Читайте также:
|
|
Перевод с пали Б.А. Захарьина.
С восклицания: "О, эти женщины!.." – Учитель – он жил тогда в Джетаване – начал повествование о бхиккху, охваченном любовным томлением. Учитель так наставлял монаха: "Брат мой, ведь женщины – сластолюбивы, бездумны, привержены пороку, в роду людском они – низшие. Как ты можешь испытывать любовную тоску по женщине, этому сосуду скверны?" И он рассказал бхиккху о том, что было в прошлой жизни.
"Во времена стародавние, когда на бенаресском троне восседал Брахмадатта, бодхисатта возродился в городе Таккасиле, что в царстве Гандхара, в семье брахмана. Ко времени совершеннолетия бодхисатта достиг уже такого совершенства в знании трёх вед, всех наук, искусств и ремёсел, что слава его как наставника распространилась по всему миру.
В ту пору в Бенаресе проживала другая брахманская семья. Когда и там родился мальчик, родители велели развести огонь и поддерживать его с того дня неугасимым. Когда мальчик вырос и ему исполнилось шестнадцать лет, мать с отцом сказали: "Сынок, этот огонь мы развели и поддерживали со дня твоего рождения. Если по окончании отпущенного тебе срока ты хочешь возродиться в мире Брахмы, возьми этот огонь, удались в лес и там, непрерывно принося жертву богу Агги, готовься к переходу в мир Брахмы. Если же ты намерен вести мирскую жизнь, отправляйся в Таккасилу, изучи там у всемирно прославленного наставника науки и возвращайся, чтобы заняться хозяйством". Юноша ответил им: "Не сумею я жить в лесу, воздавая жертву огню, я хочу быть мирянином". Простясь с отцом и матерью, юноша взял с собой тысячу монет, чтобы заплатить наставнику за обучение, и направился в Таккасилу.
Выучившись всем наукам, молодой брахман воротился к родителям. Они же, всё ещё мечтая о том, чтобы их сын удалился в лес и там творил жертвы богу огня, сочли, что мирская жизнь его недостойна. В стремлении показать сыну скверну, проистекающую от женщин, и тем подвигнуть его на уход в лес, мать юного брахмана решила: "Наставник моего сына – мудр и многознающ, он сумеет объяснить юноше, сколь порочны женщины". И она спросила сына: "Сынок, а ты всем наукам выучился?" "Всем, мама", – ответил юноша. "А "заклинание от тоски" ты знаешь?" – вновь спросила она. "Нет, не знаю", – сказал юноша. "Сыночек, – воскликнула мать, – если ты не выучился даже "заклинанию от тоски", то каким же наукам ты вообще выучился? Ступай и приходи назад, только когда выучишь заклинание". "Хорошо!" – согласился юноша и снова пошёл в Таккасилу.
Тут самое место сказать, что у наставника юноши была жива мать, старуха ста двадцати лет от роду, – и наставник за нею ходил: собственноручно её купал, кормил и поил. А так как другие люди презирали его за это, он и надумал: "Уйдём-ка мы в лес. Там мы сможем спокойно жить с матерью, и я буду ходить за ней". И вот в глухой чаще, в красивом месте, где протекал ручей, он выстроил хижину, запасся топлёным маслом, рисом и прочими съестными припасами, перенёс в хижину свою мать и зажил там, по-прежнему ухаживая за матерью. Когда молодой брахман явился в Таккасилу, то, не найдя там наставника, стал распрашивать о нём. Узнав обо всём, он пришёл к своему учителю, почтительно его приветствовал и стал чуть поодаль.
– Что привело тебя вновь ко мне так скоро, сынок? – спросил наставник.
– Оказывается, я ещё не выучился от тебя "заклинанию от тоски", – ответил юноша.
– А кто тебе сказал, что ты должен научиться такому заклинанию? – удивился наставник.
– Моя мать, учитель, – молвил в ответ юноша.
Бодхисатта знал, что нет никакого "заклинания от тоски". "Просто, видимо, его мать хочет, чтобы я объяснил ему, сколь порочны женщины", – подумал он и сказал юноше: "Хорошо, я научу тебя этому заклинанию. Отныне ты должен будешь вместо меня ходить за моей матерью: собственноручно купай её, корми и пои. Когда ты будешь растирать ей руки, ноги, голову или спину, или иное место, не забывай повторять: "Почтеннная, тело твоё так прекрасно и теперь, когда ты стара! Каким же оно было во времена твоей юности?" Поглаживая ей руки или ноги, тверди, что они прелестны. И обо всём, что скажет тебе моя мать, оставив стыд, сообщай мне без утайки. Послушаешься меня – открою тебе "заклинание от тоски", нет – ничего не узнаешь.
– Да будет так, учитель", – согласился юноша.
И с этого самого дня стал юноша делать всё, как они условились. Оттого что он непрестанно восхвалял красоту старой женщины, та стала думать: "Не иначе как он ищет наслаждения со мною!" И хотя была она совсем дряхлой и слепой от старости, огонь страсти запылал в её сердце. И вот однажды старуха сказала юноше, восхвалявшему красоту её тела:
– Не хочешь ли ты вкусить со мной наслаждение?
– Очень хочу, почтенная, – ответил ей юноша, – да только наставник мой слишком строг.
– Ну, коли ты и впрямь желаешь меня, – молвила старуха, – убей сына моего.
– Нет, – сказал юноша, – я слишком многим обязан своему учителю! Как осмелюсь я поднять руку на своего наставника только потому, что мной овладела страсть?
– Тогда вот что, – прошамкала старуха, – ежели ты не покинешь меня, я сама его убью!
Вот ведь сколь сластолюбивы, дурны и порочны женщины! Даже такая древняя старуха, стремясь к любовным утехам, позволила страстям всецело завладеть ею и решилась убить сына, служившего ей столь преданно!
Пересказал юноша весь этот разговор бодхисатте.
– Хорошо ты сделал, сынок, что поведал мне обо всём, – заметил бодхисатта. Обозрев внутренним оком запас жизненных сил старухи, он узнал, что мать его должна в тот же день отойти, и сказал ученику: – Ступай за мной. Я хочу испытать её.
Бодхисатта срубил в лесу смоковницу, вытесал из неё деревянного человека – тех же размеров и формы, что и сам, – обмотал его с ног до головы тканью, положил боком на своё ложе и, привязав к нему верёвку, обратился к юноше:
– Сынок, возьми топор, поди к моей матери и сунь ей в руки конец верёвки.
Юноша послушно пошёл и сказал старухе:
– Почтенная, учитель сейчас в хижине – прилёг на свою постель отдохнуть. К постели я привязал верёвку, которая укажет тебе путь. Вот топор, ступай и, если только в силах, убей его.
– А ты меня не бросишь? – только и спросила старуха.
– С чего мне бросать тебя? – ответил юноша.
Старуха взяла в руки топор, с трудом поднялась на ноги, доковыляла до постели сына, ощупала его тело и, увердясь, что это и в самом деле её сын, сдвинула в сторону ткань, прикрывавшую голову деревянного болвана. Затем она размахнулась топором и, воскликнув: "Пркончу его одним ударом!" – рубанула прямо по горлу. Послышался сухой треск, и старуха поняла, что её удар пришёлся по дереву.
– Что ты делаешь, матушка? – спросил вошедший бодхисатта.
– Ты обманул меня! – вскричала вместо ответа старуха и в тот же миг пала бездыханная, ибо ей было суждено умереть, лишь только она вступит в хижину.
Убедясь, что мать его мертва, бодхисатта разложил костёр и предал тело матери огню, а потом, когда всё было кончено, погасил пламя и принёс в жертву дикие лесные цветы. Сидя на пороге своей хижины вместе с молодым брахманом, бодхисатта сказал ему:
– Знай, сынок, что нет никакого особого "заклинания от тоски". Речь шла о любовной тоске и о женщинах, её вызывающих. Когда твоя мать послала тебя ко мне, наказав: "Ступай выучись "заклинанию от тоски", она хотела только, чтобы ты понял, сколь порочны женщины. Теперь, когда ты воочию узрел пучину скверны, в которую ты мог попасть из-за моей матери, тебе должен быть ясен смысл изречения: "Воистину, женщины – само сладострастие и порочность". И, наставив так юношу, бодхисатта отослал его.
Почтительно простясь с учителем, юноша направился в Бенарес, к отцу с матерью. И, когда он явился в дом, мать спросила:
– Ну как, выучился ли ты "заклинанию от тоски"?
– Выучился, матушка, – ответил ей юноша.
– Ну так что же, – продолжала мать, – хочешь ли ты стать подвижником, творящим жертвы богу огня, или предпочтёшь обзавестись семьёй и зажить мирской жизнью?
– Матушка, – сказал юноша, – я своими глазами видел скверну, происходящую от женщин, и мирская жизнь не для меня. Я хочу стать отшельником.
И, убеждая всех в непоколебимости своего решения, он спел такой стих:
О, эти женщины! Желаньями подобны
Всепожирающему пламени они
От мира отрешась, свой подвиг совершая,
Себя от скверны любострастья сохрани.
Обличив так весь род женский, юноша простился с отцом и матерью и ушёл в лес. Став, как и хотел, подвижником, юноша, размышляя в уединении, познал самого себя и подготовился к последнему возрождению в мире Брахмы".
И, восклицая "Видишь, брат мой, сколь сладострастны, порочны, похотливы женщины!" – Учитель вновь указал монаху на зло, которое несёт в себе весь женский род, и разъяснил суть Четырёх Благородных Истин. Выслушав его наставление, бхиккху вкусил от плода арахатства. Учитель же растолковал джатаку, так связав перерождения: "В ту пору матерью юноши была Капилани, его отцом – Махакассапа, молодым брахманом – Ананда, наставником же был я сам".
Дата добавления: 2015-08-10; просмотров: 45 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Sutta pitaka. Khuddaka nikāya. Jātaka. Eka-Nipata. 59 Bherivada-Jataka. | | | Sutta pitaka. Khuddaka nikāya. Jātaka. Eka-Nipata. 62 Andabhuta-Jataka. |