Бонусная сцена к сладкому риску

(главы 17-20 с точки зрения Кая)

Венди Хаггинс

Перевод специально для группы http://vk.com/sweet_trilogy

Переводчики: Юлия Волощук, Мария Дехтярь, Наталья Ульянова, Дарина Холмсова

Редактор: Дарья Шевчук

Оформление: Юлия Волощук

ДАННЫЙ ФАЙЛ ПРЕДОСТАВЛЕН ТОЛЬКО ДЛЯ ОЗНАКОМЛЕНИЯ. ПРОСЬБА УДАЛИТЬ ФАЙЛ С ЖЕСТКОГО ДИСКА ПОСЛЕ ПРОЧТЕНИЯ.

Никому не смогу объяснить безумие, живущее во мне.

Отец однажды назвал меня перед Анной пещерным человеком и засмеялся, но не потому что хотел поиздеваться. Он знал, что я чувствую, почти постоянно, и это его забавляло. Забавляло, что в любой момент я могу обратиться в чертова Похотливого Халка.

Только не зеленого. Слава Богу.

Временами я боюсь быть рядом с Анной, боюсь, что моя сила воли сойдет на нет от одного единственного прикосновения. Было глупо мчаться за ней в аэропорт и умолять вернуться домой со мной. Я должен был позволить ей вернуться в Джорджию. Но, держа ее в своих объятиях в моей постели, прислушиваясь к звукам ее тихого дыхания, я не могу заставить себя сожалеть о последней ночи вместе.

Некоторое время назад мы оба наконец-то уснули, но я, как обычно, проснулся посреди ночи от заполнившей меня такой знакомой паранойи. С ней под боком она казалась еще хуже, несмотря на тот факт, что Князья и шептуны в этот вечер были в Вегасе. Я не мог вынести мысль об Анне, находящейся в опасности из-за моего эгоистичного желания обладать ею.

Она многогранна, моя милая Анна. Исключительно добрая. Борец за справедливость. С выдающимся умением прощать, чему мне бы следовало у нее поучиться, учитывая то, как сильно мне хотелось убить Коупа, когда я узнал, что он целовался с ней.

Идиот. Он знал о моей любви к ней. Независимо от того, что я говорил по телефону, знал, и все равно набросился на нее. Я почувствовал, как от одной только мысли об этом у меня поднялось давление.

Kоуп может иметь образ жизни святого, но с демоническим нотками похоти и гнева в его крови, парень был способен трансформироваться в буйного медведя, если не справлялся с самоконтролем. Прикасался ли он к Анне, когда целовал ее? Был он нежен или груб? Сколько они наслаждались этим? Пульсирующая боль появилась в моих глазах, когда я понял, что стиснул зубы и крепко сжимаю простыни свободной рукой.

Полегче, приятель. Сосредоточься на настоящем...

Несмотря на доброту, я видел как ее руки сжимались в крошечные кулачки, когда она выходила из себя. И огонь в глазах, когда она растворялась в голоде демонической стороны. Я понимаю этот голод. Необходимость полностью раствориться в физических ощущениях, не задумываясь о последствиях. Желание послать все к черту.

Разница лишь в том, что она хочет раствориться в наркотике, а я в человеке.

Но одержимость, она и есть одержимость. И у каждого она своя.

Анна мурлычет рядом со мной, прямо как котенок, и прижимается ближе, коленом потирая мое бедро. И, о, Боже... ее рука движется к низу моего живота. Всего бы на пару дюймов южнее, и я стал бы самым счастливым человеком на свете.

Я смотрю на Меч Справедливости, лежащий на прикроватной тумбочке. Клянусь, он насмехается надо мной. Зубочистка. Я чертовски ненавижу эту штуковину, хоть и знаю, что он оберегает ее. Он постоянно качает своей дурацкой рукоятью как головой, словно знает, о чем я думаю, знает обо всем, что мне хотелось бы сделать со сладкой Анной.

Всем, к чему, как я полагаю, она не готова.

Рукояти, кажется, не по фиг, что я люблю Анну. А я люблю. И я не привык бросаться этим словом. На самом деле, прежде я его не произносил.

Никогда.

Я хотел сказать ей. Хотел сказать уже давно. С того самого момента, когда увидел, что она отдала все свои деньги совершенно незнакомому человеку. Бездомной женщине в Голливуде. Никогда прежде я не видел такого бескорыстного поступка. Анна олицетворяла ту красоту, о существовании которой я и не подозревал.

Но тогда я так и не произнес то слово, потому что тогда я был недостаточно хорош для нее, да и сейчас тоже. Я знаю это, но не могу держаться от нее подальше. Я жадная сволочь и хочу ее любви. Хочу наслаждаться ею каждый раз, когда она смотрит на меня и видит в глазах не просто Похоть, а мальчика, которым я когда-то был, и мужчину, который остро в ней нуждается. Она знает все самое мерзкое во мне и все равно принимает. Все равно хочет меня.

Думаю, это и называют бескорыстной любовью – еще одна вещь, о существовании которой я и не подозревал.

Я закрываю глаза и пытаюсь отдохнуть, но ее рука сильно этому мешает. Поэтому я перекладываю ее себе на грудь. Сквозь сон она вонзает свои ногти мне в кожу, царапая грудь, и вновь замирает, а я думаю, что это была самая сексуальная и восхитительная вещь из когда-либо испытанных мной. Но с другой стороны, то же самое я думал, когда она готовила мне еду. И когда ее руки тянули мои волосы, пока мой рот был у нее на бедре. И когда она слизывала тесто из миски. И да, Господи, вернемся к мысли о ЕЕ БЕДРЕ...

Не думай об этом, приятель.

Не думай об аромате теплой груши, окружившем тебя подобно коньяку.

Не думай о шелковистости ее кожи под своим языком, или о том, как близок ты был к тому месту, где еще никто не был.

Не думай о звуке ее стонов, о том, как она теряет самообладание от желания, как ты не можешь дождаться, чтобы ее ноги подогнулись, не в состоянии держать тело, дрожащее от удовольствия, и ты подхватываешь ее, прижимая к себе.

Однозначно не стоит об этом думать.

Боже! Ладонью я прикрыл себе глаз, чтобы избавиться от всплывших картинок.

Проклятая рукоять. Я уже говорил как сильно ненавижу эту хрень?

Ну ладно, да, я не идеален, когда рядом Анна. И меня все еще обуревают мысли обо всех грязных, непристойных вещах, какие только можно представить. Таковы мои будни. Но она заставляет меня задумываться какого это – заниматься любовью. Она заставляет меня желать изучать каждый миллиметр ее тела самым сводящим с ума образом, пока не попросит большего.

Я хочу, чтобы она попросила. Отчаянные мольбы моей маленькой Энн будут безгранично сексуальны.

Я надавил ладонью на другой глаз.

Да, несмотря на все непристойные мысли, она заставляет меня хотеть от жизни гораздо большего. Того, что мне чертовски не позволено желать. Того, что никогда не смогу ей дать...

И именно поэтому внутри меня всегда будет жить ненависть. Анна, возможно, слишком добра, чтобы злится из-за наших обстоятельств, но я-то точно нет. Моей ярости хватит на нас двоих.

Я приоткрыл глаз и бросил взгляд на рукоять.

После этого я позволил себе расслабиться, и почти сразу меня затянуло в сон.

* * *

После разговора с отцом у Анны в глазах плещется чистый ужас. Я не догоняю: или она боится, что меня отправляют на задание с Коупом, или, что он посылает меня на миссию вообще. Я хочу стереть страх из ее глаз, но не могу обещать ей, что не набью морду Коупу, когда встречусь с ним. Как и не могу обещать, что мы будем в безопасности в Сирии. Я не собираюсь обманывать Анну, да и она не глупа.

Я хочу сказать ей, как много значит для меня то, что Белиал попросил меня поехать, значит он доверяет мне, но я не уверен, что смогу выразить это словами, не выставляя себя полным идиотом.

Я не боюсь. Я каждый день смотрю в лицо смерти. Жизнь была опасной прогулкой по острому лезвию под чутким взором моего отца или его постоянно наблюдающих шептунов. Но это путешествие, эта миссия, опасный путь, достойный смерти. И это первый раз, когда меня просили помочь, а не навредить. Шанс умереть таким способом будет честью... это не то, что я смогу объяснить Анне. Вера ее отца в меня наполнила меня смущающей гордостью.

* * *

Вид рук, губ и всего в целом появившегося Коупа вызывает дикое желание превратить его в кровавое месиво. И если бы я это сделал, я уверен, он, вероятно, просто стоял бы и не сопротивлялся, излучая всю такую выбешивающую добродетель. Он вызывает во мне чувство неполноценности, которое я не хочу признавать. Его выбрали путешествовать по миру с Анной и сопровождать в опасных ситуациях. Он был ее защитником и соратником. Не я. И, Боже, как я ненавижу его за это.

Ненавижу за все годы его отрицания демонической потребности запрыгнуть в койку к каждой женщине, положившей на него глаз. Ненавижу за то, что он не выбивал все дерьмо из каждого человека, подстрекавшего его гнев. Почему он не может хотя бы раз облажаться? Эти последние несколько месяцев без секса были адом для меня. Я делал это ради любви к Анне, но был еще большей сволочью, чем обычно.

Анна – единственное спасение Копано, пока он стоит у меня на пути весь такой учтивый и собранный, она единственное, что сохраняет его в целости и сохранности. Она и напоминание, что ее отец хотел, чтобы Копано возглавил эту миссию в Сирии. Честно, я не хотел узнать плохую сторону Белиала, поэтому поборол свою злость и позволил девушке-визажисту приклеить мне бороду.

Оказывается, я все еще был сексуален, несмотря на большую дурацкую бороду и карие глаза вместо голубых.

* * *

Полет расслабляет. Я знаю, что должен нервничать о предстоящем задании в Сирии. Или раздражен взглядами других пассажиров, уставившихся на меня. Так и хочется крикнуть: «Я не жалкий террорист, так отвалите от меня со своими сумасшедшими взглядами!». Мудак. Вместо этого я закрываю глаза, потому что небо – одно из немногих мест, где я чувствую себя в безопасности. Шептуны не доберутся сюда, и я планирую воспользоваться этим, чтобы спокойно поспать.

Слова Анны в аэропорту заполонили мой разум: «В моем сердце всегда был ты. Только ты один». Думая об этом, я сплю дольше и лучше, чем когда-либо.

Что ж, оказывается, очень удобно, находясь на Ближнем Востоке, иметь под боком Коупа. Его арабский безупречен. Я бегло говорю на французом и испанском, но знаю лишь несколько фраз по-арабски. Поэтому я держу рот на замке и позволяю Коупу вести все переговоры, пока мы путешествуем по Дамаску, где приходится столкнуться с людьми, чтобы получить наше оружие, и только тогда мы останавливаемся около полной людей мечети и осматриваемся.

Я осматривал местность, пока не наткнулся взглядом на парня в темно-бордовом тюрбане. Он выделяется своим боксерским телосложением и округлым лицом, несмотря на то, что он с такой же коричневой бородой, что и у меня.

– Там, – шепчу я Копано. – В углу.

Мужчина оборачивается на мой голос в тот же момент, как Коуп смотрит в том направлении. – Это ты, Флинн? – спрашиваю я. Он слишком далеко, чтобы слышать нас нормальным человеческим слухом. Я раздвигаю границы слышимости так, чтобы они достигли его.

Мужчина кивнул один единственный раз. – Это я, друг. – Он поднес руку ко рту, чтобы скрыть то, что он говорил, и его австралийский акцент бесследно исчез. – Я буду следовать за вами в эту чертову дыру на мотоцикле, держась поодаль. Я уже исследовал местность и нашел неподалеку холм, откуда я смогу наблюдать. Около тридцати минут езды от города. Я крикну, если что-то заподозрю. Во дворе комплекса есть три охранника, и, кажется, не меньше двоих внутри. Не думаю, что они хорошо относились к пленнице, если вы понимаете о чем я.

Вот дерьмо.

Копано застыл рядом со мной. – Нужно идти, – сказал он. – Сейчас.

Согласен. Мы вдвоем направились к машине, в то время как Флинн запрыгнул на маленький гибридный мотоцикл. Не повезло ему.
Мы свернули с оживленной площади и направились к маленькому городку в предместье. Казалось, что прошло больше тридцати минут, пока мы ехали по пыльной ухабистой дороге. Городские огни, звуки и запахи пряностей давно исчезли. Пейзаж сменился на более бесплотный, хотя по-своему красивый. Далеко впереди нас Флинн свернул на грязную тропу, ведущую к подножию холма. Наступили сумерки, время дня, которое всегда кажется немного зловещим, тем более, если ты въезжаешь в тенистый район с подозрительно выглядывающими из окон приземистых лачуг глазами.

Я продолжал держать ухо востро, прислушиваясь к происходящему позади меня и сконцентрировавшись на Флинне, который нашел себе для наблюдения высокое место в деревьях. Я смог четко увидеть холм, когда мы свернули с ухабистого переулка к небольшому затемненному зданию, где перед колючей проволокой, идущей вокруг всего строения, стояли трое мужчин. Они все встали по стойке смирно при виде нашей машины, когда мы подъехали и припарковались.

Еще перед прибытием мы договорились, что я буду прислушиваться к предупреждениям Флинна, пока Коуп сосредоточится на "сделке".

Я был не из пугливых, особенно в тех ситуациях, когда беспокоились люди, но эти мужчины с их темно-серыми аурами и полуавтоматическими винтовками казались абсолютно сумасшедшими. Не та ситуация, при которой мужчина чувствует себя в своей тарелке, правда? Я вел себя с ними как с Князьми, не глядя им в глаза, но, подойдя, расправил плечи, чтобы не показывать своей слабости. Я всегда полагался на кинжалы у моей лодыжки и на поясе, и без колебаний использовал их.

Копано стоит прямо, с портфелем в руках, и идет к ним без капли тревоги или сомнений. У него такой важный вид, что он мог бы сойти за принца Африки. И, по какой-то причине, меня удивляет, когда он на ходу рявкает что-то по-арабски, его голос скучающий и сердитый. Ни следа мягкости. Кажется, я слышу слово «девушка».

Охранники обмениваются взглядами и хмурятся. Мы останавливаемся перед ними. Прежде чем хоть один мерзавец успевает ответить, Коуп снова рявкает, будто они тратят его время. Трое из них немного подпрыгивают, явно испугавшись этого по-видимому властного мужчину, казалось, приехавшего из Египта. Коуп поднимает портфель, приоткрывая его, чтобы показать груды иностранных купюр, затем закрывает и что-то говорит злобным, глубоким тоном.

И я ничего не могу с собой поделать. Я впечатлен. Может, он брал уроки актерского мастерства в Гарварде. Не знаю, но это чертовски блестяще.
Наконец, один из охранников говорит что-то. Коуп отвечает, звуча раздраженно, но отступает и поднимает руки. Он никогда не выпускает портфель. Они обыскивают его, доставая из-за его пояса пистолет. Я вынужденно поднимаю руки, когда один из них подходит ко мне и позволяю ему забрать мои ножи. Я чувствую себя голым, когда оружие покидает меня – и голым не в хорошем смысле. Я делаю пометку в уме, что он положил кинжалы в левый карман.

И мы входим внутрь. Превосходно.

Они закрыли за нами ворота и поспешили к зданию, держа в руках ружья, перекинутые через плечо. Этой прислуге никто не говорил, что нельзя пробегать пальцами по курку? Плохо дело. Я готов забрать Занию и убираться отсюда.

Когда мы заворачиваем за темный угол, один из охранников что-то кричит мужчине, стоящему наверху. Другой мужчина осматривает нас немного диким взглядом. Он, должно быть, купился на все, что сказали ему другие охранники, потому что коротко кивает и указывает головой в сторону двери. Коуп идет за ним, а я следом.

Твою ж мать.

У меня засосало под ложечкой, как всегда происходит, когда мы приезжаем к Мариссе, а у нее новая девушка, которую нужно обучить повиновению. Но Марисса не позволяет мужчинам так избивать ее девушек. Зания немного больше, чем коричневая груда костей на земляном полу. Голая. И нет, ее нагота не пробуждает во мне желание. Ни капли.

Один из охранников пихает ее ботинком и что-то кричит. Коуп резким движением руки отмахивается от него и присаживается рядом с ней. Он что-то говорит ей грубым тоном, отчего она еще сильнее сворачивается клубком. По крайней мере, это признак жизни. Коуп повторяет фразу, на этот раз тише и медленнее, и, думаю, из контекста я понимаю, что именно.

– Теперь ты моя.

Копано берет ее запястье и переворачивает его. Он ощупывает ее тощие предплечья, проверяя состояние. Затем он поворачивается и кивает парню, стоящему в дверях. Тот выходит вперед, с грохотом опускает ружье и открывает портфель, пересчитывая содержимое. Его глаза светятся жадностью. Он что-то кричит одному из мужчин, который убегает и возвращается с черным хлопковым платьем. Идиот начинает пытаться одеть Занию, крича на нее, когда она не выпрямляет для него руки.

Копано выхватывает платье и машет мужчине, отгоняя его прочь. Он что-то грубо бормочет, надевая платье ей через голову и уговаривая просунуть руки. Она пытается сбежать, но он догоняет и игнорирует ее стоны и протесты пока она не оказывается одета.

Все это время я молча напоминаю всем поторопиться, чтобы мы могли к чертям убраться из этой адовой дыры. Чувствую, как в свободном кармане моих хлопковых брюк вибрирует телефон. Я быстро смотрю на него и тихо чертыхаюсь. Это от Флинна.

Думаю, у меня хвост, но их не видно. Кроме того, я поймал странные взгляды от двух местных мужчин.

Я смотрю на Коупа взглядом, подразумевающим «нам-надо-поторопиться», и он едва заметно кивает.

Прежде чем дежурный парень заканчивает любовно перебирать деньги, Копано сгребает Занию на руки, будто она ничего не весит. Она пытается бороться, но он сильнее ее хватает и на арабском ворчит ей не брыкаться.

Человек на полу поднимает лицо и улыбается Копано злой удовлетворенной улыбкой, и Коуп что-то говорит об оружии. Внутрь входит еще один мужчина с пистолетом Коупа и моими ножами. Я быстро их забираю и следую за Коупом, в то время как он проходит мимо мужчины к выходу. Они все столпились у машины, улыбаясь так, словно выиграли в лотерею. Один мужчина следует за нами.

Я почти забыл о Флинне, пока не услышал отдаленные звуки. Арабская речь, вопросительный тон. Звук заводящегося двигателя мопеда. Ноги, бегущие по грязи. Вопли и ворчание. Звуки борьбы.

Вот дерьмо! Мои ладони начинают потеть. Я хочу убраться отсюда и помочь Флинну, или хотя бы позвонить ему, но с этими маньяками с автоматами на хвосту не мог. Внезапно звуки борьбы стихают, и я слышу как скутер отдаляется в противоположном направлении. Может, ему удалось сбежать.

Мы выбрались из здания к машине, где Коуп укладывает Занию на заднее сидение. Как только мы оказываемся на дороге, я показываю Копано, что Флинн был раскрыт. Мы пытаемся решить, должны ли мы идти за ним с Занией на буксире, но она начинает стонать.

– Пить, – говорит она на арабском.

Я откручиваю крышечку от бутылки и откидываюсь на спинку сидения, передавая воду в руки лежащей Зании. Она один единственный раз смотрит на бутылку распухшими красными глазами и бросает эту чертову бутылку обратно в меня. Прежде чем я успеваю схватить ее, вода уже расплескивается повсюду.
Конечно, она не этот напиток имела в виду.

Понятно, что мы не сможем лазить по неизвестным холмам в поисках Флинна, когда у нас на руках израненная Зания. Мы с Коупом соглашаемся, что Флинн, скорее всего, убрался оттуда и встретится с нами позже. Мы надеемся на это.

Я пытаюсь заставить Занию поесть. Один Бог знал, как ей это необходимо. Она истощена. Но она кричит на меня по-английски, чтобы я оставил ее в чертовом покое и не прикасался к ней. Я достаю телефон и показываю ей наше с Анной фото. Она смотрит на меня, пока я вглядываюсь в фотографию, ощущая тепло от улыбки Анны.

Коуп что-то бормочет ей по-арабски, пока ведет машину. Предполагаю, он говорит, что теперь она в безопасности. Напоминает кто он и объясняет кто я. Я слышу, как он произносит имя Анны.

Кажется, это ее успокаивает. Но потом она начинает дрожать и биться в конвульсиях.

Черт. У нее ломка. Даже не представляю, что делать. Она перегибается через сиденье, но в ее желудке пусто, ей нечем тошнить. Я чувствую себя беспомощным, не зная, что сказать или сделать.

Мы возвращаемся в захудалый отель, и Коуп говорит, что ей нужно будет идти самой, чтобы не привлекать слишком много внимания. Больно наблюдать за ее медленной походкой. Уже поздно. К счастью, небольшая прогулка от машины к боковой двери не привлечет нежелательных любопытных взглядов.

Двое мужчин, волокущих в номер израненную женщину, не будут выглядеть нормально, поэтому мы используем наш слух, скрываясь за углом до тех пор, пока наш коридор не пустеет.

Дочь Сонеллиона просто сломлена. Она хромает от ранений, но не подпускает нас достаточно близко, чтобы увидеть, чем мы можем помочь. Я наполнил ей горячую ванну, но ни один из нас не делает даже попытки раздеть ее или помочь с этим. Она, неконтролируемо дрожа, сидит на полу в ванной и умоляет выпить.

– Может, дадим ей один... – начинаю я, но Коуп перебивает меня.

– Нет.

Она стонет и начинает шепотом нести какую-то чушь, и этот звук режет слух. Господи, да ей же плохо.

– Всего один чертов глоток, – шепчу я Коупу.

– Это обернется тем, что она лишь захочет больше. Ей нужно через это пройти, – его голос звучит уверенно, но лицо остается обеспокоенным, когда он произносит это.

Зания что-то рычит ему на арабском, и я совершенно уверен, что она объясняет ему, куда он может пойти. Он не отвечает.

Я присаживаюсь возле нее.
– Пожалуйста, Зи. Мы должны увезти тебя отсюда, пока не вернулся твой отец. Тебе нужно что-то поесть, чтобы набраться сил и исцелиться.

Она смотрит на меня, первый раз по-настоящему смотрит.
– Один глоток, – тихо говорит она. Ее безумно жалко. Я хочу уступить ей, потому что я слабый и продолжаю задумываться над тем, действительно ли навредит один глоток. Но я ощущаю взгляд Копано. Что бы сделала Анна? Я пытаюсь подключится к ее позитивной энергии, прежде чем вновь заговорить.

– Знаю, кажется, что это тебе необходимо, но это не так. Мы хотим помочь тебе, – я горжусь собой за то, что говорю так мягко и обосновано. Я открываю рот, чтобы продолжить, но она бьет меня прямо в глаз. Мне приходится удержаться, чтобы не грохнуться на задницу. Твою мать, чертовски больно.

Я отпрянул от девчонки-нефа, которая выглядит неспособной не то что ударить, а даже руку поднять. По-видимому, нужно лишь желание, а сила всегда найдется, потому что, кажется, она поставила мне чертов фингал. Не первый раз меня бьет девушка, но впервые не по заслугам.

Все-таки я не смог разозлиться. Пока Копано не начинает хихикать.

– Заткнись, – вставая, говорю я. – Попробуй сам, донжуан.

Он хмурится, глядя на меня, пока я медленно обхожу его и смотрю в зеркало, проверяя глаз. Он отек и потемнел.

Я ожидал, что Коуп попытается подойти к этому с нежностью, но он снова поражает меня. Он говорит с ней с жестким, доминирующим авторитетом.

– Пора принимать ванну, Зания. Мы оставим тебя и ты вымоешься. Осталось меньше пяти часов до самолета в Штаты.

Она обвивает руками свой живот и кричит:
– Надо было позволить мне умереть!

– Ты бы не умерла, – рычит он. – Тебя ждало бы нечто более ужасное, чем смерть.

– Просто оставь меня здесь!

– В ванную. Сейчас же. Или я затащу тебя туда и вымою сам.

Она злобно смотрит на него. Он уверенно делает шаг вперед и она отбегает назад.

– Ладно! Я пойду в ванную. Не прикасайся ко мне!

– Когда будет пора идти, – говорит он, – ты будешь выглядеть прилично. Мы не можем позволить себе вызывать подозрения.

Он проходит мимо меня к выходу из ванной, и я следую за ним, закрывая за собой дверь. Он садится на край кровати, опустив голову на руки, его сильная оболочка трещит по швам, и он начинает дрожать.

Я хочу сказать ему, что он хорошо справился, но не могу заставить себя. Вместо этого я тихо сажусь на другой край кровати. Мы оба выдыхаем с облегчением, когда слышим как Зания шагнула в ванную. Потом она начинает жалобно плакать, и это вместе со звуками ее дрожащего тела заставляет мое нутро сжаться.

Я ненавижу Князей. Ненавижу всеми фибрами моего существа. Я сижу и позволяю себе представить Анну, неистовую и прекрасную, убивающую всех их пылающим мечом, пока Нефы их удерживают. Их души навсегда угасают. Эта великолепная картинка значит для меня больше, чем любая сексуальная фантазия.

Имейте в виду, это говорит о многом.

И тогда другая мысль врывается в меня, и я поражен внезапной тревогой.

Где Флинн?

Я бросаюсь к телефону и пытаюсь позвонить Флинну, но он не отвечает. Тогда я пишу Белиалу код, который он велел нам использовать. Он тут же отвечает.

«Она у вас?»

«Да,» – отвечаю я, – «но пропал Ф.»

У меня ускоряется пульс от мысли, что он пожелает отправить меня на его поиски. Тогда бы я ушел и оставил Коупа с Зи. Но, как оказалось, у него на уме было совершенно другое.

«Уезжайте с ним или без него.»

Проклятье, это жестоко, но, думаю, я его понимаю. Один пропавший лучше двоих. На данный момент у нас слишком мало союзников, каждый на счету.

Коуп смотрит и поднимает брови, тогда я показываю ему сообщение. Он кивает. Он выглядит напряженно, и я его понимаю. Я не смогу расслабиться, пока мы не улетим отсюда.

Я думаю, не слишком ли рано звонить Анне, и после недолгих расчетов понимаю, что она уже должна проснуться. Я пытаюсь представить, в какие махинации во время вчерашней вечеринки Блейк втянул ее. Вы не знаете, что такое вечеринка, если не тусили с сыном Зависти. А потом я пытаюсь вообразить, что он мог уговорить ее надеть и смог ли затянуть на танцпол. Я ощутил, что слегка зеленею от зависти. Надеюсь, он хотя бы сфотографировал ее сексуальный образ.

А теперь я не могу перестать думать о ней, поэтому набираю ее номер и ложусь на спину, и, когда она отвечает, ухмыляюсь при звуке ее хриплого от похмелья, сонного голоса.

Проклятье, хоть бы Коупа не было в номере. Да, я грязный засранец раз думаю о таком, когда так много поставлено на карту. Я вздыхаю и концентрируюсь на ее голосе.

* * *

Остаток поездки непримечателен. Когда Зания приняла ванну и оделась, она больше с нами не разговаривала. Коупу чудом удалось убедить ее съесть три кусочка теплого лаваша из его рук.

Не надо быть сыном Астерофа, чтобы увидеть связь между этими двумя. И, признаюсь, я испытываю чертовски невероятное облегчение в связи с этим по многим причинам. Весь остаток поездки я позволил ему заботиться о Зи, присоединяясь к нему только в случае крайней необходимости. Очевидно, что у него есть к ней подход, а мне как-то не хочется получить еще один фингал.

Флинн появляется в аэропорту перед самой посадкой весь взлохмаченный. Его рубашка разорвана и борода начала отклеиваться. Я сразу же послал его в туалет, чтобы он привел себя в порядок, рад, что он не пострадал.

Немного позже, когда мы приземлились в Амстердаме, мы заменили арабские наряды на западную одежду. Осмотревшись в поисках шептунов и не найдя их, мы хлопаем Флинна по спине и расходимся в разные стороны.

Зания выглядит хрупкой в джинсах, не в состоянии стоять достаточно прямо. Ее руки скрещены и нога выставлена вперед, она пялится на витрину с алкоголем в Duty free. Копано встает между ней и полками, на что она сужает глаза, кстати, больше не опухшие. Теперь они большие, темно-карие и полны огня. Кажется, Копано нравится в них смотреть, хотя он явно не в своей тарелке от ее нездоровых желаний.
Они впиваются друг в друга такими взглядами, словно вот-вот сольются в яростном сексе прямо посреди магазина. Вот это будет шоу. Я прикусываю язык, сдерживая смех и порыв произнести «Снимите номер». Святой Копано умрет от унижения, что позабавило бы меня раньше, но не теперь.
Я рад, когда объявляют наш рейс. Еще на один шаг ближе к Анне.

В какой-то момент полета я замечаю, что у нас проблемы. Стюардесса смотрит на скорчившуюся Занию, которая обнимает себя, дрожит и стонет. Коуп пытается как-то это обыграть, но после его объяснения, что Зания не очень хорошо себя чувствует, но все не так уж плохо, стюардесса все равно выглядит взволнованной. Всем, у кого есть глаза, прекрасно понятно, что именно так плохо.

Коуп даже пытается гладить ее по спине, подыгрывая этому шоу, но Зания лишь с воплем отдергивается. Да уж, если эти двое не будут осторожными, самолет совершит внеплановую посадку. Пора призвать на помощь мое очарование.

Со своего кресла я улыбаюсь стюардессе и взмахом двух пальцев маню ее подойти ближе и нагнуться ко мне. Ей где-то около тридцати. Европейка. Она впивается в меня взглядом и большее количество цветов беспокойства внезапно исчезает из ее ауры. Она наклоняется ниже, а я сажусь ровнее, чтобы оказаться ближе к ней и шепчу:

– Только между нами, – говорю я. – Думаю, леди моего друга залетела, если вы понимаете о чем я.

Ее глаза распахиваются.
– Беременна? – шепчет она в ответ.

Я киваю. Ухмыляюсь.
– Они еще не объявили об этом, но я практически уверен. Она немного не в себе, но волноваться не стоит. С ней все будет в порядке.

Вдобавок я подмигиваю ей. Затем облизываю губы. Ее аура вспыхивает красным и мое тело непозволительно реагирует на это.

Нет, напоминаю я себе. Иногда я действительно чертовски себя ненавижу.

– Что ж, тогда все в порядке, – говорит стюардесса, рукой пробегаясь по моему плечу. Мое тело напрягается, и я задерживаю дыхание. – Дайте мне знать, если что-нибудь понадобится, – она опускается ближе. – Все, что угодно.

Убирайся, уходи, сгинь, проваливай, и, ради Бога, больше не прикасайся ко мне.

Я киваю ей и она наконец-то разворачивается и шагает по проходу. Быстрый взгляд в сторону показал, что Куоп и Зания смотрят на меня.

Или, скорее, пялятся. Полагаю, их не сильно заботит беременность, ну да ладно. У меня есть более насущные проблемы. Я быстро отстегиваю ремень и направляюсь к туалетам в хвосте самолета.

Долбаные нефилимские потребности.

В какой-то момент Зания засыпает, все еще склонившись вперед и упершись лбом Коупу в бедро. Ха-ха-ха-ха, парень застывает, словно камень и делает вид, словно его это не заботит. Я пользуюсь моментом и двигаюсь к пустому ряду позади нас. Прислонившись головой к окну и скрестив руки, я тут же проваливаюсь в сон.

Позже я просыпаюсь от яркого сна, в котором лишаю Анну невинности. Это довольно хороший сон, но лучше бы мне не видеть его при людях. Звуки рыданий Зании и мягких предостережений Коупа, неприятным толчком возвращают меня в реальность. Я смотрю вниз и замечаю, что добрая стюардесса накрыла меня одеялом. Я сворачиваю синюю ткань и кладу на непослушные колени. Затем опираюсь локтями о бедра, сжимаю ноги и прижимаю пальцы к вискам, пытаясь успокоиться.

Я попытался думать о вещах, которые не мягкие и не теплые. Которые не мурлычут, не выгибаются и не наклоняются. Я думаю о работе грохочущих грузовиков в замерзшей тундре Антарктики.

Не помогает. Я проклят.

Мысли об Анне сводят с ума мое тело, но и только они могут меня успокоить. Она знает меня и все равно любит. Конечно, она знает не обо всем. Я бы умер от стыда, если бы она узнала хотя бы о половине. Но ей известно достаточно.

Я изо всей силы прижимаю пальцы ко лбу. Колени начинают подпрыгивать чаще.

Я никогда и никого не хотел так сильно как Анну, и я не говорю о радости добиться ее. Так что, мне повезло, что я не могу овладеть ею, возможно, и не смогу. По крайней мере, не физически. Боже, это чертовски угнетает. Но в то же время, обладание ее сердцем удовлетворяет меня как ничто другое. Поверить не могу, что такое вообще возможно испытывать. Так долго держаться без секса. Но это возможно, потому что я люблю ее. А она любит меня.

Мы сможем.

Меня переполняет от нетерпения. Не могу дождаться приземления. Хочу увидеть как Анна обнимет Занию, чтобы подарить этой сломленной девочке ту же позитивную энергию, которую она вселила в меня – энергию, которая заставляет поверить в то, что можно побороть как внутренних демонов, так и тех, что вокруг. Энергию, которая заставляет поверить в победу.
Можете назвать меня девченкой за такие мысли, но мне пофиг.
Любовь – это сила.

---

Дата добавления: 2015-07-25