Глава 22. Помощь.

Мистер Уэй отлично готовит. Курица. Давно забытый продукт. Хотя, на прошлый мамин день рождения мне удалось отхватить кусочек, однако он никак не сравнится с теми вкусовыми ощущениями, что я испытал, проглотив жареный кусочек птицы. Это просто нечто.
В животе непривычное ощущение наполненности. Он больше не урчит и даже не тянет. Это удивительно! Отец Джи весь вечер развлекал нас фокусами и пожертвовал ради этого долларом, который захотел поджечь. Как вы понимаете, у него ничего не получилось, но, даже несмотря на это, было весело. Я чувствовал себя потрясающе, а сейчас я чувствую опасность. Мистер Уэй только что отъехал на своей машине от нашего дома, а я стоял около двери и ждал, когда мне откроют. Меня охватило чувство страха. «Оно того стоило», - твердил голос в голове, хотя удивительно, ведь я совсем так не думал. Порой он сбивает меня с толку.
На прощанье мистер Уэй потрепал меня по голове и щелкнул по носу, а Джи сквозь сон помахал мне. Мне даже захотелось назвать отца Джи папой. Папой. Хммм… а ведь действительно, с тех пор, как мы общаемся с новеньким, его отец стал мне очень близок, да и Джерарду он стал уделять больше внимания, по словам самого мальчика.
Сейчас я стою около собственной двери и слышу, как шаги за тонкой перегородкой становятся все громче и громче. Считаю секунды. Семь. Шесть. Пять. Дверь открывается. Нет, у меня еще есть несколько секунд! У меня было еще несколько секунд! Ты так не вовремя, мама…
«Ей плевать на то, где ты пропадаешь. Она не твоя мать. Ей все равно. Ей плевать. Ведьма не станет тебя бить», - твердил голос в голове, но он замолк, как только я взглянул на мать. Ее лицо было опалено яростью. Глаза заплыли яростью. Она спокойно, не щурясь и не моргая, смотрела на меня.
«Тебе всегда было плевать! Тебе было все равно, когда я ночами не был дома. Чего ты добиваешься?» - кричал я, хотя это было трудно заметить, ведь губы мои были сомкнуты и не двигались. Это ужасно.
Мать кивнула, чтобы я проходил в дом. Ноги не слушались. За что? Я слышал, как она дышит. Громко, словно предвещая беду.

- Где ты был? - строго спросила она, как только я оказался в прихожей, и за мной хлопнула дверь. Мне хотелось ответить, но страх был сильнее. Язык словно онемел, как будто его снова обожгли отбеливателем. - Я спрашиваю: где ты был!? - завопила мать, после чего замахнулась и дала мне пощечину. В глазах все поплыло. Я стоял, роняя на пол слезы, и держался за горящую щеку. Почему я молчу? Почему из меня выходят только тихие всхлипы? - Ты разве забыл про свои обязанности? - визжала мама, но я не мог ответить.

Она схватила меня за локоть и потащила на чердак. Ведьма очень сильно пережала мою руку и, кажется, я начал слышать, как хрустят мои кости под ее железной хваткой. Проходя мимо комнат братьев, я увидел, как Стив зарылся с головой в одеяло. Будь я на его месте, то тоже бы так сделал. Не хочу все это видеть. Дайте мне одеяло - я укроюсь им, и все монстры останутся снаружи. Они не смогут пробиться сквозь мою броню. Дайте мне одеяло, коробку, хоть что-нибудь. Дайте мне что-нибудь, что не пропустит ведьму!
Мать толкает ногой дверь и откидывает меня к стене. С грохотом падаю на пол и ударюсь всем, чем только можно. Где мое одеяло? Где моя броня? Приближающиеся шаги. Мать хватает меня за воротник курки, которую мне так и не удалось снять, и, смотря в мои глаза взглядом, полным ненавистью и презрением, говорит:

- Знаешь, чем я занималась сегодня? Я гладила, - поясняет она. - Твоя работа ждала тебя, а ты пропадаешь неизвестно, где! Ты плохой мальчик Фрэнк. Ты заслуживаешь наказание, - выплевывает она мне в лицо.

Откуда у этой женщины столько силы? Как она смогла откинуть меня к кровати так, что я стукнулся о край раскладушки, и перед глазами замигали огоньки-звездочки? Приземляюсь прямо на одежду, и, кажется, на будильник, который каждый день в шесть сорок пять давал сигнал для начала нового кошмара.

- Это еще что такое?! - завопила мать, но я ничего не видел. В глазах у меня словно кто-то что-то поджег, и дым от этого чего-то затуманил разум.

Я видел, как мать вытаскивает из моей тайной щели в полу ту самую фотографию и рисунок, подаренный мне Джерардом на прощание. Сердце остановилось. Лицо матери, кажется, слилось с цветом стен. Белый тон кожи, бледные губы, а в глазах ярость вперемешку с непониманием – вот, как сейчас выглядела моя мама.
Я слышал, как она дышит. Голова понемногу проходила, но я этого не хотел. Верните мне это чувство затуманенности! Верните мне его!
Она подходит к кровати и начинает пинать меня. Ее ноги попадают в живот, голову, пока я лежу захлебываясь в слезах и слышу, как она, словно в бреду, повторяет «Неблагодарная сволочь! Ублюдок! Плохой, плохой мальчик! Сдохни!»
Она хватает меня за подбородок, и я сквозь слезы вижу ее глаза, в которых кроме ненависти и алкоголя больше ничего нет. Пустой взгляд брошенной женщины.
Пинками, толчками, ударами она заставляет меня пройти в зал. Мать хватает меня за запястье и, словно в бреду, спотыкаюсь о собственные ноги, она подводит меня к гладильной доске. В глазах застыли слезы. Ничего не понимая, я, шатаясь, стою и жду, что же будет дальше. Секунда, и я чувствую, как с моей рукой соприкасается что-то горячее. Глаза словно вспыхивают. Воздух разрывается моим оглушительным криком. Я брыкаюсь, пытаюсь убежать, но мать слишком сильно держит меня. Когда мне удается вырваться, то я с грохотом падаю на пол и смотрю на обуглившуюся по краям рану. Кроваво-красное месиво – вот, во что превратилась моя рука. Невыносимая боль. Почему я не падаю в обморок? Почему?
Утюг. Она обожгла меня утюгом. На руке четкой черной кожей были обведены его края, кое-где смазанные, видимо, от того, что я брыкался. Мама рвет на части улики, найденные у меня, и бросает их мне в лицо.

- Мерзавец! – последнее, что я слышу от нее, так как мать уходит.

Сижу, захлебываясь в своих слезах. Я бы описал боль, что сейчас испытывал от раны, но, видимо, мне не найти подходящих слов. Смотрю на куски рисунка и фотографии, затем на руку. Мне нужна помощь. Срочная, медицинская.
На подкашивающихся ногах встаю и направляюсь к двери. Держусь за все, что только попадается на пути. Из-за боли не могу ни о чем думать, хотя не уверен, что хочу в этот момент рассуждать о чем-либо.
Тихо открыв дверь, которую мать в порыве гнева забыла закрыть, выхожу на улицу и опускаю рану в снег. Его мало на улице, но я рад, что есть хотя бы такой тонкий слой. Рана кровоточит, и начали появляться волдыри. Куда мне идти? В больницу? Нет, они вернут меня назад в семью, точно так же, как это сделал полицейский.
Чтобы дойти до дома Джерарда, мне потребовался целый час. Каждые несколько минут я садился на корточки, брал в руку снег и прикладывал его к ноющей ране до тех пор, пока от разгоряченного тела он не растает.
Стук в дверь. Я не знаю, что делаю. Возможно, я еще пожалею об этом, но волдыри нарывают, а никто, кроме этих людей, не может дать мне помощь и защиту. Никто, даже те, у кого такое призвание. Врачи, полиция, служба по защите детей – никто.
Дверь открывается, и на пороге появляется мистер Уэй в серой пижаме и с заспанным лицом. Видимо я разбудил его. Он с непониманием смотрит на меня, а я сквозь слезы прижимаюсь к нему, но потом, словно ошпаренный, отскакиваю, понимая, что испачкал ему брюки и край футболки своей кровью.

- Фрэнки, что ты… О, Господи! - схватив меня за запястье, он опускается на корточки и смотрит в мои опухшие от слез глаза. – Фрэнки, Фрэнки… - словно в бреду повторяет он. - Давай в дом, - говорит он, и за мной захлопывается дверь.

Мне нужна безопасность. Мне нужна помощь. Срочная.

Дата добавления: 2015-07-20