Богдан не нашелся что ответить.

- Идемте, - проговорил он, справившись с замешательством; ему было неловко и даже совестно вышагивать с пустыми руками, когда рядом верная жена безропотно несет в общем-то все же довольно увесистую ношу. Потом он вспомнил, как нынче утром его и Бага транспортировали в паланкинах, - и ему стало совсем стыдно. Обычаи, обычаи... Как сложна жизнь того, кто не хочет быть один - и в то же время не имеет никакой склонности заставлять всех кругом становиться такими же, как он!

Да, но если бы время от времени хоть кого-нибудь не носили в паланкинах - эти поразительно красивые паланкины остались бы только в древнехранилищах, а ведь вещь по-настоящему дает ощутить себя и производит впечатление, лишь когда ею пользуются по назначению! Да и невоз представить себе в просторах Запретного города, скажем, велосипед... это вопиюще несообразно и даже несколько оскорбительно - как если бы, скажем, Христос вдруг запел, взявши в руки новомодный музыкальный инструмент из шумных, электрических; или князь Лу, прося у Конфуция совета об управлении, обратился бы к нему: “Слышь, братан...”

В повозке, стремительно и ровно летящей по широкому, просторному скоростному тракту от воздухолетного вокзала в город, в плотном рое помаргивающих габаритными огнями собратьев, члены семьи некоторое время молчали. Мальчик Хаким, почти утратив свою тщательную взрослость, прилип, как и подобает ребенку, к окну; даже бек позволял себе время от времени крутить головой. Фирузе прижималась плечом к плечу Богдана. Приближался выезд на четвертую кольцевую дорогу.

- Лепота, - с нескрываемым восхищением подал наконец голос ургенчский бек, до глубины души, видимо, потрясенный грандиозными пространствами и красотами расцветившегося огнями, сполохами и заревами великого Ханбалыка.

Желтолицый водитель в строгом черном костюме и белых перчатках - Богдан видел часть его лица в зеркальце заднего вида - лишь улыбнулся молча, но не без удовольствия. Ему было приятно. Бек, судя по всему, тоже это заметил или понял - в поразительном знании людей ему никак нельзя было отказать, - потому что чуть наклонился с заднего сиденья к стриженому затылку водителя и, подняв коричневый жилистый палец, в обычной своей назидательной манере сообщил:

- Фэйчан хаокань!< Фэйчан хаокакь - очень красиво (кит.) >

Тут уж водитель совсем расцвел - сверкнули его безукоризненные зубы - не легким ханьским акцентом ответил, не отрывая глаз от дороги и несколько раз кивнув:

- Спасибо, спасибо. Я тозе так думай.

Одна мысль не давала Богдану покоя. Беспокоила, зудела под черепом, как оса. Минфа и так и сяк боролся с искушением, давая близким людям полюбоваться проездом без помех, - но, когда до гостиницы оставалось не более десяти минут, не выдержал.

- Послушай, ата, - сказал он негромко. Бек чуть склонил голову в его сторону, прислушиваясь. - Ты мудр, как улем, и знаешь жизнь, как эмир. У меня есть к тебе вопрос, который тебе может показаться поначалу странным.

- Спрашивай, дорогой, - так же вполголоса ответил Кормибарсов.

- Какая вещь, очень ценная вещь, и, воз, особенно - для мусульман ценная... может называться словом, похожим на слово “кирха”?

Бек несколько мгновений молчал; ничего не отразилось на его твердом лице. Потом он переспросил:

- Кирха? Но это же церковь так называется у...

- Да-да! - До “Шоуду” оставалось совсем Немного, и Богдан перебил старика почти нетерпеливо. - На самом деле не кирха, конечно. Что мусульманам кирха. Но что-то может быть похоже по звучанию?

Бек опять помолчал. Потом переспросил снова:

- Вещь?

- Да. Наверное, даже не очень большая. Ее может нести один человек. Я потом объясню тебе...

- Погоди, - сказал бек. Потом он немного с трудом, по-стариковски всем корпусом повернулся к Богдану. - Погоди. - В глазах его вспыхнул покамест еще не понятный Богдану внезапный пламень. - Где ты это мог?..

- Потом, ата, потом!

Дата добавления: 2015-07-20