О сокровенном 4 страница

Мне стало хорошо от понимания того, что я больше чем размер тела, что я выхожу за его пределы, что я не гибнущий в смерти. В каждом человеке есть божественный свет, и Николай был тому наглядный пример, из которого бился незримый духовный источник личности. Чем больше мною овладевала дрёма, тем больше я терял своё отождествление с телом и ощущал смерть, как горизонт, в который чем глубже и дальше уходишь, тем ясней осознаёшь, что за зримой иллюзорной чертой смерти – бесконечная жизнь, бессмертие.

Глава 10

Возвратившись домой, я впервые ощутил холодок исходящий от моей избранницы. Почувствовал, что она становится чужой. Мы съездили с нею в Лазаревское к морю. Её раздражали разные пустяки. Я поразился её возгласу, когда снимал на видеокамеру домик, который мы выбрали для проживания.

– Снимай, снимай этот бомжатник – произнесла она, хотя домик был вполне ухоженным и уютным.

Ей не нравилось во мне, то одно, то другое. Ксения упрекала меня за то, что я купил ей не такую, как она хотела, юбку, не такие украшения, не такие перчатки. До следующего лета мы прожили в душевном напряжении. Несколько раз ссорились. Когда пришло моё время собираться в очередное путешествие, она сказала так: «Либо я, либо Бог!»

Не смотря на сильную любовь к девушке, и боязнь её потерять, я всё же отправился в странствие. Встречи с Истиной и Божественным стали моим смыслом существования. Если человек хотя бы раз ощущал сладость духовной реальности, он уже не сможет жить как прежде.

Только усталый достоин молиться богам.. Только влюблённый – ступать по весенним лугам.

Н. Гумилёв.

О, знал бы кто, что значит для меня

Того, кем жил, кого любил – покинуть!

И, вновь пришпорив времени коня,

Умчаться в глушь, в безлюдье. Кануть. Сгинуть.

Да, я увидел! Раз и навсегда!

Лишь от Того, Кто в сердце, не уйду я.

Ну, а она? Она – моя беда!

Я предан был посредством поцелуя.

Не ангел ей, а зверь-красавец мил

В его пустой, украшенной берлоге.

А я, глупец, молитву ей сложил

И столько лет рассказывал о Боге.

Но ей еще не ведом край цветов.

Она в печали крыл не распускала.

Она живет в бреду, в тумане снов.

Ей нищеты моей для счастья мало.

Ее унес поверхностный поток.

Ей бытие глубинное незримо.

Я ж счастлив в мире тем, что одинок

И что живу со Всем неразделимо.

И болен я болезнями других,

И мучаюсь несчастием другого.

Как грустно видеть мрак очей пустых,

Блуждающих во тьме, вдали от Бога.

Людская молва донесла мне о том, что на Кавказе живёт старец, который "спрятался так далеко," что многие узнали о его существовании, в том числе и я. Его всеобъятное одиночество и засиявшее сердце, привлекло к старцу многие, ищущие истину, души.

Так же обстоят дела и с поиском Бога, который на первый взгляд не зрим или находится далеко. Кто хочет Его познать, находит к нему тропу через заросли страстей и невежества. И вот я устремился на поиски отшельника. Погрузил необходимые вещи на велосипед и отправился на Кавказ. Облегчила мой путь электричка от Ростова до Тимашевской. Велосипед и вещи я втащил в тамбур.

В Тимашевской пересел на другую электричку, следующую до Горячего Ключа.

За окном, нераздельно связанными звеньями, мелькали станицы, живописные степи, полесья, реки, озёра, а я всё дальше уезжал от мирской суеты, от самой лучшей её разновидности. Я, словно заглянул в заводь посвящения, заполучив мистический вывод, и поэтому искал ту реальность, насколько реален был сам.

Лишь только электричка выехала из Тимашевской, со мною рядом присела молодая женщина лет двадцати семи. Она пила сок из фирменной баночки. Одну банку с соком подала мне. Поблагодарив её, я отказался. Мы разговорились. Женщину звали Татьяной. Она оказалась следователем и приехала в краснодарский край с серийным убийцей «колготочником», для расследования его преступлений. Убийцу поместили в краснодарской тюрьме. Сама следователь, была родом с Тюмени, с того города где проживал насильник. Маньяк разговорился с допрашивающей его красавицей, и показал места преступлений, совершаемые им там, куда он выезжал к бабушке на лето. Татьяна нашла во мне подходящего слушателя, и рассказала всё, что у неё наболело, даже некоторые следственные тайны, о которых первому встречному говорить нельзя. Я же прочитал ей несколько своих стихов, объяснил, зачем отправился в путь. Поговорили на сердечные темы. Молодая женщина прониклась ко мне светлыми и тёплыми чувствами. Стала просить меня, что бы я взял её с собою, чего я допустить не мог. Татьяна повторяла, что у неё ещё остались одиннадцать свободных командировочных дней, и что есть деньги. В доказательство она вынула их из кошелька.

- Ты ищи Бога, а я просто буду рядом! – попросила она. – Я буду готовить, стирать! Я не буду тебе мешать! Я даже буду ночевать не в палатке, а рядом. По пути куплю спальный мешок.

О такой женщине я мечтал всю свою жизнь. Но у меня была Ксения. Предать её я не мог. Хотя у нас назрел семейный раскол, в душе оставалась надежда, что моя любимая проснётся. Подъехав к Краснодару, я еле-еле высадил Татьяну на её остановке. Она написала мне свой адрес и телефон, чтоб я позвонил.

Уже сойдя на станции, она сказала – Ну почему, как какой ни будь идиот, так мой, а как хороший парень, то не со мной?

- Не печалься Танюша, я тоже сумасшедший! – прокричал я, уже в раскрытое окно отъезжающей электрички.

- Позвони! – еле донёсся её голос сквозь нарастающий гул колёс.

Выехав из Краснодара, я отпустил за окно, трепещущий в руке листок с адресом и телефоном Татьяны.

Когда электричка приехала в Горячий Ключ, уже смеркалось. За посёлком, на лесной поляне я заночевал. С самого утра стояла очень тёплая погода. Лето было жарким, не смотря на то, что Фишт дремал в шкуре белого медведя, а над пихтовым криволесьем, на северных горных склонах, дотаивали белые пятна зимы.

Мой путь лежал по горной дороге в Туапсе через джубговский перевал. Велосипед с брезентовой палаткой, спальником, вещами и съестными запасами весил килограммов пятьдесят. Довольно таки скоро, я устал в гору крутить педали, и покатил железного коня руками. Путь оказался тяжёлым. Асфальт раскалился, как печка, и походил на сгусток смолы. Он налипал на обувь, в нём вязли ноги. Естественно, при такой жаре, у меня быстро кончилась питьевая вода. Здоровье моё было ослабленным. В глазах стали летать фиолетовые мушки. Сердце колотилось. Дышалось тяжело. Но горы сильно вдохновляли и ободряли мою душу. Высота манила. Бесформенное созерцание небес вело меня к восприятию бесконечности пространства, к единению с Вселенной. Ближе к перевалу подъём становился всё круче. Силы потихоньку ослабевали. Вся одежда стала мокрой от пота.

- Вот взял бы с собой Татьяну, присели бы в тенёчке, она б накормила тебя, успокоила добрым словом! – заговорил во мне лукавый голос мужчины ребёнка.

- А ты что делаешь? Кого ищешь? Никто никогда не видел Бога. Никто не знает, где находится Истина. Да и существуют ли Бог и Истина? Может это всё выдумки? Ты, безумец, отказался от такой женщины и ради чего? Разве Татьяна не лучше Ксении?

Разве ты не мечтал о такой подруге всю свою жизнь?

- Оставь меня сатана! – произнёс я и остановился. Идти дальше не было сил.

- Иди мой дорогой! - вдруг подбодрил меня голос мужчины отца. Ты ведь идёшь, чтобы встретиться с Богом!

Этот подбадривающий голос снова прозвучал из моего сердца. Немного передохнув, чувствуя чью-то поддержку, я отправился к перевалу. Голос ребёнка пытался ввести меня в депрессивное состояние, пытался сбить с толку, остановить, повернуть назад. Голос отца, наоборот, успокаивал, говорил, что идти осталось совсем немного, и потом я покачусь к морю с горы, вдохновлял на поиски чего-то великого. У дороги мне встретились двое мужчин, ремонтирующих машину.

- Далеко ли до пика перевала?- спросил я их, толкая в гору велосипед.

- О! Ещё далеко! – сочувственно ответили они, продолжая копаться в моторе.

- Нет Бога! – обиженно подметил я, прошагав ещё метров сто вперёд. Мне казалось, что я стою на черте между жизнью и смертью. Казалось, что ослабевшее от прошлой не правильной жизни сердце вот-вот разорвётся. Голос ребёнка добавил:

- Ты оставил жену, которая теперь уйдёт от тебя. Отказался от Татьяны, и ради чего? Сейчас свалишься и умрёшь от палящего солнца. Ты ведь еле ноги волочишь. Где ж твой защитник - Бог? Истину захотел найти, дурик!

Не успел я до конца усомниться, как увидел, метрах в двадцати впереди у дороги надпись – Джугбовский перевал. Будучи на перевале, я спросил у не ведающих, где он, и они сами не зная, что находятся на вершине, ввели и меня в заблуждение.

- Чему ты радуешься? – заговорил во мне ребёнок. – Всё равно воды у тебя нет. Совсем ослаб. Ну что ж, садись на велосипед и катись вниз к морю. Там и воду найдёшь, если не умрёшь по дороге.

- Нет, дорогой! Ты ещё не взял свою высоту! – перебил говорящего ребёнка мужчина отец.

Я остановился и увидел бегущую через дорогу тонкую струйку воды. Речей стекал с возвышенности перевала.

- Идёшь ко мне, а зачем ты весь мир с собою взял? – послышался в моём сердце голос Отца. - Брось велосипед! Подымайся выше!

Я крепко держал руль от велосипеда руками. – И правда, это ж я весь мир за собой тащу! Мои ладони разжались, и велосипед повалился набок у дороги. Струя ручья привела меня на самое высокое место горы, где находилась маленькая лужица чистого родника, лучащаяся взором Иисуса. Жара стояла невыносимая. Сердце продолжало бешено колотиться в груди. Мне снова показалось, что пришло моё время умирать. Пошатываясь, я наклонился и выпил несколько глотков прохладной воды. Потом попросил у родника прощение за то, что немного потревожу его, и стал во влажное отражение небес подошвами ног. Чувство присутствия Бога и окружающей меня любви стало ощущаться во всём обозреваемом пространстве. Я расставил руки, и всё моё существо загорелось, как включенная лампочка. На секунду я вышел из времени, и в открывшейся секунде Вечности, со мною произошло целое космическое путешествие, когда ты наполняешься новым смыслом существования в колыбели смерти и возрождения. Когда подо мной ещё явственно ощущались колебания пространства и времени, в эту же секунду в мою макушку с голубой дали опустился луч белого цвета. Мои закрытые глаза стали видеть миллион кровяных шариков, бегущих под веками потоком сияющих точек-зёрен, из которых возникают Вселенные. Потом они превратились в золотые искорки. Искорки слились в один огромный сияющий шар. Я на мгновение ослеп от света, и тут начали происходить чудеса, которые словами описать невозможно. Первым моим впечатлением был восторг в гармонии порядка. Видимое окружающее ошеломляло. Как никогда прежде, я ясно осознавал, что моё тело сотворено из праха. Оно висело на моём духовном основании, как пыльный мешок, а атомы моего бытия озарились, будто находились в космической печи. Я стал белым сияющим холстом, на котором штрихами собирались фрагменты бытия, создавая единую картину существования, картину, таящуюся в сердце, картину неразговорных выражений. Я без каких либо усилий, вдруг, оказался на более высоком уровне реальности, где кажущиеся раздельными существа являются одним целым единого организма. Вокруг сияли толи звёзды в виде разноцветных жемчужин, толи драгоценные камни в виде изумрудов. Они принимали голубоватые, бирюзовые, золотистые оттенки в излучающем любовь свете. Вневременное полностью изменило моё восприятие. Я ощутил себя наблюдаемым присутствием за приделами того, что содержит мой ум. Посредством переполнившей меня Любви, я был уведомлён, что Дух и Вечность, это знание о котором ничего не известно моему уму. Были удивительные переживания этого всеобъемлющего образа самого себя, этого – Всё во Мне и Я во Всём. Полилась удивительная чарующая музыка моей души, и горная окаменелость подо мной затанцевала. Сначала я попал в круговорот, в котором ощущался трепещущий танец неисчислимых существ – вечный круговорот рождений и смертей с жизнями, описать которые будет невразумительно. Но примерно это выглядело так, будто каждое сознательное существо представляло собой красочный мазок кисти художника, на холсте нескончаемой жизни, принимающее непосредственное участие в создаваемом божественном пейзаже. Каждый мазок имел свою ценность, будь то тёмный тон, или светлый. К тому же эти мазки имели свойство меняться, от чего вид на космическом полотне жизни казался чарующим и потрясающим. Себя же я воспринимал не рожденным, так как не имел начала и конца в присутствии умственной вселенской сферы, где явственны все пространства, все линии и уравнения Единого. Передо мной, так же, открывались все состояния отягощённых воплощённых форм, и невесомость разумной бесформенности. Очами сердца я видел, как тончайшие лучистые нити Духа вплетаются в бесчисленные, переливающиеся множеством цветных красок, узоры. Меня радовало наблюдение за тем, как Дух проникает в материю, как он оживляет и наполняет прах, как обозревается зримой жизнью в той или иной форме, как осмысливается как сознание, как взаимозависимые части космического целого. Я как будто находился в области космологии, эволюции, генетики, и куда бы ни посмотрел, везде в многослойной реальности ощущал дыхание Творца. Окружающее стало моим отражением, моим существованием, начиная от атомов, молекул, клеток, изгибов и извилин мозговых тканей, кровеносных сосудов, вен. Начиная от пылинок, травяных ростков, рек, озёр, лесов, росинок, и всё проявляющего солнечного света, а так же иных потрясающих миров, заканчивая утончёнными богоподобными существами и бесконечной животрепещущей пустотой. Всё переплеталось с моим сознанием, и я дивился его неограниченным способностям. Вся Вселенная была моим сознанием. Боль и удовольствие других стали моими. В каждом живом существе я видел себя, они были моим продолжением. Меня опять ослепил льющийся свет от Всё вмещающего Создателя, от осознания Истины. О, бесконечное бытие! К сожалению, нет никаких слов, описать разлитый повсюду вселенский юмор и остроумие. Вечность в тюрьму времени заточить нельзя потому, что она не подвластна никаким изменениям и описаниям. В словесной передаче Истина не вразумительна, не точна. Мои слова всего лишь жалкое подобие сошедшей на меня благодати. Чужой опыт ничего не даст другому человеку, пока другой сам не испытает его. Повторю, Вечность описать в смертном мире невозможно. И, что бы меня ни посчитали сумасшедшим, я ограничусь уже сказанным. Единственно, могу свидетельствовать о том, что Бог существует, но нашим языком невыразим. Обычная точка или пылинка могут поведать, готовому понять ученику о Творце больше, чем написанные мудрецами тысячи томов книг.

Я вышел из ума, чтоб управлять им.

По вашему – я не в своём уме?

Но я, друзья мои, ещё не спятил.

Я просто не желаю жить в тюрьме!

И так, я стоял ногами в роднике в полном благоговении и в тихой радостной благости. Вдруг, луч, направленный с небес в моё темечко, померк, закрывшийся облаками. Свет распался энергией фотонов, как золотая россыпь светлячков, и я вернулся в точку светящуюся с правой стороны груди, в точку из которой появилось ощущение моего я. Вернувшись в тело, и открыв глаза, я снова стал видеть лишь часть реальности. Под горой по дороге катились маленькие автомобили, словно игрушечные. Из одуванчиков облачной дали, на поросший травой каменистый выступ, опустился солнечный зайчик. Рядом, на полянке, с раскрывшегося цветка, вспорхнул мотылёк, и затрепетал сердцем Бога. Постепенно стало ощущаться моё тело с конкретным сознанием его частей и органов. Все клетки взаимосвязано общались между собой поддерживая моё земное существование. Самочувствие было отличным. Дышалось легко и свободно. Усталость и недомогание исчезли без следа. В мышцах ощущалась сила. Выйдя из родника, я бодро спустился к дороге. Теперь можно ехать к морю.

Но не успел я подойти к велосипеду, увидел, направляющегося в мою сторону человека. Я не из робкого десятка, но почему-то душа моя затрепетала, словно птица в клетке. Пришелец двигался походкой голодного волка к добыче. Его серые, бесцветные глаза казалось, не моргают. Видно он увидел лежащий без присмотра у дороги велосипед с вещами, направился к нему, и не ожидал, что возле него кто-то появится. Он находился ещё довольно далеко, но леденящий холодок, исходящий от путника, достиг меня на расстоянии. Правую руку он держал за спиной. Можно сказать, что от этой личности исходило ощущение смерти. Внутреннее моё чутьё подсказывало, что ко мне движется преступник. Я даже в уме прочёл молитву – Господи, помилуй меня грешного! Когда путник подошёл ко мне на трёх метровое расстояние, я, зачем то, ударил кулаком по своей ладони. Раздавшийся в тишине звук, как будто нарушил планы идущего человека. Он холодно, бесчувственно взглянул на меня и скользнул мимо словно ветер. Рука его быстро переместилась из-за спины к животу. В ней, словно обломанная сосулька в луче солнца, сверкнуло стальное лезвие ножа. Меня прошибло потом, от осознания того, что могло случиться. Я осмотрел себя. У меня на поясе, в чехле, висел небольшой мачете. Я взял его с собою для расчистки пути и вырубки кустарников. Видно преступник заметил его и решил не рисковать. Да и я, всей своей внешностью показал, что могу оказать достойный отпор. Удаляясь, он ещё пару раз оглянулся, и окинул меня волчьим леденящим взглядом. Окружающее вокруг меня померкло, и я увидел, что у сгустившейся непогоды, возникли разрушительные идеи и помыслы, перевернуть зримое представление высокогорного возвышенного покоя. Оценив разумную идею грозового замысла, я спрятался под раскидистое дерево, и наблюдал за совокупностью переменчивых явлений. Загрохотал гром. Небо рассекли вспышки молний, как будто заработали механизмы сверхъестественного вмешательства, и меня настигла реальность босоногого ливня из жидкого золота. Но скоро громогласные дискуссии закончились. Бродяга - слепой летний дождь оставил свои полезные функции, дав мне несколько поэтических уроков потоком танцевальных сцен, и исчез, не успев, как следовало бы, напоить живописную горную округу. Я же сел на велосипед и покатился вниз с перевала к морю.

Поющим сердцем гром скатился с гор,

У ног моих рассыпавшись на части.

Невидимый, потряс сосновый бор,

Залил дождем округу в одночасье.

Потом, сверкнув глазами пару раз,

Он облачной горою встал из леса.

Захохотал, запел на весь Кавказ,

Мне помахав рукою Геркулеса.

И… стихло все. И радуга взошла,

Цветные пряди в косу заплетая,

Смущенная, в объятиях тепла –

Краснея и бледнея, как Святая.

И, девственной проникнув чистотой,

Был воздух и разнежен, и разряжен.

И дуб застыл, не колыхнув листвой,

В смиренное величие наряжен.

По пути, между сошедшим на землю ливнем и клубящимися облаками, между солнечных затмений и распустившихся цветов, мне приходили мысли о том, что этот мир полон опасностей. Что они могут появиться неожиданно. То, опускаясь, то поднимаясь по горной дороге, я видел места аварий и гибели водителей автомашин. У дороги были установлены небольшие мемориалы с цветами для погибших. Вот так проходит человеческая жизнь, то в гору, то с горы, и не известно на каком повороте этот путь закончится? Какая высота познаний будет прервана? Кто то уйдёт на подъёме своей карьеры, кто то на спуске. Можно не успеть с прозрением и осмыслением своего предназначения. Эти мысли только укрепили меня в вере и в поиске Вечного.

Я жаждал встречи с учителем. Прочитав книгу «В горах Кавказа», о живущих в лесах старцах, я стал искать встречи с ними.

И так, книга окружающей реальности раскрыта, где строки пролегли тропами символического развития, с различными областями познания, будь то откровения красоты, или свидетельства всех окружающих объектов нанизанных на нити света, на внутреннюю энергию незримого Духа, благодаря которому бесформенность обретает форму, и снова распадается в круговороте Вечности. Мне стало понятно, что электроны моего мозга имеют нерушимую связь с электронами окружающих меня живых существ, что они сплетены с другими вибрациями сознаний, с другими биениями сердец, сплетены со всей Вселенной. Электроны могут общаться между собой, не видя преград и расстояний. Чем утончённее сознание, тем утончённее его круг общения. Теперь, все различаемые мною светящиеся точки существований, виделись не отдельными долями или частями, а как основания глубочайшего единства видимого и невидимого, вмещающего все элементы для воплощения форм, материи и энергии.

Проехав до Туапсе по черноморскому побережью, живя в палаточных городках и встречаясь с удивительными людьми, я снова вернулся в родной город Ростов. Предварительно мне сообщили, встретившиеся мне монахи, что старец Аввакум живёт недалеко от Шаумянского перевала у горы Гейман. Я вернулся домой, что бы подготовиться к новому путешествию.

Глава 11

По приезду, меня ждала беда. Ксения ушла. Её вещей в квартире не оказалось. Я поехал к ней. При встрече она сказала, что решила со мной расстаться. Она родилась в июле. Приближался её день рождения. Ксения попросила у меня магнитофон с колонками и пригласила в последний раз встретить её день рождения вместе.

У меня, словно, земля ушла из-под ног. Ну а чего я совсем от себя не ожидал, так это три драки подряд за неделю. Видно сам дьявол попытался прервать мои жизненные тропы. Первая драка произошла, когда я поехал на мотороллере на работу. По пути, у перекрёстка, двое ребят помахали мне руками. Я подумал, что они хотят сдать стеклотару. Остановился. Когда подпитые граждане подошли, меня шокировал рост и объём одного из приблизившихся. Он был под два метра ростом и здоровенного телосложения.

– Ты почему нас не пропустил? – спросил здоровяк и попытался ударить меня своим кулаком, похожим на кувалду. Я отстранился. Кулак еле коснулся моей щеки. Выхватив из одного из ящиков с посудой пустую бутылку, я с размаху опустил её на голову здоровяка. Бутылка разлетелась. Здоровяк стал с визгом убегать. Я немного пробежал за ним, периодически ударяя ногой по его пухлому заду. Потом вернулся к мотороллеру. Его друг, в чёрной кожаной куртке, стаял смирно. Он даже сделал извинительное выражение лица. Я сел на мотороллер и поехал дальше. Нарушения правила движения с моей стороны не было. Ехал на зелёный свет, да и перехода на той части дороги нет, там, где меня остановили. Здоровяк мне вослед кричал что-то угрожающее, но когда я снова остановил мотороллер, замолк. На душе было муторно. Такого я от себя не ожидал. Всё случилось молниеносно. Очень быстро, можно сказать автоматически.

Вечером вышел прогуляться. Находиться в доме не мог. Встретился в парке с другом. С ним вышел на главную улицу. Вдруг на нас выскакивает с дороги крутой иностранный автомобиль. Мы едва успели отскочить в разные стороны. – Ты, козёл, охренел что ли!- крикнул мой друг водителю. Машина остановилась. Из неё вышел новый русский в золотых цепях и перстнях. И тоже здоровенный, как медведь. Он подумал, что его обозвал я.

– Кто козёл? – спросил он.

– Опять,- подумал я. – Да, что ж такое? С этого момента всё происходящее стало, видеться мною словно в замедленной съёмке. Я увидел исказившееся от злости лицо нарушителя дорожных правил. Потом он плавно замахнулся. Плавно приблизился его кулак, от которого я плавно отклонился, и так же плавно я ударил здоровяка в нос. Тот замедленно упал в находящуюся справа от него лужу, опёрся на руку, с которой замедленно опустились в воду расстегнувшиеся дорогущие швейцарские часы. Глаза нового русского налились дикой злобой. Он посмотрел на упавшие в воду «тик-таки». Гнев ещё больше исказил его лицо. Я сделал так же, как при прежних моих рукопашных столкновениях. Не давая противнику опомниться, обхватил его бритую голову и нанёс три удара коленом по лицу. Тот снова повалился в лужу. Теперь по его выражению глаз стало понятно, что больше нападать у него нет никакого желания. Я подал бедняге руку. Помог подняться. Он наклонился и стал искать в луже золотые часы. Вдруг, кто-то сзади заломил мою руку. Я обернулся и увидел милиционера. Окружающее снова стало реальным. Осмотревшись вокруг, я понял, что мой друг убежал. Новый русский стал кричать, что меня посадит. Но за меня вступились люди, которые видели всё происходящее. Милиционер спросил, чья машина нарушила правило движения? Почему она стоит на пешеходной части улицы? Потом попросил у меня документы. У меня было только удостоверение о том, что я инвалид второй группы. Милиционер выпустил из захвата мою руку и заломил руку здоровяку автонарушителю. – Ну, что, получил от инвалида? – сказал милиционер. Я же поспешил удалиться, после чего ко мне подошёл прятавшийся за углом друг. Санёк, круто ты ему напинал! – восхищался товарищ. Я же шёл, словно меня облили дёгтем.

За двое суток до дня рождения Ксении, произошла моя третья драка со сборщиком стеклопосуды. Во время объезда моей территории, где я собирал стеклотару, ко мне подъехал на мотороллере другой сборщик бутылок. Он начал говорить, что я заехал на его территорию. Стал угрожать, кричать, чтобы я уезжал. Потом полез в драку. Я не хотел драться. Мне первых двух столкновений хватило. Душа испытывала угрызения совести, а тут снова человек лезет на рожон. Я стал ему мирно и рассеяно объяснять, что это мой участок, но тот неожиданно схватил меня рукой за горло, да так сжал хрящи, что они затрещали, и у меня помутнело в глазах. Ну что ж такое, в самом деле? Тут уж я, снова, пришёл к своим проверенным способам защиты, которые отрабатывал с детских лет. Потом подал руку упавшему и испуганному партнёру по работе. Помог ему встать. Смахнул пыль с его запачканной одежды. Пожелал успехов в труде и уехал. Ночью у меня поднялась температура сорок градусов. Стало сильно знобить. Горло распухло. Больно было глотать. Подойдя к иконе Божьей Матери, я долго и слёзно каялся в своих грехах. Утром моя мама вызвала скорую помощь. Уже в больнице меня накрыла меланхолия и смертная тоска. К вечеру после уколов, температура спала, и я сбежал из хирургического отделения. Для полного счастья мне ещё не хватало находиться среди стонущих больных. В горле мне сделали надрез и вставили трубку, в которую вытекало гнойное содержимое моей припухлости. В таком виде, с трубкой и перевязанной шеей, я пришёл на день рождения к моей любимой. В её квартире, за накрытым яствами столом, сидели приглашённые гости. В основном это были друзья по работе - врачи скорой помощи. Молодые мужчины и женщины, устремлённые в наступившую, многообещающую, капиталистическую действительность и, в эти минуты, предвкушающие вкусно покушать. Они поочерёдно восхваляли Ксению, желали счастья, достатка и любви. Мужская половина исходила похотливой слюной, даря моей бывшей подруге дорогие подарки. Я понял, что Ксения решила показать мне, на кого она меня променяла. Увидев, что я перевязанный, да ещё с трубкой в горле, она смутилась. Я подарил ей подарок и в скорости ушёл, чтоб не вводить красавицу в конфуз. Спускаясь по лестнице, слышал грохочущую музыку, шум и смех приглашённых танцующих друзей. Казалось, что весь мир ополчился против меня, что от потери любимой и от жуткой тоски разорвётся сердце.

- Отче, почему Ты меня оставил? – скорбно воззвал я, посмотрев в тускнеющее небо.

Не я один любимой предан был,

Не я один в желанной видел Бога,

Который мир вобрал и всех затмил.

Теперь – в краю теней моя дорога.

Ни радости, ни чувства красоты.

Душа – как молнией сожженный тополь.

Сухой листвой у ног шуршат мечты

И грудь теснит увядший в корне вопль.

Ее ль вина, что спит святое в ней,

Что нет у сердца крыльев для полета,

Что для нее милее – лесть друзей?

Зачем ей в небесах искать кого-то?

Я пред лягушкой лебедем порхал,

Ей говорил о том, что видел с неба.

Ее, любя, богиней называл,

Но для нее я птицей счастья не был.

К кому взывать, коль предан божеством?

В природе – хаос, грусть и смерть во всем.

Чуть оправившись от болезни, я с другом Сергеем, поехал на поиски старца и моего нового места жительства. Сергей был очень приветливым и добрым человеком, по этому, и решил поддержать меня в трудные дни. Мы взяли билеты на поезд до Туапсе, с расчётом выйти по дороге на любой понравившейся нам станции. Проезжая возле станицы Куринской, мы увидели маленькую церквушку. Она послужила нам знаком, и мы выпрыгнули с замедлившего ход поезда. Местечко это находилось в живописной горной местности возле реки Пшиш, недалеко от Шаумянского перевала. В станице пошли по улице, спрашивая станичников, продаёт ли кто не дорогие хаты. По дороге нам встретилась женщина и предложила показать свою мазанку. Хата находилась на возвышенности горы над станицей. Дворик имел пятнадцать соток земли. На его территории был фруктовый сад и огород. Вокруг жилого помещения росли сосны и пихты. Нам очень понравился этот уютный участок, и я решил его купить. Когда я спросил у пожилой женщины, ни знает ли она, что либо, о живущем в этих краях старце Аввакуме, она ответила – Как не знать. Он живёт в горах и спускается на церковные праздники в нашу церквушку помолиться. Теперь я точно понял, что должен купить в Куринской место для дальнейшего проживания. Договорился с женщиной о покупке её хаты. Она стала готовить документы для продажи земельного участка, а мы вернулись в Ростов. Мне казалось, что до весны я не доживу. Я не находил себе места от боли и тоски. А весной, у моего отца после перенесённого инфаркта, началась гангрена ног. Сильные боли довели его до самоубийства. На его похороны пришла Ксения. Можно сказать, я был полумёртвым от потерь близких людей. Каким бы ни был в прошлом мой отец, но он доводился мне отцом. К старости, после инсульта, он не пил. Стал более сентиментальным и слезливым. Он переживал и по поводу моего развода с Ксенией. Она ему очень нравилась. Они часто по утрам пили чай. Мой развод отец перенёс тяжело. Мы жили рядом в разных квартирах на одном этаже. Мне хотелось поговорить с ним, пооткровенничать, но отец не шёл на контакт. В его глазах поселилась тоска и безысходность. Я думал, что ещё немного и наш сердечный разговор состоится, но отец решил уйти из жизни, не попрощавшись. Он повесился на балконе, который мы построили вдвоём, и где он любил делать перекуры. Новую капиталистическую жизнь он не принял и не понимал. Он считал себя коммунистом.

Дата добавления: 2015-08-20