Падение стены вызвало панику в некоторых кругах

А в ноябре 1989 года события в Восточной Европе приняли наиболее драматичный и полностью неожиданный для многих в Вашингтоне и Лондоне поворот. Михаил Горбачев в частном порядке встретился со стойким коммунистом и главой Восточной Германии Хонекером и более или менее приказал ему, начиная с весны, пойти на уступки массовому народному движению за свободу Восточной Германии. Через несколько недель старый порядок в ГДР был низложен в подлинно народной революции. Москва, очевидно, поняла, что ее привычные усилия с помощью силы удерживать дорогостоящую и неэффективную империю будут обречены на провал, если она вновь попытается это сделать.

Падение мировых цен на нефть в 1986 году было, пожалуй, заключительным и смертельным ударом по московским иллюзиям, что коммунистическую бюрократию достаточно лишь залакировать косметическими реформами. Советские экспортные поступления от продажи нефти на Запад, основной источник валютных средств с начала 70-х годов, сократились именно в тот момент, когда народные требования перемен побудили Горбачева обещать больше, чем он смог в конечном итоге сделать. Экономический хаос, который при этом возник, стал основным фактором, побудившим московское руководство разорвать связи с сателлитами Варшавского Договора в Восточной Европе. Москва надеялась, что в условиях сильного экономического содействия ФРГ объединенная Германия сможет стать подходящим партнером, чтобы помочь в восстановлении рухнувшей советской системы.

Но в то же самое время, когда официальный Вашингтон был поставлен перед лицом публичного признания внезапного окончания сорокалетнего коммунистического господства в Восточной Европе, лично сам Буш (бывший директор ЦРУ, чьи мнения о мировой политике были сформированы скрытым миром разведки США) был решительно против успеха революции в Восточной Европе. В Британии тори-консерваторы под руководством Маргарет Тэтчер были не менее встревожены перспективой того, что некоторые даже называли «четвертым немецким Рейхом».

Вхожий в высшие круги британского истеблишмента редактор влиятельной лондонской газеты «Санди Телеграф» Перегрин Уорсторн сформулировал мысли фракции госпожи Тэтчер по поводу новой рождающейся Германии. Уорсторн был приемным сыном бывшего управляющего Банка Англии Монтегю Нормана, который после 1919 года работал в тесном контакте с «Дж. П. Морган Банк» в Нью-Йорке, чтобы наложить жестокие репарации Дауэса на проигравшую Германию, а затем в течение всей Второй мировой войны поддерживал личные связи с министром финансов Гитлера Ялмаром Шахтом.

В своей редакционной статье под названием «Добрая немецкая проблема», вышедшей 22 июля 1990 года, Уорсторн цинично напомнил о Монтегю Нормане. «Мой отчим Монтегю Норман, который как управляющий Банка Англии сделал столь много, чтобы помочь экономике Германии после Первой мировой войны, дожил до того, чтобы увидеть самые ранние признаки начала немецкого экономического чуда». Уорсторн напомнил комментарий Нормана незадолго до своей кончины: «Я всегда знал, мы сможем побить плохих немцев; но я хочу, чтобы мы могли бы быть уверены, что сделаем то же самое и с хорошими немцами».

Затем Уорсторн перешел к главному вопросу. «Давайте предположим, что объединенная Германия будет хорошим гигантом, что тогда? Давайте исходить из того, что объединенная Германия научит Россию, как тоже стать хорошим гигантом, что тогда?...По правде говоря, опасная угроза может только взрасти, а не снизиться. Ибо как, подчиняясь всем правилам, можно выстроить любую эффективную сухопутную оборону против объединенной Германии, которая намерена добиться победы? Германия собирается стать очень сильной, а, как лорд Актон учит нас, сила разлагает... В конце концов, Германия слишком удобно расположена, чтобы стать принципиальным агентом и вернуть славянство обратно в сообщество наций».

«Санди Телеграф» Уорстрона принадлежала англо-американскому холдингу «Холлингер Корпорэйшн», в чьем совете заседали доктор Генри Киссинджер и бывший британский министр иностранных дел лорд Руперт Каррингтон, который был также деловым партнером в нью-йоркской консалтинговой фирме Киссинджера «Нью-Йорк Киссинджер Ассошиэйтс».

Сославшись на спорные аналогии министра торговли правительства Тэтчер Николаса Ридли, который только что был вынужден уйти в отставку за публичное сравнение правительства Коля с гитлеровским Рейхом, Уорсторн завершил свою обличительную речь против последствий объединения Германии: «Г-н Ридли говорил вздор, но, возможно, в его вздоре больше истины, чем думалось... Возможно, роль Британии должна состоять в том, чтобы сохранить достаточно независимости и в нужный момент оказаться свободной, чтобы использовать эти поводы для недовольства. Делая все по правилам, Германия обретет врагов не меньше, чем замышляя зло, и Америка вполне может оказаться одним из ее врагов... Рано или поздно все снова должно будет вернуться к политике баланса сил. Это может стать шансом для Британии, которая знает о балансе сил все...».

Тем летом, согласно лондонским сообщениям, правительство Тэтчер сформировало новое подразделение британской разведки, чтобы значительно расширить свою деятельность в Германии. Администрация Буша-старшего также усилила свои возможности контролировать события Германии. Весной 1990 года на одном из собраний Ассоциации бывших сотрудников разведки в Вашингтоне бывший старший сотрудник ЦРУ Теодор Шаклей, человек, ранее уже участвовавший в дестабилизации режима шаха Ирана и в незаконной операции «Мятежники Ирана» («оружие за наркотики»), порекомендовал сообществу американских разведывательных специалистов начать вербовку недовольных из бывшего ведомства Восточной Германии «Штази» и в других службах, чтобы в условиях новой Германии увеличить активы американской разведки в Берлине.

Долгосрочные последствия падения Берлинской стены и открывшиеся новые возможности для модернизации развивающихся экономических потенциалов стран Восточной Европы и Советского Союза вокруг формирующейся объединенной Германии были тревожно очевидны политическим стратегам в Лондоне и Нью-Йорке. В январе 1990 года составлявший еженедельные доклады клиентам-инвес­торам (и финансовому сообществу в целом) американский экономист Дэвид Хэйл с известными связями в финансовом департаменте Буша-старшего предупредил о стратегический «опасности» для финансовых рынков США в том случае, если объединение Германии увенчается успехом: «Одной из самых выдающихся особенностей экономических исследований Уолл-Стрита в течение последних недель является его благодушие по поводу возможных последствий восточноевропейских экономических событий для мирового финансового равновесия, которые позволяло Америке заимствовать свыше триллиона долларов США извне в течение 80-х годов».

Хэйл отметил: «Действительно, когда финансовая история 90-х годов будет написана, аналитики смогут увидеть падение Берлинской стены как финансовый шок, сопоставимый с ожидаемым страшным токийским землетрясением. Разрушение Стены символизировало поворот, который, в конечном счете, сможет привлечь сотни миллиардов долларов капитала в регион, который в течение шести десятилетий играл только самую незначительную роль на мировых кредитных рынках... Американцам, – делает вывод Хэйл в письме, которое он, по слухам, просил распространить во влиятельных кругах Вашингтона, – не стоит гордиться тем, что в последние годы Германия была лишь скромным инвестором в США. Крупнейшим инвестором в США с 1987 года была Британия (более 100 млрд. долларов сделок-поглощений), но британцы не могли бы осуществить такие большие инвестиции, не имея доступа к излишкам немецких сбережений» (11).

Спустя несколько дней после падения Берлинской стены, 29 ноября 1989 года, высокопрофессиональные киллеры взорвали бронированный автомобиль ключевого советника правительства Коля и главы «Дойче Банка» Альфреда Херрхаузена, который незадолго до этого рассказал «Уолл-Стрит Джорнэл» о своих планах превратить в течение десяти лет Восточную Германию в самый современный экономический регион в Европе.

Убийство Херрхаузена было воспринято осведомленными немцами как прямое эхо убийства более чем шестидесятилетней давности Вальтера Ратенау, архитектора плана Рапалло по индустриализации России с помощью немецких промышленных технологий. Но боннское правительство не отказалось ни от своих планов объединения Германии, ни от обсуждения путей помощи в восстановлении рухнувшей советской экономики, что было частью условий московского согласия на объединение Германии.

В конце ноября канцлер Германии обратился к нации и рассказал свою мечту о строительстве современной железной дороги, связавшей бы Париж через Ганновер с Берлином, далее с Варшавой и наконец с Москвой, что могло бы стать основой инфраструктуры обновленной Европы. Впервые с 1948 года полузабытая концепция экономического европейского сотрудничества де Голля от «Атлантики до Урала» стала вдруг реальной возможностью.

В этой обстановке наблюдатели в лондонском Сити отметили резкое увеличение неофициальных контактов на уровне высокопоставленных дипломатов и бизнесменов Франции и Британии. Британская стратегия взяла на вооружение скрытую французскую боязнь сильной Германии. Президент-социалист Франции с давнишними англофильскими наклонностями Миттеран был готов прислушиваться. И Британия тихо приступила к восстановлению старого двойного альянса эпохи до 1914 года, а также к закладке основы для нового «Сердечного согласия» против «немецкой угрозы». Но настоящее стратегическое сражение ожидалось вдалеке от Центральной Европы.

В течение 1989 года было намечено предпринять решительное наступление, используя Ближний Восток и его огромные нефтяные резервы в качестве плацдарма. Снова, как и в 1970-х годах, стратеги США и Британии пришли к выводу, что с серьезной угрозой экономической экспансии континентальной Европы необходимо бороться, используя англо-американское «нефтяное оружие». Но форма, в которую это вылилось через несколько месяцев, потрясла весь мир.

Дата добавления: 2015-08-02