Sutta pitaka. Khuddaka nikāya. Jātaka. Dasa-Nipata. 439 Catudvara-Jataka.

Перевод И.П. Минаева.

"И прежде ты, о брат, ругаясь, не поступал по словам мудрых, за что и вкусил острое колесо"…

В древности в Бенаресе жил-был Миттавиндака, сын цехового начальника... Его отец и мать достигли первой степени святости, он же был дурного нрава и неверующий. Однажды, когда отец умер, мать, расхаживая по дому, сказала ему: "Милый, ты получил то, что трудно получается и не оставляется. Подавай милостыню, блюди нравственность, слушай закон, совершай обряд упосатхи".

Сын ответил: "Мать, не нуждаюсь я в подаянии милостыни, не говори мне ничего, как понадобится, так и стану поступать".

Однажды в день упосатхи, полнолуния... мать сказала: "Милый, сегодня желанный день великой упосатхи, я дам тебе тысячу, если ты, совершая обряд, пойдёшь в монастырь и станешь всю ночь слушать закон".

"Хорошо", – согласился сын и, вследствие страсти к богатству, позавтракав, пошёл в монастырь совершать обряд. Пробыв там день, ночью прилёг в одно место и заснул, не выслушав ни единого слова закона. На другой день, умывшись, пришёл домой, где и сел. Мать же думала так: "Сегодня сын, выслушав закон, придёт вместе с проповедником", и, приготовив угощение, поджидала его. Увидев, что сын пришёл один, мать сказала: "Милый, ты не привёл проповедника?"

"Не нуждаюсь я в проповеднике", – отвечал сын.

"Если так, то испей похлёбки", – сказала мать, на что сын возразил:

"Ты мне обещала тысячу, дай сперва, потом стану пить".

"Пей, милый, потом возьмёшь".

"Нет, когда получу, тогда и стану пить".

Мать поставила перед ним ящик с суммой денег в тысячу. Он выпил похлёбку, и, взяв деньги, стал торговать. В короткое время увеличил капитал до ста двадцати тысяч. И пришло ему на ум: "Стану торговать, снарядив корабль". Исполнив это, он обратился к матери: "Матушка, хочу торговать на кораблях". "Милый", – стала удерживать его мать, – "ты один сын, в этом доме много богатств, море полно опасностей, не ходи". "Пойду, не можешь ты меня удержать", – отвечал сын. "Удержу, милый", – говорила мать и взяла его за руку. Сын же, оттолкнув руку, ударил мать, бросил её, запер и на корабле отправился в море. Корабль, оттого что на нём плыл Миттавиндака, на седьмой день стал недвижим, и когда бросили жребий, кто причина несчастья, жребий три раза падал в руки Миттавиндаки. "Ради одного, да не погибнут многие", сказали пловцы и, дав ему доску, бросили его в море, а корабль быстро понёсся по морю.

Миттавиндака, держась за доску, приплыл к некоему острову и там в кристальном дворце увидел четырёх претов. Эти преты испытывали семь дней радость, семь дней скорбь, и с ними он насладился семидневным небесным довольством. Уходя испытывать семидневную скорбь, преты сказали ему: "Господин, на седьмой день мы вернёмся, в ожидании нашего прихода не грусти, поживи здесь". Но Миттавиндака, будучи во власти желания, сел на доску и, плывя по морю, достиг другого острова, где в серебряном дворце увидел восемь претов, таким же образом на третьем острове в алмазном дворце увидел шестнадцать, на четвёртом в золотом дворце увидел тридцать два прета, вкусив с ними от небесного наслаждения, в то время, когда они отправились испытывать скорбь, Миттавиндака вновь поплыл по морю и увидел некий город, обнесённый стенами, с четырьмя вратами. То был ад... Миттавиндаке же он показался красивым городом, а потому он подумал: "Войду в этот город и сделаюсь царём". Войдя туда, он увидел некое мучимое адское существо с острым колесом на голове. Миттавиндаке это колесо показалось лотосом на голове человека, грудные пятерные узы – латами, по телу текущая кровь – мазью красного сандала, жалобный крик – сладким пением, он подошёл к тому человеку и сказал: "О, человек, давно ты носишь этот лотос, отдай мне его". Тот отвечал: "Милый, то не лотос, а острое колесо". "Ты говоришь так, потому что не желаешь отдать мне его". "Моё дело, – подумало адское существо, – окончится, сей же, прибив мать, пришёл сюда – да будет с ним то же, что со мной". И подумав так, сказало: "Возьми лотос". И с этим вместе бросило на голову Миттавиндаки острое колесо.

И стало то колесо вращаться, растирая голову Миттавиндаки, он же стал жалобно причитать: "Возьми своё острое колесо, возьми своё острое колесо!" Но то существо скрылось.

В это время бодхисаттва с великой свитой пришёл к тому месту. Увидав его, Миттавиндака спросил: "Господин, царь богов, возьми от меня это острое колесо, как щипцы растирают семена, так, растирая, нисходит оно [мне на голову], какой грех я совершил?"

Так, вопрошая, он спел две гатхи:

"В железном городе, с крепкими столбами я заперт. Какой грех я совершил?"

"Все двери заперты; как птица я заключён. Почему колесо прибивает меня?"

Разъясняя ему причину, царь богов пропел шесть гатх:

"Получив сто тысяч, да ещё двадцать, ты не поступил по словам сострадательных родных".

"Отправился в море, в котором немного счастья, от четырёх перешел к восьми, от восьми к шестнадцати".

"От шестнадцати к тридцати двум, от желания большего вкусил колесо. Колесо вращается на голове человека, заражённого желанием".

"Те носят колёса, кто подвластен желанию разрастающемуся, с трудом побеждаемому и с новым объектом распространяющемуся".

"Кто оставил большое богатство, не исследовал пути, чья мысль незрела, тот носит колесо".

"Кто на дело смотрит и, желая великого богатства, не гонится за тем, что неразлучно со злом, поступает по словам сострадательных, – до того колесо не доходит".

Выслушав всё, Миттавиндака подумал: "Этот божий сын познал вполне совершённые мною дела, он знает, как долго мне мучиться, спрошу его". Подумав так, он пропел девятую гатху":

"...Долго ли у меня на голове будет колесо? Сколько тысяч лет? Ответь на мой вопрос".

Отвечая ему, божий сын пропел десятую гатху:

"О Миттавиндака, всякое усилие бесплодно, выслушай меня, тебе в голову всажено колесо, и до конца жизни ты не освободишься от него".

Сказав это, божий сын отправился на своё место, а Миттавиндака стал испытывать великую скорбь. Учитель в приложении к тому поучению разъяснил перерождение: "Тогда Миттавиндака был духовный ругатель. Царь же богов был я".

Джатака о неблагодарном военачальнике.

Sutta pitaka. Khuddaka nikāya. Jātaka. Dasa-Nipata. 445 Nigrodha-Jataka.

Перевод с пали: В. Эрман, А.В. Парибок, 2002 г. выполнен по изданию В. Фаусбёля, опубликованному в Лондоне в 1877-1897 гг. По этому же изданию указан и порядковый номер джатаки.

"Что ты думаешь…" – это сказал Учитель, пребывая в Бамбуковой роще, по поводу Девадатты. Однажды монахи стали вразумлять Девадатту: "Почтенный Девадатта! Ты многим обязан Учителю! Ты получил от него постриг, получил посвящение, изучил все "Три корзины" речений Пробуждённого, научился созерцанию. К тому же уважение и почёт, тебе оказываемые, – от твоей близости к Десятисильному". Девадатта в ответ на это взял былинку и сказал: "А по-моему, шраман Готама ничего мне хорошего не сделал, ни на волос не помог". Об этом и завязался разговор в зале для слушания дхармы. Учитель пришёл и спросил: "О чём вы сейчас беседуете, монахи?" Монахи объяснили. "Не только теперь, но и прежде, о монахи, Девадатта был неблагодарен и стал предателем", – произнёс Учитель и рассказал о былом:

"Некогда в Раджагрихе правил великий государь царства Магадхи. В ту пору старшина купцов Раджагрихи женил своего сына на дочери старшины сельских купцов. Она оказалась бесплодной, и оттого с течением времени с нею стали всё меньше и меньше считаться. Иной раз даже нарочно говорили друг другу, да ещё так, чтобы ей было слышно: "Покуда у нашего сына жена бесплодная, наш род продлиться не сможет". Наслушавшись такого, решила она всех обмануть и притвориться беременной. Она поговорила со своей кормилицей – та была с нею заодно, – расспросила её про поведение беременных и всё запомнила. И начала скрывать свои месячные, стала требовать кислого да солёного. К той поре, когда у беременных припухают ноги и руки, она стала натирать себе ладони и ступни, чтобы они вздувались. Что ни день, подвязывала она себе под сари всё новые и новые тряпки и тем делала вид, будто живот у неё растёт; соски грудей подкрашивала чёрным, а по нужде ходила тайком, чтобы не видел никто, кроме её кормилицы. Муж поверил, велел ухаживать за ней, как за беременной. Так она и прожила девять месяцев, а потом объявила свёкру со свекровью, что рожать поедет в деревню, к отцу. Посадили её на телегу, приставили к ней множество слуг, и поехала она из Раджагрихи по дороге к отцовскому дому. А как раз перед ними шёл обоз, и ко времени завтрака они доезжали до того самого места, где обоз ночевал накануне. Однажды ночью какая-то бедная женщина из обоза родила под баньяном сына. Наутро, когда обоз отправлялся, пришлось ей призадуматься: "Одна, без обоза, я идти не смогу, а вот сын у меня ещё будет", – решила она и оставила новорожденного лежать вместе с последом в крови и слизи прямо под деревом. А мальчика сохранил в живых дух того дерева – ведь не кто-нибудь, а сам бодхисаттва на этот раз так родился. К завтраку подъехала туда сноха купеческого старшины. Спутникам она сказала, что ей надо отойти по нужде, вместе с кормилицей пришла к баньяну и увидела там младенца – мальчика с кожей золотистого цвета. "Матушка, дело-то наше устроилось!" – сказала она кормилице, выбросила из-под сари все свои тряпки, подол испачкала кровью и слизью и объявила, что разродилась. Все очень обрадовались, мальчика тут же завернули в пелёнки и послали письмо в Раджагриху. "Приезжай назад, – написали ей свёкор со свекровью. – Раз ты уже родила, нечего тебе делать в доме отца". Она и повернула обратно. Встретили её в Раджагрихе и стали думать, какое имя дать новорожденному. Нарекли его Нигродхой – Баньяном – за то, что родился он под этим деревом. А в тот же день и другая сноха купеческого старшины тоже ехала рожать в отцовский дом и по дороге родила сына под веткой дерева. Назвали его Сакхой – Веткой. И ещё тогда же жена портного, жившего при старшине, родила сына прямо в мастерской среди всяких обрезков ткани. Этого нарекли Поттикой. Старшина решил их обоих растить вместе с роднёй, раз уж все трое родились в один день. Выросли они вместе, а когда подросли, вместе пошли в Такшашилу и изучили там всякие искусства. Купеческие сыновья заплатили своему учителю по тысяче, а Поттику Нигродха обучал сам, бесплатно. И вот освоили они искусства, распрощались с учителем и пошли для начала побродить по свету. Долго ли, коротко ли, а добрались они до Варанаси и заночевали около храма. К тому времени истекла как раз неделя со смерти царя Варанаси. Наследников у него не было, и, по обычаю, решили запрячь праздничную колесницу и пустить без кучера, чтобы кони сами пришли к будущему царю. Все горожане об этом знали.

Друзья тем временем лежали под деревом и спали. На рассвете Поттика проснулся, сел у ног Нигродхи и стал поглаживать их. Сидели на том дереве два петуха, и вдруг тот петух, что был повыше, капнул на голову нижнего. "Кто меня обделал?" – спрашивает нижний. "Не сердись, приятель, я не нарочно". – "Я что для тебя, отхожее место? Ты не знаешь, что я петух не простой?" – "Я же сказал тебе, это вышло нечаянно, – говорит верхний, – а ты всё-таки злишься. А чем ты не простой?" – "Тот, кто меня зарежет и съест, получит назавтра тысячу монет. Как мне не гордиться?" – "Подумаешь, нашёл чем гордиться! – говорит ему другой. – А вот кто меня зарежет и съест побольше моего мяса, тот назавтра станет царём; кто съест поменьше – военачальником; а кто кости обсосёт – казначеем". Слышит это Поттика и думает: "Тысяча монет нам ни к чему, царство лучше". Забрался он тихонько на дерево, схватил верхнего петуха, свернул ему шею и зажарил на углях. Большую долю мяса он отдал Нигродхе, меньшую – Сакхе, сам обсосал кости и, когда все поели, сказал: "Ты, приятель Нигродха, станешь сегодня царем; ты, приятель Сакха, – военачальником, а я стану казначеем". – "Откуда ты это знаешь?" – спрашивают они. Тут он всё им рассказал. Поутру они зашли в Варанаси, поели у какого-то брахмана рисовой каши с маслом и сахаром и вышли из города в парк. Нигродха прилёг на каменную плиту, а двое других улеглись рядом. Тем часом в городе запрягли праздничную колесницу, положили в неё пять знаменующих царское достоинство вещей и пустили коней брести, куда им вздумается. Кони привезли колесницу ко входу в парк. Там она развернулась и стала, готовая принять седока. "Наверное, в парке находится человек, достойный принять царскую власть", – подумал придворный жрец. Он вошёл в парк и увидел там Нигродху. Тогда он приподнял с него покрывало и посмотрел на его ноги. По линиям на ногах он понял, что это тот человек, который способен править не то что царством Варанаси, но и всей Джамбудвипой, и подал знак музыкантам играть. Нигродха проснулся, открыл лицо, посмотрел на народ и отвернулся; потом полежал немножко и сел. Жрец преклонил перед ним колени и произнёс: "Государь, мы просим тебя на царство". – "Ладно", – отвечал тот. Тут же его возвели на кучу драгоценностей и помазали на царство. Приняв правление, он первым делом назначил Сакху военачальником и с великой пышностью вступил в город. Поттика пошёл за ним следом. С этого дня Великий стал в согласии с дхармой править в Варанаси. Однажды он вспомнил своих родителей и сказал Сакхе: "Приятель, нельзя всё же жить без родителей. Поезжай в наш дом с большой свитой и привези их сюда". Сакха отказался: "Нечего мне там делить". Тогда он велел сделать это Поттике. Тот согласился поехать, добрался до дома и предложил родителям Нигродхи: "Сын наш теперь царём стал, поедемте к нему". Но они отказались: "Дорогой, у нас и своего добра предостаточно, нам ехать не к чему". И родители Сакхи тоже не захотели трогаться с места. Тогда Поттика пошёл к своим родителям, но и те отказались: "Мы своим портновским делом себе на жизнь зарабатываем, а большего нам не надобно". Так Поттика ничего ни от кого из них не добился и поехал обратно в Варанаси. Там он решил зайти сперва к военачальнику, передохнуть в его доме с дороги, а уж потом явиться к Нигродхе. Подъехал он к дому и говорит привратнику: "Ступай, доложи военачальнику, что пришёл Поттика, его старый товарищ". Тот доложил. А Сакха давно затаил на Поттику злобу за то, что тот сделал царём не его, а Нигродху. Услышал он это и злобно закричал: "Какой он мне товарищ – полоумное рабье отродье! Гоните его!" Слуги налетели на Поттику, избили его локтями, ногами, коленями, кулаками и вытолкали взашей. "Вот неблагодарный предатель! – подумал Поттика. – Я уступил ему сан военачальника, а он велел меня избить и вышвырнуть вон. Зато Нигродха хороший человек – умный и благодарный. Пойду к нему". Пришёл он на царский двор и велел доложить царю: "Пришёл твой товарищ Поттика, ждёт у ворот". Царь велел его просить во дворец, а увидев его, сам поднялся, вышел навстречу приветствовать его. Затем послал за цирюльником, чтобы Поттику причесали и бороду ему уложили; велел принести нарядные одежды и украшения, накормил его изысканными яствами, а уж потом стал спрашивать, что сказали родители. Поттика ему доложил, что они не приедут. А Сакха тем временем тоже явился к царю. "Поттика, чего доброго, наговорит царю на меня, – думал он. – А если я буду рядом, он и рта раскрыть не посмеет". Да только Поттика и при нём не побоялся сказать: "Поверишь ли, я по дороге завернул к Сакхе, хотел отдохнуть у него перед тем, как идти сюда. Так он меня и знать не пожелал, велел слугам меня избить и вытолкать в шею!

Что ты думаешь, Нигродха, о таком поступке Сакхи?

"Я его впервые вижу и не знаю, кто он родом", –

Заявил своим он слугам, и они меня схватили,

Надавали зуботычин да и вытолкали в шею.

Государь! Выходит, Сакха, этот давний твой приятель, –

Неумён, неблагодарен, подло от меня отрёкся".

Услышав это, Нигродха сказал:

"Я ничего о том не знал, и мне никто не доложил –

Впервые я узнал сейчас, как Сакха оскорбил тебя,

Богатство и величие ты даровал обоим нам,

И мы обязаны тебе преуспеянием своим.

Я не забуду никогда, как осчастливил ты меня.

Коль семя брошено в огонь, оно сгорит, не прорастёт,

Коль негодяю ты помог, услуга даром пропадёт.

Но благородный человек за помощь воздаёт всегда.

И благодарность за неё, как семя на поле, взойдёт".

Пока Нигродха всё это говорил, Сакха стоял молча рядом. Тогда царь спросил его: "Сакха, неужели ты не узнаёшь его? Это Поттика!" Тот опять промолчал. И царь приказал его казнить:

"Мерзавца и обманщика и козней устроителя

Велю из луков расстрелять, в живых он не останется".

"Зачем этому глупцу гибнуть из-за меня", – подумал Поттика и сказал царю:

"Помилуй Сакху, государь, ведь жизнь приказом не вернёшь.

Прости ему его грехи, его я смерти не хочу".

Послушался царь и помиловал Сакху, а сан военачальника хотел передать Поттике, да тот не принял. Тогда он возвёл его в сан казначея – поставил над всеми ремесленниками и купцами. Раньше такой должности не было, царь её заново ввёл. А спустя много лет, когда казначей Поттика был уже немолод, имел сыновей и дочерей, он как-то сказал им в назидание:

"Общайтесь только с Нигродхой,

К Сакхе не приближайтесь.

Лучше с Нигродхой быть мёртвым,

Чем жизнь сохранить при Сакхе".

Рассказав эту историю, Учитель повторил: "Как видите, монахи, Девадатта и раньше был неблагодарен". И он отождествил перерождения: "Сакхой тогда был Девадатта, Поттикой – Ананда, а Нигродхой – я сам".

Дата добавления: 2015-08-10