Как произносится по буквам с-р-а-н-ь г-о-с-п-о-д-н-я?

В четверг вечером Спенсер устроилась на красном плюшевом сидении в ресторане Розвудского загородного клуба и выглядывала из окна.

На поле для гольфа пара старших ребят в свитерах с V-образным вырезом и штанах-хаки пытались загнать мячи в еще несколько лунок до захода солнца.

Снаружи люди использовали оставшиеся несколько теплых деньков, чтобы выпить джина с тоником, отведать скальных креветок и тостов, запеченных на гриле.

Мистер и миссис Хастингс перемешали их мартини Bombay Sapphire и посмотрели друг на друга.

– Я предлагаю тост, – миссис Хастингс заправила свои светлые стриженные волосы за уши, ее кольцо с алмазом в три карата сверкало на фоне заходящего солнца, пробивающегося сквозь окно.

Родители Спенсер всегда произносили тосты, прежде, чем выпить что-то – даже воду.

Миссис Хастингс подняла свой бокал.

– За то, чтобы Спенсер прошла в финал Золотой Орхидеи.

Мистер Хастингс чокнулся с ней бокалом.

– И за то, что она будет на первой странице Сентинел в это воскресенье.

Спенсер подняла свой бокал и чокнулась с ними, но ее действие было безжизненным.

Она не хотела быть здесь.

Она хотела быть дома, защищенной и в безопасности.

Она не могла перестать думать о странном сеансе с доктором Эванс этим утром.

Видение, которое она наблюдала – забытая борьба с Эли в ночь, когда она пропала – было навязчивым.

Почему она не вспомнила об этом раньше? Было ли это чем-то большим? Что, если она видела убийцу Эли?

– Поздравляю, Спенсер, – мать прервала ее мысли.

– Я надеюсь, ты выиграешь.

– Спасибо, – пробормотала Спенсер.

Она сложила свою салфетку в аккордеон, затем обошла вокруг стола, поступая так со всеми остальными салфетками.

– Нервничаешь из-за чего-то? – ее мать подоткнула салфетку под подбородок.

Спенсер тут же остановилась.

– Нет, – быстро сказала она.

Когда бы она не закрывала глаза, она снова оказывалась в воспоминании об Эли.

Сейчас оно было таким четким.

Она могла чуять запах жимолости, которая росла в лесу, параллельному сараю, ощущать ранний летний бриз, видеть красочные брызги светлячков в небе.

Но это не могло быть реальностью.

Когда Спенсер подняла глаза, ее родители странно на нее смотрели.

Они, наверное, задали ей вопрос, который она полностью прослушала.

Впервые, она хотела, чтобы Мелисса была здесь и завладела разговором.

– Ты нервничаешь из-за доктора? – прошептала ее мать.

Спенсер не смогла сдержать ухмылку – ей нравилось, что ее мама называла доктора Эванс "доктор" вместо "психиатр".

– Нет.

Я в порядке.

– Думаешь, ты получаешь достаточно… – ее отец, казалось, подыскивает слова, поигрывая булавкой для галстука, –…квалифицированную помощь от доктора?

Спенсер покачала вилкой вперед-назад.

"Дай определение "квалифицированная", – хотела она сказать.

Прежде, чем она смогла ответить, появился официант.

Это был тот самый официант, который был у них в течение многих лет, низкий, лысоватый парень, с голосом Винни-Пуха.

– Здравствуйте, мистер и миссис Хастингс.

Пух пожал руку ее отца.

– И Спенсер.

Ты выглядишь прекрасно.

– Спасибо, – пробормотала Спенсер, хотя была совершенно уверена, что это не так.

Она не мыла волосы после хоккея на траве, и последний раз, когда заглядывала в зеркало, у ее глаз было дикое и испуганное выражение.

Она все время дергалась и оглядывала ресторан, чтобы увидеть, наблюдает ли кто-то за ней.

– Как вы все сегодня? – спросил Пух.

Он расправил салфетки, которые Спенсер только что повторно свернула, и разложил их всем на колени.

– Вы здесь по особому случаю?

– На самом деле, да, – заговорила миссис Хастингс.

– Спенсер стала финалисткой конкурса Золотая Орхидея.

Это главный приз академии.

– Мам, – прошипела Спенсер.

Она ненавидела, когда ее мать выставляла напоказ достижения семьи.

Тем более, что Спенсер сжульничала.

– Это замечательно! – воскликнул Пух.

– Здорово, когда есть хорошие новости.

Он наклонился ближе.

– Несколько наших гостей уверены, что видели сталкера, о котором все говорят.

Некоторые даже рассказывают, что они видели кого-то возле клуба вчера вечером.

– Разве этот город уже не достаточно пережил? – размышлял вслух мистер Хастингс.

Миссис Хастингс обеспокоено посмотрела на мужа.

– Знаете, могу поклясться, я видела, как кто-то наблюдал за мной, когда я встретила Спенсер на приеме у врача в понедельник.

Спенсер резко повернула голову в сторону матери. Ее сердце бешено застучало.

– Ты его рассмотрела?

Миссис Хастингс пожала плечами.

– Не совсем.

– Одни говорят, что это мужчина.

Другие – что это женщина, – сказал Пух.

Все тревожно зашикали.

Пух принял их заказы.

Спенсер пробормотала, что хотела бы ахи тунца – то, что она брала здесь с тех пор, как перестала заказывать по детскому меню.

Когда официант ушел, Спенсер огляделась вокруг.

Здесь все было оформлено в стиле ветхой лодки: темные плетеные стулья, куча спасательных кругов и бронзовых фигур.

На дальней стене была роспись под океан, дополненная отвратительным гигантским кальмаром, касатками и тритоном со светлыми волосами и сломанным носом в стиле Оуэна Уилсона.

Когда Спенсер, Эли и остальные приходили, чтобы пообедать в одиночестве, – большое дело в шестом и седьмом классах, – они любили сидеть рядом с этим тритоном.

Однажды, когда Мона Вандерваал и Чесси Бледсо пришли сюда, Эли потребовала, чтобы они обе подарили тритону большой французский поцелуй.

Слезы стыда бежали по их щекам, когда обе девушки тыкали языками в нарисованные губы тритона.

"Эли была такой подлой," – подумала Спенсер.

Ее видение всплыло на поверхность.

– Та не можешь это получить, – сказала Эли.

Почему Спенсер так разозлилась? Спенсер думала, что Эли собиралась рассказать Мелиссе про Йена той ночью.

Почему так случилось?

И что доктор Эванс подразумевала, когда сказала, что некоторые люди редактируют вещи, произошедшие с ними? Делала ли Спенсер так когда-нибудь раньше?

– Мам? – внезапно Спенсер стало любопытно.

– Ты не знаешь, забывала ли я когда-нибудь целый промежуток времени? Вроде… временной амнезии?

Ее мать застыла, держа свой напиток в воздухе.

– П-почему ты спрашиваешь об этом?

Затылок Спенсер вспотел.

У ее матери возник такой же тревожный "Я не хочу иметь с этим никакого дела" вид, как когда ее брат, дядя Спенсер, Дениэл, сильно напился на одной из вечеринок и выболтал несколько ревностно хранимых семейных секретов.

Именно так Спенсер обнаружила, что у ее бабушки морфиновая зависимость, и что ее тетя Пенелопа отдала на усыновление ребенка, когда ей было семнадцать.

– Постой, так забывала?

Ее мама трогала сколотый край тарелки.

– Тебе было семь.

У тебя был грипп.

На шее ее матери вздулись жилы, это означало, что она задерживает дыхание.

А это значило, что она не все сказала Спенсер.

– Мам.

Ее мать водила руками по краю стакана с мартини.

– Это не важно.

– Ох, да расскажи ей, Вероника, – резко сказал ее отец.

– Она с этим справится.

Миссис Хастингс сделала глубокий вдох.

– Что ж, Мелисса, ты и я отправились в институт Франклина – вы обе любили гулять по этому гигантскому сердцу.

Помнишь?

– Конечно, – сказала Спенсер.

Сердечная выставка института Франклина занимала площадь в пять тысяч квадратных футов, вены были размером с предплечья Спенсер, и пульсировали так громко, что когда вы находились в желудочках, это был единственный звук, который вы слышали.

– Мы возвращались обратно к машине, – продолжала ее мама, не отрывая взгляда от колен.

– По пути нас остановил этот человек.

Она остановилась и взяла отца Спенсер за руку.

Они оба смотрелись так серьезно.

– У него… у него был пистолет в куртке.

Он потребовал мой бумажник.

Спенсер распахнула глаза.

– Что?

– Он заставил нас лечь на тротуар.

Рот миссис Хастингс задрожал.

– Меня не волновало, что я отдала ему мой бумажник, но я так испугалась за вас, девочки.

Вы хныкали и плакали.

Ты все спрашивала меня, не умру ли я.

Спенсер крутила кончик салфетки на коленях.

Она этого не помнила.

– Он сказал мне сосчитать до ста, прежде чем мы могли снова подняться, – сказала ее мама.

– После того, как спуск стал чист, мы побежали к нашей машине и я отвезла нас домой.

Помню, я ехала почти тридцать миль на предельной скорости.

Удивительно, что меня не остановили.

Она остановилась и глотнула своего напитка.

Кто-то уронил стопку тарелок на кухне и большинство обедающих вытянуло шеи в направлении разбившегося фарфора, но миссис Хастингс вела себя так, как будто даже не слышала этого – Когда мы приехали домой, у тебя был страшный жар, – продолжала она.

– Он возник внезапно.

Мы отвезли тебя в больницу.

Мы боялись, что у тебя начался менингит, такой случай произошел в нескольких кварталах поблизости.

Мы должны были оставаться поближе к дому, в ожидании результатов обследования, на случай, если надо будет мчаться с тобой обратно в больницу.

Мы вынуждены были пропустить национальный конкурс на знание орфографии Мелиссы.

Помнишь как она готовилась к нему?

Спенсер помнила.

Иногда они с Мелиссой играли в конкурс орфографии – Мелисса как участник, Спенсер как судья, и Мелисса с трудом произносила слова из длинного списка.

Это было очень давно, когда Мелисса и Спенсер нравились друг другу.

Но Спенсер вспоминала, что Мелисса отказалась от участия в соревновании, потому что у нее была игра на хоккейном поле в тот же самый день.

– Мелисса пошла на конкурс по орфографии после всего? – решила проверить она.

– Она пошла, но отправилась туда с семьей Иоланды.

Помнишь ее подругу Иоланду? Она и Мелисса были на всех этих играх на эрудицию вместе.

Спенсер изогнула бровь.

– Иоланда Хенслер?

– Правильно.

– Мелисса никогда не была Иоланде… – Спенсер остановила себя.

Она собиралась сказать, что Мелисса никогда не была подругой Иоланды Хенслер.

Иоланда была из тех девушек, которые были милочками на людях и властными террористками наедине.

Спенсер знала, что Иоланда однажды вынудила Мелиссу ответить на каждый вопрос из игр на эрудицию без перерыва несмотря на то, что та миллион раз говорила, что ей надо сходить пописать.

В конце-концов Мелисса написала в штанишки, и это растеклось по всему одеялу Lilly Pulitzer Иоланды.

– Как бы то ни было, через неделю твоя лихорадка прошла, – сказала ее мама.

– Но когда ты очнулась, ты не помнила ничего из того, что произошло.

Ты помнила поход в институт Франклина, и помнила, как гуляла по сердцу, но потом я спросила тебя, помнишь ли ты злого мужчину в городе.

А ты спросила "Какого злого мужчину?". Ты не помнила больницу, медицинские тесты, болезнь, ничего.

Ты просто… стерла это.

Мы также наблюдали за тобой весь остаток лета.

Мы боялись, что ты можешь опять заболеть.

Мелисса и я вынуждены были пропустить наш байдарочный лагерь матери и дочери в Колорадо, и тот большой фортепианный концерт в Нью-Йорке, но я уверена, что она все поняла.

Сердце Спенсер стремительно забилось.

– Почему мне никто об этом не говорил?

Ее мама посмотрела на ее папу.

– Все это было так странно.

Я думала, что тебя расстроит знание о том, что ты забыла целую неделю.

Ты была такой беспокойной после этого.

Спенсер сжала край стола.

"Может, я пропустила больше, чем неделю своей жизни", – хотела она сказать своим родителям.

Что если это был не единственный мой провал в памяти? Она закрыла глаза.

Все, что она могла слышать, был треск ее памяти.

Что если у нее случился провал в памяти после исчезновения Эли? Что она пропустила той ночью?

К тому времени, как Пух поставил на стол их дымящиеся тарелки, Спенсер трясло.

Ее мама подняла голову.

– Спенсер? Что не так?

Она повернула свою голову к отцу Спенсер.

– Я знала, что нам не следовало ей рассказывать.

– Спенсер?

Мистер Хастингс обхватил руками лицо Спенсер.

– Ты в порядке?

Губы Спенсер онемели, как будто ей ввели инъекцию новокаина.

– Я боюсь.

– Боишься? – повторил ее отец, наклоняясь вперед.

– Чего?

Спенер моргнула.

Она ощутила себя как будто в повторяющемся сне, где она мысленно осознавала, что хочет сказать, но вместо слов наружу выходила шелуха.

Или черви.

Или клубы фиолетового мелового дыма.

Затем она закрыла и сжала рот.

Она внезапно осознала, что ответ, который она ищет – чего она боится.

Себя.

Дата добавления: 2015-08-02