору, точно спятившие зайцы. Треск стоял оглушительный. Трупы были везде. Завидев людей, они прервали свое занятие и с любопытством уставились на живых. Из черной массы стали отделяться сгорбленные пятнышки, приближаясь со всех сторон.
Теперь Олег окончательно все осознал. Куда бы они ни пошли, где бы ни спрятались, рано или поздно мертвецы найдут их. Если и удастся затеряться в тайге, то протянуть на морозе больше суток уже не получится. Лететь сломя голову в неизвестность было глупо. От тех, кто не спит и не устает, убежать невозможно.
Снег вдруг прекратился, открывая взору вереницу трупов, закручивающихся спиралью вокруг людей. Мальчишки жались ближе к Егорову, догадываясь, что помощи ждать больше неоткуда.
– Слушайте меня внимательно, – проговорил Олег. – Бежим что есть сил к котловану, ясно? К тому самому.
– Зачем? – обреченно спросил Мишка.
– Потому что я хочу жить, – бросил Олег и потянул мальчишек к проявляющейся в темноте снежной дороге, вокруг которой пока еще не успели сомкнуться мертвецы.
Шальная мысль посетила голову неожиданно, и Олегу было не до раздумий. Все, чего он хотел, – выжить любой ценой. Любой. Вспомнились слова майора о мальчишках. Что же, Олег позаботится и о них.
Отовсюду к ним тянулись облезлые руки, стараясь ухватить хотя бы небольшой кусок человечины. Зомби вылезали везде, и от них едва удавалось увернуться. Абсурдная идея гнала Олега к котловану, а рассудок заранее противился тому, что задумал осуществить лейтенант. Дикость будущего поступка давила на черепную коробку, но Егоров несся вперед, пока десятки, если не сотни, мертвецов медленно ковыляли следом.
У котлована никого не оказалось, и Олег, взглянув на первую волну приближающихся трупов, столкнул Леху с Мишкой вниз. Мальчишки покатились по склону, обрастая снежной коркой. Когда друзья воткнулись головами в растекшуюся по дну слизь, Олег прыгнул следом. Ворчание мертвецов приближалось, на другом краю котлована уже вырастали серые силуэты.
– Вы что ж натворили такое? – плакал Мишка, размазывая зловонную жидкость по замерзшему лицу. – Нас же теперь всех сожрут!
В земле словно ковырялись огромные кроты. Изрытые мертвецами тоннели сочились снежной влагой, в глубинах невообразимой трясины копались проснувшиеся покойники.
– Нас бы и так сожрали, – срывающимся голосом говорил Олег, глядя на новые фигуры вокруг котлована. – До последнего куска, как остальных.
Леха сидел на земле, смотря в одну точку. Его, казалось, уже ничего не интересовало. Мишка пытался что-то сказать, но издал лишь бессильный стон.
– Но здесь, – продолжал Олег, намазываясь оставшейся после костра дрянью, – может, проживем. Хоть и немножко в другом качестве. Если не разучимся говорить, скажете мне спасибо.
Хрусталики на ресницах Мишки дрогнули. Сверху донесся знакомый вой. Мальчишка медленно опустился рядом с Лехой, из закрытых глаз которого, словно рельсы, тянулись ледяные полоски. Над головами ребят в сплетении деревьев ухнул филин. На востоке занимался рассвет. Мишка обнял друга и, пульсируя крупной дрожью, тоже зажмурился.
Олег уповал на то, что та химия, которая разбудила мертвецов, все еще сохранилась здесь. Огромное кострище с раскисшей землей должно было стать его пропуском в новый мир. Мир без боли и усталости. Без адского холода и болезней. Мир без жизни. Егоров последний раз поднял голову к туманному небу тайги. Его личная стройка БАМа подошла к концу, и Олег лишь надеялся, что успеет ожить до того, как мертвецы оставят от него человечий обрубок.
В котлован спускались десятки бамлаговцев. Падая, спотыкаясь, путаясь в снегу, они шли за своей пищей. Волочили мертвые ноги, чтобы впервые за сорок с лишним лет наконец-то наесться.
ЛЕТЯТ УТКИ
Юрий Бурносов
– А что, по-вашему, хуже: покойники или дети? – спросил я.
– Дети, пожалуй, хуже, они чаще мешают нам.
– А покойники все-таки не врываются в нашу жизнь, – сказал Сакердон Михайлович.
– Врываются! – крикнул я и сейчас же замолчал.
Даниил ХАРМС. «Старуха»
Любой человек расскажет вам, что ничего хорошего нет в центральной районной больнице.
Ровным счетом ничего. А уж морг там и вовсе дрянь, особенно если учитывать, что морга как такового в большинстве центральных районных больниц и вовсе нету.
Вот и в Энской ЦРБ морг представлял собой обыкновенный подвал, расположенный под одноэтажным зданием с кирпичным цоколем и деревянными стенами, окрашенными в зеленый цвет. В здании, относящемся к поликлинике, находились кабинеты окулиста, отоларинголога, какие-то лаборатории и подсобные помещения. Многие посетители даже и не задумывались, что в полутора метрах ниже, под полом, на металлических прозекторских столах лежат голые покойники.
Да они там не так часто и лежали. Откуда в маленьком городке, хотя бы даже известном в летописях с 1146 года, взяться множеству мертвых тел? Умрет, бывало, старуха, так у нее и диагноз известен: пора уж. Что ее вскрывать? Что там у старухи внутри может быть интересного? Гадость всякая. Вот и лежит старуха дома, на столе, сложивши на груди руки со свечкою. Над нею то ли плачут, то ли поют другие старухи, которым еще не пора, да гундосит священник в ожидании выплат и обязательного подношения рюмочки. А потом старуху везут на кладбище на грузовичке с открытыми бортами, и еще одна старуха, которой не пора, сидит рядом, свесив ноги в войлочных чунях, и бросает на дорогу еловые ветки.
Говорят, на те ветки наступать ни в коем случае нельзя, а то помрешь вслед за старухою. Разумеется, нелепое суеверие – уж сколько наступает народу на те ветки, и никто, к сожалению, тут же не помер. А то квартирный вопрос в стране решился бы сам по себе, не говоря уже о многих других государственных проблемах.
Так что со старухами не стоит и руки марать, старухам морг не нужен.
Когда кто помоложе умирает, или особенно из милиции, из райкома-райисполкома, из торговли – тогда да, вскрытие. И зашить надо аккуратно, не тяп-ляп, и череп опять же просят не пилить, хотя положено, и рыло побрить надо или там накрасить, если баба. Чего уж, тут и на ладонь чего всегда капнет. Трешка там или пятерка. Или даже десятка.
Но это если своей смертью померши.
А если не своей, а на машине разбился, например, то вскрытие уже делает судмедэксперт. Он был один на три района, так называемый «кустовой», благо аварий со смертельными исходами случалось не слишком много, несмотря на автотрассу поблизости. Однако иногда судмедэксперт не торопился; вот и сейчас в углу лежал на носилках уже двухдневный труп молодого мужичка, который убился, свалившись на «КамАЗе» с моста в мелкую речку. Вернее, мужичок даже не то чтобы убился – его зажало в сплюснувшейся кабине, и помер он от СДС, то бишь синдрома длительного сдавления.
Труп был совсем не страшный: в полуспущенных трико, с татуировкой ПВО на запястье и почему-то в зимней шапке из рыжей собаки, хотя стояло лето.
Страшный же труп лежал на других носилках, в темном углу. То был удавленник со всеми признаками трупной эмфиземы – образовавшиеся при гниении газы уже пропитали подкожную клетчатку и раздули ее до неприличия, особенно лицо и губы. Рожа темно-синего цвета более всего напоминала ожиревшего негра, хотя это был обыкновенный кочегар банно-прачечного комбината, спьяну повесившийся у себя в комнатушке и провисевший там неделю с лишним.
Как видно из всего этого, занятий судмедэксперту предстояло весьма много, что, впрочем, нисколько не волновало местного патологоанатома Обуваева.
На самом деле Обуваев работал стоматологом, но за отсутствием отдельной единицы совмещал две важных должности, закончив специальные курсы при областной больнице. Иметь дело с покойниками Обуваеву нравилось даже больше – в отличие от страдающих зубами, покойники не орали, не дергались, не обещали прийти завтра. Лежали себе и в самом крайнем случае позволяли случайно дернуть рукой или ногой. Посмертный рефлекс.
Сейчас на прозекторском столе перед Обуваевым лежал совсем уж приятный для работы материал – младенец, преставившийся сразу после родов. Вскрывать его было не сложнее, чем, скажем, курицу. То ли дело взрослый мужик, которому ребра хрящевым ножом так просто не порежешь, или тетка весом под сто восемьдесят кило, где сквозь желтый плотный жир до органов нужно добираться, как до Москвы пешкодрапом.
Ласково похлопав усоплого младенца по попке, Обуваев поднял его за ногу и повертел в воздухе, осматривая и бормоча себе под нос строки конспекта:
– …Вскрытие следует начинать с тщательного осмотра трупа, фиксируя отклонения в строении тела, конфигурации головки, состояние родовой опухоли, кожи, слизистых оболочек, полости рта и анального отверстия, определяя признаки доношенности, недоношенности и переношенности…
Холодная нога выскользнула из руки в резиновой перчатке, и трупик грохнулся на стол. От вибрации на кафель полетели, громко бренча, анатомические кишечные ножницы.
– Карандух чертов! – озлился на младенца Обуваев. Он уложил его поудобнее и взял скальпель, чтобы сделать традиционный первый разрез от шеи до лонного сращения, но в этот момент позади что-то неприятно зашебуршилось.
Обуваев оглянулся. Оба покойника – и придавленный, и удавленный – тихонько лежали, как им и полагалось. Возможно, в морг пробралась крыса – их морили всеми возможными способами, но периодически с воли приходили новые, и порой подготовленный к выдаче родственникам мертвец неожиданно лишался, к примеру, уха, после чего в авральном режиме приходилось восстанавливать статус-кво. Однажды уважаемому человеку отъели нос прямо перед тем, как подогнали грузовик. Обуваев выкрутился – одолжил нос у лежавшего рядом второстепенного покойника, замазал, чем мог, швы, – слава богу, сошло с рук.
– У-у, сука, – проворчал Обуваев в надежде, что крыса его слышит и уберется восвояси.
Прислушался. В морге было тихо, лишь капала вода из крана и наверху еле различимо о чем-то бухтели посетители окулиста и отоларинголога.
– То-то, – удовлетворенно сказал Обуваев, взял половчее скальпель и сделал разрез.
В этот момент младенец открыл белесые глаза и еле слышно запищал.
* * *
Кладбищенская смотрительница Мария Лукьяновна прямо на кладбище и жила. Нет, разумеется, она не спала на могилке, укрывшись истлевшим саваном, – у Марии Лукьяновны на территории кладбища, уже за древней стеной из красного кирпича, имелся дом с огородиком. Обязанностей у смотрительницы было, прямо сказать, негусто – иногда дорожки подмести, да и то перед Пасхой в основном; еще за могилкой поухаживать, если кто попросит за особую плату. Зимой была совсем благодать – какой же дурак пойдет зимой на кладбище?
Дата добавления: 2015-08-17; просмотров: 44 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| МЕТОДЫ ЗАЩИТЫ 16 страница | | | МЕТОДЫ ЗАЩИТЫ 18 страница |