Глава восьмая. Почти весь остаток ночи мы с Лукасом провели на лужайке

Почти весь остаток ночи мы с Лукасом провели на лужайке, прижавшись друг к другу. Смерть сделала нас нечувствительными к осенним ветрам и холодной земле, поэтому мы лежали, обнявшись, под большим дубом, ветер сдувал первые листья с деревьев, и они укрывали нас, как одеялом. Листья были цвета наших волос — рыжие и темно-золотые. Мы стали частью осени. И в первый раз за очень долгое время мы на самом деле были частью друг друга.

— Ты ни разу не сказал, что мы должны уехать из «Вечной ночи», — прошептала я.

— Не думай, что эта мысль не приходила мне в голову. — Лукас ткнулся носом мне в щеку. — Страшно представить, насколько здесь для тебя опасно, но… ты должна решать сама. Мы так договорились, и я буду этого придерживаться.

У меня все еще кружилась голова после ловушки в библиотеке и болели царапины на плече, и я подумала, не стоит ли мне изменить решение? Но я понимала, что, пока Лукас не станет спокойнее и увереннее в себе, лучше всего остаться тут.

— Со мной все хорошо. — Я поцеловала его крепко, но ласково. — И больше ничего плохого случиться не может. Собственно, я как раз поняла, что со мной еще может произойти много чудесных вещей, и я могу многое здесь сделать — для тебя и для других.

Лукас криво улыбнулся:

— Не привидение, а ангел.

— И ты, как вампир, тоже можешь многое сделать. Вспомни, скольким ученикам помогли мои мама с папой и как часто Балтазар выручал нас из беды. Быть мертвым — это не самое плохое, что может случиться.

Он долго молчал, обдумывая мои слова.

— Просто… этот голод…

— Я понимаю.

— Если я все-таки накинусь на кого-нибудь… убью кого-то…

— Этого не случится. — Я очень сильно хотела в это поверить и убедить Лукаса. — Ты сильный, Лукас. Еще ребенком ты прошел обучение в Черном Кресте, которое не всякому взрослому под силу. Тебе было всего девятнадцать лет, когда ты начал работать под прикрытием, и у тебя получилось! В смысле — ты же одурачил миссис Бетани, и наверное, ты единственный человек в мире, кому это удалось!

Вот тут он по-настоящему засмеялся — правда, смехом горьким, а не радостным, но я решила довольствоваться тем, что есть. Было так здорово находиться рядом с ним и не чувствовать, как мир всей своей тяжестью прижимает нас к земле.

Я продолжала подсчитывать очки:

— Ты умеешь думать самостоятельно, а это в наше время редкость. Можешь признать свою неправоту, а это еще большая редкость. Ты верный, храбрый и умеешь подружиться так, что эта дружба будет вечной. Это все — часть тебя. Твоя лучшая часть.

Лукас очень серьезно помотал головой:

— Ты ошибаешься.

— Послушай…

— Нет, это ты послушай. — Он плотнее прижался ко мне. — Лучшая часть меня — это ты. Навсегда.

Я закрыла глаза и положила голову ему на плечо. Наступило умиротворение — по крайней мере на одну ночь.

На следующий день в «Вечной ночи» бурлила деятельность более живая, чем большинство ее участников. Учащиеся толпились в коридорах — изысканные вампиры и люди, гадающие, смогут ли они когда-нибудь им соответствовать. Я сильнее, чем раньше, боялась перемещаться по коридорам, потому что не знала, где могу наткнуться на следующую ловушку, поэтому передвигалась медленно и осторожно. Пока все шло неплохо.

Я искала Лукаса, собираясь пойти с ним в класс. Отвлекаться на меня он не будет — он честно пытался пройти весь учебный курс, если не ради знаний, то, по крайней мере, чтобы убить время. После нашего воссоединения вчера ночью мне казалось, что вполне достаточно просто быть рядом с ним, и я подозревала, что он чувствует то же самое.

Но тут я увидела кое-кого, кто выглядел еще более одиноким, чем Лукас, — мою маму.

Она была одета как всегда: простая юбка, практичные туфли и мягкий свитер. Волосы цвета карамели собраны в хвост — мама причесывалась так, сколько я себя помню. Но из ее походки исчезли легкость и упругость, и, когда она шла по коридору в класс истории двадцатого века, глаза ее не сияли.

Я просочилась в кабинет сквозь дверь. Мама что-то писала на доске, и я прочла вместе с остальными учениками: «Потерянное поколение». В классе я заметила несколько знакомых лиц, в первую очередь Балтазара. Он жил в то время и разбирался в его истории куда лучше, чем большинство вампиров. Думаю, он записался на этот курс специально для того, чтобы быть ближе к моей маме.

«О, конечно, — размышляла я. — Теперь ты начал соображать. А почему не соображал тогда, когда Лукасу это было особенно нужно?» Балтазар потащил Лукаса сражаться с Черити, хотя знал, что Лукас не в себе, и этого я ему простить никак не могла. Но если не ради себя, то ради мамы я продолжала испытывать к нему благодарность — и к Патрис тоже. Она сидела впереди и, скорее всего, записалась на этот курс по той же причине, хотя не признается в этом никогда.

— «Потерянное поколение» — это люди, ставшие совершеннолетними во время Первой мировой войны. Тогда она называлась Великой войной. Кто знает почему? — усталым голосом спросила мама.

Разумеется, она задала свой вопрос ученикам-людям — или тем вампирам, кого превратили после того времени. В академии «Вечная ночь» существовало неписаное правило: нельзя пользоваться своими воспоминаниями, если ты жил в изучаемую эпоху.

Скай Тирней, сидевшая в первом ряду, подняла руку:

— Потому что Вторая мировая война еще не началась.

— Верно. — Мама смотрела куда-то поверх голов учеников, словно не особенно ими интересуясь. Под глазами у нее залегли тени. Казалось, что она толком не спит уже несколько недель. — Потому что невозможно было поверить, что человечество во второй раз окажется таким же глупым.

Парочка вампиров противно хихикнула, явно решив, что это наезд на людей. На самом деле мама просто была фаталисткой. Балтазар на мгновение закрыл глаза, словно отгораживаясь от их тупости.

Мама сжала мел в руке, пачкая пальцы желтоватым порошком. Она по-прежнему смотрела куда-то вдаль и говорила гораздо тише, чем требовалось при обращении к классу, полному учеников:

— Первая мировая война пошатнула веру людей буквально во все. Они больше не могли поклоняться Богу-Всезаступнику после того, как столько их сыновей и братьев погибли в окопах. Солдаты, пострадавшие от иприта, пулеметного огня и голода, больше не могли доверять правительству и генералам, пославшим их на фронт, обещая, что война продлится всего несколько месяцев. Женщины, заменившие на заводах и фабриках ушедших на войну мужчин и умудрявшиеся при этом годами в одиночестве тянуть на себе домашнее хозяйство, больше не могли чувствовать себя защищенными.

Ручки скрипели по бумаге, щелкали клавиши ноутбуков. Все думали, что это будет включено в экзамен, но я видела, что мама просто заблудилась в печальных воспоминаниях.

Она продолжала:

— Некоторые из этих женщин потеряли всех, кого любили. Они обещали своим детям — уберечь их от всех бед, но эти обещания оказались нарушены. После такого ты уже не можешь… они уже не могли поверить снова.

О, мамочка! Я так сильно хотела ее обнять! Хотела ли я сказать ей, что все будет в порядке, или настолько по-детски надеялась, что это она станет меня утешать?

Некоторые вампиры, старшие, те, что прошли через то время, выглядели такими же печальными, как моя мама. Балтазар внезапно заинтересовался своей обувью. Я вдруг сообразила, что никогда не спрашивала его, что он делал на той войне и делал ли вообще хоть что-нибудь. Не знаю, что с ним тогда случилось, но похоже, у него остались самые мрачные воспоминания. А может быть, он просто гораздо лучше остальных понимал мамино настроение и искренне ей сочувствовал.

«Дотягиваться до людей, — напомнила я себе. — Заботиться о них, даже если прямо сейчас я на них злюсь. Вот для чего я здесь».

Я подплыла к Балтазару. Его пальцы не очень крепко сжимали карандаш, — видимо, будучи свидетелем всех тех событий, он не считал нужным делать записи. Так что я завладела карандашом и написала его рукой: «Как по-твоему, с ней все в порядке?»

Балтазар резко выпрямился, но тут же овладел собой. Пальцы на карандаше сжались крепче.

«Не думаю».

Он снова расслабил пальцы, чтобы я смогла ответить.

«А отец? Как ты думаешь, он может ей помочь?»

«Он попросил меня уйти с его курса. Сказал: слишком болезненные воспоминания. Так что, думаю, не может. Бьянка, почему бы тебе не показаться им? Тяжело врать, что ты ушла совсем, навеки».

«Мама с папой ненавидят призраков. Они делали все, лишь бы не позволить мне превратиться в привидение, и даже слышать не хотели, что я стану кем-то еще, кроме вампира. — Мне было очень трудно написать следующие слова, но я заставила себя закончить: — Я боюсь, что они отвергнут меня и тоже будут ненавидеть».

«Они твои родители. Они не поступят так. Они тебя примут».

«Как мать Лукаса приняла своего сына?»

На это Балтазар не ответил.

Сидевшая перед ним Патрис поежилась; очевидно, в присутствии привидения в помещении всегда становилось холодно. Она обернулась, любопытствуя, откуда взялся сквозняк. Я направилась к двери, не в силах выносить все это, но, прежде чем выплыть из комнаты, долго смотрела на маму. Теперь я постоянно думала, что это может быть в последний раз.

Я так хотела показаться ей и папе! Представляла, как появлюсь перед ними в белой рубашке и пижамных штанах, в которых умерла, надену на руку браслет и снова обрету тело. И если я сделаю это, то кинусь к ним в объятия, и ничего мне больше не нужно.

А потом представляла себе, как они от меня отворачиваются. Я этого просто не вынесу.

Ученики начали поговаривать о поездке в ближайший городок, Ривертон, уже несколько дней назад, но я не обращала на это внимания, потому что сомневалась, что кто- то из моих друзей захочет туда отправиться. Эти поездки были недавним нововведением, специально для учеников- людей. Вампиры их избегали: для того чтобы попасть в Ривертон, требовалось пересечь реку, а это вызывало у вампиров озноб, тошноту и своего рода шок. Кроме того, все, что доставляло удовольствие людям, автоматически становилось гадким для вампиров. Единственным человеком, с которым я продолжала общаться, был Вик, а он, скорее всего, останется в школе из-за Ранульфа.

Однако мне пришлось изменить свои планы.

После урока мамы, пока ученики толпились в коридорах, я принялась разыскивать Лукаса. Я чувствовала, что нужна ему, а увидев мамину тоску, поняла, что он мне тоже очень нужен. Но едва я подобралась к нему справа, как миссис Бетани оказалась слева.

— Мистер Росс.

— Миссис Бетани, — отозвался он, кинув торопливый взгляд в мою сторону.

Лукас почувствовал, что я тут, и хотел меня защитить. Пусть мы оба знали, что я невидима, что-то в этой женщине заставляло думать, что она все равно может меня учуять.

Но сейчас ее мысли были заняты чем-то другим.

— Вы еще не вписали свое имя в список учеников, отправляющихся в наш первый выезд из кампуса. Мне помнится, вы любили эти поездки.

— Да, в те времена, когда мог пересечь реку без опасения, что меня вырвет.

— Это кратковременное неудобство, — сказала миссис Бетани. — Его легко перетерпеть.

Лукас пожал плечами:

— Не вижу смысла.

Позвольте поделиться с вами секретом, мистер Росс. Секретом того, как я научилась выносить свою смерть.

Что могло заставить миссис Бетани открыть нечто столь личное? У Лукаса на лице отразилось то же потрясение, что испытала я.

— Гм… хорошо. — Он оправился от изумления. — Об этом я послушаю с удовольствием.

— Полагаю, сейчас вы пытаетесь забыть все то, что любили при жизни. — Миссис Бетани шла через толпу, юбки ее шуршали, ученики расступались, образуя для них с Лукасом широкий проход. — Отдалиться от всех тех радостей, считая, что они утрачены для вас навеки. Но это ошибка.

Лукас замедлил шаг, очевидно пытаясь осмыслить услышанное.

— Но я же не могу… ну, не знаю, съесть вкусный гамбургер или искупаться в океане…

— Нет. Некоторые вещи для нас недоступны. Но вы наверняка можете получить удовольствие от развлечений, которые предлагает Ривертон.

На нашем первом свидании мы пошли в кинотеатр. Лукас купил мне брошь в комиссионном магазине. Было бы здорово снова посетить все эти места. Вместе. Ну и что, что мне придется прятаться? Назовем это «свиданием вслепую».

Возможно, Лукас уловил мои чувства, потому что медленно кивнул:

— Это верно. Я могу туда съездить.

Миссис Бетани улыбнулась.

— Не забывайте свою жизнь, — сказала она. — Не отрывайтесь от нее больше, чем следует. — И выпрямилась, снова официальная, как всегда. — Я внесу ваше имя в список для поездки в Ривертон.

— Спасибо.

Мы вышли на улицу, и я шепнула:

— Я так рада, что ты согласился.

— Это как-то немножко странно, да? — Он думал о миссис Бетани. — Она так разоткровенничалась.

— Да, это было странно. Более чем странно. Я понимала, что должна быть ей благодарна, — она как бы приглядывала за Лукасом на свой лад, но из-за этого миссис Бетани пугала меня еще сильнее. Мне не хотелось больше говорить о ней и даже думать. Лучше сосредоточиться на том хорошем, что нас ждет.

— Если мы снова сможем сходить в тот кинотеатр, меня все устраивает.

Лукас засмеялся. Я просто купалась в удовольствии, ощущая себя обычной девушкой, ожидающей свидания.

Я могла бы поехать в Ривертон прямо в автобусе, паря над Лукасом, но мы решили, что все это может кончиться замерзшими окнами. Поэтому он просто взял с собой брошь, чтобы я смогла подлететь к нему, когда он окажется в городе. Лукас положил в рюкзак запасную куртку и спортивные брюки — если в кинотеатре будут, как обычно, только ученики «Вечной ночи», я смогу обрести тело, и мы проведем там время, как раньше. Может, будем целоваться, как раньше. На это я особенно надеялась.

Прошло всего полчаса после отъезда автобуса, а я уже изнывала от нетерпения. Казалось, я целую вечность проторчала на крыше в обществе одной из горгулий, а легкий дождик лил сквозь меня. Я понимала, что нет никакого смысла перемещаться к Лукасу, пока он не окажется в Ривертоне, но мне так хотелось туда попасть! Особенно в кинотеатр, ведь это место, куда мы ходили во время первого свидания.

Он был мне так дорог, что я могла представить себе каждый позолоченный завиток на стенах, красный бархатный занавес, афиши…

Стоп. А вдруг я любила его так сильно, что оказалась к нему привязана? Что если это одно из тех мест, куда я могу мгновенно переместиться после смерти и где могу «обитать»?

Попытаться стоит, решила я, частично растаяла, позволив материальному миру вокруг меня исчезнуть, и стала представлять себе кинотеатр в мельчайших деталях, какие только могла вспомнить. Все-все — внутреннее оформление, само здание кинотеатра, и изо всех сил захотела оказаться там.

И оказалась.

Да! Я сделала это! Кинотеатр ничуть не изменился. Там стоял старомодный агрегат для приготовления попкорна — небольшая медная клетка с табличкой в красную и белую полоску. Лежал ковер с рисунком, такой толстый и мягкий, что мне сразу захотелось иметь ноги, которые могут в нем утонуть. Судя по подсвеченной афише, сегодня показывали «Поймать вора». Кэри Грант, сплошное обаяние, сплошная романтика. Разве может быть что-нибудь прекраснее?

Похоже, народу тут сегодня будет полно, значит, нам с Лукасом не удастся побыть наедине. Кино начнется примерно через полчаса, а несколько человек уже заняли места, хотя они то и дело поглядывали на дверь, где стояла я. Смотрели сквозь меня, ждали кого-то…

И тут меня как будто ударило. Я узнала некоторых из них, в частности сидевшую на переднем ряду Кейт.

Черный Крест! Меня охватил ужас, такой сильный, что мне показалось, будто я сейчас превращусь в кусок льда. Они догадались, куда отправился ставший вампиром Лукас, и помнили, что он ездил в Ривертон, когда шпионил для них. И это не горстка людей, которых Кейт привела с собой в Филадельфии, это полноценный поисковый отряд Черного Креста.

Они устроили засаду, чтобы убить Лукаса!

Я выскочила в фойе, понимая, что наверняка заморозила одну из стеклянных дверей, но мне было плевать. Черный Крест ищет не меня. Если я не сумею вовремя предупредить Лукаса, они набросятся на него сразу же, как только он переступит порог кинотеатра. Даже его силы и боевого мастерства не хватит, чтобы спастись от дюжины охотников на вампиров.

Перемещаясь по улице в сторону городской площади, я поняла, что отряд в кинотеатре не единственный. В закусочной, не обращая внимания на стоявшую перед ней тарелку с картофелем фри, сидела Элиза Пэнг, предводитель нью-йоркской ячейки Черного Креста. И, что хуже всего, в переулке рядом с площадью прятались Ракель и Дана.

Подъехал автобус, из него стали выбираться ученики. Я высматривала только Лукаса, поэтому не замечала остальных, проходивших мимо меня. Они болтали и смеялись, даже не догадываясь, что я тут.

Лукас вышел одним из последних. Выглядел он измученным. Должно быть, на него очень сильно подействовала текущая вода.

— Ты в порядке, приятель? — спросил водитель автобуса.

— Да. Нужно пойти быстро выпить кофе, это поможет, — ответил Лукас, имея в виду, что он сможет спокойно посидеть несколько минут в кофейне, где его никто не потревожит. Он думал, что я приду к нему в кинотеатр, и не хотел, чтобы я видела его в минуту слабости.

«Это все ерунда, главное — окажись где-нибудь в одиночестве, чтобы я смогла тебя предупредить!»

Я не видела в кофейне охотников Черного Креста, но это не значит, что там нет парочки тех, кого я просто не знаю. Я быстро понеслась за Лукасом, надеясь перехватить его, пока он не зашел внутрь.

И вдруг я просто… остановилась. Ослепла. Потерялась.

В один миг я утратила способность двигаться вперед, назад, вверх или вниз — вообще куда-либо. «Ловушка!» — в панике подумала я, вспомнив жуткую шкатулку в «Вечной ночи», но это было чем-то другим. Меня никуда не тянуло, я просто оставалась на месте. Разница примерно такая же, как между погружением в зыбучие пески и тем, что ты застрял в лифте. Точнее, в лифте с погасшим светом.

Это что, сделал Черный Крест? Они охотятся за нами обоими? Что происходит? Я знала только одно: этот плен, чем бы он ни был, не даст мне предупредить Лукаса, что ему угрожает страшная опасность.

И тут передо мной открылся сияющий круг, мерцающий, как пруд в лунном свете. Я осторожно выглянула и увидела, что мой тюремщик потрясенно смотрит на меня.

— Бьянка?

— Патрис?

Дата добавления: 2015-08-20