Читайте также: |
|
После траурной церемонии Бренда рассталась с Анни и Элиз и пошла по Мэдисон-авеню в сторону жилых кварталов. Она, конечо, могла взять такси, но предпочла идти пешком. Только сейчас она почувствовала, что хочет есть. Еще не было и полудня, но она уже умирала от голода. Порывшись в сумочке, Бренда нашла пол-плитки шоколада и тут же ее съела, но голод не прошел. Слава Богу, недалеко была пирожковая «Гринбергз». Но она оказалась закрыта.
Ну ладно, она найдет что-нибудь еще. Сегодня ей нечего делать, а встала она в семь утра, поэтому неплохо бы не торопясь перекусить. Сейчас ей не хотелось соблюдать всякие там диеты. Не то чтобы она расстроилась из-за Синтии Гриффин, вовсе нет. Эта женщина была холодной сукой, и она получила все, что заслужила. Бренда помнила, как ее Тони, одного из всего класса, не пригласили на день рождения к Карле Гриффин. Ничто так не обижает людей, как боль, причиненная их детям. Это было в том году, когда они переехали в Гринвич, а в следующем году они оттуда уже уехали. За все это время только Анни и отнеслась к ним по-человечески, но Анни всегда ко всем хорошо относится. В то время она и Аарон боролись за медаль «Подвижник месяца».
«Кому нужна была вся эта ерунда с Гринвичем и населяющими его белыми англосаксонскими протестантами?» – размышляла Бренда. Гольфом или еще чем-нибудь в этом роде Бренда не увлекалась, и, уж конечно, они переехали не ради Тони или Анжелы, хотя ее муж так и говорил. На самом деле это было сделано ради самого Морти, как и все остальное.
– Для тебя, малышка, – говорил он и дарил ей норковую шубу, драгоценности или новое платье (всегда на размер меньше, как будто это заставило бы ее похудеть). Сначала все было для нее: и дом в Гринвиче, и двухэтажная квартира, и картины, и яхта. Начхать она на все это хотела.
Ей потребовалось много времени, чтобы понять, что за всем этим стоит. Слишком много времени. Год за годом он морочил ей голову. Это вранье не прекращалось никогда. Морти кого угодно мог одурачить, по крайней мере, на какое-то время. А сейчас он стал Морти Кушманом, Неистовым Морти, его лицо не сходит с афиш и постоянно мелькает в телевизионной рекламе. Самая успешная в мире, быстро растущая розничная торговля, две сотни магазинов по всей стране, торгующих товарами с именным знаком ниже их номинальной стоимости.
Теперь он владеет двухэтажной квартирой на Парк-авеню, яхтой, картинами, всем этим барахлом. Он всегда доказывал, что у него мало денег, что он выходит за рамки бюджета. Но сам же и был этому виной. «Бум и банкротство» старины Морти. Был ли он богат или же беден? Был ли его чек обеспечен деньгами или нет? Кто знает? Она не могла запомнить, сколько раз запаздывала с выплатой взносов за кооператив по его вине. Она не могла смотреть своим соседям в глаза. А чеки, возвращенные банком в школу, где учился Тони, из-за отсутствия наличных денег на счету плательщика. Ей это все осточертело. Когда они разводились, Морти ныл что-то такое о детях, движении наличности и закладных, и она успокоилась только тогда, когда он купил ей плохонькую квартирку на углу Пятой и Девяносто шестой улиц, стал платить за обучение детей в школе и выплачивать кое-какие алименты. Ее обвели вокруг пальца как идиотку. Даже такая смазливая дурочка, как Роксана Пулитцер, нажила кучу долларов на своем разводе, а она, Бренда Морелли Кушман, осталась ни с чем. Морти, этот дешевый потаскун, неплохо поработал.
Бренда купила себе пакетик миланских пирожков «Пеперидж Фарм» в дорогом корейском заведении на Сорок восьмой улице, а затем направилась к Восемьдесят шестой. Она поест в «Соммерхаус», если он уже открылся. Это место, куда приходят пообедать всякие леди, но зато там всегда подают отличных цыплят с виноградом, приправленных кэрри, и такой крем-брюле, что пальчики оближешь. Может быть, она возьмет что-нибудь для своей дочки Анжелы, если примут ее карточки.
Когда она добралась до ресторана, он как раз открывался, и это ее приятно взволновало. После ее просьбы найти ей место тоненькая особа за служебным столиком вскинула брови.
– Вы одна? – спросила она.
– Да, но ем за двоих, – резко ответила Бренда.
Из вредности служащая посадила ее в самый конец зала, около подсобного столика официантов, хотя зал был абсолютно пуст. И все потому, что она была одна. Толстая одинокая женщина средних лет Бренда чувствовала себя слишком усталой, чтобы поднимать шум.
Иногда она совершенно теряла присутствие духа, как было, когда она разводилась. Ей надо было не отступать. Господи, да не любит она Морти. Она и вспомнить не могла, когда испытывала к нему это чувство. Но ей надо было не отступать и добиваться более выгодных материальных условий. Проклятый юрист Лео Джилман обманул ее, притворился другом семьи. А представлял ее маленький Барри Марлоу, потому что Морти за все заплатил. Оба юриста были в сговоре. Иначе просто быть не могло.
И дело совсем не в деньгах. Они ее никогда не волновали. Она была дочерью Винни Морелли и росла, ни в чем не нуждаясь. Но, как дочь Винни Морелли, она не любила, чтобы из нее делали дурочку, и особенно злило то, что Морти все еще имеет над ней власть. Если он задерживал выплату алиментов, ей, и Тони, и Анжеле приходилось нелегко. Морти был подлецом, по крайней мере по отношению к ней и ее детям.
Трудно даже представить его с этой светской блондинистой штучкой Шелби Симингтон. Сейчас она открывает художественную галерею. О ней пишут журналы. Южная Мери Бун. Тащит Морти за собой в общество. Стоит взять любой экземпляр «Пост» или «Ньюс», как обязательно увидишь их снимки в колонках светской хроники. Она покачала головой. Сколько он платит газетчикам? Да уж во всяком случае больше того, что посылает ей. Можно ручаться, что эти чеки не возвращаются банком из-за отсутствия денег на счету плательщика.
«Да, – подумала она, – Морти следует наказать. Но кто это сделает? Отец умер. Брат, неудавшийся комический актер, в Лос-Анджелесе. Что же делать? Подать на Морти в суд? Ерунда. Может, следует обратиться к двоюродному брату Нунцио. Боже, я не видела его целую вечность. Чем он занимается сейчас? Все еще занят в обувном деле? Или нет, в строительном». Она представила Морти, замурованного в одну из опор брукнеровской скоростной автомагистрали, и улыбнулась. Отец как-то сказал, что ее строительство никак не закончат, потому что нужно ставить все новые и новые опоры. Потом можно устроить представление на сцене, посвященное памяти Морти. Она вновь улыбнулась.
Вообще, Морти обожал тратить деньги на всякую показуху: необыкновенные яхты, новейшие автомобили, костюмы от Бижана, причем в этом магазине они были о себе такого мнения, что иначе как по предварительной записи в него невозможно было попасть. Ну а вот нижнее белье он покупал где-нибудь неподалеку, в магазинчике типа «Джоб Лот». Собственно, белье и навело ее на мысль, что он начал изменять ей: он купил шелковые трусы от Сулки. Когда они переехали в двухэтажную квартиру, он вызвал их знакомого дизайнера Дуарто для отделки общей комнаты, библиотеки, столовой и гостиной, но до спален дело так и не дошло.
– Знаешь, – сказал он, – их ведь никто, кроме нас, не видит. Ей-то было, в общем, наплевать. Она терпеть не могла все эти розы и прочую ерунду в английском стиле. В конце концов, кого они обманывали? Уж конечно, не Дуарто, который знал, какой у них вкус. Он осмотрел их прежнее жилище и сделал вид, что ему чуть плохо не стало. Отдышавшись, спросил со своим очаровательным акцентом:
– И сто зе вы здесь делаете, миссис Кушман?
– Как что? – переспросила она. Вообще-то он был мировой парень, если не обращать внимания на его великосветские замашки. Когда они оставались вдвоем, то иногда закусывали вместе и постепенно стали большими друзьями. Он с облегчением узнал, что Бренда не стремится получить его работу в кредит. («Они всегда хотят кледит, знаес ли. Они говолят, сто сами мне помогали. Как будто они могут выблать нузный оттенок. Ха-ха!») Ему нравилось, что она не требует от него протекции в высшем свете. («Сто-то мне не велится, что ты и Анна Басс мозете сблизиться»). Он заставлял ее смеяться, а она его, а из Морти он выколачивал денежки, но так он поступал со всеми клиентами.
Когда-то Дуарто был просто бедным кубинским парнишкой, выбившимся в люди благодаря тому, что стал любовником своего босса, но теперь он всем говорил, что он испанец из Барселоны и что Гауди его кузен. Бренда обещала никому не рассказывать его секрет.
– Они не знают, сто значит у нас слово «гауди», – смеялся он, смешно выговаривая слова. Конечно, сейчас Даурто был очень известным человеком. Его стиль (Бренда считала его вычурным) – это избыточная роскошь. Он любил все задрапировывать тысячами ярдов струящейся ткани, создавая при этом эффект «тысячи и одной ночи» в несколько обновленном варианте, и стильные иллюстрированные журналы по дизайну жилищ называли его Султаном Шелка.
Но действительно сблизились они в последние полгода. Любовник Дуарто, Ричард, заболел. Когда Дуарто рассказывал об этом Бренде, он был совершенно расстроен и рыдал в ее объятиях как дитя. Теперь каждый день Бренда отправлялась в больницу «Линокс Хилл» проведать Ричарда и приносила с собой что-нибудь приготовленное ею, а чаще купленное в магазине. Она играла с ним в карты, читала ему газетную светскую хронику, кормила его. Она замечала, как он слабеет, как тяжело ему было уже говорить и даже следить за ней глазами, и она также видела мучения и растерянность Дуарто.
Сейчас ей не хватало Дуарто, ей нужна была его поддержка. Похороны были ужасные. «Да начхать я хотела на эту Синтию, – сказала она себе яростно. – Когда-то наши мужья вместе занимались бизнесом. Синтия приглашала нас в Гринвич, потому что Джил заставлял ее это делать. Она меня считала вульгарной, а я ее скучной и неестественной. И обе мы были правы».
Бренда наконец сосредоточилась на меню. Подошел официант с корзиной, в которой, Бренда это знала, были крошечные горячие печенья и земляничное масло, прославившее этот ресторан. Она приподняла сложенную салфетку, накрывавшую корзину. Два одиноких печенья катались по ее дну.
– Эй, а где же остальные малышки? – спросила она официанта. – Принесите-ка мне всю семейку. Потом я возьму салат из курицы с соусом кэрри, салат из моркови с изюмом, а на десерт крем-брюле.
– Не хотите ли другие фирменные блюда?
– Нет, спасибо.
Он взглянул на нее, раздраженный тем, что его игра не удалась, – просто еще один безработный актер был в плохом настроении. Ну а она-то не была в плохом настроении. Она себе не может этого позволить. Похороны ее не расстроили. Ее вообще ничто не расстраивает. Она съест свой ленч, потом пройдется до кондитерской «Сладкое на десерт», купит несколько эклеров и будет дома как раз к приходу Анжелы.
На ужин у них будет салат, ну а завтра она за собой проследит. Она знала, что ей не следует столько есть и что после она пожалеет об этом. Но в этот момент Бренда просто умирала от голода. Но не была расстроена.
Выйдя из лифта на своем этаже и на ходу роясь в сумочке в поисках ключей, Бренда, ловко удерживая коробку из кондитерской, чуть было не наступила на соседскую газету «Таймс», которую почтальон по ошибке бросил у ее двери. Она посмотрела вниз на газету, распахнула дверь своей квартиры и ногой зашвырнула ее к себе домой, а затем закрыла за собой дверь. Черт с ней, сказала она про себя. Никогда не нравилась ей эта штучка, председательша их кооператива, во все-то она лезет.
Сделала она это из вредности, потому что «Таймс» ее не интересовала. Слишком скучная это была газета и слишком объемистая. «Таймс» всегда мялась и рвалась, когда она пыталась ее просмотреть. В глубине души она предпочитала «Пост». Тайное удовольствие.
Бренда прошла на кухню и положила коробку с пирожными в холодильник, лизнув при этом шоколад на одной эклере. Она вернулась в гостиную, сбросила туфли и неловко опустилась на низкую софу. Взяв газету, начала перелистывать страницы не читая.
И вдруг она увидела рекламное объявление, извещающее о приеме на страхование всего ассортимента товаров Неистового Морти.
Бренда не могла поверить своим глазам! Руки ее так дрoжали, что раскрытые перед ней большие страницы «Нью-Йорк Таймс» вибрировали. Она чуть не пропустила эту рекламу, занимающую целую страницу. Сколько же она стоила? Это было совершенно в духе Морти: если надо пустить пыль в глаза, трать большие деньги. Но за это, возможно, ему и не пришлось платить. Бренда, женщина проницательная и обладающая здравым смыслом, знала, что не имеет ни малейшего представления о законах большого бизнеса. Но ведь то же самое можно сказать и о Морти, который сейчас на гребне везения. Она начала более внимательно изучать страницу.
Ассортимент был огромный, а страховщиком выступала фирма «Федерейтид Фандз Дуглас Уиттер». Это была фирма Джила Гриффина, она это знала. «Теперь, когда Морти со мной развелся и откупился от меня небольшой суммой и этой жалкой квартиркой, он выходит в люди. Я передала ему свои акции, когда он начал кричать о своей нищете и жаловаться на то, что заёмы и закладные его живьем сожрут. Хорошенькое дельце. Какие-то чужие люди сейчас наживаются, а я сижу на своей толстой заднице и только и жду чеков с крошечными суммами, да еще боюсь, как бы банк их не вернул из-за отсутствия денег на счету плательщика!»
Бренда встала и, даже не заперев за собой дверь, побежала в газетный киоск на углу. Там она купила «Уолл-стрит Джорнэл». Вернувшись домой, она начала внимательно, страница за страницей, просматривать журнал. И наконец, на странице девять, она нашла нужную статью.
В этой статье цены на товары, которые предлагал Морти, рассматривались как событие, по значимости сравнимое со вторым пришествием. То, что частное лицо, торговец в розницу, смог так быстро преуспеть, предлагая потребителю нужные ему товары по доступным ценам, рассматривалось как чудо современного бизнеса. «Его потрясающий метод позволил ему покупать по низким ценам и продавать по чуть более высоким, но главное его достижение заключается в том, что он фактически тратил ради клиентов свои собственные средства, что позволило ему добиться, с одной стороны, размаха, а с другой, создать свой собственный устойчивый покупательский рынок. Его замечательные рекламные ролики о Неистовом Морти, созданные рекламной фирмой «Парадиз-Лоэст Эдвертайзинг», превратили его самого и его магазины в американское чудо». Потрясающий метод? Да о Морти ли пишет журнал? Какая чушь! Да, он умел торговать, тут она должна отдать ему должное, но вообще-то он ни черта в бизнесе не понимал. Что это за фотография? Она посмотрела на имя, указанное под ней. Какой-то Аза Юэлл.
«Ну уж рассказала бы я старичку Азе, как Морти добивался таких низких цен до того, как у него появился этот новый метод». В течение многих лет Морти продавал телевизоры, стерео– и видеоаппаратуру прямо «с колес» грузовиков ее отца. Она была у него бухгалтером, поэтому уж она-то знает. «Тратил свои собственные средства», моя лапочка. Да он просто отмывал деньги. Что бы на это сказал Аза Юэлл?
Бренда вновь стала читать статью. «Развитие потребовало инвентарного контроля над товарной массой и высокотехнологичного анализа рынка, чему способствовало применение самого передового рассчетно-кассового оборудования, которое когда-либо устанавливалось у нас в стране». Это они что, пишут о провалившейся затее Морти с компьютерными кассовыми аппаратами? Тогда они не знают, как это было на самом деле. Она пожала плечами. Да что удивляться? Бренда всегда подозревала, что вся эта болтовня о большом бизнесе просто надувательство.
Но теперь надули ее. Возможно, Морти всего-навсего обманщик, но он сумел обвести вокруг пальца «Уолл-стрит Джорнэл» и «Федерейтид Фандз Дуглас Уиттер». А также Бренду. Во время развода Морти наверняка уже знал, что его компания собирается вырваться на лидирующие позиции, теперь Бренда это поняла. Ничего удивительного, что он так торопился все оформить. А она-то думала, что он заботится об устройстве ее материального положения. Чушь собачья.
«Ты черт-те на кого похожа, – подумала Бренда, посмотрев на свой толстый живот и на руки, испачканные типографской краской. Слезы навернулись ей на глаза, и она заплакала. – Я уродина. Мне сорок один год, я толстая и глупая. Мои руки в ужасном состоянии. Морти обманул меня, – повторяла она. Боже, какая же я кретинка!» Она забыла уже, когда в последний раз плакала.
Через некоторое время она успокоилась и вытерла лицо руками, размазав при этом краску вокруг глаз. Ну ладно, а что теперь? Она подумала было позвонить в «Нью-Йорк Таймс» и этому глупому Азе Юэллу в «Джорнэл», но заранее знала, что из этого ничего не выйдет. Чего ей действительно хотелось, так это позвонить одному из старых друзей своего отца и попросить его, чтобы он ноги переломал этому Морти. Она представила его на больничной койке, с ногами в гипсе на подвесе, и эта мысль показалась ей очень привлекательной. Но нет. От этого ей не станет легче платить за квартиру. Можно и вообще все забыть и попытаться опять найти работу бухгалтера. Ага, сказала она себе, и получать за это четыре доллара двадцать пять центов в час. Господи, да сейчас все компьютеризировано. Ну а если все же Морти проучить, ее-то вряд ли смогут арестовать. Но тогда Морти будет свободен от всяких обязательств перед нею. А, к черту.
Это было просто невыносимо – терпеть такое унижение. Предками Бренды со стороны отца был целый клан сицилийцев, для которых вендетта являлась образом жизни. Мать ее была еврейкой из среднего класса, она стыдилась своих родственников-гангстеров. Семье Бренды вообще-то было что скрывать. Даже сейчас, после смерти ее отца, главаря гангстеров, Бренда никогда бы не осмелилась обратиться к правосудию.
Она подняла телефонную трубку и набрала номер своего брата Нейла в Лос-Анджелесе, но там было занято. Она позвонила Анни, но у нее никто не отвечал. Потом попыталась дозвониться до Дуарто, но попала на его секретаря. Оставив все попытки переговорить с кем-нибудь, Бренда пошла на кухню, достала коробку с эклерами и съела все до единого.
Дата добавления: 2015-07-20; просмотров: 72 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
ЛЕБЕДИНАЯ ПЕСНЯ СИНТИИ СВОНН | | | ГРИНВИЧСКОЕ ВРЕМЯ |