Шестнадцать

— Значит так, — говорит Фелиция.

Я и Фо сидели на трибунах на спортивной площадке за школой. Здесь никого не было. Уроки закончились, и вряд ли кто-нибудь сюда придет. Идеальное место, если нужно поговорить о важном.

— С самого начала тебе не нужно было знакомиться с Брэдом и его компанией, — продолжает темноволосая.

— Ты Трента имеешь в виду тоже? — спрашиваю я

— Да.

— Нет, он не такой, как Брэд. Он помогал мне, а не ему, — произношу.

Я верю лишь в то, что вижу. В то, что проверено мною. Трент хороший, он ни разу не сделал мне что-либо плохое, даже защищал. Для меня Трент будет славным всегда. Хотя, может быть, я и в нем ошибаюсь?

— Я говорю лишь то, что знаю. Возможно, он изменился, но раньше и у него была не лучшая репутация. — Фелиция пожимает плечами.

Сглатываю. Почему-то мне кажется, что теперь все, кто меня окружает, предадут меня, сделают какую-нибудь пакость. Конечно, Лондон не входит в этот список «всех». Но, тем не менее, ощущение предательства не оставляет меня. Нельзя никому верить.

— Во-первых, тебе нужно было остерегаться Брэда и одного из его лучших друзей — Гарри. Они самые мерзкие из всех. По большому счету лучше не связываться со всей футбольной командой, но с ними особенно. Во-вторых, это наши пижонки. Стейси — главарь и создатель mean girls. Раньше она встречалась с Брэдом, естественно, ради репутации. Они постоянно ругались, расставались, снова сходились, находили себе на стороне кого-нибудь еще — и это все только поднимало их репутацию. Они считают друг друга личными игрушками, никто не должен играть с ними, кроме их самих. Стейси постоянно запугивала своих возможных конкуренток и снова возвращала себе Уайта. Но затем появилась ты, и Брэд решил променять Стейси на тебя. И все думали: «О боги, что с ним случилось? Не уж-то влюбился?». Ха. Ничего подобного, как видишь.

Я смотрела вниз, на свои ноги, на свою обувь, и шаркала ногами. Мне хотелось разодрать асфальт, пробить его, посмотреть, что там внутри. Хотелось взглянуть на раскаленное ядро нашей планеты, на его сердце. Что бы я тогда почувствовала? Наверное, то же, что и сейчас. Разочарование. В асфальте нет сердца и глубины — это камень. А жидкое ядро нашей планеты, находящееся на глубине под сотню тысяч километров — всего лишь железо. Не нужно искать глубины в тех вещах, где её и не может быть.

— Феба — девушка Гарри. Их обоих ты, кажется, видела. Гарри использует Фебу как подстилку в одинокие вечера, во все остальные дни у него всегда найдется по девушке. Видимо, Феба даже не против такого расклада. Она считается шестеркой Стейси, хотя думает, что они лучшие подруги. По-моему, так это просто смешно. Эти две бесят меня больше всех, первая — считает себя лучше прочих людей, вторая думает, что она законодательница моды, и обе думают, что они не отразимы, потому что они в составе команды чирлидеров. Меня от них блевать тянет, — проговорила Фо и поежилась.

Брюнетка достала пачку сигарет из своей сумки. Закурила. Я смотрела на неё, как завороженная. Синеватый дымок растворялся в воздухе спустя доли секунд после выдоха. У Фо получались очень забавные колечки из дыма.

Мне так паршиво. На душе скребли кошки. И больше ничего. Боли нет. Пустота заглатывала все возможные чувства в свою бездну. Это словно ты остаешься один в темноте, ты кричишь, бьешь невидимые стены, но никто не слышит — все впустую.

Никогда раньше меня не охватывало такое желание — безумное желание забить эту боль никотином. Внутри всё напряжено, натянуто. Горло высохло, и ты не знаешь, чего же хочется. А хочется отравиться, умереть. Включить какую-нибудь грустную песню и тихо-тихо рыдать под неё. Так, чтобы никто не видел. Сначала хочется получить хоть какое-то лекарство, любое, лишь бы оно помогло, лишь бы ты выжил. А затем хочется получить лекарство от боли, которое медленно, но верно, тебя убьёт. И тогда на помощь тебе приходят сигареты.

Я ведь никогда раньше не курила по-настоящему. То, как меня учила Лондон, не считается, я даже не вдыхала сигаретный дым. Я не знала, что такое может быть, у меня не было привычки курить никогда. Но сейчас это была не просто потребность. Наверное, именно в такие моменты своих жизней люди и начинают курить.

Выпрашиваю сигаретку у Фелиции. Она дружелюбно протягивает мне одну. Поджигает. Я вдыхаю и выдыхаю дым. Но ничего не происходит.

— Нет, ты не правильно делаешь, — говорит Фо. — Ты просто полощешь рот. А нужно вдыхать сильнее, чтобы пробрало до самих легких.

Я стараюсь следовать словам девушки. Вдыхаю еще раз. Глубже. Горло жгло и драло от боли. Я сильно закашляла. Сейчас я казалась себе ребенком.

— Вот так, продолжай. Горло и должно драть.

Делаю еще одну затяжку — теперь намного легче. А затем боль в горле совсем проходит. Вообще, любая боль проходит. Голову заполняет вакуум, расслабляя тело. Мысли лезут наружу. Кажется, что ты можешь обдумать всю маленькую вселенную, находящуюся в твоей голове. А любой, кто заставлял тебя страдать, покидает твоё тело и мысли с каждым выдохом. Лондон была права: сигареты помогают забыться.

Пока я осмысливала свою маленькую бесконечность, Фелиция продолжала свой монолог:

— Следующая парочка, идущая сразу за Стейси и Фебой и входящая в их клуб, — это Дженна и Карин. Дженна — высокомерная кобыла. Если ты не знаешь, как она выглядит, то слушай и лучше обходи стороной. Она очень высокая, наверное, метра под два. Очень худая, прямо как ты. — Фо легонько ткнула меня локтем под ребра. — Одна из лучших баскетболисток. У неё постоянно волосы собраны в хвост, кстати, тоже темные, и болезненный вид. Говорят, что она страдает булимией. С ней хорошо общается Карин, потому их можно частенько застать вместе. Карин — DJ школьного радио.

Я сразу вспоминаю удары. Тело, словно говоря о том, что тоже помнит их, начинает гореть. Сначала виски, потом коленки, живот, спина.

— Еще есть Бриттани и Лейла, но с ними ты знакома. Я это прекрасно помню. Не знаю, что Лейла забыла в их аморальной компании — она ведь и мухи не обидит. Скорее всего, из-за того, что она важный член школьного самоуправления. Их компашке везде нужно пустить свои корни, чтобы уничтожить тебя полностью.

— Скажи, зачем ты мне все это говоришь, зачем помогаешь? — неожиданно для себя говорю я.

— На самом деле, я не собиралась тебе помогать. — Фо пожимает плечами. — Ты у меня не вызываешь доверия, даже не знаю почему. Это все ради Майки, он ненавидит Брэда. Да и я не скажу, что он со мной в дружеских отношениях. А раз вы предложили отомстить этому подлецу, то я обрадуюсь, если у вас все получится.

— А ты за что его так ненавидишь?

— Есть за что.

— Расскажи, я ведь тебе свою историю поведала. — Сигарета уже почти истлела. Я тушу её о скамейку и выкидываю бычок подальше от себя. Мусорить — неприлично, но сейчас не до этики.

— Ну что ж, все равно ты узнала бы этого от кого-нибудь еще. Я наступала на эти же грабли в своё время. Мне казалось, что Брэд любит меня, а я его. Все произошло сумбурно и неожиданно: он был чересчур настойчив, и мне это не казалось странным. А затем выяснилось, что это фишка у большинства футболистов такая была: кто больше всего соблазнит девушек за пару месяцев в начале учебного года. Затем появилась Стейси, которая сразу же присвоила себе Брэда. А я забеременела. Стейси же и придумала эту кличку, а заодно и историю, как я переспала с половиной команды. И никто не опровергнул её слова, а Брэд даже подтвердил, придумав свою собственную историю. Ну, естественно, мои братья помогали мне, собирали деньги, которых у нас нет, и вскоре я сделала аборт. Но, тем не менее, о моем несчастье узнали все и ухмылялись.

— Ничего себе… — произнесла я.

Мне было ужасно жаль Фелицию, а после её слов об аборте появилась какая-то неприязнь. Да, у неё не было другого выхода, но все равно сейчас мысль об убийстве даже несформировавшегося ребенка для меня дика.

— Я не собираюсь помогать тебе. По мне, так человек сам должен учиться на своих ошибках и выкарабкиваться из их последствий. Но и мешать не буду, я хочу, чтобы у вас все получилось, — проговорила Фо.

— План Лондон сработает, он хороший, — говорю.

— Очень надеюсь. — Фо выдыхает и закуривает еще одну сигарету.

Когда я пришла домой, то Кристи со мной не разговаривала. Наверное, она обиделась за то, что я снова ушла без предупреждения. Родители были дома: мама хлопотала на кухне, папа прикреплял на стены шкафчики — ведь никто не додумывался сделать это раньше, да и сил не было. Вечер был славным — мы разговаривали о том, о сем друг с другом, пару раз папа спросил про моё самочувствие, но потом оставил эту тему. Чувство тепла семейного очага граничило с тем отчаянием, которое сидело во мне. Моя семья думает, что у меня все хорошо — и пусть. Я бы ни за что не рассказала им такое, это лишний повод для волнения. Но мне не нужно забывать о событиях, которые происходят за стенами моего дома.

Оставшись одна в своей комнате, я нахожу телефон, который я оставила в ту ночь дома, и звоню Ив. Она меня внимательно слушает, не перебивая, а затем соглашается, напоследок сказав: «Ну что ж, живем один раз, можно и попробовать».

А утром я проснулась слишком поздно и опоздала на первый урок, и никто не стал меня будить, как бы это ни было странно. Сорвавшись с постели, мигом умылась и оделась. Слышно было, как бушует ветер за окном, а это значило, что сегодня будет холодно. В такую погоду я всегда надеваю свитера, люблю их. Накинув на себя пальто и забросив на плечи рюкзак, я помчала в школу. Одно радовало — она близко. Нельзя было опаздывать на второй урок, только не сегодня, ведь нужно было встречать Ив.

Несясь по тротуару, я заметила на противоположенной стороне еще кое-кого. Ни одна я сегодня опаздываю. Мы не поздоровались. Когда я вбежала в коридор, где на посту сидел охранник, вслед за мной зашел и Майки.

— Эй, вы куда? — спросил охранник, когда я пошла за Майки, игнорируя присутствие здесь еще третьего человека. — Вы должны написать объяснительную.

— Можно мы просто пройдем? — спросил парень.

— Нет, вы же знаете устав школы.

— Идем, — сказал Майки и взял меня за руку.

Я вздрогнула от неожиданного прикосновения. Его рука холодная, но моя ничуть не теплее. Я заволновалась. Прикосновения для меня — это слишком личное. Не могу позволить кому-либо вот так легко прикасаться к себе. Потому я одернула руку, когда парень повел меня за собой. Путь преградил охранник:

— Знаете что, если вы не слушаете меня, то пройдемте к директору.

Миссис Аллен считается самым строгим директором нашего города. Она — женщина средних лет, с проседью в волосах, всегда носящая круглые очки на носу.

— И в чем же причина вашего опоздания? — спросила она.

— Ну-у, вы же не поверите,если я скажу, что моё домашнее задание попыталась съесть собака, а я старался помешать ей? — произнес парень и развел руки в стороны.

— Нет, не поверю, очень смешно, — серьезно проговорила миссис Аллен.

Не знаю почему, но мне стало смешно. Я прыснула в ладонь, еле-еле сдерживаясь от смеха, а Майки широко улыбался. Только сейчас я заметила, что у него на щеках ямочки.

Нам назначили наказание: убираться по школе после уроков. Это было ужасно. Когда мы вышли из кабинета, я невзначай сказала:

— Ты видел её лицо? Она так искривилась, просто бомба! — Ухмыляясь.

— Да, она определенно меня хочет, — ответил парень.

И я рассмеялась. Боги, как я рассмеялась. Вроде бы глупый подкол, но смешной. Я все еще частичкой себя недоумевала на счет такого отношения Майки ко мне, но моё чувство к нему теплело. Хотя и ненадолго.

— Может, скажешь, почему ты так себя ведешь? — спросила, как бы между прочим.

Неожиданно для меня парень отвернулся и сжал кулаки. Он сердился. Но на что?

— Ну, так что?

— А потому что не нужно быть такой наивной дурой, — ответил он.

— Придурок, — произнесла и ушла прочь.

Черт возьми, нет, все же я его ненавижу.

— Я купила! — радостно проговорила Лондон.

Она не спрашивала, почему я опоздала, просто сразу перешла к делу. И мне это нравилось. Я бы не хотела рассказывать то, что только что случилось.

— Покажи, — требую.

Лондон достает маленькую коробочку с мини-видеокамерой. Затем, когда мы подошли к подоконнику, достает и саму камеру. Она такая крохотная, что вполне помещается на кончике пальца.

— Здесь есть крепление, — говорит подруга. — А также можно цеплять на специальную липучку, — указывает на маленькие квадратики в коробочке.

— Сколько же ты за неё отдала? — интересуюсь.

— Да немного, правда. — Она пожимает плечами и улыбается.

Подруга рассказывает мне, что сигнал у этой крошечной камеры радиусом в 100 метров, транслирует она все, чему является свидетелем, на компьютер, а с него уж будет легко записывать видео. Лондон прикрепляет эту камеру на куртку Трента и отправляет его выполнять свою часть плана. Моё задание — это сидеть, не высовываться и никуда не лезть.

Затем, как мы и договаривались, приходит Ив. Она просто чертовски привлекательна! Черные локоны завиты, глаза подведены, губы накрашены красной помадой. Болезненной бледноте девушки эти цвета очень подходили и только украшали её. Сама же Ив на каблуках, в платье изящной походкой обходит всю школу. Она должна была попасться всем на глаза и должна быть замечена всеми.

Лондон все тщательно сохраняет на свой нетбук. Мы сидели под лестницей, которая всего за двое суток нам стала родной, и внимательно следили за тем, как осуществляется наш план. По коже пробегают мурашки, но уже не так страшно. Я понимаю, что это всего лишь трансляция, и Брэда сейчас здесь нет — нечего пугаться. Да и осознание того, что скоро он поплатится за свои поступки, греет душу. Месть — это блюдо, которое подают холодным, и это чувство самое приятное из тех, что я испытывала в последнее время. Сердце бешено колотилось, а по телу бежал адреналин, руки чесались, мне поскорее хотелось насолить Брэду.

Трент подходит к Брэду и просит у него прощения за то, что он предал их дружбу. Они пару минут разговаривают, Трент приводит множество убеждений в свою пользу, и Брэд сдается. Он согласен вновь с ним общаться.

— Ну, мы же с тобой как братья, да? — спрашивает Трент.

— Конечно, брат, — отвечает Брэд.

Затем они идут по коридору, где в этот момент проходила Ив. Её появление не могло остаться без внимания.

— Ого, а это что за цыпочка? — интересуется Брэд.

Он, видимо, совершенно не помнил Ив. Или не видел, как она выглядит раньше. Потому-то и был сражен её красотой сейчас.

— Это Иви, прелестна, да? — говорит парень.

— Ты её знаешь? — удивляется Брэд.

— Ну да. А что, понравилась?

— Конечно, — отвечает Брэд.

— Тогда пари: тот, кто первый её охмурит и переспит с ней, тому она и достанется. Только давай не так, как с Эмили, — говорит Трент.

— Я согласен, — хмыкает парень. И прибавляет: — У тебя нет шансов.

— Боишься проигрывать?

— Я не проиграю, обойдешься, — ухмыляется Брэд и ударяет собеседника кулаком в плечо.

Лондон все записывает на диск.

Конец учебного дня должен был быть сложным — нужно отработать наказание. Мне до жути не хотелось встречаться с Майки, но выхода нет. Нужно потерпеть еще два дня, всего два дня, Эмили.

— Добрый вечер, — говорит Майки, когда я подхожу к кабинету директора.

— Здравствуй.

Миссис Аллен выходит из своего кабинета ровно тогда, когда прозвенел звонок на следующее занятие. Она раздает нам список дел, — там всего два пункта — а также выписки на то, чтобы мы могли взять инвентарь — без них охранник нам ничего бы не выдал.

Первым заданием было мытье спортивного зала. Мы в тишине драили полы. Начинать разговор первая я не собиралась, да и говорить мне было нечего, потому я просто ждала, пока парень что-нибудь мне скажет. А этого не происходило до последнего.

— Смотришь «Игру престолов»? — внезапно спрашивает он.

Я не понимаю, зачем он это спросил. Почему именно это? Неужели ему больше не о чем меня спросить? Нечего объяснить? Лично у меня к нему всего два вопроса. Но я спокойно отвечаю:

— Как ты узнал?

— Увидел твою запись на стене в фейсбуке.

Он просматривал мою страницу, интересовался мною, ему было любопытно знать, что мне интересно, и это приводит меня в недоумение. Впервые ко мне кто-то вот так испытывает интерес и даже не отрицает этого. Я замолкаю, потому что ухожу в себя, в раздумья. Но Майки толкает меня и громко выкрикивает:

— Керлинг на швабрах!

Я сразу понимаю, что это значит. Мы начинаем дурачиться: сражаемся швабрами, выливаем полведра воды на пол и притворяемся, что это каток. Затем опрокидываем ведро и гоняем его по всему помещению, словно шайбу. Да, даже таким способом мы умудрились вымыть зал.

Мне было весело. Мы с Майки смеялись, дурачились, обливались и брызгались грязной водой, но нам было все равно. Впервые вижу такого человека, для которого важнее ощущения веселья, а не его последствия. После нам нужно было оттирать плитки в туалете от надписей, что было крайне трудно сделать.

— Ты меломан, — произносит Майки, когда мы оттираем ацетоном надписи, сделанные маркером.

— Это утверждение или вопрос? — спрашиваю.

— А ты разве слышишь в моём голосе вопросительную интонацию?

— Нет.

— Ну вот. — Я не вижу, какое выражение приняло его лицо сейчас, но в его голосе я слышу улыбку. — Тебя никто не понимает, — вновь утверждает Майки.

Сейчас он кажется мне еще более загадочным, чем прежде, потому что перечисляет все то, что мне нравится. Правда, нравится. И в моем сознании лишь один вопрос: «Откуда ты все это знаешь?». А те два вопроса просто испаряются в воздухе. И чтобы внести хоть какую-то изюминку в наш разговор, я тоже начинаю отвечать более загадочно:

— Может быть.

— Я знаю, что это так.

— С чего ты взял? — перебиваю его.

— Тебе хочется, чтобы люди понимали положение, в котором ты находишься, но они, к сожалению, не понимают. Тебе хочется, чтобы тебя обнимали, чтобы люди таким образом показывали их понимание, любовь. Но они этого не делают.

Я и не заметила, как он приблизился ко мне. Теперь мы могли разглядеть реакцию друг друга на наш разговор, хотя все еще не бросали своё дело.

— Мне нравится, когда меня обнимают, но лишь те, кто мне дорог. Любое прикосновение для меня — это нечто большее, чем просто жест, что-то личное и интимное. А так, все правильно.

Вдруг я ему все рассказала, вот так — легко. Точно так же, как и он начал спрашивать обо мне. Теперь я — совершенно не загадка, ведь объяснила большую часть своей души и самое главное, что было в ней. Боже, как же я не люблю эту свою черту характера — слишком быстро раскрываться людям. Хотя порой нам легче рассказать, что твориться у себя на душе незнакомым людям, чем нашим родным и друзьям.

— Уверен, я тебя заинтриговал, — произносит Майки.

— Мне кажется, что ты просто хорошо изучил мою страницу в фейсбуке.

— Не-а.

Мы закончили уборку туалета, а Майки все еще перечислял вещи, которые, по его мнению, должны быть мне по душе. И он был прав. Абсолютно. Во всем.

Мы забираем свои вещи из гардероба и одеваемся. Я укутываю шею мягким шарфом и надеваю своё пальто, которое мне почти по щиколотку. У Майки черное классическое пальто чуть выше колена. Хотя я снова забываюсь, у нас ведь разный рост: он выше меня на две головы.

Чем-то этот парень меня заинтересовал, и сейчас тянет к нему ужасно, хочется говорить с ним часами на пролет. Говорить. Говорить. Говорить… Я даже забыла о том, что у меня к нему есть неприязнь и какая-то ненависть. Все это так смешалось. Я не знаю, кто он. Я не знаю его характер. Могу лишь сказать, что он мне интересен, пусть и так двулик.

— Ты любишь плакать? Нравится думать о чём-то печальном? Об утерянном прошлом, например, об ошибках? — спрашивает он. Именно спрашивает, а не утверждает, это сразу понятно по интонации голоса парня.

— Не совсем. — Да, определенно о прошлом я думаю, но не до такой степени, чтобы плакать, вспоминая его. Хотя ошибки… Я бы вернулась назад, чтобы их изменить, если бы была такая возможность.

Майки хмыкает, затем слегка ухмыляется и, вернув прежнее серьезное выражение лица, продолжает:

— Не откровенничай со мной, ты меня не знаешь.

— Я откровенничала? — Удивляюсь.

Вот оно, снова то самое чувство. Я его не понимаю. Он слишком странный и импульсивный. Сначала он говорит колкости, а затем переводит это в шутку или вовсе игнорирует.

— Разговор с незнакомым человеком — это уже откровение. А разговор о вещах, которые ты любишь — это уже более глубокие откровения. На будущее тебе.

И он уходит. А я так и осталась стоять посреди коридора с рюкзаком на плече и смотреть ему в след. В венах снова вскипала кровь. Я чувствовала, что злюсь, но и волнения здесь было не меньше. Нет, он мне не может нравиться. А даже если и тянет к нему, то это лишь из-за того, что он столько обо мне знает. Он меня бесит. Ненавижу Майки за его слова.

На следующий день на физкультуре у нас был водный волейбол. Урок был совместный: наш класс и класс, в котором учится Гарри. Я видела, как он смотрел на меня, раздевая глазами. Никто меня не жалует, но это лишь пока. Мы сумеем все доказать, мы сможем. Лондон была занята тем, что мы организуем завтра вечером, потому она не пришла в школу.

Вообще, я боюсь воды. Точнее не совсем воды, а глубины, потому что не умею плавать. Поэтому я стояла в бассейне у бортика и не сдвигалась ни на шаг. Когда урок близился к концу и нас отправили в душ и переодеваться, я ждала, пока душевая не опустеет, а за ней и раздевалка. Я опасалась всего и вся, потому что понимаю — любая из девушек может легко меня подставить или сделать какую-нибудь гадость. Оставшись одна, я приняла душ и надела майку, вся остальная одежда была у меня в раздевалке.

Неудачи преследуют меня на каждом шагу, как и смерть. Когда я вышла из душевой, Гарри набросился на меня и вписал в стенку, закрыв мой рот ладонью. Я брыкалась и пыталась укусить его за руку, но не вышло. Колотила его по спине руками, царапала, а Гарри мне отвечал:

— Да-а-а, давай. Так страстнее.

Он пытался снять с меня футболку, но я прижала локти к животу. Это было мне так знакомо. Еще одного раза я просто не вытерпела: слезы полились ниагарским водопадом. Несмотря на хватку Гарри я потихоньку съезжала вниз по стене, стараясь обхватив колени руками.

— Ну, не плачь, — сказал он. А затем, тряся: — Не плачь!

Но я рыдала белугой. Потому что теперь у меня ужасное отвращение в себе. Меня облапали за такое короткое время столько раз, что создается ощущение, словно я и правда продажная девка.

— Не надо, пожалуйста, не надо. Я не та, за кого вы меня принимаете, — пробурчала я сквозь поток слез.

А потом моё обмякшее тело упало на пол, скрутившись в позу эмбриона. И я осталась рыдать на полу раздевалки, на котором совершено недавно красовалась лужа моей крови.

Весь вечер я провалялась в постели, рыдая. Я закуталась в одеяло, словно гусеница в свой кокон, и обгрызала кожу на пальцах. Родители сегодня вечером не пришли, вообще, они приходят раза три в неделю, в остальные дни работают. Кристи заходила несколько раз, но я не отвечала.

Дверь снова открылась. Закрылась. Пол заскрипел под ногами у посетителя. Кристи забралась на кровать и легла рядом со мной, обнимая меня. Ей не стоит узнавать все то, что со мной творится, она будет волноваться. Сестра стискивает меня сильнее, но я не издаю ни звука. Закусываю губу, чтобы истерические вдохи-выдохи меня не выдали. Наверное, она думает, что я сплю. Не знаю, сколько она со мной пролежала, но перед тем, как уйти, она произнесла:

— Я тебя люблю.

Это было впервые после смерти Тома, потому что, когда она в последний раз произносила «Я люблю тебя», то и брата видела в последний раз. Я тоже не произносила эти три слова потому, что боялась потерять кого-нибудь после того, как скажу им это. Но, наверное, Кристи поняла, что я все равно умру. А, может быть, поняла, что людям нужно говорить то, что чувствуешь, именно сейчас, а не откладывать на потом. Потому что завтра уже может быть поздно.

Эмили, ты должна быть сильной ради своих близких. Всего один день. Потерпи всего день.

В пятницу (специально по просьбе Трента) Марк — один из самых популярных парней в школе — устраивал вечеринку. Он и Трент хорошие друзья, потому Марк так легко согласился. Дом у Марка не очень большой, две спальни — его и родителей, две гостевые комнаты, большая и просторная гостиная, столовая и ванная комната. Так как меня и Лондон не приглашали, мы быстро (вместе с Трентом) пробрались в одну из гостевых комнат и там ожидали. Нас никто не узнал — это хорошо. Ив уже была готова, потому что мы встретились с ней немного раньше. Лондон вставляет флешку в нетбук и готовится ловить сигнал от камеры.

В назначенное время Ив прибывает на вечеринку. Картинка на экране появляется сразу же, как только камера попадает в радиус трансляции. Видимо, Ив прикрепила её где-то на груди, потому что людей, находившихся рядом с ней, видно было по плечи. Трент сразу же подходит к девушке, они делают вид, что флиртуют. Лондон, конечно же, понимала, что все это — всего лишь игра, но она крепко сжимала кулаки, когда Трент заигрывал с Ив. «О как! Все-таки влюбилась», — думалось мне.

Со стороны все должно было выглядеть так, словно Трент полностью охмурил Иви, а она поддается его ласкам. И, видимо, так было, потому что Брэд сразу же оживился. Он все время стоял где-то позади Трента и наблюдал, какие же шансы у его друга. Скорее всего, он злился. Мы все видели. Теперь все стоит на записи.

Затем Брэд резко подскочил к ним и попросил Трента познакомить его с Ив. У Брэда завязался разговор с девушкой. А парень Лондон тихонько смылся. Теперь все зависит лишь от Ив.

Брюнетка делала вид, что пила, что напитки её пьянят, хотя сама выливала всё в горшок с цветком. Она смеялась и заигрывала, как могла. Нам не было видно лица Брэда, но надеюсь, что он верил. К нам в комнату заходит Трент:

— Я не смог выбить из него информацию обычным разговором, он не говорил целыми фразами о том, что собирался сделать с тобой, поэтому надеемся только на Ив.

Ив слегка прикоснулась ладонью к щеке Брэда, затем провела своей рукой по его руке. Боже, да она просто мастер обольщения! Где она только этого набралась? По языку жестов парня видно было, что он поверил в то, что покорил Ив. И Брэд приступил к действиям:

— Может, уединимся где-нибудь? Поговорим? А то тут слишком шумно.

— Пошли, — ответила Ив.

Мы видели ноги и ступеньки, но ясно было, что Брэд ведет мою подругу в соседнюю комнату. А затем картинка стала смазываться. Видимо, парень начал целовать Ив. Лондон записывает видео, я настороже, чтобы в любой момент броситься ей на помощь. Не слишком четко, но было видно, как Брэд навалился на Иви.

— Нет, — произнесла она. — Давай без этого.

Но Брэд, видимо, не хотел упускать такой момент. Он еще сильнее прижимал Ив. Теперь картинка снова смазалась.

— Нет, говорю же, — шепчет Ив.

— Тише, — отвечает парень.

— Нет. Отпусти!

— Ты ничего никому не скажешь, хорошо?

Я слышала голос Брэда, но уже ничего не видела. Приказала Лондон остаться и записывать все, что будет после, а когда мы выйдем из комнаты, то она это увидит. Трент пошел со мной. Я схватила телефон-лопату Лондон и направилась к Ив. А телефон, кстати, называем так, потому что он очень большой, действительно, как лопата.

Я слышу за дверью приглушенные стоны:

— Не тронь меня!

— Ну же, тебе понравится.

Мы врываемся в комнату. Брэд рукой закрыл рот Ив, чтобы она не могла закричать, а другой пытался её раздеть. Подонок. Ему лишь бы показать своё превосходство над другими людьми, лишь бы не ударить в грязь лицом — причем, здесь речь идет совсем не о нравственных и правильных поступках. Ему главное — это не проиграть, ему нужна победа, которая обеспечит ему славу. Ему нужна популярность. Что ж, будет ему популярность.

— Трент, какого черта? — удивляется Брэд.

Но парень не отвечает, а отбрасывает Брэда куда подальше. Ив встает, я бросаю на неё взгляд: она совсем не испугалась. Девушка произносит:

— Ты хотел изнасиловать меня, да? Так же, как и Эмили? Не вышло, увы.

Я быстро делаю несколько кадров на телефон Лондон, чтобы доказательств было еще больше. И прежде чем выйти из помещения, бросаю Брэду: «Ты хотел быть главной шишкой школы? Будешь».

Лейла крутит в руках бумажный конвертик, в котором лежит диск, и улыбается.

— Мы раньше играли в одну забавную игру, где нужно было вытаскивать фанты с желаниями. Какой фант тебе выпадет, то ты и выполняешь. У Стейси, пожалуй, попался самый неприличный фант — станцевать стриптиз в душе и снять это на видео. После мы договорились удалить его, но я не удалила. Только не говорите, что это я, пожалуйста. Не хочу, чтобы они догадались.

— То есть ты имеешь в виду, что здесь, на этом диске, есть неприличное видео Стейси? — удивляется Фо. — Да черт возьми, мы разгромим её в пух и прах! Чего ж ты раньше молчала?!

— Уже все равно, идемте разыскивать наших модниц, — говорю я.

Когда мы находим Стейси, — без Лейлы, конечно — то я представляю вниманию девушки видеозапись, которую нам любезно предоставила блондинка.

— Стейси, или ты немедленно забираешь документы и валишь из этой школы вместе со своей лучшей подружкой, или мы публикуем эту запись на ютубе, а еще лучше на школьном сайте, где постоянно спам-рассылка происходит! — восторгается Лондон.

— Чем ты мне докажешь, что видео настоящее? — кривя носом и шипя, отвечает Лоуренс.

— Прошу в библиотеку, где везде стоят компьютеры, — произношу на этот раз я.

Стейси и Феба недовольно плетутся за нами, а когда видят, что видеозапись настоящая, а не поддельная, соглашаются уйти из школы.

— Ненавижу вас, Милкович, Беннет и Уоррен.

— Это взаимно! — проговаривает Фо.

Брэду мы тоже представляем доказательство в тот же день, но он не поверил. Он сказал, что это подделка. Тогда мы пробираемся с Фелицией к секретарю и находим документы по Брэдли Уайту. Там есть номера его родителей, но нам нужен только отец. Мы пишем отцу Брэда огромную тираду, указывая все имена и рассказывая о нашем плане. И это не прошло даром.

Мистер Уайт является посредине следующего урока в школу и требует предоставить ему доказательства. Он собирает нас всех в одном кабинете, включая и Ив, которую пришлось вызывать на подмогу, и выслушивает.

— Отец, не верь им, это не правда! — оправдывался Брэд.

— Тихо, я сказал!

Мы высказываем каждый по кусочку всей истории, которая идеально сходится вместе без единой накладки. Правда, она такая. А затем еще и включаем смонтированное видео нашего плана. Лондон поясняет:

— Чтобы доказать, что Эмили не заслуживает такого обращения, мы придумали план. Трент втирается в доверие Брэда, моля, чтобы они снова стали друзьями. Ив приходит в школу, и парни спорят на то, кто первый её соблазнит и переспит. Сначала мы не хотели идти на эту меру, но так как ваш сын не признавал правду, мы решили её выудить. Марк устраивает вечеринку. Ив приходит на неё, и они с Трентом притворяются, что флиртуют. Брэд должен был посчитать, что проигрывает, и пуститься во все тяжкие — то есть попытаться изнасиловать Иви. Что и произошло.

Мистер Уайт выслушивает все спокойно, сначала он пытался доказать невиновность сына, но после видео — это стало невозможным.

— Ах, ты мерзавец! – Он залепил ему пощечину. — Хотел испортить мою репутацию, да? А свою?! Ты подумал о том, куда ты потом поступишь? Сумасшедший!

— Я нормальный, — отрицал Брэд.

— Не верю! Сегодня же пойдем к психиатру, и, если он скажет, что тебе пора в клинику, значит, так оно будет!

Отец Брэда гневался, он чуть ли не убил сына у нас на глазах. Психиатрическая клиника — это жестоко. Но так этому Уайту и надо! Когда наше «собрание» закончилось, я сияла от счастья. Я сделала это! Мы сделали!

— Эй, Ив, дай пять! — произношу.

И мы соприкасаемся ладонями, издавая громкий хлопок.

— Ты молодец, ты такая смелая! — говорит Лондон и обнимает Ив.

Я обнимаю их обеих. Но Ив резко отходит от нас и прикасается пальцами к носу. Она в миг побелела. На кончиках пальцах блестит что-то красное. До меня не сразу доходит, но затем мысль прямо-таки бьется о стенки сознания. «Кровь! Кровь! Кровь!» — кричит внутренний голос. Когда Ив поднимает голову, то кровь из её носа уже стекала к губам. Мгновение, и она потекла ручьем.

— У меня кровь течет из носа, — произносит Ив.

— Да она бьет фонтаном! — говорит Фо.

Я ничего не могу сказать. Не могу ничего сделать. Меня словно парализовало. Вновь. Это смерть. Вот она снова так близко, что у меня коленки дрожат. Кровь заливает чудесное платье Ив, пачкает её ладони, которыми она пытается остановить кровотечение, капает на пол, образуя лужу и оставляя разводы. Она хватает край кружева от рукава платья и прижимает к носу. Белая ткань сразу же буреет.

— Скорее, ей нужно в больницу! — кричит Трент и ведет Ив на выход. Он заботливый.

Я стою на месте и не могу сдвинуться. Все еще смотрю вслед Ив. Кровь стекает по её рукам и льется на пол, Ив оставляет красные пятна за собой. Это маки. Под ногами Ив расцветают маки. Фо толкает меня, и я просыпаюсь. Бегу на улицу. Ив прижимает какую-то тряпку, или салфетку, или полотенце к носу, оно тоже быстро краснеет. Девушка бледнеет на глазах. Она зажимает переносицу двумя пальцами, но кровь льется еще сильнее, Ив жадно вдыхает воздух.

— Закинь голову вверх, — говорит Лондон.

— Нет, — отвечает Ив. — Кровь зальется в горло, и я не смогу дышать.

Девушка и не замечает, что размазывает ногами лужу крови по асфальту. А я вижу. «Это не кровь, не думай об этом. Это огромное маковое поле», — убеждаю я себя.

Такси приезжает довольно быстро. Я сажусь на заднее сидение вместе с Ив и Трентом, а Лондон рядом с водителем. Фелиция осталась в школе. Стягиваю с себя серую толстовку и пытаюсь помочь Ив. Она отбрасывает пропитавшуюся кровью тряпку и берет мою кофту из рук. Я внимательно рассматриваю, как красное пятно на моей кофте увеличивается. Пытаюсь чем-то помочь Ив, но больше нечем. Мои руки и одежда теперь тоже перепачканы кровью.

— Эмили, — шепчет Ив, и её глаза закрываются.

— Не спи, не спи! — Паникую.

Ив откидывается на спинку, её глаза слипаются, но она старается их разлепить. Она потеряла слишком много крови. Ей нельзя спать. Я расталкиваю подругу, как только она пытается уснуть.

— Эмили, — снова шепчет она.

Но её слова становятся все глуше, а затем она отхаркивает сгусток крови на предыдущую тряпку. Девушка снова пытается что-то сказать, но её слова заливает кровь.

Доктора говорят что-то странное. Другие симптомы, другие термины. Лейкоз и опухоль мозга так различны.

— Придется тампонировать её нос, — произносит какой-то доктор. Он мне не знаком.

— А если не поможет? — обеспокоенно произношу.

— Значит, будет прижигать или вставлять катетер.

Я не люблю больницу. Все, что угодно, отдала бы, лишь бы не возвращаться сюда. Но сейчас другой случай. Я готова остаться здесь до того времени, пока не выпишут Ив.

— Когда было последнее переливание тромбоцитарной массы? — кто-то спрашивает.

— Я не знаю. Я не знаю. Нужны её родители. — Волнуюсь.

— Так позвоните!

Лондон все поняла и взяла сумку Ив. Трент тоже вышел из помещения. Я осталась один на один с моей больной раком подругой, с самим раком, с чувством приближения костлявой карги и с персоналом больницы.

Хоть я и не любила больницы, но они меня успокаивают. Здесь всё на своём месте. Травматология. Операционная. Онкологическое отделение. Палаты, в которых лежат те, кто через некоторое время выздоровеет, а также те, у кого случилось какое-нибудь внезапное происшествие, как сегодня с Ив. Дети и подростки, которые верят, что их вылечат от рака. Взрослые и пожилые люди, которые, возможно, понимают, что они не выздоровеют, хотя, может быть, с кем-нибудь из них случится чудо. Их всех медленно и мучительно пожирает рак. А ниже, на нулевом этаже, морг.

Через три месяца мне будет семнадцать, но я ощущаю себя на все пятьдесят. Люди ведь взрослеют по-разному. Одни — медленно. А другие — в миг. Как я, например. Я внутренне повзрослела, и эта пелена нечетких, замутненных иллюзий слетела с меня. Я тоже умру. И Ив умрет. И мама с папой умрут. И сестра. И мои друзья. И все, кого я когда-либо встречала — все они когда-нибудь умрут, рано или поздно. Только я, увы, раньше их всех. Смерть ждет всех у себя на пороге.

Родители Ив приехали быстро, ей сделали прижигание, переливание и поставили баллон в с кислородом на случай, если она будет задыхаться. Подруге сделали прижигание перегородки носа лазером, и теперь в палате стоит запах жженого мяса. Но мне плевать, главное, с ней все хорошо. Ив лежит, уставшая, но живая, её глаза слипаются — её клонит в сон. Я держу её за руку, она еле-еле теплая, и слышу её сердцебиение. Не хочу, чтобы Ив умирала. Н.Е.Х.О.Ч.У.

И я словно проснулась для жизни. Либо мне растрачивать своё оставшееся время на школу, ненужных людей и на ненужное времяпрепровождение в кровати, либо нужно снова приниматься за список.

Часть пятая "Твоя зима"

Дата добавления: 2015-07-25