Дартс Павел 4 страница

- Ты много что б не сумел, - Лена.

У бати на мгновение вспухли желваки, но он тут же расслабился и сказал примирительно:

- Да классная машина, что говорить! Искренне завидую. Вот ещё колпаки - литьё поставит - и будет вообще картинка. А если ещё аэрография - так конкретно шедевр. Надо будет подсказать ему...

Завидует - чё тут думать. У самих-то Пассат, хотя и новый, из салона, - но то совсем другое... Вот классная тачка! Мне б такую. Ребята б офигели, - это не менее круто чем у Антона... Ну, Юрик вообще на Х5-ом рассекает - понятно, сын миллионера... Эх, мечты, мечты...

Я ушёл в свою комнату, залез 'в Контакт'. Надо будет где-нить в инете дёрнуть фото такой тачки или круче, - поставить на визуализацию, - вдруг сбудется?...

***

А потом мама ушла от нас. Произошла у них с батей очередная размолвка... Хотя нет, 'размолвка' - это мягко сказано; они разругались вдрызг - и мама ушла. Опять началось:

- Ты боишься жизни! Так все считают! Да, все наши знакомые! Ты забиваешь себе голову дикими бреднями о конце света, ты...

- Конец света? Бредни? О чём ты?? Ты когда последний раз ходила в продуктовый магазин, если считаешь что это я отрываюсь от...

- Ты думаешь, я не знаю, что ты закупаешь и где-то прячешь продовольствие? Да ты совсем рехнулся!

- Повторю: когда ты последний раз ходила в магазин?? Когда сравнивала цены сейчас и полгода назад?? Когда, наконец, ты задумывалась о том, к чему и как мы идём?..

- Ты, как дурак, думаешь, что можно запастись на всю жизнь! Ты...

- Это ты дура! Ты даже не знаешь старого анекдота, где старый чукча говорит геологу: 'Мне не надо бежать быстрее медведя, мне достаточно бежать быстрее тебя!'

- Ты задолбал с анекдотами!

- Ты даже не понимаешь, про что я сказал!

Минута злобного пыхтения на кухне, - и батя высказывается, уже тоном ниже:

- Ты не хочешь понять простую истину: это - не страх! Это даже не предосторожность - как можно назвать 'предосторожностью' то, что откровенно неизбежно? Ну как тебе объяснить?? Может, через бизнес поймёшь: это можно назвать 'инвестициями' в будущее, как в бизнесе, когда скупаются участки под застройку.

Аналогия: 'Титаник' столкнулся - но музыка ещё играет. Тот, кто занял место в шлюпке, надел спас.жилет - значит ли что он боится жизни? Нет - он 'сделал инвестицию в своё спасение'! В своё будущее, так как он оценил обстановку и понял, что корабль идёт на дно. То, что у других будущего нет - не его дело. Каждый обязан думать прежде всего о себе, и решать свои проблемы; свои и своей семьи! А что делаешь ты, в приложении к истории с Титаником?? Он уже крен дал - а ты в каюте выбираешь наиболее эффектный цвет помады для вечера в корабельном ресторане... Ты понять не можешь, что 'вечер в ресторане' - всё, отменён! Не будет! Будет ледяная вода и крики тонущих!

- Ты уже достал нагнетать! Я не хочу тебя слушать!!

-...Так что разговор может идти о правильности или неправильности предвидения, не больше - то есть задача просто сводится к стандартной бизнес-оценке рисков. Но ты ведь даже не берёшься рассуждать о вероятностях и о предпосылках - ты с ходу отметаешь все предположения о том, что 'может быть хуже' - а это не разговор вменяемого человека, это подход верующего...

- Сам ты дурак!!

Ушла к своей сестре жить. А мы с батей остались в квартире. Честно говоря, дышать стало свободнее. Не потому, что батя мне всё разрешал, а мама запрещала, - совсем наоборот, - как раз батя меня постоянно 'строил', а вот мама почти и не интересовалась чем я живу, что меня интересует... Мама была вся увлечена своим косметическим бизнесом - постоянные встречи, 'презентации', общение с дистрибьюторами по телефону и через интернет... Нельзя сказать, чтобы она прямо 'вся была в работе', - тоже нет, свободного времени у неё хватало, но в сободное время она читала какие-то книжки. Я посмотрел раз: Луиза Хей... Лиз Бурбо... 'Счастье быть женщиной.' 'Современнавя женщина - кто она?' 'Ты - хозяйка своей судьбы!' и прочее. Или смотрела фильмы на своём компе через интернет, 'позитивные', как она выражалась.

Наверно, я больше, как и батя, заточен на рационализм - я смысла в этом не видел. Меня не дергает - и ладно!

А батя был прав - не знаю уж как в мире, я не интересовался такими 'новостями', а в городе, в стране вообще стали твориться дела нехорошие: ввели нормирование продуктов, всё больше стало криминала, - и серьёзного криминала, с убийствами и грабежами. Витрины магазинов стали одеваться решётками, как и окна квартир на первых-вторых этажах. Встали основные промпредприятия, я узнал, что родители многих моих одноклассников перестали получать зарплату. Люди потянулись в деревни...

У нас-то дела как бы шли и неплохо, по сравнению с другими, кто работал 'на зарплату'; сказывалась, как батя выражался, 'диверсификация доходов', но чувствовалось, что и это ненадолго.

Я случайно узнал, что батя, оказывается, достаточно давно и серьёзно тарится продуктами, всякой консервированной и сыпучей шнягой. Проще говоря, подслушал, как он по телефону обсуждал какую-то 'мелкооптовую поставку' жрачки - где, как и зачем он всё это складировал, я тогда не знал. Да и не думал особо - как-то фиолетово было, чесслово. Жизнь хороша, лето только начинается!

***

Они случайно встретились на улице. Буквально столкнулись нос к носу, Олег её не сразу и узнал. Хотел обойти - не удалось.

Дама средних лет, с коком крашеных в платиновый цвет волос, молодёжно одетая, глуповатые голубые глаза... Амбиции и самоуверенность. Сестра жены, к которой и убежала; то есть нет, - гордо ушла жена. 'Определиться, как нам дальше жить.'

- Ты... - она примолкла, соображая, как обратиться. Вариант 'разойтись молча' она почему-то не задействовала. Давно уже ни она его, ни он её не называл по имени. Да и разговаривали только когда она звонила на квартирный телефон и попадала на него, просила позвать Лену. Так же безлично: 'Лену позови к телефону', и он так же безлично отвечал 'Сейчас' или 'Нету её' и клал трубку.

-... - долго над Леной будешь издеваться??.. - нашла она слова, сразу, как в защиту, переходя на сварливо-бабский тон, -... будешь издеваться??...

Он смотрел на неё молча. Счёты у них были давние. Он её ненавидел и презирал. Больше презирал, чем ненавидел. Молча, холодно, давно и безнадёжно. Если бы он мог, он бы её убил. Просто чтобы вычеркнуть из жизни раздражающий объект, как выключают злым рывком шнура из розетки доставший радиоприёмник. Но он молчал. Потому что она была 'сестра жены', и потому что, собственно, всё было сказано; отношения раз и навсегда, как он надеялся, выяснены. После того разговора в старой квартире он вообще не сказал её ни разу резкого или оскорбительного слова. Он вычеркнул её из списка 'родственников'. Вообще из 'списка' людей, с которыми надо бы поддерживать отношения. Он всячески старался дистанцироваться от неё. Он давно и бескомпромиссно считал её полной, конченой сволочью. Вернее, даже не сволочью - это было бы для неё слишком почётно. Просто дрянью. Дрянью, глупой бабой, поступившей по своему бабскому, своекорыстному и наглому суждению подло. Но он молчал. Все эти годы. Да, периодически она звонила и попадала на него, тогда приходилось звать жену.

Иногда он натыкался на её фотографии в старых уже фотоальбомах или в фотоаппарате, который жена брала идя к сестре в гости. Всегда это было неприятно, как нечаянно попасть рукой в чью-то густую скользкую и холодную уже соплю... Да, такой же комок отвращения, почти переходящий в рвоту, подкатывался у него к горлу. Он её не переносил, он был ею (как он считал) ограблен и унижен. Больше унижен, чем ограблен. А унижения он не прощал никому и никогда. Это жизнь. Сплошь и рядом не мог и не хотел ничего сделать - мы не в вестерне, где злодеев и подлецов наказывают выстрелом из кольта; мы, бл..., цивилизованные люди... Но он всё всем помнил - и плохое, и хорошее. Плохое, конечно, как водится, помнилось лучше, чем хорошее...

Жена знала за ним это, и в том числе ЭТО ставила ему 'в счёт', предъявляя претензии: - Ты злой, ты злопамятный! Ты не умеешь позитивно мыслить, ты не умеешь прощать!

- Да, соглашался он, - я злопамятный. Да, я не умею прощать. И не хочу учиться. Потому что 'прощать' - это ставить к стенке у дорожки те же грабли, на которые только что наступил, и они двинули тебя по лбу... - у него всегда было образное мышление, и говорил он так же - образами.

- Ты запиши, запиши и это в свою чёрную книжечку!! - кричала периодически в ссорах жена. Не было никакой 'чёрной книжечки', это так... тоже образ. Но он кивал - 'Запишу, уже записал, ты же знаешь - у меня не пропадёт!'

Эти злые пикировки раз за разом счищали глянец с семейных отношений, как он их понимал, обнажали трещины...

Он считал, что забывать зло - такая же глупость, как ходить с завязанными глазами по минному полю. Раньше с женой у них были на эту тему целые дискуссии - насчёт 'прощать, входить в положение, понимать' - и 'помнить вечно всё зло'. Ничего путного из этих дискуссий не получалось - всё кончалось банальнейшими разборками, как всегда... Он пытался анализировать - почему? Просто они говорили на разных языках, не понимая друг друга. Это тоже стало проблемой, после того, как жена с прежней 'должности бухгалтера' вошла в бизнес на равных правах, а особенно когда стала в нём и играть ведущую роль. Больше всего его подбешивала её манера мешать в бизнес личные отношения.

- Ты пойми - суть бизнеса в получении прибыли! - такие были у них дебаты, когда он ещё пытался что-то изменить, что-то спасти, переделать... Собственно, поначалу он даже гордился женой, такой деловой и 'сильной', как она казалась, - пока он не понял, что и эта 'деловизна', и кажущаяся, ненастоящая сила - лишь драпировка её понтов, её желания быть 'ведущей' и быть 'независимой'...

- Суть бизнеса - прибыль! Прибыль! Не благотворительность суть бизнеса, и не понты! Это, то что ты сейчас делаешь - это имитация бизнеса, а не бизнес! Бизнес - равен количеству прибыли, только! Это не хорошо и не плохо - это просто так есть! Бизнес - ведётся для прибыли; и уже потом, если есть прибыль, её можно тратить, в том числе и на благотворительность, - но нельзя заниматься благотворительностью, думая что делаешь бизнес, добра из этого не получится! - это после очередной её 'командирской выходки', когда она, не посоветовавшись с ним, пыталась поставить свою сестру директором небольшого филиала их тогда ещё общей кометическо-парфюмерной фирмы.

Ничего из её потуг тогда так и не вышло, как он и предсказывал, - но она, жена, никогда не признавала свою неправоту... Больше того, как-то так всегда получалось, что когда он оказывался прав в деловых вопросах - её это бесило, хотя она и не подавала вида, и толкало в следующий же раз обязательно поступить посвоему... Он видел это. Он это, как обычно, анализировал. Но ничего уже не мог сделать - они удалялись друг от друга как супруги, как люди верящие друг другу и полагающиеся друг на друга; и чистый свет доверия стали заменять им мелкие придирки, амбиции, грязь недосказанности... Нет, не так он представлял семью. Но слишком давно он себя обманывал - ничего уже нельзя было поправить. Да, собственно, и с самого начала... С самого начала он себя обманывал - теперь он это понимал совершенно точно.

Идиотские, совершенно бессмысленные дебаты о сути вещей...

- Нет мужской и женской логики, нет! Логика - как арифметика, или она есть, или её нет. Не бывает женской арифметики! Дважды два всегда четыре - и у мужчин и у женщин, у коммунистов и у фашистов! И потому ТАК нельзя делать!

- Ты мешаешь в кучу то, что несопоставимо, - причём тут арифметика?? Есть женская логика - ты просто не хочешь это признать! Тебе - лишь бы настоять на своём!

- Да причём тут 'настоять'! Это же не логично! Это не будет работать, это не рационально - ты пойми!

- А я считаю, что это - будет работать! Почему ты ПОСТОЯННО считаешь, что я неправа??

- Да не считаю я постоянно!.. Но у меня есть опыт. Я в этой каше с 90-х. А ты...

- Нашёл чем гордиться! А у меня есть понимание! Я...

Это было постоянное оппонирование жены любой его подаче. Всё это постепенно окончательно убило семью. Нет - не бизнес убил. Семья умирала, несмотря на его попытки спасти её. Общий бизнес лишь был обостряющим фактором. Жена 'дралась' за каждый миллиметр 'самостоятельности' в бизнесе, и когда, наконец, 'отвоевала' право единолично и полноправно принимать решения, а он полностью сосредоточился чисто на технических вопросах, - бизнес, как и ожидалось, стал хромать и спотыкаться...

Он уже не удивлялся тому, что и в этом он оказался виноват:

- Я вынуждена принимать решения за тебя!!

- Но ты за это и боролась. За право 'руководить', быть 'ведущей'. Теперь ты руководишь и ведущая, - вот и принимаешь решения. Это ведь и есть основная функция руководителя - принимать решения. Ты разве не знала?

- Ты опять пытаешься меня унизить??..

Да, не бизнес убивал семью, нет. Бизнес лишь был катализатором. Основным было разное понимание семьи, разное к ней отношение. Он всегда считал, что 'семья' - это святое; то, ради чего и стоит жить. Для неё же семья была просто трамплин, или ступенька к достижению каких-то своих целей. К 'самореализации', как, начитавшись паскудной 'женской литературы', выражалась она. От одного уже этого, неплохого в общем, слова 'самореализация' его буквально плющило уже.

А тут и эта её сестра. Дура и дрянь, с которой всё и началось...

И вот она стоит напротив и нагло лупит свои бессмысленные голубые бельмы, прикрытые крашеной по моде пегой чёлкой. Она на самом деле думает, что 'заступается за сестру' и 'пора поставить его на место'?..

Мало уже владея собой, он близко придвинулся к ней и, внезапно, сам от себя не ожидая, прошипел каким-то чужим голосом:

- Ты... Ты что, думаешь, я с тобой разговаривать стану? Я сейчас дам тебе в рыло - она взглянула в его бешеные глаза и в её бессмысленно-голубых глазах сквозь пафос и наглость отчётливо плеснулся страх, - Сворочу тебе морду, - твой мужинек с братом вмешаются - я их тут и положу. Придётся. Ты, ссссука (злым, свистящим шёпотом) этого хочешь? У меня будут проблемы - но вот какие у вас будут проблемы! Поняла?

Теперь уже она молча, не двигаясь, как загипнотизированная, стояла и смотрела в его глаза. В голубых бельмах стала накапливаться влага.

Он повернулся, и больше ни слова не говоря, ушёл.

Он поражался сам себе... Что случилось? Откуда вылезла эта агрессия, и даже этот чужой какой-то голос?.. И в то же время это было приятно. Чертовски приятно, как сбросить какой-то груз, который таскал бессмысленно несколько долгих лет. Он чувствовал, что ещё шаг - и он был бы способен убить и её, и её мужчин. Это было бы просто - как для волка порвать несколько деревенских шавок.

Нечасто его посещало это чувство - ощущение огромной, всепоглощающей ярости и могущества, почти берсеркерства.

- Вот ведь сука, довела, сам не ожидал, - пробормотал он, как бы оправдываясь перед собой, стыдясь своей вспышки ярости перед бабой, всего лишь глупой бабой...

Мельком вспомнился эпизод, совсем давний: у сына приступ аппендицита, они, родители, мечутся, - всё случилось неожиданно; да, собственно, это уже потом, в больнице, сказали что аппендицит, - а тогда маленький Серёжка просто загибался, держась за живот и жалобно стонал...

Они на улице, жена выводит машину, сын у него на руках, он садится с ним на заднее сиденье, быстро выезжают со двора, страх за маленького сына захлёстывает с головой... Почему тогда не вызвали 'Скорую помощь'? - уже и не вспомнить... Кажется, им со Скорой и посоветовали не дожидаться, а самим везти в больницу. На выезде из двора, в самом узком месте навстречу заворачивает ауди с несколькими мужчинами - машины встали нос к носу... Водила машет рукой - сдавай назад, он видит за рулём женщину. Сдавать - это метров сто, и не по прямой, жена сигналит - но водитель аудюхи неумолим - машет рукой, высунувшись в окно - 'Сдавай назад, чёртова курица!'

Жена даже не успела повернуть к нему лицо с наполняющимися слезами глазами, - он осторожно положил сына на сиденье - и как будто какая-то сила вытолкнула его из машины. Ему даже показалось, что окружающая действительность как-то вздрогнула, пустив в стороны волну - по земле, воздуху, домам, встречной машине...

Он не успел даже сделать несколько шагов к загораживающей выезд со двора машине, - водила с побелевшим внезапно лицом юркнул из окна в салон, с пробуксовкой ауди шустро сдала назад и за угол...

Может быть - он потом уже, в больнице, и не в первой - пришлось объехать несколько, и даже рявкнуть на ожидающих своей очереди к врачу, - когда сына уже увезли в палату готовить к операции, - думал он, они в ауди пуганулись мужика, просто испугались мужика, появившегося из машины глупой тёлки, загораживающей им проезд... Может, всё может быть. Но это ощущение упругой волны, хлестнувшей от него во все стороны, сквозь землю, дома, асфальт, - и вызвавшей паническое отступление оппонентов, - оно запомнилось тогда. Оно... Оно было приятным, несмотря ни на что. Приятным, как тяжесть гранаты в руке; как тяжесть отточенного двухлезвийного боевого топора викингов.... Возможность!

Собственно, тогда он знал, что по иному и быть не могло, - иначе он убил бы всех в этой аудюхе голыми руками, а саму машину скомкал бы и вбил пинками в асфальт - в тот краткий миг между хлопком открывающейся двери их машины, и визгом шин той отступающей машины он в этом ни на йоту не сомневался, - и это его знание через 'волну' передалось нахальному водиле...

'Кураж, просто поймал кураж' - убедил он себя тогда, но приятное ощущение бешеного всемогущества запомнил надолго.

Вот и сейчас оно, это чувство, мягко толкнуло его в спину... Он запомнил его.

- Это уже какой-то не я... Ну да ладно... - подумал он, уже успокаиваясь. - 'Вот тупая коза!'

***

А в городе, в стране, в мире всё катилось к большим неприятностям. И конца этому не было видно.

ТОЛИК

Чёрт нас понёс туда. Собственно, и от дома-то недалеко, и ничего сложного - нужно было только передать пакет с продукцией одному из наших клиентов.

Я увязался с батей, - интернет опять упал, по телевизору крутили форменную чепуху, а 'выпускать' меня вечером из дома одного батя перестал... Попытка качать права привела лишь к жёсткому разговору с ним; после чего я понял, что вариантов - не будет. Батя временами бывает на редкость упёртым; а после того как маму одной моей одноклассницы ограбили, избили и порезали в нашем районе, поставил мне форменный стоп-сигнал на выход из дома вечером. А сам всё больше стал упражняться с ножом, - то 'резы' по висящей на турнике верёвке, то 'уколы' в подвешенную же пластиковую бутылку из-под минералки... Получалось-то у него лихо, он для пробы мог пустой картонный пакет из-под молока с одного взмаха рассечь на две половинки, - однако до сих пор я думал, что лучше бы он подумал, как замутить свой собственный бизнес, чем прыгать и махать ножом - в его-то возрасте! Но после этого случая я перестал смотреть на 'упражнения' бати как на очередную придурь, да...

...Это было ужасно. Мой батя дрался на ножах с этим здоровым гопником. На ножах! Мой батя... Ситуация была настолько дикой, нереальной, что я впал на некоторое время в ступор, и мог только следить за происходящим. Всё происходило на безлюдной улице, поздно вечером, в полумраке, на тротуаре, освещённом только светом из нескольких окон рядом стоящего дома.

Они быстро закружили вокруг друг друга, делая выпады; ножи сверкали коротко, и даже, кажется, я слышал свист, с которым ножи рассекали воздух при взмахе. Чёрт, сразу было видно, что это не шутки. И ещё они кричали. Короткие выкрики при выпадах, какие-то гортанные и дикие, как у теннисисток на корте по телевизору, почему-то пришла мне в голову совершенно дикая и неуместная в этот момент мысль.

Всё происходило быстро, они кружили вокруг друг друга, а я даже не знал, что делать, как помочь отцу. Всё было очень быстро.

Они успевали увернуться, отпрянуть при выпадах, ножи взблёскивали коротко... Я видел, что они пытаются достать друг друга по рукам, держащим ножи, и вспомнил, что говорил на эту тему батя. Но они оба были очень быстрые, особенно толстый гопник, он был молодой, и мне реально стало страшно за батю, я только не знал что делать. Прямо до слёз. Уж очень быстро они вертелись. Какой-то ступор...Тут я подумал, что нужно чем-то кинуть в этого урода, и быстро стал оглядываться по сторонам, ища что-нибудь тяжёлое... Сердце у меня стучало чуть не в горле, от адреналина тряслись руки...

Пару раз ножи лязгали, столкнувшись лезвиями; уже оба получили неглубокие порезы. Но тут батя сделал нечто неожиданное: когда от его выпада гопик отпрянул; а он быстро и резко наклонился, даже встал на одно колено, кажется; потянулся - и всадил нож коротко тому в выставленную вперёд ногу, прямо чуть выше кроссовка. Коротко так всадил, но видно, что основательно, так, что гопник заорал дико и отдёрнул ногу, при этом чуть не упал; и махнул ножом, стараясь сверху достать батю, но тот уже отпрыгнул, при этом упал - но быстро перекатился через плечо, и через мгновение опять был на ногах... А гопник сразу охромел, и замахал ножом ещё быстрее, но явно суматошнее - но двигался уже с трудом, прихрамывая и подволакивая ногу, штанина которой вся набухала кровью, так, что брызги летели вокруг при его движениях...

Батя закружил вокруг него, нож порхал в его руке. Этот толстый скот теперь стал поскуливать при движениях, и меня жаром обдала радость, что батя справится, обязательно ТЕПЕРЬ справится; и я воспрянул - что я-то стою, нас же двое, а этот урод пока один... Ступор прошёл. Я сразу увидел камень, приличный такой, с два кулака, поднял его и стал примериваться, как бы засадить этому уроду в башку, и батю не зацепить. Но батя справился быстрее. Толстый урод с проколотой ногой стал неуклюжим, батя теперь кружил около него как-то хищно, как-то подавляюще, гопник отмахивался и уже скулил... ррраз! И батя с выпадом полоснул ему по щеке, так, что полщеки отвалилась и хлынула кровь... Даже, кажется, зубы сквозь разваленную щёку стало видно на мгновение.

Толстый взвизгнул и прижал обе руки к лицу, и тут же батя наотмашь резанул ему по руке, держащей нож, прямо по кисти. Нож аж, кажется, свистнул, мелькнув как молния; толстый дико заорал, нож его звякнул об асфальт... Всё, свободен!.. Батя отскочил. И у меня ступора как ни бывало!! Тут и я залепил гаду камнем в башку! Качественно, прямо в лоб над правым глазом. От удара тот упал. А мне хотелось размазать гада! Рвать его, падлу, втоптать в землю! Но батя схватил меня за рукав и потащил от свалившегося на асфальт и утробно воющего гада.

Мы бежали какими-то задворками, я слышал, как тяжело дышит отец.

- Не по возрасту мне с молодыми драться... Идиот, какой идиот... - бормотал он задышливо, - Какого чёрта я не взял его с собой... Патрулей, чёрт, опасался... Не того надо опасаться.

Когда мы уже довольно далеко отбежали от того места, сзади послышались крики и топот. Нас ищут, точно. Но Башня была уже совсем рядом. Мы уже были у угла дома, оставалось завернуть - и наш подъезд, когда они нас увидели. Раздались крики.

- Вон, вон они! Сюда! - и уже приближающийся топот. Мы свернули за угол, - батя уже держал в руках чип от дверного замка; а я просто молился, можно сказать, чтобы не было проблем с магнитным замком, - иногда это случалось, при участившихся перебоях с электричеством, и тогда подъезд запирали изнутри на засов, и чтобы открыли придётся долго стучать...

И тут от подъезда в полумраке нам навстречу шагнула тёмная фигура - широкоплечий парень в чёрной куртке, чёрных джинсах.

У меня всё внутри оборвалось - попали...

Мы с батей притормозили; и вдруг, против ожидания, батя не испугался, не дёрнулся, не схватился за нож. Вдруг я понял, - батя, напротив, успокоился; и даже дышать стал ровнее.

- Ты??.

- А ты кого ждал? Старуху с косой?.. Кого звал.

- Ну, здравствуй... братуха!

- Сто лет не виделись, брателло!

Они обнялись.

Я ничего не понимал.

Из-за угла, тяжело дыша, вылетили двое гопников, совсем ещё пацанов, тяжело дышащих от бега; потом ещё один. Увидели нас, и встали как вкопанные. Батя и парень в чёрном едва бросили на них взгляд. Батя, уже успокаивая дыхание, протянул мне чип от подъезда:

- Иди, Серый. Я сейчас. Мы сейчас.

Он вдруг стал на удивление спокоен, как будто не мы сейчас мчались сломя голову от этих вот пацанов.

Парень поднял с асфальта стоявшую у ног сумку и протянул её мне:

- На, племяш, унеси. Мы... Мы сейчас.

Я принял нетяжёлую дорожную сумку и взглянул ему в лицо, - чем-то он показался мне очень знаком, хотя я мог бы поклясться, что раньше никогда его не видел. Или видел?.. Моложе бати лет на десять - пятнадцать, широкоплечий и крепкий, и очень уверенный в себе. В отблеске окон сверкнули его жёлтые, какие-то кошачьи глаза. 'Племяш?..'

Я взбежал по ступенькам, отпер подъезд, распахнул дверь - и придержал её, упёршись спиной. Но батя с парнем не спешили. Пока гопники переминались с ноги на ногу, перебрасывая из руки на руку обрезок водопроводной трубы, кусок арматуры с обмотанным изолентой концом, короткую деревянную дубинку; батя с парнем перебросились непонятными фразами:

- Надолго?

- Там видно будет. Сам решишь...

- Ну что с этими?

- Пошинкуем малолеток? Или ты у своего дома не соришь?

- По возможности.

- Тогда отпустим.

- Да, наверное.

Парень мягким скользящим движением подшагнул к переминавшимся в неуверенности хулиганам. Только что они гнались за нами, и были в полной уверенности, что 'всё идёт как надо - они гонят, жертвы убегают', и тут... Какой-то непонятный затык. Они дёрнулись от него в сторону. Двинулся к ним и батя, в его руке вновь был нож.

- Ну чё, щ-щ-щеглы, попались?? - прошипел парень, вновь подшагивая к ним. Ближайший неуверенно поднял дубинку. Они всё ещё так и не отдышались. Неуверенно переглянулись. Весь их задор и охотничий запал пропали.

- А ну... - теперь с батей они заходили на сбившуюся в кучку троицу с двух сторон, беря их в клещи.

Не выдержав, те развернулись и бросились наутёк; парень только успел сопроводить одного из них пинком пониже спины. Гнаться за ними, конечно, не стали. Батя и парень вернулись к подъезду и поднялись по ступенькам. Батя спрятал нож. Парень снял с правой руки кастет, спрятал его в карман джинсов, и протянул мне руку:

- Толя. Можно Толян или Толик.

Рукопожатие его было таким жёстким, что я чуть не вскрикнул.

***

Дома поставили чайник. Пока я собирал на стол - мамы-то не было, и у нас с батей образовалось самообслуживание, батя сидел за столом и внимательно, как-то странно разглядывал Толика. А тот рассказывал про себя, - довольно неконкретно, в общем: как он работал в охране какого-то босса, 'в личке'; как воевал в нескольких горячих очках. Сложилось впечатление, что он и не врёт, и что-то недоговариает, так он был неконкретен. Но батя не задавал вопросов. Только в самом начале познакомил нас, представил:

- Это Толян, мой брат. Ты его не знаешь.

- Брат? Ты никогда...

- Не родной. К счастью. - Он почему-то усмехнулся, и Толик тоже засмеялся понимающе.

Тут я понял, почему он показался мне знакомым - он здорово походил на батю. Другое лицо, и возраст совсем другой, и комплекция - но чем-то неуловимо его напоминал.

Толик сбился с темы, и к бате:

- Ну чё ты на меня уставился, как на невесту?? Дырку проглядишь! Чё увидел-то??

Батя помедлил с ответом, улыбнулся:

- Давно не видел... Честно говоря, и не думал, что вновь увидеться придётся, - после прошедшего. Но... Видишь, как жизнь поворачивается. Есть у меня такое чувство, что надо нам сейчас быть вместе - мне, Серому, тебе. Вместе мы - сила. Потому и вызвал тебя.

- Да я понял. Не боись, братуха, ты ж меня знаешь!

- Да знаю... И, потому что знаю, немножко и опасаюсь... - батя всё улыбался.

Толик засмеялся:

- Да ладно, что всё обо мне. Ты-то как?

СЕМЬЯ. РАЗГОВОРЫ НИ О ЧЁМ

- Что у тебя нового-то?

- Ну что... С Леной вот разбежались.

- Да-ты-что??. Вот это новость. То-то я сморю, её нет... А что случилось-то? Ну, ты говорил, что проблемы какие-то в отношениях, но чтоб настолько - я не ожидал... Что уж, вот так - всерьёз?

- Да хрен знает. Наверно всерьёз.

Он оглянулся на меня; я уже попил чаю с печеньем, и маялся бездельем. Вернее, мне здорово было интересно, про что разговор пойдёт, и я никак не мог придумать, под каким соусом не уходить из кухни. Прогонять он меня не стал, просто перевёл разговор на другое:

Дата добавления: 2015-07-25