Огнева Вера Во зло 3 страница

И тут в голове Вареньки сложилась именно та комбинация.

В приемной управляющего трестом Горстройремонт раздался телефонный звонок:

- С кем я говорю? - загрохотал в трубке, не терпящий возражений и пререканий голос.

Секретарша, прекрасно разбиралась в голосах и потому четко отрекомендовалась.

-- Соедините меня с управляющим.

-- У него... совещание.

-- Вы хотите в другом месте объясняться? - в голо
се звенел металл.

В кабинете начальника шло что-то, в самом деле, на поминающее совещание. Скажем мягко, не совсем деловое. Отрывать его от этого было небезопасно, однако, напуганная секретарша, уже не думала о последствиях. Соединившись с кабинетом по селектору, она выдохнула, что на лини город и отключилась. В трубке послышался не совсем твердый, недовольный голос управляющего:

-- В чем дело? Я же сказал, чтобы меня не беспокоил!
Позвоните позже.

-- Позже мы с вами будем разговаривать в другом месте, - железный голос припечатал трубку к уху управляющего.

-- Говорят из КГБ. Вы лозунги на собственных стройка
читаете?

-- А... а...а..., - следующая фраза, намертво застряла в глотке.

-- Я спрашиваю, лозунг на недостроенном роддоме вы
когда в последний раз видели?

-- Никогда, - честно отозвался управляющий. Действительно, он знал, что там должны
были обновить транспарант и даже дал соответствующие
указания, но сам на смене не присутствовал, и что там написано, не видел.

-- "Умрем, но не сдадим!" - это принципиальная по­зиция вашего треста?

-...

- Вы будете отвечать на вопросы?

-- Я сейчас выезжаю на объект, разберусь во всем и доложу. Куда мне явиться?

-- Доложите по телефону дежурному по управлению.

-- Есть!

Не обращая внимания на вытянутые рожи заждавшихся в приемной посетителей, не заботясь о расхристанном внешнем виде и сильном запахе свежака, управляющий ринулся из кабинета.

Картина, представшая его глазам на объекте, не остав­ляла сомнений - звонок был именно Оттуда. Лозунг слегка покачивался на ветру. Его слова жгли правдой сердце управляющего?

-- Кто написал?

-- Художник, наверное, - водитель, прохохотавшись за
машиной, постарался придать своему голосу сочувствующие
нотки. Но начальнику было сейчас не до нюансов.

-- Быстро сюда бригаду и снять это!!!

-- Какую бригаду?

-- А хоть чертей с лопатами.

Водитель забрался в машину и по рации связался с конторой. Переговорив, он доложил начальнику, что специа­листов-верхолазов у них нет, впрочем, тот и сам это знал.

- Кто это вчера вешал?! Как повесили, так пусть и
снимают.

Через некоторое время за дощатый забор стройки въе­хал УАЗик с рабочими. Не зная еще, в чем дело, они недо­вольно озирались по сторонам и ворчали. Но когда смысл происходящего стал ясен, территория стройки огласилась та­ким хохотом - впору уши затыкать. С улицы начали заглядывать прохожие, образовалась небольшая толпа. Начальник, как ни пытался, не мог их прогнать. От

него только отмахивались, продолжая веселиться на его же счет.

Выяснилось, что снять лозунг нельзя. Если обычно та­кие транспаранты подвешивались на веревках, этот крепил­ся прямо к стене костылями. Как его снимать, никто не знал.

Вместе с другими было высказано предложение, поис­кать альпинистов. На отвесной стене могли работать только они.

Водитель сразу вспомнил, что есть человек, который может помочь и, если сам не справится, найдет кого-нибудь, кто выручит.

Пока машина ездила за Никитиным, успела собраться большая толпа. Управляющий был неприятно удивлен, уви­дев в ней Вареньку. Откуда тут взялась? Дурак, дурак, а со­образил, что именно там, где она появлялась, начиналась всякая чертовщина. Может, все с ума сходят от ее красоты, а может... А что еще может быть, он не успел додумать, при­шла машина.

Никитин ходил вдоль стены, прики­дывая, что можно сделать. Несмотря на всеобщее веселье, на его лице не промелькнуло даже улыбки.

-- Здесь понадобится специальное снаряжение.

-- Если нужна машина, она в вашем распоряжении.

-- Ладно, попробую так. Пусть
кто-нибудь держит внизу веревку, лучше вдвоем.

Обвязавшись веревкой, он бросил свободный конец со стены вниз, закрепил ее через блок и стал спускаться. Доб­равшись до лозунга, он не стал возиться с крючьями, а про­сто обрезал ненавистный кумач.

Когда его спустили на землю и развязали, он подошел к красной тряпке и развернул ее.

Перед толпой белым по красному засияли буквы: "СДАДИМ СТРОИТЕЛЬ­СТВО В СРОК".

Люди озадаченно потоптались и стали расходиться, а у управляющего началась такая икота, что водитель с тру­дом затолкал его сотрясаемое конвульсиями тело в машину.

Вскоре на стройке остались только Варенька и Ники­тин. Он был очень легко одет, в одной рубашке - выдернули прямо из цеха. Наверное, он здорово замерз, но все стоял и смотрел на лозунг, лежащий под ногами. А Варенька держалась в отдалении и не могла разобрать, что там у него на лице на­писано. Но когда он обернулся, она усмотрела в его глазах такое неудержимое веселье, что сама расхохоталась. Так они и стояли пока не просмеялись до слез.

-- Пойдемте ко мне, а то совсем замерзнете, и дождь
начинается.

-- Да, накрапывает. Меня с работы выдернули, даже
одеться не дали.

-- Тут такой переполох был! Если бы не вы, не знаю... только пожарных вызывать. Тогда управляющему прямая дорога в отставку. И так разговоров будет, хоть отбавляй.

-- Кто ж это с ним такую шутку сыграл?

-- Вы идете греться?

-- А выпить дадут?

-- Почему нет?

-- Тогда пошли.

Квартира встретила теплом. Никитин без разговоров пошел на кухню и сел прямо на пол у батареи. Варень­ка ставила чай и мазала бутерброды. Он за ней наблюдал. Она тоже потихоньку на него поглядывала.

Наученная всегда и во всем видеть изнанку, Варенька и в нем старалась отыскать темную сторону. Обычно ее взору люди открывались целиком. Она видела их насквозь. Но сейчас не получалось. Либо ее силы не хватало, либо в нем не было той самой темной стороны. Таких она еще не встречала или встречала, да проходила мимо за ненадобностью.

-- Садитесь на стул.

-- Тут теплее.

-- Так и есть будем?

Никитин засмеялся, но было это до
того беззлобно и до того не скрывало никакого подвоха, что
Вареньке сразу стало очень хорошо и спокойно с ним. И хоть
она еще не избавилась от своих опасений, нахлынуло доверие.

Вот взять и сразу ему рассказать? Но, привитая с детства, осторожность взяла верх.

Гость, обогревшись, пересел к столу. Варенька достала водку, налила.

-- За удачную борьбу с происками...

-- Да, за происки. Давай за них и выпьем.

Они разом опрокинули рюмки.

-- А не расскажешь ли, Варвара Александровна, какое
ты к этому всему имеешь отношение? Я ведь чувствую, что
имеешь.

-- Утром сидела и смотрела в окно, заметила этот лозунг и целый день потом наблюдала, как на него прохожие реагируют. И - ничего! Пока наш с вами начальник не прика­тил, никто даже не посмотрел вверх.

-- Не надо морочить мне голову? Я же пони­
маю, что с тобой не все ясно.

Варенька подобралась.

- Да не бойся ты. Я еще когда тебя в первый раз увидел, понял, что ты непростой человек. мужики наши вокруг тебя хороводом ходят, а того не замечают, что ты, когда злишься, вся в волчицу превращаешься. Поначалу страшно стало. Было дело, думал - рехнулся. Потом привык. А теперь скажи мне по секрету, можно шепотом, лозунг твоих рук дело?

Варенька не торопилась отвечать. Сидела перед че­ловеком, как перед рентгеном, и понимала, что соври она ему сейчас, он сделает вид, что поверил, а скажи правду - надо будет идти до конца.

Она внимательнее всмотрелась в того, кто сидел напротив: ху­дое, некрасивое лицо, морщинистая шея, седоватые редкие волосы. Из-за ворота рубашки выглядывали большие, обтя­нутые кожей ключицы. Но над всем этим были глаза. Она таких раньше не встречала или не замечала. Очень добрые, они светились умом и почему-то печалью. Только время от времени в них вспы­хивали веселые огоньки.

Она впервые задумалась, на что обрекает его своим признанием. Но, с другой стороны, если ему будет что-либо угрожать, она всегда сумеет его защитить. Оставалось только неясно, как он отнесется к этой защите. Может и не при­нять. Такие все решают сами.

-- Я, действительно, волчица. Но могу превратиться во
что угодно. У меня очень большая сила, такая что я даже до
последнего времени не представляла всей ее величины. Меня
долго держали под контролем, но недавно я вырвалась, это
чревато для меня страшными последствиями. Только сделать
уже ничего нельзя.

-- Как же это тебя угораздило с лозунгом-то!

-- Надоел! Который год перед глазами болтается,
а стена все такая же. Поновее бы что придумали. И управляющий наш надоел. Если бы его не прикрывали, он бы давно у меня по окрестным болотам в зеленой шкурке прыгал.

-- Ну, а я-то тебе зачем?

-- Даже не знаю, как ответить. Я ведь только хотела узнать, где находится Бурутан. Есть говорят такое место. Но появилось ощущение, что вам можно доверять.

-- Можно?

-- Можно, только не знаю, как вы к этому всему отнесетесь.

-- А я и сам не знаю, как к этому относиться. Не могу
до конца поверить.

-- Вы шапку-невидимку видели?

-- Где бы я ее видел?

-- Тогда смотрите.

Варенька достала из шкафа потертую ушанку из се­рого кролика, надела ее на голову, повернула задомнаперед и пропала. Никитин даже руку протянул и, только когда ру­ка наткнулась на что-то мягкое, понял, что она не исчезла совсем. Варенька повернула шапку и стала видимой.

- Убедительно?

- Н-да! Смотри-ка, обыкновенная чертовщина, а как
интересно.

Он опять смеялся. Она буквально остолбенела от такой реакции.

-- Меня, Варвара Александровна, интересует одна маленькая деталь. Как я понимаю, ты ведьма? Ведьма. А у не­чистой силы есть свои законы. Так вот, мне не ясно, как ты кэтим законам относишься.

-- Для меня самой этот вопрос встал так остро только
вчера. Не думала, что придется порвать со своими, даже
когда догадалась, что они уничтожили мою мать.

-- Мать была... как ты?

-- Нет, мать была человеком. Только когда детей забирают на ВОСПИТАНИЕ, это без крови не делается.

-- Вчера-то что случилось?

-- Я не могу вам пока всего рассказать. Пока не могу.

-- Ну, нет, так нет. Хотя все это чертовски интересно.
Никогда живой ведьмы не видел, стервы попадались, а вот
ведьмы... А насчет Бурутана я узнаю.

-- Это потихоньку надо сделать, не вызывая подозрений.

-- Там, где я буду спрашивать, никаких подозрений не
будет.

-- И еще, нельзя никому обо мне рассказывать. Мои не­
приятности не в счет, вам могут навредить.

-- Со мной-то что сделают?

-- Все что угодно. Могут просто убить, могут помучить
перед смертью. Придется теперь за вами присматривать. А
хотите, повышение по службе устрою?

-- Ага, хочу, чтобы меня назначили уполномоченным по
унитазам в нашем управлении, а лучше во всем городе.

Вареньке стало неловко за свое предложение. Перед ней был не тот человек. И хорошо, что не тот, другому бы она ничего не сказала.

-- Если хотите, я могу сделать сейчас так, что вы все
забудете.

-- Ну уж нет! Чтобы я добровольно отказался от такого
дела! А теперь я тебе вот что скажу. Это хорошо, что ты к
людям пошла. Что тебе плохо и за версту видно. И никакое
колдовство тут не поможет. Я еще когда тебя в первый раз уви­дел, понял - плохо у тебя в жизни. Только за твоей
красотой никто ничего не видит. Вот и получается - сидишь
как в клетке. И еще. Может не надо ведьме советы давать,
только такие номера, как сегодня, для тебя могут плохо кончиться. И начальника чуть до психушки не довела, и звону завтра на весь город будет.

-- Вы правы.

-- Не называй меня на "вы". Меня Сашей зовут. А теперь мне пора.

Они вышли в коридор. Варенька представила, как он пойдет сейчас под дождем в легкой рубашке, аж пле­чами передернула.

- Ничего, доберусь как-нибудь, - заметил он ее движение.

Она придумала: щелкнула пальцами и на вешалке вместо старенькой штормовки висела уже роскош­ная аляска.

-- Хорошо получается, - хмыкнул Никитин.

С тем и ушел.

Варенька вернулась в комнату и рухнула на диван. Никогда в жизни она так не уставала.

Чтобы все осмыслить, нужно было время, а потому не стала напрягаться. Отложила все на завтра. День клонился к вечеру, пора было идти на поляну к Кондратию.

Извозившись в пыли, она достала из-под дивана вчетверо сложенный пласт ткани, свернула его в трубочку, оделась и вышла на улицу.

Дорога на поляну в этот раз не показалась такой нуд­ной, да еще на полпути она сообразила, что бежать на четве­реньках веселее.

Трясущийся Кондратий выскочил из избушки, как только она показалась на поляне.

-- Ой, девка, хорошо, что ты пришла. Змей сегодня прилетает.

-- Он мне утром приказал дожидаться звонка.

-- Он это любит. Сам позвонит, а сам втихоря явится, все разнюхает, а потом подарки раздает такие, что кости трещат. Ты привез­ла?

-- Привезла, - Варенька развернула перед дедом ткань.
Вместе они натянули ее на яму с инвентарем и привалили
мелкими камнями. Ведьма пошептала - над захоронкой
поднялась высокая трава.

-- Молодец, девка, умеешь. А теперь давай я тебя спрячу. Неровен час, Змей пожалует, не отчитаешься потом.

-- Я сама спрячусь.

Варенька, превратившись в мышь, быстро пробежала в траве и закопалась в землю у края пленки. Там она устроила себе теплую норку и даже сторожко задремала в походно-полевых условиях.

Глава III

Черная, тяжелая туча быстро наползала на город и окрестности с запада. В лесу сразу стало темно и неуютно. Затихли птицы, расходившиеся было с прекраще­нием дождя. В городе вдруг, ни с того ни с сего, завыли соба­ки.

Змей, переходя из верхних слоев атмосферы ниже, сбросил скорость. Лететь было трудно, сильно болела рана в боку. По чешуе струйками стекала кровь.

Сильно заваливаясь на левый бок, он начал спускаться на лесную прогалину, сел и сразу отбежал в сторону. Осторожность не мешает даже там, где могут быть только свои.

Полет занял много времени, сказалась и рана, и плохая погода. Но больше всего мучило не это.

Еще недавно он знал, что непобедим. Хотя недавно для него и для людей были разными понятиями. Он жил уже больше двух тысяч лет. Ему даже немного надоело. Все было известно заранее.

Еще в самом начале он баловался новизной, даже пы­тался спорить с Верховным, не понимая, тщетности своих попыток. Потерпев первое поражение, уразумел, что его часть власти не должна соприкасаться с высшим законом. Понял и отступился, но не без досады. Досаду эту, со временем, он перенес на людей.

Любое сопротивление его, поначалу, просто забавляло, потом стало раздражать.

Что все есть суета сует, он где-то слышал, но не думал, что это и про него тоже. Уразумел, только прожив тысячелетие.

Оказалось, что ему никуда не деться от людей, более того, без людей не было бы и его. Люди были точкой прило­жения зла. Именно в них находилось максимальное проявление со­циальной энтропии. Змей был ее центром. Он создал систему и со всех ее точек давил теперь на людей. Но и это не было выходом. Система давала трещину - чем дальше, тем больше выходила из-под контроля.

Была еще одна причина для раздражения. Он не смог защитить от судьбы единственную женщину, которую любил. Практически, принес ее в жертву своей власти.

Змей был опустошен, но не сломлен. Пока не существлвало си­лы, способной его уничтожить. Но что-то подсказывало, что такая сила может появиться. И тогда все, конец.

Поляна пустовала. Неужели его никто не встретит. Здесь сейчас должен находиться Кондратий. Этот козел от­пущения был, как раз, кстати. Нужна помощь. Хотя какая помощь от калеки? Но и таким подручным приходилось до­рожить. Настроение, правда, за последние 100 лет у старика сильно ис­портилось...

Только Змей подумал о Кондратий, тот появился на поляне и закланялся, произнося традиционное приветствие. Змей только отмахнулся, раньше бы он, конечно, дослушал, сегодня не до атрибутов. Да и кругом никого. Это при остальных можно устраивать спектакль, давить им на психи­ку. В положении Кондратия для Змея имелся свой позитивный момент. Владыка был уверен, что бы ни случилось, в каком бы плачевном состоянии Кондратий его ни застал, рассказывать никому не станет. Не посмеет бросить тень на Змея.

-- Здравствуй, убогий. Живи пока живется. Кто-нибудь
знает о моем приезде?

-- Не в курсе я. Они тут все передрались, не появлялся
потом никто. Если только, по своим каналам узнали.

Ну и времена, подумал Змей, от своих приходится прятаться. Раньше бы... А! Что теперь думать о прошлом!

- Отойди подальше, задену. - Змей готовился принять
человеческий облик. Надо было обернуться на запад. Но когда вращение началось, бок заболел так сильно, что при­шлось остановиться. Кровь хлынула из раны струей.

Прижав лапой бок, Змей приказал Кондратию, подойти.

-- Заговорная трава есть?

-- Есть, только заклинания я не могу творить, вы же
знаете.

- А... чтоб тебя! Неси траву, сам попробую.
Кондратий рысью кинулся в дом и вернулся с охапкой

кровохлебки. Затолкав сено в рану, он отошел на почтитель­ное расстояние. Змей пошептал что-то, кровь литься пере­стала, но рана не закрылась, о перевоплощении думать было рано.

Змей немного отдышался. Надо было решать, как быть дальше. Сил так мало, что нельзя даже повернуться. При­дется долго лежать здесь, на поляне. Жаль, что еще сорок лет назад приказал уничтожить все эти дурацкие шапки-невидимки и плащи перевертыши, сейчас бы очень пригоди­лись.

Оставалось одно - направить Кондратия в город за нормальными медикаментами. Хм. Придется закупить целую аптеку.

Змей лежал задумавшись, а Кондратий стоял ни жив ни мертв от радости. Если бы не рана, да плачевное положе­ние, Змей сразу бы понял, что ему врут. Тогда все, пропал дед, и Вареньке бы непоздоровилось. Черт ее знает, где она прячется? Хоть бы спросить, что дальше делать.

Над поляной стал накрапывать дождь. Змею, в общем, было на него наплевать, мерзли только рубцы на шее. За много столетий его головы летели не раз, но потом снова от­растали, оставались только эти рубцы. В них было опреде­ленное неудобство.

До двери дома было недалеко. Змей просунул в сенцы одну из своих голов. Вторая голова попыталась пролезть то­же, но застряла. Кряхтя, он вытащил ее обратно и положил на травку.

-- Слышь, убогий, - третья голова придвинулась вплотную к Кондратию, - сейчас пойдешь в город и принесешь мне лекарства. Да, сначала зайди, проконсультируйся к кому-нибудь. Есть у тебя такой человек?

-- Есть один врач...

-- Почему замялся?

-- Мы с ним как-то того... выпивали вместе.

-- Сильно пьет?

-- Вообще-то зашибает здорово. Жена недавно от него
ушла. Живет один. Я его могу и сюда привести.

-- Ладно, веди. Пусть лечит и пообедать надо.

-- А вы что, собираетесь его потом?..

-- Не отпускать же.

-- А может вам, ваша светлость, того... ветеринара лучше?

Голова замерла с открытой пастью, Кондратий же, закрыв голову руками, кинулся за угол дома.

-- Я это так, ваша светлость, от глупости. Сейчас пойду
и приведу его. Все будет исполнено, не сомневайтесь, - прокричал он оттуда.

-- Ну смотри, убогий! Веди своего эскулапа, потом тобой
займемся.

Кондратий, стараясь не попадаться патрону на глаза, ки­нулся между деревьями по дороге в город.

Редкие прохожие с удивлением оглядывались на рас­трепанного, простоволосого старика, который со страшной скоростью бежал по улице, обдавая всех тучей брызг, по-видимому, ничего не видя перед собой.

В голове его в это время, в самом деле, была только одна мысль - как быстрее добраться до знакомого врача. Как его уговорить, Кондратий еще не знал, но понимал, что если приказ Змея не выполнит, тот его прихлопнет без всякой жалости.

Свернув к знакомому дому, он не сразу понял, что его насторожило, а когда понял, аж споткнулся. Почти из всех окон второго этажа валил черный, вонючий дым. Вокруг дома

кишмя кишели люди, стояли пожарные машины, из подъез­дов кого-то выносили.

Бочком, бочком старик протиснулся к пожару. С носилок на него мутно глянули знакомые глаза.

Кондратий сел там, где стоял. Все, Змей не простит те­перь. Хоть не возвращайся. А если не вернуться, все равно найдут и тогда точно прикончат, но так медленно, что смерти обрадуешься, как родной маме. Кондратий заплакал.

Старик плакал до тех пор, пока не почувствовал, что кто-то трясет его за плечо. Перед ним стоял худой, измазан­ный сажей парень и что-то спрашивал. Сначала Кондратий ничего не мог понять, потом включился. До него стало дохо­дить, что человек этот его знает. Уже потом старик вспом­нил, что видел его у врача, которого только что вынесли на носилках.

- Ты что, дед? Ты что так рыдаешь? Все ведь живы.
Иван немного обгорел, но ничего, поправится, не успеешь ахнуть, к тебе охотиться приедет. И я с ним. Помнишь, ты
мне обещал?

Кондратий действительно вспомнил и тот разговор, и кто перед ним сейчас. Это был хирург, друг Ивана.

Парень тем временем попытался поднять Кондратия из лужи.

-- Дед, а дед, да ты меня слышишь или нет? Ты заболел
что ли?

-- Не я, человек один сильно захворал. На поляне у меня лежит. Помереть может. А если у меня помрет, как я по­том объясняться перед властями? Меня ж за него в тюрьму упекут.

-- Что с ним?

-- Упал в лесу, напоролся на сук, бок сильно поранил. Я
ему кровь хотел остановить, вроде получилось, а как пошевелиться, опять льет. Он меня в город послал, приведи, гово­рит, доктора.

-- Тогда лучше санавиацию послать.

-- Нет! Ни в коем случае!

-- Важный человек?

-- Очень важный.

Кондратий с надеждой посмотрел на своего нового-старого зна­комого.

- А, может, вы бы чем помогли? Этот человек в долгу
не останется.

- Да ладно, какие долги. Хотя, конечно, топать в такую
даль по дождю удовольствие невелико.

Кондратий с радостью, но и с некоторой оторопью сообразил - парень с ним пойдет. Не потому, что ему светит гонорар, просто среди людей есть та­кие, которым всегда надо кому-нибудь помогать.

Впервые с начала разговора старик внимательно присмотрелся к человеку. Оказалось, никакой он не па­рень, виски совсем белые. Только фигура подтянутая, как у пацана, да в глазах, будто застыла смешинка.

Н-да, такого к Змею вести опасно, и... жалко. Ну ни­чего, авось пронесет. Возвращаться одному еще хуже.

-- А рана большая?

-- Очень. - и Кондратий показал руками. Размаха явно не хватало. По округлившимся глазам
врача понял, что сейчас может все сорваться.

-- Он у тебя, поди, помер уже?

-- Не должен. Я его хорошо устроил. Он сейчас спит.

-- Тогда пошли. Сначала в гараж, потом на работу ко
мне заедем и двинемся.

Варенька задумалась. Все, что она услышала на поля­не, было настолько интересно, даже спать расхотелось.

Что, если Змей умрет не дождавшись помощи? Может ведь. Кондратий сообразит, что помогать ему не сто­ит. Нет, тот сейчас так напуган, что выполнит все что ему прикажут. И помочь ему нечем. Попробуй, высунься, Змей заметит - дорого заплатишь за поспешность.

Издалека послышался звук мотора. Вер­толет? Змей забеспокоился, начал метаться по поляне. Опять полилась кровь из раны. Она, правда, не хлестала, вытекала медленно, но вскоре вся поляна была заляпана.

С приближением звука он догадался, что это не верто­лет, а машина, и немного успокоился. Вряд ли она подъедет близко - бездорожье.

Кусты зашевелились, на поляну вышли двое. Первым - Кондратий. Второй шел следом с не­большим чемоданчиком.

"Уф. Наконец-то врач", - понял Змей и потерял сознание.

Николай остановился на опушке. То, что он увидел, могло присниться только в нелепом сне: посреди поляны, вытянувшись во всю длину, лежало реликтовое животное. В боку животного зияла огромная рана, из которой текла кровь. Расхристанный, несчастный серый от горя старик, который привел его сюда вдруг бухнулся на колени и завыл:

- Помоги! Помоги, добрый человек, не дай погинуть...животине!

Быстро открыв чемоданчик, Николай начал обрабаты­вать края раны. В глубине ее, среди размозженных тканей, торчали обрывки сосудов. Ничего, в общем, сложного, но размеры!

Николай перевязал кровоточащие сосуды и стал поти­хонечку стягивать края раны. И тут животное зашевелилось. Швы сразу прорезались.

- Эй! Тише, ты. Животина, тише, тебе говорю!

Кондратий даже голову втянул, но со­образив, что Змей резкого движения сделать не может, ки­нулся к уху на крайней голове и быстро заговорил:

- Ваша светлость, привез я вам доктора. Сейчас вам
полегче будет. Вы только не шевелитесь.

До Змея, видимо, дошло, перестал дергаться.

В голове Николая проносились мысли одна другой за­нятнее.

Можно, конечно, предположить, что дед рехнулся, но тогда вместе с ним рехнулся и он. Лежащую на поляне, гово­рящую животину, можно было отнести только к галлюцина­циям. В нормальной жизни места такому не было.

Глаза боялись, а руки делали привычное дело. Края раны были сведены максимально. Наложив повязку, Николай вытащил из чемоданчика шприц и сделал Змею укол. Но прошло еще некоторое время, пока тот окончательно пришел в себя.

Левая голова повернулась к врачу, кожистое веко по­ползло вверх, открывая ясный, полный мысли взгляд. Нико­лай застыл на месте, будто парализованный.

-- Как зовут? - голос был человеческий, но с такими
нотками, что подмывало, поклониться, даже пасть ниц.

-- Подойди ближе.

Николай, правда без большой охоты, подошел на не­сколько шагов. Он увидел, как жилы на шее напряглись и голова стала медленно поворачиваться в его сторону. По мнению человека, необходимости в этом не было, и потому он отпрыгнул.

- Я же сказал - ближе!

И тут нелепая, на первый взгляд, мысль пришла человеку в голову: "Он меня хочет съесть".

Нелепая-то нелепая, но от такого взгляда еще не то подумаешь. Николай решил держаться подальше, благо Змей отвлекся - обратился к Кондратию:

-- Ты кого привел? Это тот пропойца? Или кто другой?

-- Тот сгорел, сам видел, как его из дома выносили. А
это его знакомый, тоже врач. Я думал, вам все равно.

-- А ты, кретин, не подумал, что одинокого пьяницу ни­
кто не кинется искать, а этого сразу хватятся? И выйдут на
тебя?

-- Да меня же никто не знает, кроме своих.

-- А свои тебя не заложат?

-- Ой, правда! Что же теперь делать?

-- Кончать вас всех надо, - произнес Змей в
задумчивости.

У Кондратия подкосились ноги, а Николай, уже не за­думываясь о собственной нормальности, огромными прыжка­ми кинулся к спасительному лесу. Вырвавшись на просеку, он увидел в конце ее машину, но тут за кустами послыша­лось шипение и Николай понял - не успевает.

Шум вертолета он услышал, когда уже мысленно по­прощался с жизнью. Шипение за кустами стало отдаляться и вскоре исчезло совсем.

Николай не помнил, как сел в машину и как добрался до города. В городе его задержал первый же пост ГАИ. Ин­спектор, только взглянув на него, велел пересесть в свою машину и повез полуживого от пережитого человека на экспертизу.

Которая, естественно, ничего не дала. После некоторого колебания его все же отпустили домой.

Добравшись до дому, Николай упал на диван и лежал так, не желая ни о чем думать и ничего вспоминать. Думать сейчас - все равно, что обрекать себя на продол­жение кошмара.

И он не нашел ничего лучшего, как залезть в холо­дильник, где стояла непочатая бутылка пшеничной.

К приходу жены в бутылке ничего не оставалось. И хо­тя гневных вопросов не было, - не та жена была у него, -Николай попытался что-то ей объяснить, но, увидев сначала недоумение, а потом испуг, не стал продолжать.

Жена проводила притихшего мужа в спальню. На этом хлопотный день для него кончился.

События на лесной поляне были не столь идилличны.

Змей не сразу заметил бегство потенциального ужина, думал о Кондратий. А когда заметил, человек уже юркнул в кус­ты. Что для Змея расстояние в несколько метров, даже и по бездорожью! Он уже разворачивался, чтобы одним прыжком догнать беглеца, когда послышался стрекот. К поляне приближался вертолет. Стало не до погони, самому бы сховаться.

Он быстро перебежал к деревьям, но скупые кроны не прикрывали, а шум вертолета все нарастал. Сомнений не оставалось, вертолет летел именно в их направ­лении. И тут Змею изменила выдержка, сказалась, должно быть, потеря крови.

Подлый же Кондратий, с одной стороны на­деялся, что прилетят люди и увидят, наконец, трехглавого, а с другой понимал - Змей так просто не сдастся. В бане, которую тут устроит эта Скотина, может сгореть и сам Кон­дратий и все близлежащие населенные пункты, до которых ему, впрочем, не было дела. Могла сгореть и Варенька. И тогда не останется ни одного существа, которое сможет по­тягаться с Нечистью. А Змей все равно отобьется, его даже ракетой не всякой возьмешь. Кто же сюда ракету потащит? Да и неразберихи столько будет, что пока вооруженые материализмом и атеизмом люди догада­ются с кем воюют, он улизнет.

Дата добавления: 2015-08-10