Часть 4. Вторая неделя пролетела, как один большой день.

Вторая неделя пролетела, как один большой день.

Я учил Марка готовить простые блюда, помогал тренироваться, он рассказывал мне про принцип работы с компьютерными программами, названия которых я так и не запомнил, и показывал созданные им ролики.
По вечерам мы ходили в парк рядом с домом, подолгу сидели в нем, молча наблюдая за плывущими облаками. Иногда я брал Марка за руку или целовал в щеку, он улыбался в ответ, не останавливал, но и не отвечал, и меня терзали мысли одна бредовее другой. Пугала неясность. Пугало то, что я влюблен в сына своего преподавателя, в двадцатилетнего парня-инвалида. Я боялся, что путаю жалость с любовью, но в груди ныло при мысли о расставании, и я понимал, что ошибаюсь.

Ко всему прочему, за последние две недели у меня кардинально изменилось мнение о Людмиле Семёновне. В частности в тот день, когда Марк спросил за обедом:
- А ты из какого универа?
- Как из какого? - удивился я. - Из того, в котором мама твоя работает.
- Мама преподает сразу в двух, - терпеливо пояснил он. – Так из какого ты?
Помню, тогда меня эта новость сбила с толку. Я представлял, как тяжело должно быть в одиночку поднимать такого ребенка, платить за его обучение, покупать дорогие лекарства и проникался уважением и состраданием.

Людмила Семёновна приехала в пятницу вечером, как раз когда мы сидели за ужином и обсуждали последнюю прочитанную книгу из серии постапокалиптики.
- Да нет же, я говорю тебе, можно было поступить иначе! – воскликнул Марк, недовольный поведением главного героя, и тут же обернулся на звук открываемой двери. – Привет, мам.
В этот момент, сидя за столом в ее доме, я почувствовал себя даже не студентом, а самым настоящим школьником перед кабинетом директора. Мне вдруг показалось, что она все знает и с ходу начнет обвинять меня в безответственности и сексуальных домогательствах к ее сыну. Но ничего такого не было.
- Здравствуйте, мальчики, - сказала Людмила Семёновна, улыбнувшись как-то совсем по-домашнему, и я облегченно выдохнул. Когда она похвалила мой суп, а Марк добавил, что у меня получаются превосходные печеные яблоки, стало совсем спокойно.

Я ушел сразу после ужина, оставив их вдвоем после недолгого, но все же расставания.

- Спасибо, - сказала Людмила Семёновна, провожая меня до двери. – Я должна тебе шестерку.
- Нет такой отметки, - улыбнувшись, развел руками я.
- Я могу поставить "удовлетворительно" дважды, - не растерялась она. - Давай зачетку.
- А я совсем забыл, - честно признался я, пошарив по карманам. – Можно, завтра зайду и поставите? И вообще, можно мне заходить иногда?

***
- Поздравляю, теперь ты дипломированный специалист, - сказал Марк, протягивая мне розу. Я распознал в ней гибискус, растущий у входа в деканат, и улыбнулся.
- Спасибо, - ответил я, вставляя цветок в петлицу парадного пиджака. – Мы должны это отметить. KFC, «Макдональдс», Саб – сегодня только лучшие заведения! Выбирай.
- Вообще-то мама испекла торт, - ответил Марк, руками крутанул колеса кресла и развернулся в сторону выхода из университета. Я вышел вслед за ним. Подставив лицо теплым лучам сентябрьского солнца, свободно вздохнул и зашагал вслед за неспешно удаляющейся коляской.

С того дня, в который я пришел за заветной отметкой, я навещал Марка не реже трех раз в неделю. Забегал в выходные и после работы, приносил новые книги, забирал его на прогулки. Поначалу Людмила Семёновна не понимала причины моих поступков, даже была против нашего тесного общения. До сих пор помню тот день, когда она вышла за мной в подъезд и сказала, что мне не стоит больше приходить. Марк слишком привязывается и, когда мне надоест, это будет удар, который он перенесет очень и очень болезненно. Я попытался выполнить ее просьбу, но после недели без моих визитов, Людмила Семёновна сама позвонила мне и сказала, чтобы я приходил в любое время. Как потом выяснилось, Марк устроил голодную забастовку и не ел вплоть до нашей встречи.

Время шло. Осень неторопливо отвоевывала свои права, оттесняя все дальше теплые летние дни. Раздевала деревья, покрывала сухой желтизной траву и заставляла холодный ветер пронзительно выть в трубах домов по ночам. Мы все реже выходили на прогулки, чаще сидели дома. Иногда я забирал Марка к себе, и тетя Люда уезжала к сестре на выходные или уходила на встречи к подругам.

В тот вечер мы пошли на прогулку.

Марк был у меня, помогал разобрать ненужный хлам и освободить квартиру, чтобы легче дышалось. Мы случайно нашли на балконе старого воздушного змея в коробке со школьными прописями и всяким барахлом, и решили, что это повод проветриться. Одевшись потеплее, мы выбрались из дома и взяли курс на излюбленный парк. Неторопливо докатив коляску до "нашего места", я остановил ее на широкой поляне, усыпанной желтой кленовой листвой и принялся разматывать леску. Марк держал змея в руках, рассматривая потускневшие теплые цвета и ждал.
Я закончил с приготовлениями, намотал конец лески на руку, слегка натянул, отойдя на несколько метров и сказал:
- Отпускай.
Марк поднял змея на вытянутых руках и разжал пальцы. Ветер подхватил легкую бумагу и понес ввысь. Мы так засмотрелись, что я даже не понял толком, в чем дело, когда по парку битым стеклом разлетелись звуки моего имени, выкрикнутого Марком. Ветер донес до меня пронзительное "Дима!", а в следующую секунду я дернулся в сторону, почувствовав острую боль в руке. Чья-то собака, оставленная без присмотра, набросилась на меня и остервенело рвала рукав пальто, прокусывая до крови кожу. Благо дело, хозяин подоспел практически сразу же, я даже не успел испугаться за себя, только за Марка. Нерадивый собаковод торопливо извинялся, божился, что такое у них в первые, говорил что-то о деньгах и моральной компенсации, но я не слушал. Я смотрел на Марка и улыбался, как ребенок. Я готов был кричать от радости и смеяться позабыв про боль и кровоточащую рану, потому что увидел чудо - Марк стоял на ногах. Бледный, перепуганный, сам еще не успевший понять, что произошло, он держался на своих собственных ногах.

Это продлилось не больше пары секунд, но мне они показались вечностью.
Выпустив из рук змея, я кинулся к Марку. К тому моменту, как я оказался рядом, он уже упал обратно в кресло, совершенно обессилевший и шокированный. Я обнимал его, целовал сухие губы, холодные щеки, влажный лоб, и едва не плакал от счастья.
- Ты сделал это! Ты смог, Марк! – повторял я, встряхивая его за плечи. - Ты смог, понимаешь?

Наконец-то затеплилась крохотная надежда. Я перелопачивал тонны книг и статей в интернете, смотрел выпуски передач о здоровье, документальные фильмы, медицинские пособия. То и дело натыкаясь на истории чудесных выздоровлений, представлял, как однажды он снова начнет ходить. Я готов был горы переворачивать, помогать тете Люде оплачивать лекарства и массажи, но ничего не помогало. Кто бы знал, что тот самый необходимый толчок даст нелепая случайность. Безответственность, которая сыграла нам на руку.
- На ноги, - как потом говорил Марк, отойдя от шока.

Мы решили не говорить маме.
С того дня я стал забирать его чаще. Тетя Люда была на работе, я все свободное время проводил с Марком. Сначала мы сутками сидели, обложившись пособиями и рекомендациями по выполнению всевозможных упражнений для укрепления мышц ног и спины, составляли для него индивидуальную программу, выбирая самое эффективное и доступное. Потом я рассказал отцу правду, опустив тот пункт по которому Марк значился моим любимым человеком, и заручился его помощью. Нас принял хирург из клиники, в которой работал отец. Не особенно обнадеживая нас выздоровлением, он сказал, что шансы есть и пожелал нам удачи. Но и этого нам было достаточно.

Моя квартира превратилась в локальный спортивный зал.
Мы выкинули все порошки и пилюли и оставили только веру, упорство и тот единственный шанс, который нам обещал врач. Обозначив дату в календаре красным маркером, мы начали тренировки.
Я поднимал его с кресла, помогал зафиксировать ноги на тренажерах и выполнить упражнения. Поначалу не выходило совсем и тогда начинало казаться, что все это бред, нам никогда не справиться, но мы оба знали, что это временно. Набив себе уйму синяков, пережив упадок сил, слезы, истерики, отчаяние, невыносимые нагрузки, мы добились кое-каких успехов. Спустя полтора месяца, Марк стоял на ногах, не держась за меня. К концу третьего мы сделали первые шаги.

Теперь прогулки по парку превратились в своеобразный ритуал - я натягивал небольшую веревку между двумя деревьями, постепенно увеличивая расстояние от начала до конца, подводил к ней Марка и вставал рядом для страховки. Держась за нее, Марк заново учился ходить.
- Нет, Дима, у меня не получится, - говорил он, выбившись из сил, но я не позволял сдаваться и он начинал сначала.

К Новому году Марк ходил. Нетвердой походкой, на небольшие расстояния, с частыми передышками, но ходил.
Мы решили, что это будет лучший подарок для мамы.

***
В ночь на тридцатое мы остались в их квартире одни. Тетя Люда уехала к сестре, чтобы заранее поздравить с наступающим и оставила квартиру на Марка, а Марка – на меня.

Мы ничего не планировали, просто в какой-то момент столкнулись в дверном проеме, глупо и бестолково, как в дешевом американском фильме.
Вместо того, чтобы пропустить его или пройти самому, я развернул Марка за плечи и притиснул к дверному косяку. Он облизал губы, как всегда перед началом фразы, но смолчал, и я окончательно потерял над собой контроль.
Взяв его лицо в ладони, прикоснулся к губам легким поцелуем, получив несмелый ответ, приобнял за талию и прижал к себе. Это стало критической точкой. Той самой, после которой уже не остановиться, не повернуть назад. Я плохо запомнил детали. Вот Марк шумно вдыхает и откидывает голову назад, подставляясь поцелуям, обнимает меня за шею. Послушно впускает меня в свой рот, судорожно сжимая пальцы в моих волосах, льнет ближе, то ли потому, что сам этого хочет, то ли потому, что не может отказать. Вот я, продолжая целовать его, рукой нашариваю выключатель за углом и гашу в кухне свет - мы остаемся в мягкой темноте. У меня внутри все горит от того, что я сдерживался столько времени, а теперь, наконец, получаю желаемое. Вот я медленно оттесняю Марка в сторону его комнаты, по пути убеждая себя в том, что не стану его трогать, если он вдруг попросит прекратить. Но он молчит и, опускаясь на застеленную кровать, тянет меня за собой. А дальше в моей памяти лишь цветной калейдоскоп из ощущений и отдельных кадров. Я помню, как он кусал губы, мои и свои, как бился в моих руках, пока я изводил его ласками. Помню горячий шепот, изгибы тела, первый стон. Пьянящее чувство власти, нежность кожи, руки в моих волосах. И как по-особенному, до мурашек на руках, звучит из его уст мое имя.
И больше ничего.

Могу сказать только то, что мы не трахались.
Это был даже не секс.
Мы занимались любовью. Я боялся навредить, боялся, что ему не понравится, или он оттолкнет меня в следующую секунду. Но ничего этого не было, не произошло ничего страшного.

По-крайней мере, ночью.

Страшное произошло днем.

Не знаю, как я мог забыть, что мы не в моей квартире, не знаю, как можно было не услышать звука открывающейся двери, но неприятный инцидент имел место быть. В тот момент, когда я наклонился и поцеловал Марка в губы, вовсе не дружеским поцелуем, в дверном проеме появилась тетя Люда. Мы с Марком затаив дыхание смотрели на ее побледневшее лицо и ждали. С минуту она молчала, но я знал, что за этим последует истерика, после которой меня и на километр к Марку не подпустят, поэтому я решил, что пора, и сказал:

- Прежде, чем я узнаю, насколько вы меня ненавидите, я хочу показать вам кое-что.
- Ты правда должна увидеть, мам, - пришел мне на помощь Марк, и она согласилась.

Я не был уверен, что она не бросится на меня с кулаками, когда выкатывал кресло Марка из кухни в гостиную, но отступать было некуда. Я попросил Людмилу Семёновну сесть на диван, докатив кресло до противоположного конца комнаты, остановился и, наклонившись к Марку, шепнул:

- Я буду ждать тебя там.

Он кивнул и нервно улыбнулся, сжав пальцы на подлокотниках кресла. Дождавшись, когда я дойду до дивана и развернусь к нему лицом, поднялся на ноги. Людмила Семёновна ахнула, вскочила с места, испугавшись, что он сейчас упадет, но я не дал ей подойти к сыну, удержав за плечи.

Марк волновался. Я знал это, почти физически ощущал, но помочь не мог. Он должен был сделать это сам. Должен был доказать себе, что справился, что наши изнурительные тренировки не пропали даром, что вера прошла испытание.

Людмила Семёновна держала ладони у рта и вздрагивала каждый раз, когда Марк чуть отклонялся от курса, но он подходил все ближе. Преодолевая расстояние между нами шаг за шагом, почти не держась за стену, иногда останавливался, чтобы передохнуть, но не сдавался. Когда он, обессилевший, повис у нас на плечах, тетя Люда рыдала в голос, обнимала и целовала нас обоих без разбору, прижималась к плечу сына мокрыми от слез щеками.
Я аккуратно выбрался из крепкого кольца рук, приобнял Марка со спины. Легко поцеловав в макушку, шепнул на ушко, что он большой молодец и я им горжусь, и вышел из квартиры, оставив их с матерью вдвоем.

Я так и не услышал от нее упреков. Видимо, осчастливленная тем, что ее сын снова на ногах, она решила не поднимать тему о его новой ориентации. В конце концов, будь у меня ребенок, который четыре года провел в инвалидном кресле, я тоже не стал бы упрекать парня, который вернул его к полноценной жизни, а потом совратил. К тому же у нас все было по обоюдному согласию и любви. Счастье сына оказалось важнее общественного мнения, пусть она и не сразу к этому пришла. Да и всем нам пришлось немало попереживать, добираясь до заветной цели. Для меня это было получение диплома, для Марка - выздоровление, для Людмилы Семёновны - понимание. Мы прошли свои тернистые пути, встречаясь на перекрестках, и это была долгая дорога.

***
Весна началась рано.

Уже в начале марта мы перебрались в легкую одежду, к концу апреля в парке "на нашем месте" растаял снег. Теперь Марк приходил ко мне сам. Он собирался и вовсе переехать после летней сессии, но боялся, что я буду отвлекать от подготовки к экзаменам. А, пока учебный год не закончился, мы продолжали видеться несколько раз в неделю, гулять по городу, подкрепляясь фаст-фудом. На прошлой неделе мы побывали на смотровой площадке той самой высотки, что строилась в прошлом июле. Сегодня впервые сходили в кино. Полфильма мы, естественно, пропустили, потому что я не послушал Марка и взял билеты на последний ряд, поэтому после сеанса мы вышли с букетом впечатлений, но не от работы режиссера и актерской игры. Но в целом нам понравилось, решено было повторить. Правда, мне было самую малость стыдно, когда Марк на выходе из зала шепнул мне: "Застегни ширинку"...

Мы вышли из здания кинотеатра и спустились к трамвайной остановке. Я остановился под синим козырьком, изучая расписание, но Марк не дал мне там задержаться. Легко коснувшись губами моей щеки, взял за руку и улыбнулся:

- Давай пешком, а?..

Дата добавления: 2015-07-25