Похищение Психеи 8 страница

Наконец, боль стала отступать. Или мой организм уже настолько измучен, что перестал ее чувствовать? Или эластичные ткани как-то смогли растянуться и адаптироваться к вторжению? Теперь все внутри жутко распирало, но острой боли не было, только ощущение чего-то постороннего, заполнившего там все. Ритмичные толчки только в самой глубокой точке причиняли боль, но уже не такую резкую. Я не сопротивлялся, смысла в этом не было никакого. Орать я тоже перестал. Вытолкнуть из себя посторонний предмет по-прежнему хотелось, но не было шансов. Мне удалось расслабить анус, точнее, он просто стал неспособен сжиматься. Какое-то новое чувство появилось внутри, отдаваясь к головке члена. Его нельзя было назвать приятным, но какое-то оно было… необычное, дразнящее, животное, сладко-мучительное -никак не опишешь. Как будто там кнопку какую-то наживают, от которой поступает приятный импульс. Хотя он заставляет морщиться, но хочется снова его испытать при следующем толчке, хотя бы для того, чтобы разобраться, на что это похоже. Это так реагирует простата, сообразил я.

Уже совсем не было больно, только дискомфорт от постороннего присутствия и нарастающее дразнящее чувство в простате, отдававшееся в головку, которую из-за этого очень хотелось сжать в кулаке. Но руки и ноги были крепко связаны. Я не могу сказать, что ненавидел Макса в этот момент. Он для меня не существовал. Существовали только мои ощущения. Было желание, чтобы это все скорее кончилось, и был страх перед его гневом. Что он еще придумает сделать со мной?

Наконец движения Макса стали более резкими, он загонял член еще глубже, и вот я почувствовал разлив тепла. Довольно резко он вышел из меня, сзади все ойкнуло. Неужели конец, или еще что-то будет? Макс сорвал с моей головы одеяло. Я скосил глаза на его ноги. Он уже натянул джинсы. Мою голову что-то прижало щекой к полу, это он наступил на нее ногой, довольно грубо, и что-то мокрое, теплое и зловонное шмякнулось мне на верхнюю щеку прямо около губ

- На, сожри

Это был презерватив, заполненный внутри спермой Макса и испачканный снаружи содержимым моей прямой кишки. Какая гадость.

Я почувствовал, как расстегивается ремень, которым были стянуты мои ноги. Через секунду входная дверь хлопнула. Макс ушел.

Я стряхнул со щеки презерватив, с усилием выпутался из расстегнутого ремня, встал на ноги. Теперь нужно развязать руки, но нестерпимо хотелось в туалет. Пришлось так и рвануть туда со связанными руками и освободиться от всего того, что он размесил внутри меня. Было тошно от всей этой вони, грязи и боли. Затем я добрел до кухни, взял связанными руками нож и, зажав его между коленок, разрезал веревки на руках. Пришлось провозиться минут десять. Теперь я мог выбросить грязный презерватив и, придерживая себя одной рукой за сочившийся смазкой член, а другой за задницу, как будто из нее что-то еще могло вывалиться, устремился в душ. Я плакал, и слезы смешивались со струями воды. Постепенно вода успокоила меня. Анус и член были как будто воспалены и требовали массажа. Я стал дрочить и, дойдя до финала, испытал облегчение во всем организме. Затем я рухнул на кровать и отключился до утра.

* * *

Проснувшись наутро, я долго лежал в кровати и думал. Наверное, нужно пойти и убить Макса или как-то искалечить его. Но как практически это осуществить, было непонятно. Я немного подумал над тем, где бы его подловить, каким оружием воспользоваться и как уйти потом от ответственности. Ничего умного не придумывалось.

Моей следующей мыслью было то, что настоящий мужчина на моем месте не думал бы, а уже бежал, как в фильме «Адреналин», рвать Макса на части. А я тут лежу и обдумываю план. Значит. ничего я не сделаю. Настоящей ненависти нет. Есть только ощущение чего-то непоправимого.

Макс вторгся силой внутрь меня, в мои интимные места, расталкивая там все нежное, тайное и болезненное. Скотина. А я не скотина? Разве я не вторгался в его интимную жизнь своими подслушиваниями и тайной видеосъемкой? Разве я не обманывал его, продвигая Наташу в его постель, как скользкий посторонний предмет, который протискивался вчера в меня? Из-за этого он разошелся с Настей. Разве я не насиловал его на теплоходе и не бил скакалкой, когда он не мог сопротивляться – не физически, но морально? Он не сделал со мной ничего такого, что я сам раньше не сделал с ним. Только он сделал это открыто и физически, а я подло и тайно.

Общаться с ним теперь невозможно. Ребята ничего не удастся объяснить. У меня нет больше здесь друзей, надежд и радостей. И я сам виноват в этом, а не он.

Вечером я позвонил родителям и сказал, что осознал их правоту и хочу уехать учиться за границу. В декабре пришел мой восемнадцатый день рождения, но звать никого не хотелось. Сказал родителям, что хочу праздновать в Америке с семьей, и уехал к ним. А с января меня перевели учиться в Лондон. Еще через год я перешел в Лондонскую школу экономики. Долго у меня не было девушки, но потом как-то в клубе на день рождения однокурсника я познакомился с одной полячкой. Ничего не добивался от нее, но она все сделала сама, и я стал оживать. Вскоре после этого я перевез в свою лондонскую квартиру Меркурия, как будто теперь у меня появился от него иммунитет.

Что у нас были за отношения с Максом? Как это перепутались в них дружба, жестокость и влечение? Почему это влечение вдруг расцвело слишком буйными, не вполне нормальными цветами? Бог весть. Этого не разгадать, и надо просто оставить в прошлом. Время лечит, и я уже здоров. Никакого влечения к парням больше нет, по крайней мере ничего сравнимого с тем, что было. И еще, теперь я точно знаю, что если услышу сплетни о разврате в чьей-то интимной жизни, то не буду ни смеяться, ни осуждать. У каждого свой скелет в шкафу, как говорят англичане. Наверное, я становлюсь европейцем, думал я, глядя на Меркурия.

Я мог бы порассуждать об этом еще и еще кое-что рассказать об этих трех годах. Но сегодня позвонил Макс. И теперь к черту рассуждения и рассказы. Мне нужно побыстрее найти билет до Москвы. Так что я сейчас занят. До свиданья.

Дата добавления: 2015-08-02