Эхо Москвы / Передачи / Говорим по-русски. Передача-игра / Воскресенье, 17.01.2010: Ольга Антонова

http://echo.msk.ru/programs/speakrus/649139-echo.phtml

Дата:	17.01.2010 10:07
Тема:	Московское произношение: образец для подражания или пережиток прошлого?
Передача:	Говорим по-русски. Передача-игра
Ведущие:	Ксения Ларина, Ольга Северская
Гости:	Ольга Антонова

К.ЛАРИНА: Ну что, начинаем программу «Говорим по-русски». Здесь Ксения Ларина, здесь Ольга Северская. Оль, приветствую тебя.

О.СЕВЕРСКАЯ: Доброе утро.

К.ЛАРИНА: Марина у нас сегодня отсутствует. И у нас Марину заменяет наша гостья.

О.АНТОНОВА: Я!

О.СЕВЕРСКАЯ: Ну, не то, чтобы Марину заменяет, мы уже давно собирались встретиться. У нас в гостях Ольга Антонова, научный сотрудник Института русского языка, отдела фонетики, кандидат филологических наук. Человек, который знает о московском произношении – о новом, о старом, как теперь принято говорить – всё, и даже больше. Вот, честно говоря, вопросы про московское произношение у нас встречались довольно часто. И вот, даже к этому эфиру уже, видимо, увидев тему программы, вот инженер из Италии прислал нам такой, ну, я бы не сказала, что вопрос, это такое замечание провокационное, с которого, наверное, мы начнём:

«МАсковское прАизношение хАрашо для Москвы». Я уже говорила Ольге, когда мы готовились с ней обсуждать, о чём будем говорить, что довольно часто получаем на пейджер вот такие: «Девочки! Как же раздражает ваше аканье!». Вот. Так наш инженер из Италии тоже почему-то, когда он его слышит вне Москвы, в Москве вроде так, всё ничего – общий фон помогает, его пАчему-то тАшнит. Вот у него вАпрос: пАчему?

А у нас вопрос немножко другой. Дело в том, что до ХV1 века, которое было, на самом деле, не аканьем, а оканьем. Потому что, как меня Ольга поправила перед эфиром, что даже не только до ХV1, но и до ХVП века, потому что ещё Иван Грозный окал, и знаменитые боярские фамилии, например, такие, как Хованский и Мстиславский исключительно окали. А вот аканье у нас распространилось только к ХVШ веку.

А в 1755 году в русской грамматике Ломоносов написал, что это очень хорошо, что у нас распространяется именно московское произношение, потому что он отметил его отменную красоту, и сказал, что это очень полезно для государства, когда такой красивый московский говор распространяется повсеместно.

Вот вопрос, наверное, у меня такой первый, потому что есть московское произношение, есть московский говор.

Вот почему, Ольга, почему именно московский говор у нас вот стал основой литературного произношения?

О.АНТОНОВА: Доброе утро.

К.ЛАРИНА: Наконец-то, дошли до типа: доброе утро.

О.АНТОНОВА: Я хочу сказать относительно Ломоносова ещё вот такую любопытную деталь, что и сам Ломоносов – северянин, уроженец Архангельской губернии, тоже окал. И при этом он всё равно считал аканье более красивым способом произнесения. Ну, это вот дело его личного вкуса. А относительно пользы государственной я думаю, что он имел в виду следующее.

Когда такая большая территория, как территория России, когда такое обилие диалектов, разных способов произнесения на вот этой большой территории, обязательно нужен какой-то способ произнесения, какой-то говор, вот в данном случае, это московский говор, который был бы универсальным, всеобщим, он был бы для всех. Все могли бы им пользоваться в каких-то важных случаях, которые требуют участия всех. Это, например, жизнь государства, это образование. И так исторически сложилось, - историки любят эту форму, - так исторически сложилось, что именно московский говор стал базой, основой для литературного произношения. И причин тому две: первая – собственно, такая политика, политическая, социальная, что это говор столичный, что все приезжают в столицу, все взаимодействуют со столицей.

А вторая причина – она на самом деле, тесно связана с первой, потому что московский говор он занимает промежуточное положение между всех русских говоров. Во-первых, за счёт своего географического положения, во-вторых, за счёт взаимодействия с другими говорами, как такой своеобразный плавильный котёл, впитал, переварил, адаптировал черты многих, многих, многих русских диалектов, и занял вот это вот промежуточное положение. Получается, что московский говор удобен всем, хотя, безусловно, от всех русских диалектов отличается.

К.ЛАРИНА: Что такое сегодня московское произношение, и есть ли сегодня московский говор?

О.АНТОНОВА: Безусловно, безусловно, в той же степени, в которой есть литературный язык.

Литературному языку свойственен литературный способ произношения. И московский говор – это в данном случае равно литературному произношению.

Безусловно, за последние даже 100 лет литературное произношение менялось, но особенность литературного языка, я бы сказала – культура в том, что с течением времени наше произношение изменяется всё меньше. И поэтому, хотя мы говорим, что вот, старомосковские черты, сто лет назад говорили иначе, на самом деле отличия незначительные, их можно пересчитать по пальцам. Просто мы на контрасте на них обращаем внимание. А в остальных, своих решающих чертах, наше произношение остаётся неизменным.

К.ЛАРИНА: Давайте их как-нибудь всё-таки конкретизируем, чтобы аканья пресловутого, о котором мы сегодня вспоминаем, что ещё отличает именно московское произношение?

О.АНТОНОВА: Помимо аканья? Давайте вот тогда уж поговорим о гласных.

Помимо аканья московскому говору свойственно иканье.

Иканье – это, сейчас я попробую сказать максимально просто.

Это в безударных слогах после мягких согласных гласные «и» и «е» не различаются.

О.СЕВЕРСКАЯ: Примерчик сразу!

О.АНТОНОВА: Пример. Вот здесь хорошо сравнить речь Москвы и Петербурга, например, 100 лет назад.

100 лет назад, в Петербурге экали, то есть, говорили: «вЕсна», «лЕса», то есть, в безударном положении произносили «е».

В Москве говорили: «вИсна», «лИса». И в таком случае, например, «рыжая лиса» и «брянские лИса» произносилось одинаково – лИса.

И вот сейчас вот этот способ произношения – иканье, он характерен и для московского, и для петербургского произношения. Мы все икаем.

Ещё, например, литературному языку свойственно произношение [г] - взрывного: [Г] звук, в отличие, от, например, южнорусского, фрикативного. Вот 100 лет назад ещё звук [Г] встречался в русском литературном языке гораздо в большем количестве случаев, чем сейчас. Сейчас - практически только в междометии: «ага», «ого», в слове «бухгалтер». А вот 100 лет назад все слова, принято говорить так: религиозной семантики имели этот звук. Потому что этот звук пришёл из церковно-славянского языка. И слова: «Господи», «блаГодать», «блаГо» - они все произносились с этим звуком. Сейчас, конечно, везде остался звук взрывной.

К.ЛАРИНА: А Бог?

О.АНТОНОВА: Значит, «Бог» - это особое слово.

Мы знаем все хорошо, что в русском языке звонкие согласные в позиции конца слова оглушаются, и вместо них, вместо звонкого согласного но глухая пара. Например, слово «гороДа» в единственном числе будет «гороТ». С глухим «т» на конце.

И вот слово Бог – боГа,- звонкий «г», глухая пара к нему – звук, должно было быть «Бок», но мы произносим: «БоХ». И это вот как раз свидетельство того, что когда-то говорили: «БоХа», потому что «х» - это глухая пара к звонкому «г». И по-прежнему нормативно говорить только «Бох», если мы имеем в виду христианского Бога.

К.ЛАРИНА: Потому что «рог» - это рог», который роГа, это единственное такое слово, где остался рудимент.

О.СЕВЕРСКАЯ: Рудимент, рефлекс, на самом деле, я ещё раз Ломоносова хочу в этой как раз связи упомянуть, потому что он даже написал специальное стихотворение, которое называлось «Бугристы берега». И вот в конце ХVШ века шла действительно дискуссия. Ломоносов обращался к носителям русского языка, к читателю своему:

Скажи, где быть тут га,

И где стоять Глаголю?

Вот именно о различении вот этих Г- фрикативного и г – такого.

К.ЛАРИНА: Оля, а у меня ещё такой вопрос к Ольге по поводу не столько произношения московского так называемого, сколько стилевых каких-то вещей – вот, как строится фраза? Есть какие-то специальные какие-то московские приметы, по которым определяется именно московское произношение?

О.СЕВЕРСКАЯ: Интонации?

О.АНТОНОВА: Есть некоторые особенности интонации, но это особенности литературной интонации, как таковой. То есть, например, понижение тона к концу, как мы говорим – повествовательного предложения. Восходящая интонация, когда мы задаём вопрос? «Сегодня? Ты придёшь сегодня?» - интонация ползёт вверх.

Во многих диалектах вопросительные предложения строятся совершенно иначе, и интонация к концу фразы понижается, как в нашем повествовательном предложении.

Например, вятский говор очень любопытен в этом отношении, потому что там слушаешь вопросительное предложение, и, если в нём нет вопросительного слова, то мы не сразу даже понимаем, что это вопрос, потому что интонация к концу предложения падает.

О.СЕВЕРСКАЯ: И наоборот, кстати, потому что я вот, во время своих разъездов по разным городам и весям России столкнулась с тем, что в некоторых регионах, вот, например, в Чувашии и в Красноярске. Там, наоборот – утвердительное предложение звучит, как вопрос.

Ну вот, в частности, например, в Чувашии, на какой-то там станции я покупала сок, и спрашивала, как у нас обычно в Москве, там мелочь: «Мелочь вам дать?». Мне говорят: «Нет, наверно?». Им елось в виду, что нет, наверное, не надо!

Вот. И то же самое в Красноярске. Там такая как бы летящая. И в костромских каких-то говорах, там тоже вот такая летящая вверх именно при утверждении интонация.

К.ЛАРИНА: Но всё-таки время сильно изменилось, и сегодня Москва – это такой котёл, в котором столько переплавлено разных, в том числе и диалектов, всё равно сохраняется так называемая московская стилистика речи, или уже она потихонечку исчезает?

О.СЕВЕРСКАЯ: Да. И что уходит? Что остаётся? Наверное, так.

О.АНТОНОВА: Значит, остаётся в языке, наверное, то, что соответствует, отвечает законам языкового развития.

Ну, вот, например, почему, когда конкурировали иканье и еканье, вот о которых я сказала, почему победило иканье? Потому что это отвечало внутриязыковой тенденции.

Кстати, надо сказать, что ещё век назад некоторые выдающиеся лингвисты того времени не верили, что это произойдёт: им очень нравился стиль произношения – еканье. Это до сих пор осталось, во всяком случае, в театральной речи, приметой такого высокого стиля. И Лев Владимирович Щерба, например, не верил, что когда-то иканье победит и станет литературной нормой.

И вот, поскольку иканье отвечало внутриязыковой тенденции, тенденции к упрощению системы гласных, если говорить так, очень просто, то есть такой закон фонетики, закон Михаила Викторовича Панова, который говорит, что «В русском языке гласные стремятся к упрощению, согласные стремятся к усложнению». Вот то, что еканье и иканье совпали в иканье, - это вот как раз свидетельство того, что действует закон Панова.

А с другой стороны, вот для системы согласных, например, для старомосковского произношения век назад было характерно, это называется таким страшным термином: «ассимилятивная или позиционная мягкость согласных».

О.СЕВЕРСКАЯ: Ой! Какая группа?

О.АНТОНОВА: Группа согласных с последним мягким вся становится мягкой. Вот, например, в слове «естественно». Вот все согласные перед мягкими произносились мягко.

О.СЕВЕРСКАЯ: «Верьхь» ещё говорили.

О.АНТОНОВА: Это другой случай.

О.СЕВЕРСКАЯ: Простите!

О.АНТОНОВА: А вот в слове «естественно» и группа «сте» - мягкая, и стве» - тоже мягко. И сейчас, как вы слышите, что это произношение вполне уже для нас привычно. Мы уже скажем: «истественно». Ну, можем, во всяком случае, так сказать.

И то, что группа согласных вместо того, чтобы быть целиком мягкой, стала и мягкой, и твёрдой, вот это вот как раз свидетельство того, что система согласных усложняется. Это тоже отвечает закону языкового развития, языковой тенденции. Вот это приходит в литературный язык.

О.СЕВЕРСКАЯ: Я ещё про «дождь» хочу спросить, потому что…

К.ЛАРИНА: «Дожьдь».

О.СЕВЕРСКАЯ: Да, «дожьдь» - это петербургское произношение, потому такое чёткое. У нас говорили: «дождь». Но вот я заметила, что с тех пор, как группа «ДДТ» вот вошла в массы московские, у нас как-то «дождь», я не знаю, может быть, только на сцене Малого театра произносят.

Вот с этим, что делать? Оно и понятно, что уже сказала про первый – «верьх».

К.ЛАРИНА: Да, ещё были: «маленькай», вот такие кругленькие окончания, вместо «и».

О.СЕВЕРСКАЯ: Начнём, пожалуй, с «дождя».

О.АНТОНОВА: Значит, с тем, что стали говорить «дождь» и «дожди» -ничего делать не надо. Да, действительно это произношение и становится, уже стало литературным. Эти варианты: «дожьдь» и «дождь» сейчас существуют как равноправные. И даже говорят, что «дожьдь» - это вариант, который свойственно только старшим произносить минорно. Здесь ничего поделать нельзя. Это свидетельство того, что вариант литературного говорения, региональный вариант литературного говорения взаимодействует с литературным говором с центральным, с московским, влияют на него. И, так или иначе, – всё это стремится не к унификации, а к отсутствию противоречий.

Вот, в частности, например, противоположный случай. В словах типа: «расчёска», «счёт» в Москве всегда произносили «щ». А в Петербурге говорили: «сч»: «Вы это говорите на мой СЧёт?», «Дайте мне вот ту раСЧёсочку».

К.ЛАРИНА: Как «конеЧно».

О.АНТОНОВА: Это тоже. Хотя Вы правы в том, что это действительно следование букве. Да, вот такой гипноз буквы, который заставляет произносить все буквы, которые написаны в слове.

А вот сейчас все говорят – и в Петербурге: «щёт» и ращёска» и таким образом происходит это взаимодействие.

Так, ещё Вы меня спросили ещё по поводу «верьха». Да.

Это была такая особая группа слов: «вечь», «Серьпь», «церьковь», в которых произносился после «е» мягкий «ре» перед заднеязычными согласными. Ну вот, такая особая группа слов она задавалась списком.

Сейчас для московского произношения такое смягчение звука «р» уже не свойственно, кроме одного слова. Это слово «церьковь». Часто это слово дети узнают не от своих пап и мам, а от бабушек и дедушек. Таким образом, переходит передача орфоэпического опыта через поколение. И поэтому вот ещё консервируется такое произношение.

К.ЛАРИНА: А «маленькай»?

О.АНТОНОВА: Это тоже черта, которая была свойственна старомосковскому произношению.

К.ЛАРИНА: У меня бабушка так говорила.

О.СЕВЕРСКАЯ: Это очень трогательно.

О.АНТОНОВА: И в малом театре такая орфоэпическая традиция, она до сих пор…

К.ЛАРИНА: Элина Быстрицкая так говорит. У них такая привычка, да, да. Ну, я пример один привела, не могу, давайте какие-нибудь слова ещё.

О.АНТОНОВА: Это не привычка, это такой способ – это реализация.

К.ЛАРИНА: Ещё какие слова, вот из «маленького».

О.АНТОНОВА: Сейчас речь идёт только о прилагательных. Значит, в этой позиции, в такой позиции - заднеязычной – кг, более твёрдым, говорили: «маленькай», «сладенькай», «умненькай». А в Петербурге говорили, кстати, раз уж мы вот стали так сравнивать, говорили: «маленький», «сладенький» и так далее.

Сейчас мы, конечно, говорим только с мягким. То есть, исключительно, вот, если человек употребляет варианты с твёрдым окончанием, он говорит: «маленькай», это значит, что он употребляет старомосковский вариант.

Такое произношение остаётся допустимым, все учёные, которые занимаются орфоэпией, которые фиксировали такое произношение в середине ХХ века, они уже тогда указывали, что это произношение устаревает, но признавали, что оно допустимо особенно в театральной речи. Театральная речь консервативнее, чем обычная, живая речь.

К.ЛАРИНА: Оля, на каком языке русском говорят потомки эмигрантов первой волны русской, вот послереволюционной?

О.АНТОНОВА: Это очень интересно.

К.ЛАРИНА: Потому что, они, когда приезжают к нам в гости, и когда мы с ними тут разговариваем, просто вот сидишь и думаешь: «Господи, говори, говори, говори!». Потому что это вроде русский язык, но совсем другой. Это вот в закрытом таком анклаве люди передают друг другу – из поколения в поколение эту манеру стилевую. Она так и сохраняется.

О.АНТОНОВА: А вы знаете, с ними произошло, конечно, не то же самое, что со старообрядцами, потому что это случилось с ними в другое время, и они не были настолько изолированы. Но по сути дела, это вот такие эпизоды в жизни языка. Это иллюстрация того, а по какому, собственно, пути могло бы пойти языковое развитие?

С одной стороны, там консервируются какие-то черты, которые из литературного языка уже исчезли.

С другой стороны, там происходят какие-то изменения, но гораздо более медленно, чем вот в русском языке.

Да, мы продолжали жить своей жизнью, а у них – всё по-другому.

К.ЛАРИНА: То есть, когда это случилось? Мы пошли, те, кто здесь жил и остался, пошли в совок, в новояз, который оказал какое-то жутчайшее влияние на всю нашу дальнейшую жизнь. А у них?

О.АНТОНОВА: Они тоже испытывали некоторое влияние, потому что все они двуязычные, трёхязычные – знают множество иностранных языков.

К.ЛАРИНА: Ну, понятно. Ну вот, то, что они с собой увезли в 17-м году, они то и сохранили, тот язык русский.

О.АНТОНОВА: Вы знаете, были исследования. Вот Елена Андреевна Ленская в Институте русского языка занималась исследованием речи эмигрантов, которые оказались за границей. Нет, нельзя сказать, что этот язык сохранился без изменений. Он тоже изменился, но иначе. Но, вот другой путь.

Собственно, когда была открыта Агафья Лыкова, если вы слышали её запись, это ведь тоже поразительно. Это ведь тоже русский язык, но как будто бы человек из параллельной реальности. Правда? Это удивительно! Но она от нас ещё дальше, потому что её предки бежали и были изолированы, это было очень давно. Там, конечно, совершенно всё по-другому.

О.СЕВЕРСКАЯ: У нас были вопросы ещё в Интернете, довольно много. Вот, у нас инженер из Индии. У нас всё как-то инженеры интересуются русским языком. Он написал, что, когда он учился, эталоном московского произношения считался известный актёр, позже – директор Малого театра, народный артист СССР Михаил Царёв. И давали в фонотеке записи, и можно было учиться по ним.

Вопрос: кто сейчас может быть признан эталоном московского произношения? Чьё произношение?

О.АНТОНОВА: Я так понимаю, здесь всё-таки речь идёт уже не о старом московском произношении, эталоном которого был Михаил Царёв, а о нашем, современном произношении?

Я могу ответить интересующемуся инженеру из Индии, что по-прежнему в качестве произносительного образца мы должны выбрать себе актёров Малого театра. Потому что они, безусловно, консервативны, они не вполне таковы, как и вся речь вокруг нас, вот, например, на улицах, но они сохраняют норму. Они последовательны. И вот для того, чтобы назвать ему какое-то имя, на которое он может ориентироваться, это вот Быстрицкая, это Василий Лановой, это Михайлов, актёры Малого театра, которые продолжают сохранять норму, которые…

К.ЛАРИНА: А Василий Лановой – всё-таки из театра Вахтангова.

О.АНТОНОВА: Но он же, кстати, учился этому произношению. Оно ему не было присуще.

К.ЛАРИНА: У него, кстати, был жуткий говор, он сам рассказывал, когда он поступал в институт.

О.АНТОНОВА: Да, зато теперь его речь можно считать образцовой.

К.ЛАРИНА: Потому что, если говорить об образцах питерской речи, то для меня всё-таки остаётся Дмитрий Сергеевич Лихачёв. Это абсолютно такое чисто питерское произношение – классическое, как он разговаривал.

А вот таких знаменитых москвичей, я даже не знаю, кого назвать. Потому что всё-таки актёрское произношение – это одно. А вот из публичной речи? Из речи общественных деятелей?

О.АНТОНОВА: Из речи общественных деятелей, я, пожалуй, затрудняюсь назвать кого-то в качестве образца.

К.ЛАРИНА: НОВОСТИ, потом продолжим.

НОВОСТИ

К.ЛАРИНА: И всё наша сквозная тема нашей передачи – «Московское произношение».

У нас в гостях Ольга Антонова, научный сотрудник Института русского языка Российской Академии Наук, кандидат филологических наук. Здесь, в студии, ведущие программы: Ольга Северская и Ксения Ларина.

И наши слушатели здесь пишут всякие-разные примеры, присылают на sms: «В Питере «до скольки работает», в Москве – «до сколькИх». Начала говорить…

О.СЕВЕРСКАЯ: До скОльких?

К.ЛАРИНА: До сколькИх. Почему?

О.СЕВЕРСКАЯ: Нет, до скОльких. Правильно?

К.ЛАРИНА: Нет, но говорят-то «до сколькИх».

О.СЕВЕРСКАЯ: Говорят тоже, как в Питере – «до скольки?», а правильно-то «до скольких», о чём пишет Gramota.ru.

К.ЛАРИНА: Как правильно-то? Мне кажется, ни то, ни другое.

О.СЕВЕРСКАЯ: «До скольких?».

К.ЛАРИНА: Нет, мне кажется, что лучше говорить: до которого часа?

О.СЕВЕРСКАЯ: Вот! Наши слушатели так и делают. И я теперь так и делаю – спрашиваю: «А до какого часа»?

К.ЛАРИНА: Но до скольки? – это ужасно просто!

Еще. «Грешневая» и коришневый, - спрашивает Нина. Это откуда?».

О.СЕВЕРСКАЯ: О! Это чудесный, совершенно чудесный вопрос.

О.АНТОНОВА: Действительно старомосковскому произношению, то есть вот, тому произношению, которое было сто лет назад, было свойственно в некоторых случаях, далеко не во всех, произношение на месте орфографического сочетания «чно», звуков «шно».

Вот как раз говорили: «Молошная каша», «грешневая каша», «булошная», «яишница» и так далее.

Но уже сто лет назад было такое распределение, что ли, что в словах обиходных говорили «шн», а в словах, вот, например, в терминах, вариант только «чн».

Говорили: «молоЧНая кислота», но при этом – «молоШНая каша». Говорили только: «тоЧНый», хотя там тоже сочетание ЧН, конеЧНый, но при этом – конеШно.

И уже сто лет назад учёные пытались найти объяснение вот этому феномену и спрашивали: а вот почему? Какие именно слова? И были разные-разные предположения, и оказывалось, что в принципе ни одно объяснение не подходит. Большинство слов, в которых варьируется такое произношение, стилистически неправильное. И пытались в зависимости от того, какое слово производящее, какие другие согласные в этом слове, вот дать какое-то объяснение. Нет, ничего не получилось! Ни одно объяснение не было исчерпывающим.

Сейчас количество слов, в которых произносят «ШН», существенно сократилось. Но по-прежнему говорят «конечно», слово «скучно» в данный момент имеет два варианта – говорят и «скуШно» и «скуЧНо». Старшее поколение говорит только «скуШно».

Но «яичница» - мне не приходилось, честно говоря, слышать, чтобы литературно говорящий человек сказал: «яиЧНица».

О.СЕВЕРСКАЯ: Если он с юга, то может сказать.

О.АНТОНОВА: А это тогда региональный вариант литературного языка. Это уже совершенно другое.

Потом есть ещё такое предположение, что в словах, в которых консервируются старые варианты произношения, они могут обозначать ушедшие из жизни реалии.

И вот, например, слово «подсвеШник», в котором часто говорят «ШН», вот есть такое мнение, что подсвечниками сейчас пользуются редко, и поэтому… Или вот, например, «сквореШНик». Или «горчиШНик». Вот вариант редко услышишь «горчиЧНик. Мне не приходилось, честно говоря.

Так что, нельзя сказать, что вот эта старомосковская норма она полностью для нас исчезла. Она по-прежнему для нас актуальна.

К.ЛАРИНА: Я вчера слышала от кого-то по телевизору, вспомнила тоже бабушку свою. Она так говорила, но это относится не к произношению, а именно к стилистике: «в два часа утра». Я вспомнила, что у меня бабушка так говорила. Мы сегодня говорим: «В два часа ночи», да? «В три часа ночи». Ну, в четыре часа утра – ещё можно сказать.

А вот по-старому всё-таки это уже то, что шло после, как я понимаю, после полуночи, это уже раннее утро. В два часа утра, в три часа утра. Да?

О.СЕВЕРСКАЯ: Да, да. Причём, кстати, мои любимые французы они так и говорят. Они говорят: (говорит по-французски), это имеется в виду наш час ночи, при этом. Но у них уже утро наступило.

К.ЛАРИНА: Утро, да.

«Ломоносову – респект!», - пишет нам Марина из Самары. Но ещё в семидесятых в нашем южном, Приморском дворе приезжих дразнили «москвачки» из-за особенностей произношения и интонирования. Кроме того, резала слух манерность речи: «Эвана, поди сюда!».

О.АНТОНОВА: Я даже затрудняюсь прокомментировать. Вот «москвачки» - это скорее… Вряд ли это как-то связано с фонетикой, с особенностями, если только произношение предударного звука «а», который в литературном языке, вот первый, звук в первом, передударном слоге звук «а» он длиннее, может быть, чем ударный звук.

Вот, например, известная дразнилка: «С МАсквы, с ПаСада, из КАлашного ряда». Она возникла как раз из-за того, что вот первый предударный слог москвичи тянули. Сейчас это практически исчезло из речи. Такого гипертрофированного звука уже нет.

К.ЛАРИНА: Вопрос от Павла: «Связан ли культизм петербургского говора с большим количеством там иностранных выходцев в ХVШ – Х1Х веках, говоривших на выученном языке по писанному?».

О.АНТОНОВА: Хотелось бы ещё только понять, что такое «культизм»?

К.ЛАРИНА: Я не очень понимаю, да.

О.АНТОНОВА: Может быть, он имеет в виду, что в Петербурге всегда было множество образованных людей-иностранцев, которые говорили… Значит, с чем могла быть связана эта особенность петербургского произношения? Это довольно известная версия, многие с ней согласны, что в Питере было множество людей, так называемых интеллигентов в первом поколении – разночинцев, выходцев из самых разных слоёв общества, которые получали образование и учились произношению из книг. Они воспринимали вот эту произносительную традицию, они не могли её воспринять от предшествующих поколений. Они должны были учиться сами. И отсюда вот это следование букве. Это такое разумное объяснение, надеюсь не самое худшее.

К.ЛАРИНА: И ещё наблюдение из Питера от Анатолия: «В московском говоре гораздо меньше амплитуда интонаций по сравнению, например, с киевским. И со временем эта амплитуда всё меньше. Может, это следствие постепенного ухода эмоций из делового общения? Просто людям некогда тратить силы на интонацию в речи».

О.АНТОНОВА: Знаете, мне кажется, этот вопрос скорее касается внутреннего мира человека, чем особенности фонетики.

Безусловно, ну, мы уже говорили с вами об этом, что интонирование в разных областях России и сопредельных государств оно может быть разным.

И то, что для кого-то кажется совершенно обычным интонированием, для человека, для которого это не свойственно, ему может резать слух. То есть, это просто вот такая сильная оппозиция в языке: свой – чужой. Вот то, что своё, не замечаю, а всё, что чужое, каким бы оно ни было, оно отличается, мы обращаем на это внимание. Так что, здесь, мне кажется, дело в этом.

К.ЛАРИНА: Ну что, будем играть? Может, мы сыграем уже?

О.СЕВЕРСКАЯ: Да, будем играть.

К.ЛАРИНА: Только просклоняйте мне, пожалуйста, мандарины. Быстренько!

О.СЕВЕРСКАЯ: Нету чего? – Мандаринов.

К.ЛАРИНА: Какая ты молодец! Видишь? А вот Александр Маршал нас замучил новогодней песней: «Мы сидели с сыном и слушали песню. Круглые сутки он её поёт, начиная с первого января: «Запах мандарин из больших витрин». Мой племянник говорит: «Запах мандаринов из больших витринов», (Смеются). Ну, что тут делать? Что тут делать? Оль, ну что делать с такими вещами? Расстреливать?

О.АНТОНОВА: Ой, знаете, мне вспомнилась детская шутка: «у рыб нет зуб»? «у рыбей нет зубей?», или «у рыбов нет зубов»?

К.ЛАРИНА: А что сделать с Александром МаршАлом? Или Маршалом, как правильно?

О.СЕВЕРСКАЯ: Да Маршалом, вообще.

К.ЛАРИНА: А с мандаринами и витринами?

О.СЕВЕРСКАЯ: На самом деле, есть же такие варианты, как нет баклажан и баклажанов – эти оба варианта литературные.

О.АНТОНОВА: Или: носков и носок теперь можно, тоже два варианта.

К.ЛАРИНА: Может, мандарины тоже уже постигла та же печальная участь?

О.СЕВЕРСКАЯ: Можно перед тем, как играть, просто ещё очень хочется задать вопрос насчёт фильмов?

Вот у нас есть эхоман – «Маляр» из России. Он слышал в старых фильмах «Танцовать». Действительно ли это так?

О.АНТОНОВА: Действительно, да. Это одна из черт старомосковского произношения. Например, говорили «цаловать», «танцовать». Это вот такая милая черта, к сожалению, уже совершенно ушедшая.

О.СЕВЕРСКАЯ: Это старомосковское произношение, которое уже ушло.

Ну что ж, можем поиграть. У нас наследство, оставленное Михаилом Горбаневским и Владимиром Макисмовым - замечательная книга «Ономастика для всех». Это полное собрание их статей из газеты «Мир имён и названий», которую выпускает Центр «Фамилия». И вопросы от них же.

Есть совершенно дивное стихотворение. Ксюш, ты много пропустила. Мы в начале января говорили о том, какие имена дают детям.

К.ЛАРИНА: Давай! Наверстаем!

О.СЕВЕРСКАЯ: Так вот, был замечательный советский поэт, который написал такое стихотворение, в котором живо описаны все последствия, все трудности, которые ждут людей, которых родители не хорошо подумали, давая им имя:

Если только ты умён,

Не давай ребятам

Столь затейливых имён,

Как Протон и Атом.

Удружить хотела мать

Дочке белокурой,

Вот и вздумала назвать

Дочку Диктатурой

Хоть семья её звала

Сокращённо: Дита,

На родителей была

Девушка сердита.

Для другой искал отец

Имя похитрее,

И назвал он наконец

Дочь свою Идея.

Звали мама и сестра

Девочку Идейкой,

А ребята со двора

стали звать Индейкой.

А один оригинал,

Начинён газетой,

Сына Спутником назвал,

Дочь назвал Ракетой.

Пусть поймут отец и мать,

Что с прозваньем этим

Век придётся вековать

Злополучным детям.

Кто автор этого стихотворения? Самуил Маршак? Сергей Михалков, Валентин Берестов, Борис Заходер? Выбирайте правильный ответ.

К.ЛАРИНА: Пожалуйста, телефон: [phone]. Мы готовы услышать ваш, надеемся правильный ответ, дорогие друзья.

Алло! Здравствуйте.

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте. Может быть Борис Заходер?

К.ЛАРИНА: Нет. Ещё пробуем, пожалуйста.

Алло! Здравствуйте. Алло!

СЛУШАТЕЛЬ: Маршак?

К.ЛАРИНА: Да. Верно. Как Вас зовут?

СЛУШАТЕЛЬ: Борис.

К.ЛАРИНА: Спасибо, записали. Следующий вопрос.

О.СЕВЕРСКАЯ: Это действительно был Маршак.

Каким не могло быть полное имя Фенечки из романа Тургенева «Отцы и дети»? Она была из простых.

Феодора, Феодосья, Феоктиста, Фаина, Фёкла.

К.ЛАРИНА: Что-то здесь неправильно. Одно слово лишнее.

О.СЕВЕРСКАЯ: Мы знаем только, что она – Фенечка. Но мы точно знаем, кем она не могла быть.

К.ЛАРИНА: Алло, здравствуйте.

СЛУШАТЕЛЬНИЦА: Алло! Здравствуйте. Свёкла.

К.ЛАРИНА: Как тебя зовут?

СЛУШАТЕЛЬНИЦА: Вика.

К.ЛАРИНА: Вик, тебе сколько лет?

ВИКА: Девять, ой, десять.

К.ЛАРИНА: Вику записываем всё равно.

О.СЕВЕРСКАЯ: Несмотря на то, что это не Фёкла и не Свёкла.

К.ЛАРИНА: Там мама умирает со смеху со своей Фёклой.

О.СЕВЕРСКАЯ: Думаю, что-нибудь пошлём Вике, раз у неё такой интерес к русскому языку.

К.ЛАРИНА: Алло! Здравствуйте!

СЛУШАТЕЛЬНИЦА: Да, добрый день.

К.ЛАРИНА: Добрый день.

СЛУШАТЕЛЬНИЦА: Возможно, это Феодора?

К.ЛАРИНА: Нет!

О.СЕВЕРСКАЯ: Феодосья, Феоктиста, или Фаина? Кем не могла быть Фенечка?

К.ЛАРИНА: Алло! Здравствуйте. Алло!

СЛУШАТЕЛЬНИЦА: Алло, здравствуйте. Может быть, Фаина?

К.ЛАРИНА: Да. Совершенно верно.

Зовут как?

СЛУШАТЕЛЬНИЦА: Людмила.

К.ЛАРИНА: Спасибо, Людмила, записали.

О.СЕВЕРСКАЯ: Правильно. Действительно, в русской крестьянской среде в Х1Х веке имени Фаина просто не было – это было очень такое аристократическое имя.

И последний вопрос: от какого мужского имени образована распространённая на русском Севере фамилия Харин? – спрашивает вас Михаил Горбаневский.

К.ЛАРИНА: Харин?

О.СЕВЕРСКАЯ: Харин. Харлампий, Захар, Архип, Хрисанф, Харитон. Я думаю, что вы угадаете.

К.ЛАРИНА: Итак, выбираем, пожалуйста, от какого мужского имени образована фамилия Харин? Варианты ответа Оля вам назвала. Выбирайте правильный. Алло, здравствуйте.

СЛУШАТЕЛЬНИЦА: Алло, здравствуйте. Может быть, Захарий?

О.СЕВЕРСКАЯ: Нет.

К.ЛАРИНА: Там и Захария-то нет никакого.

О.СЕВЕРСКАЯ: Ну, Захар был.

К.ЛАРИНА: Алло, здравствуйте.

СЛУШАТЕЛЬНИЦА: Алло! Добрый день! Может быть, от Харитона?

К.ЛАРИНА: И это да, это да, это да! Вас зовут?

СЛУШАТЕЛЬНИЦА: Татьяна.

К.ЛАРИНА: Татьяна, спасибо.

Кстати, «Алё», или «Алло» правильно? Оля?

О.СЕВЕРСКАЯ: Сейчас спросим.

К.ЛАРИНА: То есть, я «Алло! Алло!» А вдруг неправильно?

О.АНТОНОВА: Это абсолютно равноправные варианты.

О.СЕВЕРСКАЯ: А вот вы знаете, что фамилия Харин образована, не могу вот этого не сказать вам, от уменьшительно-разговорной формы: «Харя». От известного крестильного имени Харитон.Харитонов звали Харей. А это греческое – осыпающий милосями, щедрый, - вот кто такой был Харя, на самом деле. И Харин соответственно был щедрый человек.

К.ЛАРИНА: Возвращаемся к произношению.

«Бабушка моей подруги детства, урождённая Графиня Ланская, говорила: «Не шилите». Не шалите – не шилите».

О.АНТОНОВА: Да, чудесный совершенно, чудесный комментарий, потому что это действительно черта, которая была присуща старому московскому произношению. Говорили: «шимпанское», «шиги» и сейчас следы этого произношения ещё сохранились в нашей речи, потому что некоторые слова, вот, например, производное от слова «жалеть» - к сожалению, они все произносятся «к сожилению».

Или, вот ещё: лошидей, мы тоже говорим так. Хотя уже есть слова, в которых, например, слово «жикет». Он и «жАкет», и «жИкет». Правда? И то, и другое нам не режет слух – это два варианта.

К.ЛАРИНА: «Как вы относитесь к изменению интонации в речи молодёжи? Это влияние учёбы в англоязычных странах? Или манерничанье?», - спрашивает Анна.

О.СЕВЕРСКАЯ: А это правда, ещё и произношение, потому что они все сейчас так как-то модно говорить в нос немножко так.

О.АНТОНОВА: Вы знаете, я не обращала внимания на то, что говорят в нос. Ну, может быть, просто мне не приходилось сталкиваться. Но то, что молодёжь говорит особо – это не секрет. Всем это известно, что в какой-то период молодые люди, стремясь обособиться, выделиться, ну, это вот опять то, о чём мы говорили: свой – чужой, мы не такие!

К.ЛАРИНА: Это у каждого поколения есть такой сленг.

О.АНТОНОВА: Они используют в том числе и языковые средства для того, чтобы отмежеваться от всех. С возрастом это проходит. Вот будет интересно послушать этих молодых людей через 10 лет. Сохраниться ли у них такая произносительная особенность?

Если да, то можно будет делать какие-то выводы о тенденциях. А пока это преждевременно.

К.ЛАРИНА: Посмотрите на пожилых рокеров. Они тоже через это всё проходили. Да? Давайте вспомним, как всё начиналось. Как разговаривали в своей среде тот же Андрей Макаревич, когда был совсем молодым мальчиком, Борис Гребенщиков, тот же Юрий Шевчук, и многие, многие другие.

Сегодня все остепенились, и по-моему прекрасно! Могут быть образцами для подражания, как говорят на русском языке.

Да, да, да. И грамотно, хорошо говорят, очень красиво все, без исключения. Никого даже не могу выделить, что называется.

Ну что? Все? Конец фильма.

Да, к сожалению, мы заканчиваем. Огромное спасибо нашей гостье Ольге Антоновой, научному сотруднику Института русского языка Российской Академии Наук.

Оля, а Вы москвичка?

О.АНТОНОВА: Да. Я москвичка.

К.ЛАРИНА: Все москвички здесь собрались.

Спасибо большое, и до встречи.

Дата добавления: 2015-08-02