Полгода дороги к себе

Автобус, прыгая на ухабах, катился через заросшие заброшенные поля к российской границе. На душе было муторно. Три месяца назад я ехал в обратную сторону, в сторону самоправозглашённой республики, в надежде на обретение душевного спокойствия в боях за правое дело. Я тогда не думал, что можно погибнуть, быть раненым или покалеченным, что людей, которые находятся рядом со мной, может не стать за доли секунды. Прошло три месяца, и я возвращаюсь совсем другой, но все также без мира в душе. Нет, меня, слава Богу, не ранило и не покалечило, но у меня остались вопросы, на которые я так и не нашел ответа.

Раздвоение личности из-за постоянного лицемерия - это не для меня. Сколько великих актёров пропадает на госслужбе и около неё! Вы каждый день здороваетесь, обсуждаете что-то на совещаниях, ругаетесь и спорите по рабочим вопросам, ходите вместе обедать, говорите о нуждах страны и народа, о тотальном воровстве и взяточничестве, о том, что страна деградирует, и во всём виноват “Запад”. И всё это продолжается до тех пор, пока ты случайно не зайдёшь в кабинет к своему старшему коллеге и не увидишь там посетителя, который тут же как-то напрягается и начинает натянуто улыбаться. Хозяин кабинета смотрит на своего посетителя и делает лёгкий успокаивающий жест рукой, а затем обращается к тебе со словами: “Слава, познакомься, это Михал Саныч, очень хороший человек”. И всё, в системе “свой-чужой” произошла твоя инициация. Ты теперь в Системе. Ты также каждый день здороваешься со своими коллегами, на совещаниях споришь и ругаешься по рабочим вопросам, также за обедом ругаешь “Запад”, но когда к тебе в кабинет заходит “Михал Саныч”, ты уже знаешь, что он зашёл не просто так, и ему надо помочь, ведь хорошим людям надо помогать. Когда уходит Михал Саныч, звонит старший коллега и спрашивает в деловом разговоре между прочим о том, удалось ли решить небольшой вопрос Михал Саныча. Ты отвечаешь, что это будет трудновато, но всё решаемо, после этого коллега переключается на другую тему. Так начинается твоя вторая жизнь и основные деньги.

Кто-то получает удовольствие от двойной жизни, кто-то не умеет вообще жить по-другому, а кто-то любит деньги больше всего на свете и готов идти на все ради них. Я не из числа первых, вторых или третьих. К сожалению или к счастью, я другой. Попробовал так жить - не получилось.

Что делать? Три месяца ни одного предложения о работе. Совершенно некуда себя девать. Никому не нужен мой опыт и знания. Деньги заканчиваются. Может пойти воевать на Украину? Цель, у ополченцев благая - защитить себя и своих близких от насильственной украинизации, создать такое государство, в котором они сами смогут решать свою судьбу. Нет, конечно, пойти на войну - это не как выйти погулять, есть риск быть убитым, но сейчас перемирие. Даже если и начнутся боевые действия что с того? Не всех убивают, а мы обязательно победим, наше дело правое. А там, глядишь, поведет меня судьба по другой дорожке. Когда живешь в своем, ограниченном домом и работой мирке, у тебя практически нет шансов пересечься с новыми людьми. По работе часто приходится заводить новые знакомства, но это все люди определенного калибра, прошедшие сито образования и карьеры, люди, которые имеют способности и наклонности к определенному роду деятельности. Разделение труда хорошая штука, но оно постоянно идет по пути сужения специализации, а она, в свою очередь, ведет к уменьшению круга общения современного человека, замкнутого в рамках своей профессиональной группы. Обычно после тридцати лет, попав в определенную кастрюльку, мы варимся в ней с похожими на нас людьми уже до конца жизни. Сегодня развитие социальных сетей в интернете снимает эти границы, но человек все равно ищет себе подобного и находит его, чаще всего, в профессиональных сообществах. Там же полное смешение людей из средних и низших социальных слоёв бывшего СССР: местные мужики, из средней полосы России, я читал, что есть люди из Казахстана и с Дальнего востока. Некоторые пришли из желания убивать, но их наверняка меньшинство. Многие пришли чтобы помочь людям отстоять свободу, сделать что-то хорошее для молодой республики так, как они это понимают. Многие из них безработные, но ими движет не только желание заработать денег, но и желание действия, которого они были лишены у себя дома. И самое главное: они готовы отвечать за свои действия жизнью.

"Делай что должно, и будь, что будет", - замечательный девиз рыцарей, но он совершенно не годится для современных реалий. Это некое перекладывание ответственности с себя на кого-то наверху, на того, кто правит нами. Да, все замечательно, но это работает только тогда, когда на дворе времена рыцарей и слово данное исполняется безусловно. Когда слово "честь" произносится серьезно, и за него отдают жизнь. В эпоху постмодерна это все смешно. Нельзя относиться серьезно к абстрактным понятиям, тем более отдавать за них жизнь. Старина Ницше еще в конце позапрошлого века сошел с ума из-за такого легкого отношения к жизни всего прогрессивного человечества. Ему хотелось вернуться в эпоху героев, а вокруг был мир лавочников, отпускающих в кредит, и понемногу обвешивающих своих покупателей.

В эпоху постмодерна девиз звучит иначе: “Делай что хочешь, и будь, что будет”.

Солнце светило с самого своего верха. Было жарко и на небе не облачка. Ярко-зеленая трава волнами перекатывала ветер. Грязные занавески в автобусе трепыхались, то скручиваясь, то пузырясь, били по лицу или выскакивали наружу и там реяли как флаги. Несколько мух ползало по окнам, периодически перелетая с места на место. Их почему-то не вытягивало потоком наружу. Наверное это были умные украинские мухи и у них тоже была задача добраться до России, подальше от войны.А вот тех мух, которые тупо бились головой об стекло, надсадно жужжа, периодически подхватывало и уносило на улицу. Возможно, там был их пункт назначения. Вдруг совсем недалеко, справа по ходу автобуса, разорвался снаряд. Правая часть лобового стекла разлетелась мелкими осколками. Водитель инстинктивно втянул голову в плечи, рванул руль влево, потом вправо, прибавил газу и, вертя головой в разные стороны, закричал нам: “Видел кто, откуда прилетело?”

- Странное дело, я уже сто дней без работы и ничего, не комплексую.

- А почему собственно ты должен комплексовать по этому поводу? Ты же не нашел работы не потому, что не прошел тест на IQ или там еще по каким-либо причинам, просто на дворе кризис, и работы нет в принципе. Я бы тебе посоветовал не напрягаться пока.

- Спасибо, конечно, тебе за совет, дружище, но деньги на исходе, и непонятно, что делать дальше. Тебе хорошо, у тебя классная работа, и денег ты, видимо, поднимаешь в месяц больше, чем я за полгода зарабатывал.

- Митрич, ну чего ты завелся? Найдешь ты себе работу, - он сделал вид, что пропустил последнюю мою фразу мимо ушей, но, конечно, зафиксировал ее. В его мозгу ячейка с моими данными сейчас же была стерта. Как только он выйдет отсюда, он сразу поставит мой номер в игнор, не удалит, а поставит в игнор. Дэн - педант, профессия накладывает свой отпечаток. Я знал это точно и нарочно сказал ему эту фразу. Если честно, мне надоел этот лицемерный цирк. Из него я и уходил три месяца назад, даже чуть больше. Я также понимаю, что Дэну и еще нескольким людям, с которыми я работал, сейчас важно выяснить мое психологическое состояние и настоящие причины ухода. В некотором смысле от этого зависит моя жизнь. Поэтому я сыграл сейчас дурака, который голым соскочил с темы, и теперь можно было бы точно сказать, что проблема, связанная с моим уходом, закрыта. По нынешним временам я действительно являюсь дураком. И я отдаю себе в этом отчет.

- Ладно, давай пить, - и я налил в два стакана хорошего одно-солодового виски, который принес с собой Ден. Выпили.

- А все-таки, почему ты ушел?

- Понимаешь, Ден, я слишком многим рисковал за слишком маленькие деньги, - честно признался я.

- Чудак-человек, дык мы все рискуем. Рискуем и постепенно растем. И не говори мне, что ты не в курсе этого эволюционного процесса. Да, бывает, что кому-то не везет, или сам напортачил - решил самостоятельно подзаработать, но в целом-то все достаточно безопасно. Все это знают и работают, осваивают бюджет. - Ден уже порядочно выпил и теперь, обычно очень осторожный, он начал меня учить. - Ты понимаешь, что ты уже персона нон грата в определенных кругах? Ты нарушил главный принцип нашего сегодняшнего дня - личная преданность вышестоящему начальнику. Хуже только прямая сдача “патрона” его врагам, которые, в свою очередь, сдают его нашим доблестным правоохранителям “на раздевание”, в хорошем смысле этого слова. - Дэн улыбнулся. - Понимаешь, мы же до сих пор живем в феодальном обществе, ты не можешь просто так взять и перейти к другому хозяину. Это в европах, начиная там с 15 века, можно было свободно переходить к другому сюзерену, а у нас как в 18 веке запретили, так до сих пор и живем, даже Юрьев день отменили, - он посмотрел на меня, затем опустил глаза и тяжело вздохнул. - Никакой свободы выбора, такой человек попадает в касту неблагонадежных и выпадает из какой-либо значимой жизни вообще.

- Да, так откровенно разговаривают только с человеком, который уже вычеркнут из всех списков, почти покойником, - подумал я, а в слух произнес: “Дэн, - я поморщился, - зачем мне эти банальности? Я не первый год на свете живу”.

- Но я, блин, ничего не понимаю. Ты работал, был восистемен и вдруг, трах-бах и ушел. С тобой же общались люди, вы разговаривали, какие-то общие интересы были, в хорошем смысле этого слова, а ты взял и сорвался с места. Людей немного понервничать заставил, ведь не последний человек ты был в администрации района. Целый зам. Что-то кому-то помогал решать.

Я смотрел на Дэна и думал, что вот последний раз ведь его вижу. Его немного детское наивное лицо: губы бантиком, и редкие, как у младенца, волосы создавали впечатление простого, наивного парня. Он знал это и неплохо применял в жизни. Раньше он со мной говорил по-другому. На протяжении всего нашего знакомства он поддерживал реноме законопослушного гражданина своей страны. Он переходил улицу только на зеленый сигнал светофора, и меня убеждал делать то же самое. Не знаю, других убеждал или нет. Думаю, что нет. Он хорошо адаптировался и мимикрировал в окружающей среде. Я бы назвал его человеком-зеркалом. Мы с ним периодически выпивали где-нибудь в ресторане, обсуждали разные невинные дела, политическую обстановку в стране и мире. Всегда ругали правительство и президента, хотя Дэн делал это как бы вдогонку мне. Он просто поддерживал разговор со мной и подыгрывал. От меня зависело, придет ли к нему очередная контора за деньгами или нет. Поскольку формально я определял объемы финансирования при распределении подрядов на ремонт и новое строительство. Конечно, у меня был свой потолок: контракты со сколько-нибудь интересными объемами распределялись старшими товарищами без моего участия, но мелочь оставалась мне. Правило “живи сам и дай жить другим” - одно из основополагающих сегодня на просторах нашей родины. Чем я удивлял Дэна, так это тем, что не требовал его со мной поделиться. Он рассказывал о том, как наше сотрудничество помогает строить счастливое капиталистическое будущее на отдельно взятом участке и совершенно искренне во время наших посиделок поддерживал меня в моих философствованиях на предмет улучшения жизни в стране и мире. Он хотел, что бы я считал его честным, каковым он не являлся, но зато это снимало вопрос о "возвратной части" мне. У нас не принято было говорить "откат" - это моветон, у нас говорили "возвратная часть". Почему я не брал откаты? Было несколько причин. Во-первых, я трусоват. Во-вторых, я не достаточно жесткий и мне сложно требовать от людей своего, это мой недостаток. Тем более не могу требовать не своего. Я никогда не считал личной заслугой свою возможность влиять на объемы финансирования, это право мне было дано в силу моих должностных обязанностей. Это было возможностью места. В-третьих, я не хотел отщипывать помаленьку и потихоньку расти, рискуя свободой и здоровьем. Это все равно что ставить свою жизнь против горсти мелочи. Со временем ставка против повышается, а твоя с ростом состояния, наоборот, уменьшается, постепенно приобретая все большую материальную составляющую. И так ты все играешь, пока, наконец, не приходит тот момент, когда ты можешь все свои взаимоотношения с государством и партнерами решать исключительно посредством финансовой составляющей, выведя семью, здоровье и свободу из этой сферы взаимоотношений. Но для этого надо иметь терпение и иметь совесть, в плохом смысле этого слова, как любит говорить Дэн. Не многие достигают вершин в этом деле, многие останавливаются на каком-то уровне, обеспечив себе неплохой доход, который не сильно интересует тех, кто любит просто отнимать. Зря некоторые думают, что отнимать это просто. Нет, в наше время что бы отнять, надо тоже потрудиться. Конечно, у людей, которые этим занимаются есть выгодные стартовые условия: табельный пистолет и удостоверение красного цвета. Но это же не все: надо найти повод, раскрутить дело... Нельзя же просто так прийти к человеку, выложить табельное оружие на стол и попросить пару миллионов. Мы живем в очень жесткой стране, без причины тебе могут дать в лицо, но денег - никогда, даже если ты выложишь пистолет на стол, обязательно надо найти законный повод, хотя по нынешним временам это не так сложно.

Наш ПАЗик проскочил открытое поле и въехал в небольшую рощицу. Водила нажал на тормоз, выключил движок, открыл дверь и вывалился наружу. Он закурил и начал отряхивать с себя осколки. Его колотило. Мы двое и еще пятнадцать человек, которые ехали с нами в автобусе, выскочили наружу и рассредоточились в радиусе нескольких десятков метров от автобуса. Кто-то закурил, кто-то хлебнул из фляжки. Я тоже приложился к фляге Сдуха. В ней была водка. В ней всегда была водка.

- Интересно, кто по нам шарахнул? - спросил меня Сдух.

- Откуда я знаю. Здесь могут быть и украинские диверсанты и наши долб... могли шарахнуть. Забыл что ли Ширика?

- Этот да, мог, - согласился Сдух.

- Ты куда потом?

- Домой, в Новосиб. Отдохну немного и обратно. Может с собой кого из пацанов зацеплю.

- Не жалко пацанов зеленых под пули таскать?

- Зачем "зеленых", нет, я теперь только взрослых, обстрелянных буду брать. Теперь таких много.

- Да, таких как я, таких как Миха - безработных и неприкаянных. Нас таких много сейчас.

- Ну ты-то почему неприкаянный? У тебя семья есть, две дочки, дом.

- Все так, но вот работы нет. Я ведь по идее кормилец, а содержать семью не на что. Наташка пытается, крутится, но бл..., это все бег по кругу и нельзя выскочить из нищеты. Понимаешь, интересная штука получается, я ведь работать никогда не отказывался, и профессия есть, и голова на плечах, а приложить ее негде, только сложить можно, - мы мрачно хохотнули.

- Все, перекур закончен, двигаем дальше, - крикнул водила, залезая в наш побитый ПАЗик.

- Сдух, а ты что и дальше так собираешься челночить?

- Ага.

- И до каких пор?

- До полного и безоговорочного построения Русского мира.

- А если серьезно?

- А если серьезно, то не знаю: или пока не не надоест, или пока не убьют.

- Ерунду говоришь, ты образованный парень.

- "Парень", мне, между прочим, уже 26 лет. Я уже осознаю ответственность за свои поступки. Это два года тому назад я не знал, что делаю и что буду делать через год, а теперь мне все понятно.

- Хорошо тебе, а вот мне ничего не понятно.

Голова раскалывалась, было мерзко.

- Утро, блин, туманное...

- Проснулся? - спросила утвердительно жена, одеваясь на работу. - Сколько вчера пропил?

- Нисколько, приятель угощал.

- У тебя еще остались приятели?

- Этого уже можно забыть.

- Чего так? - интонация жены говорила мне о том, что дальше разговор будет носить неблагоприятный для меня характер. Я отчетливо понимал, что сочувствия, в котором я в последнее время так нуждался, а сегодня особенно, я от нее не дождусь.

Вообще наш брак счастливый, наверное, был. Я женился по любви, Наташа выходила за меня тоже по большой любви. Все у нас было нормально. Она была врачом-педиатром, при этом очень хорошим. Когда я увольнялся с работы, то, конечно, советовался и с Наташей. Она не знала всех последствий и поэтому согласилась. Не легко, но согласилась. А что ей было делать? Сказать: "я против, сиди и не дергайся", она не могла, т.е. теоретически могла, но это ничего бы не изменило. Я был уже на пределе. В течение последних трех лет я сильно выпивал, не пил, нет, но часто и иногда изрядно выпивал. Мне было плохо, начались проблемы со здоровьем, но это было терпимо по сравнению с тем ощущением тяжести в груди, которое отпускало меня только на время действия алкоголя.

- Блин, эти розовые цветочки на пододеяльнике, какие они тошнотворные, я ненавижу их. Как мне плохо. Мамочка, спаси меня! Я лежал в постели и не мог пошевелиться. - Ну чего они так кричат? - думал я о своих двух дочках. Саше - старшей, было семь, младшей Маше было четыре. Я их обожал, но сейчас я хотел, чтобы они убрались как можно скорее. - Господи, я даже крикнуть не могу, чтобы они замолчали, а Наташка, зараза, даже не подумает их одернуть, "папа ведь сам себя довел до такого состояния, поэтому нечего его жалеть - сам виноват." Виноват-то может быть и виноват, но милосердие иметь надо, тем более врач, давала клятву Гиппократа. И дочек такому учить не надо, они папу должны любить и жалеть.

За окном было светлое мартовское утро,свежее, весеннее. Наташа, наконец, взяла наших двух девчонок, сказала: "мы ушли", дочки пропищали: "пока, папочка", дверь закрылась, и они ушли. В квартире наступила благословенная тишина. Я с трудом поднялся и пошел в душ. Не меньше получаса я, сидя, отмокал под горячим душем. Пар клубами поднимался к потолку, а я все сидел и думал о нас с Наташкой. Мне было жалко себя, и ее, и наших девчонок.

- Странно вот, любит она меня или не любит? Вроде давно живем, не без радости. Иногда жалеет, значит любит? А почему она должна меня жалеть? Вот мама меня всегда жалеет, хотя мать - это совсем другое. У любой матери сердце огромное. - Я представил себе человеческое сердце и мне опять поплохело. - Нет, я не о том все. Вот бывают отношения между мужчиной и женщиной, выстроенные по схеме “отец-дочь”, есть “мать-сын”, и еще какие-то наверняка бывают. Вот какие у нас с Наташкой? Она вроде бы меня не подавляет, я ее тоже. Так уж сильно она не нуждается в моей защите и опеке, все сама, сама, хотя откуда я знаю? Я же с ней на эту тему и не говорил никогда. "Слав, купи картошки”. “Слава, забери девочек”. “Слава, давай съездим к твоим родителям”. “Слав, надо съездить к моей маме”. “Ты заехал к моей сестре?” С другой стороны, вроде бы, нет постоянного контроля: захотел встретиться с друзьями - встретился, захотел выпить - выпил. Как там у Высоцкого: "Если я чего решил, то выпью обязательно". Меня опять стало мутить, блин, не про то думаю. Так, на чем я остановился? Да, что больше Наташка мной руководит, чем я ею. Хорошо, и что это значит? А значит это то, что я человек в семейной жизни не самостоятельный, хотя определенной лаской и любовью не обделенный. Все, легче стало, надо выходить.

Я снял с вешалки полотенце, вытерся и одел халат. Посмотрел в запотевшее зеркало, не видно ничего. Протер рукавом и посмотрел на себя. Я смотрел на себя из зазеркалья, с интересом заглядывая в глаза. "Кто вы, мистер Президент?", - вспомнилось мне. Я точно не Президент, а жаль. Или не жаль? Вот хотел бы я стать президентом нашей страны? Да. Что бы я тогда сделал? Я бы изменил жизнь в стране к лучшему. Построил бы демократию. Как? Ну, я бы назначил честные выборы, начиная с Думы и заканчивая органами местного самоуправления. Сделал бы суды независимыми. Ограничил бы власть президента. “Бред сивой кобылы, - подумал я. - Как провести честные выборы? Что такое честные выборы? Кто эту страну может вообще удержать?” Вспомнился последний диалог из "Обитаемого острова" Стругацких между Странником и Максимом, суть которого сводится к тому, что из сложных социально-политических ситуаций можно выходить только эволюционным путем под присмотром высшей во всех смыслах силы. Простых решений в сложных ситуациях не бывает, а мы сейчас именно в такой ситуации. “Ладно, - подумал я, - страну из дерьма я почти вытащил, теперь и самому надо вылезать как-то”.

У меня сегодня на два часа дня было назначено собеседование в небольшой конторке, и я очень надеялся на благополучный исход.

Я приехал раньше и решил погулять в окрестностях бизнес-центра, где находилась контора, в которой я должен был проходить собеседование. Бизнес-центр располагался в перестроенном здании заводооуправления в десяти минутах ходьбы от метро. Район был полностью промышленный с несколькими вкраплениями дореволюционных доходных домов для пролетариата, который и работал на окружающих заводах и фабриках. При царе это была окраина города, но, насколько я понимаю, достаточно плотно застроенная. В советское время здесь тоже вовсю кипела производственная жизнь, которая немного замирала вечером и ночью, но все-таки не намного, потому что военных заводов, которые ковали обороноспособность страны в три смены 24 часа в сутки, здесь было изрядно. Тяжелое впечатление на меня произвел этот район в конце 90-х, когда я здесь побывал впервые: это были вымершие улицы и заводы. Кое-где теплилась жизнь, в основном это были редкие небольшие продуктовые магазины да двухэтажный автоцентр, в который я собственно и приезжал. Мне тогда показалось очень странным, что практически в самом сердце этого заброшенного заводского района стоит весь из стекла и бетона, сверкающий огнями, автоцентр. Для кого он тут стоит? Но тогда таких центров в городе было очень мало, поэтому от отсутствия покупателей он не страдал. Это сегодня автодилеры строят свои заманиловки на выезде из города вдоль основных трасс, там где проходит основной трафик их покупателей.

Сейчас тоже все было достаточно мрачно, нет, лучше, чем было пятнадцать лет назад, но все равно мрачно и тоскливо, несмотря на хорошую погоду. Зима в этом году то ли была, то ли нет, поэтому даже несмотря на то, что было только начало марта, снега уже нигде не было. Ветер поднимал оставшуюся после зимы пыль с дорог и равномерно покрывал ею все вокруг. Обманутые ранним теплом, многие деревья уже набухли почками и были готовы выпустить листочки. Чувствовалась весна, робкая, не уверенная в себе, но все же всемирная и неминуемая, которая все равно когда-нибудь придет, и природа, уверившись окончательно, распустит свои цветы и листья для мириад птиц и насекомых. Я гулял по этим весенним улицам, на которых было так мало людей и так мало целых, не разрушенных зданий и думал, что природа не знает экономических кризисов, потому что это кризисы человеческого общества. Зато она знает множество других, которые могут стереть нас в одно мгновение. И только любопытство Бога, дает нам шанс жить. Мы постоянно боремся с природой, пытаемся стать независимыми от нее, но не понимаем, что мы ее неотъемлемая часть. То что мы создаем сами, пока не живое и поэтому вторично по отношению к ней. Только лишь тогда, когда мы становимся родителями сами, мы начинаем понимать своих родителей. Когда мы, наконец, создадим что-то живое, способное к саморазвитию, в этот момент мы перестанем бороться с природой. Человечество сможет сказать Богу: “Посмотри, Господи, на творения рук наших. Разве не похожи мы на тебя? Радуйся на нас, Господи, мы идем к тебе!”

Ровно в 14-00 я был на ресепшене этой самой компании. Встретила меня ухоженная HR-директриса лет 50-ти и проводила в комнату переговоров.

- Присаживайтесь, Вячеслав Дмитриевич. Мы пригласили Вас на эту встречу, так как заинтересованы в специалисте такого уровня, как Вы. У меня будет несколько вопросов к Вам, уточняющих, - она положила перед собой мое резюме и быстро пробежала по нему глазами. - Нам очень интересен Ваш опыт по последнему месту работы. Понимаете, мы на рынке уже три года и быстро растем, мы очень профессиональная команда, у нас очень представительный кейс, но сейчас у нас происходят некоторые изменения в структуре собственности и управления. От нас уходит один из ключевых акционеров, который обеспечивал нам, скажем так, режим благоприятных коммуникативных условий с нашими заказчиками.

- Из-за чего он уходит, если это не секрет?

- Скажем так: это решение..., это не его решение.

- Понятно. И надолго?

Она улыбнулась и ответила:

- К сожалению, скорее всего, навсегда.

- Понятно, - сказал я и посмотрел в окно. Там сильный западный ветер гонял по небу несколько тучек. Мне действительно стало понятно, что у них большие проблемы. Человек, который сколотил эту конторку для монетизации своей должности в какой-то госструктуре, куда-то ушел, неважно куда и насколько. Важно, что хозяин ушел, а не присел, но вся нехитрая бизнес-схема тут же рухнула. Поскольку осталась какая-никакая команда, которая за три года наверное что-то наработала, скорее всего, не бог-весть что, но ребята решили попробовать жить самостоятельно, а помочь находить и сопровождать заказы должны, по их задумке, такие люди как я. Так как специфика их работ на рынке востребована только со стороны государства, то возникала непреодолимая проблема. Проблема заключалась в том, что в нашей стране государственные заказы распределяются практически исключительно между небольшой группой заинтересованных лиц, которые контролируют движение денег. Ребятам из этой конторы нужен не я, а новый хозяин с возможностями получения этих денег.

- Вы знаете, я буду с вами откровенен: я вам не подхожу. Скажу больше, вы вообще не найдете такого человека, если только он не окажется волшебником. Вам надо искать собственника с похожими возможностями в области установления режима коммуникативного благоприятствования с госзаказчиком, - я встал и пошел к выходу.

- Вячеслав Дмитриевич, но мы еще не закончили, - проговорила HR-директриса. - Мне кажется, мы могли бы найти точки соприкосновения. Нам нужны в команду такие люди как Вы.

Я остановился, посмотрел на шкаф-купе с пыльными зеркалами, где висело мое пальто, на весь офис, который они снимали в бизнес-центре. Большая комната была разгорожена на полтора-два десятка загончиков, где сидели люди. Некоторые что-то делали. В дальнем углу этой большой комнаты почему-то лежала кучка строительного мусора. HR-директриса проследила мой взгляд и как бы оправдываясь сказала: "Мы только недавно переехали". Стайка молоденьких девчушек с сигаретами проследовала к выходу мимо комнаты переговоров. Они что-то оживленно обсуждали и, судя по обрывкам фраз, это были совсем не производственные вопросы. Я посмотрел на ее красивые ухоженные руки. "Как у мамы", - отметил я. Мне захотелось ей объяснить простую вещь, что они обречены либо на перепродажу, либо, что наиболее вероятно, на банкротство конторы, но потом мне расхотелось это делать, я ведь не нанимался растолковывать всем заблуждающимся людям, в чем они собственно заблуждаются.

- Извините, но мне надо идти. Я не волшебник. Всего доброго.

- А ты, Митрич, больше не вернешься? - спросил Сдух.
- Нет, не вижу смысла. Все это не для меня. Как это, помнишь? Нет правды на земле, но нет ее и выше. Нас обманывают и их обманывают. И сами те, кто обманывает - сильно заблуждаются. Я когда первого человека убил, весь облевался.
- Так почти со всеми происходит в первый раз.
- И со мной точно также произошло, и с теми кто с той стороны первый раз убивает человека происходит точно также. Мы одинаковые изначально. Понимаешь? Дальше начинаются варианты по мотивам, хотя на этой войне мотивы у всех тоже одинаковые: мы убиваем нелюдей. Мы себя потом так убеждаем и нам становится проще, гораздо проще убивать нечеловеков. Слышал про такое наблюдение из мира животных: если бросить кость собаке, то она будет смотреть на кость? Если бросить кость льву, он будет смотреть на тебя, а не на кость.

- Ну, это потому, что львы не любят кости, - усмехнулся Сдух.
- Нет, это потому, что лев видит причинно-следственную связь между человеком и брошенной костью, а собака нет. Также и мы здесь воевали за Русский мир, который по факту ни властьпридержащим, ни большинству людей не нужен. Диктую заглавными буквами: никому нахрен не нужен. Русские давно хотят жить по-людски, как в цивилизованном мире, но пока не хватает культуры и законопослушания. Ты обращал внимание, как у нас стоят в пробках?
- Конечно, сейчас пробки везде.
- Так вот, все едут на современных иномарках, не хуже, чем где-нибудь в Германии, и вдруг упираются в пробку. Что делают наши люди? Правильно, они начинают очередь в этой пробке объезжать, кто по обочине, кто по встречке. Мы это называем: “О, умные поехали”. То есть тот, кто стоит в очереди - тот лох, а тот, кто нарушает закон - тот умный. В результате законопослушные "лохи" теряют в очереди время, а "умные" его экономят, нарушая закон за счет "лохов". Отсюда вывод: пока мы сами не поймем, что соблюдение закона ведет к выравниванию шансов на успех среди большинства граждан, мы не построим справедливое общество. Еще одна аналогия с дорожным движением: толпа ломится в одну открытую дверь, в дверях возникает затор, сам знаешь. Как только удается упорядочить проход через эту дверь, то пропускная способность возрастает сразу в разы. Я когда первый раз побывал в аэропорту в Европе, то не мог понять, для чего у них к стойкам регистрации устроены зигзагообразные подходы из легких таких конструкций. Таким образом, там может быть разгорожена вся площадь перед стойками. И только постояв, я понял как это рационально устроена система упорядочивания неорганизованной толпы, как здорово она экономит время, а главное нервы, поскольку нет "умных" у всех равные права и возможности. И самый главный урок: это делается искусственно, поскольку если бы европейцы были сплошь такие правильные, законопослушные и рациональные, то и не потребовались бы эти рассекатели и упорядочиватели. Просто одни люди хорошо выполняют свою работу, которая заключается в повышении пассажиропотока и повышении комфорта своих клиентов. Просто и рационально, без всяких загадок души.
- А я так, Митрич, не хочу. Я не хочу быть одним из стада, когда тебя, как быка, на корриде гонят по заранее подготовленным улицам на арену на заклание.

- Почему на заклание? Ну ладно, а как ты хочешь?
- Я хочу так, что бы как раз не надо было ставить рассекатели и упорядочеватели. Чтобы люди сознательно жили, и у них не надо было бы насильно через условные рефлексы воспитывать чувства благодарности, честность, сострадательность. Чтобы все жили, что называется, по совести. Запад идет к этой же цели через жесткое соблюдение норм общежития и рационализацию собственно жизни. Я считаю, они сами себя дрессируют. Тоже, как говорится, вариант. Мы идем к этой же цели, но наша особая духовность состоит в развитии внутренней потребности человека жить по заповедям христовым, без какого-либо нажима со стороны общества.

- Хорошо бы, но вся история русского государства и общества образец того, что если и можно ждать преобразования всего общества на добровольных началах отдельного человека, то только через много-много времени. Насильственное массовое насаждение культуры дает эффект гораздо быстрый, чем эволюционный способ духовного развития отдельного человека.

- Ну, ты тоже про революционный и эволюционный пути развития. Ты правильно говоришь, только есть небольшой нюанс, как говорится. Эволюционный путь пусть и долгий, но верный, поскольку все всегда идет в верном направлении, в отличие от революционного пути.

- Как же ты веришь в эволюционный путь развития, если ты веришь в Бога?

- Кто тебе сказал, что эволюция - это не Божий промысел? - Сдух усмехнулся. - Ты ведь не относишься к тем людям, которые считают нас - православных мракобесами?

- Дык, я и сам в некотором роде православный.

- Вопрос был риторический. Так вот, революция - это плохо, поскольку идет разрушение старого и создание чего-то нового. Это "новое" совершенно не понятно, с непонятным последствиями и может быть в результате губительно. И, совершенно точно, это всегда большая кровь.

- Ты сейчас говоришь как старый добрый европеец: "Нам не нужны потрясения, стабильность - главная ценность нашего общества". Так сейчас говорят наши чиновники, которые здесь занимаются отхожим промыслом, пока их семьи живут на Западе. И разговорами о вреде революций хотят протянуть такое колониальное правление России как можно дольше.

- Наши чиновники и олигархи - это вообще паразитирующий класс, которым не ведом инстинкт самосохранения. Они готовы до смертных судорог высасывать все соки из страны, прикрываясь всякими тупыми сказками для простого народа, которые они транслируют через телевизор. И народ пока прибывает в анабиозе. Они, как клещи, впрыскивают обезболивающее и спокойно пьют кровь, нимало не заботясь о состоянии донора. Они считают, что если этот носитель сдохнет, то они найдут нового. Чего их вообще обсуждать? Не знаю, где ты нашел эту фразу старого европейца, но в моем понимании стабильность - это застой. Идея не в стабильности, а в поступательном эволюционном развитии. Я верю, что русские когда-нибудь придут к общественному благополучию через личностное внутреннее совершенствование и создадут гармоничное государство. А личностное совершенствование русские могут достичь только через православие. После 1917 года было уничтожено старчество, а это, между прочим, главный источник мудрости, духовного воспитания и наставничества в дореволюционной России. Старцы были духовными лидерами для простого народа и умели зажечь в нем искру доброты и покаяния.

- Понятно, что, наверное, надо к этому стремиться, но те исторические факты, которые известны мне, говорят о том, что еще пока никому, в том числе и нам русским, не удавалось построить Город солнца.

- Митрич, все когда-то в первый раз. Хотя, Город солнца - плохой пример.

- Скажи, Сдух, а обязательно на основе православия строить новую Россию, и не будет ли это возвратом в старую, "которую мы потеряли"? Ведь та Россия была отсталой и архаичной.

- Во-первых, за двадцатое столетие мы прошли огромный путь от сохи до атомной бомбы, как ты знаешь. Еще в это время Юрий Алексеевич первый облетел вокруг земли, и слово "спутник" вошло во все языки мира. Во-вторых, православие укоренено в нас, это огромная наша многовековая культура и менять ее на что-то другое глупо, поскольку, как говаривал, старина Стив Джобс: “Религии - это лишь разные двери в комнату, где живет Бог”. Как-то так.

- Может, совсем без бога?

- Смотри: атеисты верят в то, что Бога нет. Верующие верят, что Бог есть, по-моему, лучше жить с верой в Бога, чем с верой в то, что его нет. Так ты никогда не окажешься один. Чего я тебе это-то объясняю? Мы же вместе под пулями ходили.

- Не бывает атеистов в окопах под огнем.

- Да, Егор это знал. И я это знаю, и ты это знаешь.

- Знаю-знаю. Конечно знаю. Знаю точно, что Он есть. Я не про это, на самом деле. Я про то, что долго ждать, если по твоей методе строить новую Россию, можем и не дождаться, я даже не про нас с тобой сейчас говорю, а про детей и внуков наших. Возьмет и развалится страна.

- На все воля Божья, но по-любому, Россия как птица Феникс, уже не раз из пепла возрождалась, возродится и теперь. Главное, по совести жить.

- Знаешь, я тоже думаю на небе только это засчитывается, ну, то что главное, по совести жить. Вот смотри, у самураев обычным делом считается отдать жизнь за своего хозяина, а если хозяин погиб, а самурай жив, то он должен сделать себе харакири. По православным канонам самоубийца не попадает в рай и будет гореть в аду, но я так думаю, что этот самурай как раз в рай и попадет, поскольку выполнил свой долг до конца и, стало быть, жил по совести.

- Господь сказал: “Нет господ и рабов, все равны передо мной”. Все мы рабы божьи. Самоубийство, пусть и за другого человека - это грех.

- Самурай не знает заповедей Христовых, он выполняет свой долг, но все равно он достоин рая, я так думаю, - сказал я и посмотрел в окно в полной уверенности в собственной правоте. - И потом, у Бога на каждого человека свой план.

Тут наш разговор оборвался. Автобус докатился, наконец, до пограничного перехода с Россией. Вечерело, жара спадала и мы, уставшие, грязные от пота и дорожной пыли, хотели только одного: быстрее доехать до перевалочного пункта, где можно помыться, отдохнуть и ехать дальше каждому домой, в свой город.

По ночам еще было холодно и мы разложили небольшой костерок в низинке на окраине села. Заросли молодой ивы и осины хорошо скрывали наше месторасположение от укропов. По вечерам мы постоянно собирались здесь. Курили, выпивали иногда, разговаривали. Было нас 15 человек - это отряд Михи, в котором я тоже воевал. Хотя воевал - громко сказано, вот уже почти три месяца, как я прибыл сюда, было перемирие. Эпизодические перестрелки, небольшие вылазки, да кратковременные минометные или артиллерийские обстрелы. Можно сказать, что я и не воевал еще толком. Был у нас в отряде хороший парень с позывным - Сдух. Он был из одного среднерусского городка, не трус, не мародер - идейный. Мы его прозвали Сдухом, что было сокращением от “Святого духа”. Миха часто с ним разговаривал у костерка. Сдух закончил у себя театральное училище, но работы по специальности не нашел и подался "на фронт", как он сам говорил. Учась в училище, он сошёлся с ребятами из воскресной православной школы. Там он многому научился и передавал эти знания нам. Кто-то относился к его разговорам как к поповским проповедям, а кто-то слушал внимательно и, делая выводы, начинал искать свой путь. Был он очень наполнен правдой что ли.

- Я недавно это понял: я ведь был идеальным потребителем, - Сдух в силу небольшого своего возраста был максималистом. - Я ничего не создавал сам. Говорят, что лежать на диване и смотреть телевизор - это самое бездейственное и непроизводительное действие, - он говорил и делал движения руками, как известный в прошлом телеведущий Парфенов, потом все молодые телерепортеры стали делать также. - Ты лежишь и потребляешь контент, чаще всего плохого качества, созданный людьми, которым надо заработать денег, и которым, следовательно, надо только продать свой товар и все, никто не сдаст его обратно и деньги обратно не потребует, можно только повозмущаться и, если очень хочется, написать рекламацию на телеканал. Продать потребителю телевизора проще всего можно что-то простое и незатейливое, отвечающее самым примитивным запросам. Современное смотрение телевизора превратилось в индивидуальный акт, который уже не сопряжен с коллективной работой над контентом. Если в театре или даже в кинотеатре предполагается некое коллективное восприятие происходящего на сцене или экране, и человек вольно или невольно поверят свое впечатление и свою реакцию с сидящими в зале, то в индивидуальном просмотре такого нет. Вуайеризм - это основа театра и кино, но только в телевидении оно достигло пика и в таком виде клонировалось в интернет. Мало того, телевидение научилось манипулировать сознанием, все эти бесконечные ток-шоу с обязательной реакцией зала в определенных местах. Это уже не стихийная добровольная реакция зала на происходящее на сцене или экране, а срежиссированная партитура для отдельнолежащего на своем диванчике потребителя. Об этом много уже где писалось и говорилось, что из нас делают “собачек Павлова”, с определенными реакциями на определенные раздражители. Включая телевизор, мы остаемся один на один с психотерапевтом, который будет нас учить правильно реагировать на расстрел парламента, или бомбардировки городов, или захват заложников, или смерть известного политического деятеля, и так до бесконечности. Все зависит от запросов тех, кто сегодня правит в Кремле.

- Или в Останкино.

- Что? - спросил Сдух.

- Ну, как у Пелевина, помнишь, в "Поколении П? - Миха, закурил. - Фильм такой был. Ладно, слушай, это все, б..., понятно, - он затянулся. - Известно и понятно двести пятьдесят раз уже. Ты мне о другом скажи, как страну нашу, из задницы, нах..., вытащить?

- Как? А вот мы тут с тобой воюем, Русским мир строим, вот так и вытащим.

- Мне непонятно, что такое "Русский мир". Когда, б..., телевизор смотрел и когда сюда ехал было понятно: здесь, начинается что-то новое, и я должен быть к этому сопричастен. А сейчас уже непонятно. Что такое " Детский мир" понимаю, - Миха заржал, и я тоже залыбился. - Когда начал сомневаться, что понимаю, б..., что такое "Русский мир", то подумал: " Но это ничего, это оптический эффект - большое видится издалека, а здесь, в самой гуще событий, из-за деревьев леса не видно". Но теперь я уже точно знаю, что здесь, б..., что-то не так. Конечно, я не верю в эти гуманистические посылы типа “с помощью войны ничего не построишь”. Построишь, еще как построишь, все империи строились огнем и мечем. Но, б.., нужна ли нам эта, с.., империя?

- Конечно нужна, - тут же отозвался Сдух. - Понимаешь, это же наша карма, наш путь, русские строили всемирный ковчег, начиная с 16 века. Иоанн III, дед Иоанна Грозного начал это строительство. Отсюда мессианство русских, помнишь: Москва третий Рим, четвертому не бывать? Это монах Филофей из псковского монастыря так написал Иоанну III. После этого все и началось, все было подчинено этой идее. Так и войны все выигрывали, и народ терпел ради будущего. Мы должны весь мир через наши страдания спасти, понимаешь? Мы такой коллективный Иисус Христос.

- Терпел, терпел, а что в итоге? На родине разброд и шатание, воровство и разврат, алкоголизм и наркомания, вырождается, б..., наш народ. Ширик! - заорал Миха, - подь сюды. Подбежал парень, это был небольшого роста изможденный пацан лет семнадцати, с повадками дворняги. Он был наркоман и воевал, собственно, только за возможность колоться, отсюда и его погоняло. Одет он был в женскую плюшевую шубу, грязную футболку и старые треники, на ногах какие-то грязно-желтого цвета стоптанные полусапоги. Вид у него был как у беспризорника времен Гражданской войны, только пидорка на голове и калаш были из современности. Он подбежал к Михе, сел на корточки, а на колени поперек положил калаш.

- Вот смотри, - он обратился к Сдуху, - это Ширик. Ширик, смотри - это Сдух. Как мы втроем, допустим, сможем построить Русский мир, если двое не знают что это, а третий не может толком объяснить? Ширик, иди постреляй по хохлам.

Парень встал и побежал к бане, она была крайняя, за ней начиналось поле. За полем были позиции укропов.

- Ширик, дурак! Я пошутил, ходь сюды, - прокричал Миха. Ширик с готовностью вернулся и снова сел на корточки.

- Ширик, ты разговаривать умеешь? - спросил Сдух.

- Ты че, ох... че ли? - поднимаясь и угрожающе перекладывая калаш из левой руки в правую, проговорил Ширик. - Я тебя щас нах..., закопаю, с..., понял, нет! - заорал он на Сдуха.

- Тихо, Ширик, сиди, - сказал ему Миха и обратился к Сдуху: вот видишь все у нас есть: и боевые подразделения и командиры, а идеологии, б..., нет. Была вера, что что-то хорошее здесь отстроим, а теперь - нет. Плохо, брат, плохо. Я тут давеча в столицу нашей самоправозглашенной ездил, б..., какие там боевые пидарасы сидят. Х... проссышь, чего там у них делается, нет есть, конечно у них и нормальные мужики, но по большей части все какие-то мутные. Я им говорю: “Надо бы в наш поселок бабкам и дедам гуманитарки подбросить, подыхают с голоду ведь”, а они мне говорят: “Сам корми, у нас, б..., целый город голодных”. Нет, я понимаю, что эти бабки и деды им нах... не усрались, но а за кого мы, в натуре, нах..., тут бьемся? Я же, б..., тут нескольких хороших ребят потерял. Один, Вовкой звали, бабу Зину из под обстрела уводил, она из церквы шла, а тут, б..., минометный обстрел, он ее уже довел почти до безопасного места, а тут рядом мина разорвалась, бабульке ничего, а его, нах..., насмерть посекло. Ху..во же им, этим старикам, а они там в столице, с..., мне, типа, иди на х..., у нас тут свои большие дела. Знаю какие у них дела - гуманитарку пизд..ть. Я аж ох..л от такого беспредела, ладно там в Великую отечественную, регулярная армия и все такое, надо было беспрекословно подчиняться и выполнять приказ командира, но я же, б..., доброволец, я, кроме того чтобы сдохнуть, могу еще встать и уехать, послать все это на х..., но я же этого не делаю. Я за права людей, которые здесь живут, воюю, а они же меня на х... посылают. Это вообще как? Вот скажи мне, Сдух, за че я тут, б..., головой своей рискую?

- Не везде пока еще у нас все хорошо, есть некоторые сложные моменты, связанные с некачественным людским материалом, но это ничего, это мы со временем изменим, - сказал Сдух убежденно.

- Ну, ты прямо как фашист из наших старых фильмов говоришь: людской материал, б... Или как комиссар, все про светлую жизнь, которая еще только будет неизвестно когда. Комиссары же тоже хотели весь мир, б..., спасти через наш пример. И весь мир рабочих и рабов сделать хозяевами, а че получилось? Тогда светлое коммунистическое будущее все строили, а мы Русский ковчег? А что в нас такого особенного, чего нет у других?

- Духовность, - уверенно произнес Сдух.

- И что это за духовность такая особенная? - Миха сплюнул и выматерился на этот раз длинно и витиевато. - Вот какой такой духовной жизнью живет Ширик? - все вокруг дружно заржали. - Или, скажем, я, например? Работал я на стройке прорабом, ханыг своих пиз..л, материалы пиз..л, баб е...л и водку жрал. Но все это я делал, как ты говоришь, б..., с духовностью, поскольку делал это с осознанием глубины собственного падения. Остальные, что здесь, примерно тоже самое делали. Я тебе так скажу: жили мы как предки наши жили, по пословице “где родился, там и сгодился”. За богатством не гнались. Спиз..ть у государства родного немного - это нормально, больше нельзя: лениво и опасно, а по-маленьку в самый раз. Я, думаешь, сюда зачем приехал воевать? У нас в городе работы не стало - я запил. Потом по телеку показывают, что здесь, б..., война началась. Ну, я прикинул х... к носу и понял, что в родном городе мне ничего не светит, а здесь, может быть как-нибудь и подфартит и за наших воевать буду против укрофашистов, доброе дело опять же, - он открыл фляжку, зажмурился, отхлебнул из нее, смахнул выступившую слезу, протянул фляжку мне и закурил. Миха был здоровым мужиком весом килограммов сто и под два метра ростом, с изумительным вкусом к жизни. Ел он всегда с удовольствием, курил с удовольствием, пил с еще большим удовольствием. Вообще он был настоящим эпикурейцем, как я его представлял. Я думал, что настоящий эпикуреец - это, практически как настоящий индеец: живет в постоянном движении, снимает скальпы, скачет по бесконечным прериям то есть делает только то, что ему нравится. Я тоже отхлебнул из фляжки и тут же закашлялся, в ней был чистый спирт. Все дружно заржали. Кто-то похлопал меня по спине и забрал фляжку.

- Н-да, Митрич, а говорил, что спирт пил.

- Дак это в молодости суровой было, я потом и не практиковал никогда, несколько раз только абсент пил и все, но он был градусов семьдесят.

- А ты че, Митрич, скажешь, - Миха любил поговорить со мной и Сдухом, как с людьми наиболее интеллектуальными у него в отряде.

- Что я? Я ехал сюда тоже вроде как и повоевать и поучаствовать в чем-то большом и светлом. Одним словом, на пропаганду повелся.

- И че, разочаровался? - спросил Миха.

- Как тебе сказать, я и не очаровывался изначально. Лишний раз убедился, что хорошо, там где нас нет. Ну, вот романтика вся отлетела.

- Не знаю, не знаю, мы тут как в клубе анонимных алкоголиков сидим, б..., и коллективной психотерапией занимаемся. Там вон, в километре отсюда, злобные, б..., укрофашисты. Куда же романтичней?

- Я когда сюда ехал так думал: здесь все настоящее, никого лицемерия, врать и воровать, конечно могут, но лицемерить нет, ведь под смертью ходим. Помнишь, как нас в школе учили, и вообще вся наша послевоенная культура была основана на том, что когда есть линия фронта, то по разные ее стороны однозначно враги и все просто. Я себе как это все представлял: вот есть хохлы и это те же русские, но немного смешно говорящие, а американцы их превратили в зомби, как в их сериале про ходячих мертвецов. Типа локальный зомби-апокалипсис. Ходят такие хохломертвецы, ничего не соображают и главная их потребность откусить живой плоти от москаля, - все хохотнули, даже Ширик. - А сюда приехал и все оказалось сложнее. Конечно, хохлы хотят убивать москалей, но не потому, что хохлы зомби, а потому что они нас считают зомби - это мне пленный укрофашист рассказал, ну тот, которого мы в контрразведку в столицу передали.

- Да, непростой хлопец оказался, - подтвердил Миха.

- Они хотят отгородиться от нас большой стеной и не хотят с нами иметь никаких дел. Они считают русский язык признаком неизлечимой болезни, которая превращает человека в зомби и поэтому всячески вытравляют отовсюду у себя и из себя все русское. Про русский ковчег они говорят: "Плавали, знаем, поэтому ну вас нах... с вашими мирами и ковчегами. Не хотим за всех людей грехи искупать. Мы не хотим жить ради идеи, мы хотим просто жить по-человечески и отстаньте от нас. Сами свой крест тащите, а мы потом подсобим всем цивилизованным миром вас распять, когда время придет. А тех, кто не может излечиться от этого русского вируса, мы уничтожим, потому что они зомби”. И вот здесь получается противоречие: люди, которые стремятся жить по гуманистическим принципам - Европа и все такое - объявляют других людей, которые живут по несколько другим принципам - зомби, и поэтому их можно убивать, потому что они, вроде не люди получаются. Дайте хлебнуть еще, а то мысли слипаются, - мне передали бутылку водки, я хлебнул изрядно и продолжил, - понимаю, что говорю путано, но лучше так. Короче, биться нам вроде бы глупо - надо разбежаться. Но уже поздняк метаться, надо продолжать драться. Мириться - это значит признать себя побежденным. Когда тебе дает в морду чувак из твоего класса, пусть даже не самый закадычный друган с первого класса, но все-таки одноклассник, с которым проучились ну, там 9 лет, например, которого подговорили старшеклассники против тебя только потому, что ты не хочешь с ними тусить и жить по их правилам, ты это знаешь точно - это х...во. Поскольку тебе по-любому надо сунуть в торец этому недоумку, у которого своих мозгов нет, то выбора у тебя нет. По-любому надо ответить такому бычаре, который очень хочет выеб..ся перед старшаками.

- Старшаки - это че за черти? - спросил озадаченный Ширик.

- Это старшеклассники и более взрослые пацаны, которых хлебом не корми, дай повлавствовать. Понял? - Ширик кивнул. - Но проблема не в бычаре, они всегда во все времена одни и те же. Проблема в тебе и старшаках. Ты не уважаешь старшаков и не подчиняешься им, они за это тебя гнобят и натравливают шестерок.

- А у тебя опыт в этом немалый, признайся, Митрич, - сказал Миха и закурил.

- Было такое, не буду отрицать, но это просто опыт, который помогает идентифицировать проблему с реальными обстоятельствами. Короче, нас сталкивают, и бычара, который раньше ходил подо мной, начинает прыгать на меня. Понятно? Он теперь шестерит на более сильных, и ему теперь во что бы то ни стало надо тебя запиз... для самоутверждения.

- Эмансипация в некотором роде, - покивал Сдух.

- Вы здесь не одни, говорите по-русски, - сказал Миха.

- Ну, - поддержал его Ширик.

- Угу, - подтвердил кто-то из ребят.

- Хохлы считают нас уродами, потому что мы позволяем себя гнать на убой не за свои интересы, а интересы каких-то олигархов, разворовывающих страну. Они совершили революцию, свергли воровскую власть, а кроме того, провели люстрацию среди чиновников. Это они так думают.

- Чего? - засмеялся Миха, - с олигархами своими они расправились, ага-ага. Люстрацию повели? Это типа кастрации?

- Ну, в общем, где-то близко. Люстрация - это чистка аппарата управления. Ее первым, вроде, Сулла повел, был такой диктатор в древем Риме. Там так, кажется, называлась смертная казнь или высылка с конфискацией имущества, людей, поддержавших Мария - это был противник Суллы. Я могу ошибаться, давно читал, но люстрация как-то тесно связана с проскрипциями.

- Еще лучше, - опять сказал кто-то из отряда, - Теперь я вообще ничего не понимаю, - произнес тот же голос, похоже, это был Андрей. Он был из местных. - Марию, Суллу какую-то придумали. Яснее говорите, а то временами непонятно ни х....

- По-моему, нет, эти понятия не связаны напрямую, - произнес Сдух, - но это не важно, бог с ней с этой люстрацией.

- Ладно, на самом деле не важно, люстрация, проскрипция - главное, что мы воюем не за свои желания, а за интерес старшаков. Ну, то есть мы воюем, что бы ответить на наезд бычары, которого науськали старшаки. И теперь нам надо бычару или замочить башкой в очке, или он замочит нас. Но есть третий путь: попытаться его переагитировать за себя. Это, конечно, задача очень сложная. Первое, что бычара выкатит, он скажет: “Я под тобой с третьего класса ходил, ничего хорошего не видел. Я знаю, что ты чмошник, завидуешь старшакам, сам хочешь таким стать, да кишка тонка, поэтому их ненавидишь. А я теперь с ними и меня тоже уважают”.

- Похоже, - одобрил Ширик.

- Вот и получается, что амбиции тебе не дают под кем-то ходить, но собрать свою банду не хватает материальных ресурсов и харизмы.

- Чой-то? - не понял Ширик.

- Заткнись, б..., уже, - рыкнул на него Миха. - И какой выход?

- Меняться самому.

- А с бычарой что делать?

- Мочить, другого выхода нет, иначе зачморят тебя.

- А дальше?

- Дальше? Дальше начать работать над собой. Сгенерить идею, которая поможет, сколотить свою команду, что бы пацанам, пусть младше тебя, было интересно и престижно состоять под твоим началом. И главное: нельзя покупать их дружбу.

- Почему?

- Потому что у старшаков возможностей перекупить всегда будет больше, во всяком случае в обозримом будущем, чем у тебя. Только настоящая дружба. Единомышленники никогда не предают.

- Хорошо, - сказал Сдух, - твоя аллегория понятна. Осталось дело за малым - придумать консолидирующую идею. Наши правители уже два десятка лет думают-думают, а придумать никак не могут. Какая идея, по-твоему, может быть?

- Да, мне тоже, б..., интересно, что ты, Митрич, можешь сказать по этому поводу? - подавшись вперед сказал Миха.

- Я так мыслю, если начать порядок у себя в доме наводить последовательно, спокойно, без кампанейщины, то есть без надрыва и по-настоящему, то, может быть, в итоге и получится нормальную жизнь устроить. Вот посмотрите на китайцев, как они за тридцать с небольшим лет рванули вперед. Скажите, им кто-нибудь помогал, как тем же западным немцам, или японцам, или южным корейцам? Ни-хре-на! Сами все, сами строят, молодежь на западе учат, коррумпированных чиновников расстреливают принародно и по телевизору прямые трансляции устраивают. Они верят, что Поднебесная будет существовать вечно, а они часть этой вечности, они - путь к вечности. Они строят цивилизацию на протяжении нескольких тысяч лет и дальше будут это делать, а тот, кто пытается урвать сегодня для себя и, тем самым, может помешать Китаю на его пути к величию, тот является врагом Поднебесной и, следовательно, подлежит уничтожению. Для них существует только их страна, их цивилизация, всех остальных они считают варварами. Четыре тысячи лет непрерывной государственности. Все просто.

- Дак, они фашисты получаются? - озадачено произнес Андрей.

- Я бы сказал шовинисты в некотором роде, - пояснил Сдух - у них нет все-таки каких-то планов по массовому уничтожению других народов и стран.

- Кто знает, кто знает, - задумчиво произнес Миха. - Эти, б..., китайцы мутные такие, никогда не знаешь чего думают.

- Да, еще забыл один нюанс: у них культ предков, они верят в то, что духи предков живут на небе и активно участвуют в жизни людей. То есть они постоянно чувствуют ответственность не только перед потомками, но и перед предками. А мы как на вокзале живем: все быстро надо делать, быстро. Ничего нет постоянного, потому что мы здесь временно. Желания обустраивать пространство вокруг себя нет абсолютно. Зачем, если завтра придут другие, а мы уйдем или уедем? В 30-40-е годы прошлого века была идея построить светлое будущее для детей и внуков, ради этого терпели, ради этого Великую отечественную выиграли, но сейчас и этого нет. Мы существуем здесь и сейчас, "это миг, между прошлым и будущим, за него и держись". Вот и вся наша нехитрая философия. И кто, скажите мне, будет за такими идти? Только такие же авантюристы, которым надо все здесь и сейчас.

- Мрачную картину ты нарисовал. Однобокая она какая-то. Ты тогда, Митрич, объясни зачем ты здесь, я, другие ребята?

- За других не знаю, а про себя так скажу: я здесь, потому что мне здесь понятнее, я занимаюсь совершенно конкретным делом - отвечаю на наезд зарвавшегося бычары, не за Русский мир, не за всемирный ковчег. Если честно, я и не знаю, что во мне такого уж хорошего, отчего я должен быть моральным примером всему остальному миру и плавать на этом ковчеге.

- Поэтому мы и являемся моральным примером для других, потому что понимаем, кто бычара, как ты говоришь, и всегда готовы поставить его на место. Гитлера и еще много кого уже поставили, - Сдух победно посмотрел вокруг, и все одобрительно загудели.

Эти люди совершенно точно имели право на такую точку зрения. Они каждый день доказывали свое право с оружием в руках, рискуя жизнью.

Часам к двенадцати ночи все уже разошлись спать, выставив два поста. На одном из них был Ширик. Наверное он где-то еще днем раздобыл несколько доз и, сидя возле той баньки, куда посылал его давеча Миха, вкатал себе какой-то бодяги. Как потом сказал наш товарищ, в прошлом врач, он даже ничего не почувствовал - остановилось сердце.

Это и решило на начальном этапе успех укроповской вылазки. Хохлы выпили горилки и решили немного поубивать кацапов. Надо сказать, что против нас стоял укроповский батальон, финансируемый одним из их олигархов. Пили они много и охотно, не хуже нас, тем самым подтверждая братство наших народов. Еще нас роднило то, что с перепоя они тоже начинали стрелять по нашим позициям из всего крупнокалиберного, что у них было. Но в этот раз они выпили, видимо, особенно много, потому что решили проявить личную отвагу в вылазке на территорию, оккупированную “клятым москальским” врагом. Все было как на обычной гражданской войне: пока есть оружие - убиваешь и убиваешь, когда попадаешь в плен - пытаешься сойти за повара или водилу. Так поступают почти все, кроме совсем уж упоротых идейных, как с нашей, так и с их стороны.

Я спал в блиндаже, где нас располагалось пять человек. Это был халтурный блиндаж, мы его построили сразу как вошли в село. Еще два блиндажа были вырыты нами чуть ближе к полю, за которым была невидимая линия фронта. Наш блиндаж был в один накат из тоненьких бревнушек. Он горбиком торчал под большой яблоней в конце сада крайнего дома. Накат был закрыт дерном с пожелтевшей кое-где травой. Стены мы сделали из дверей и старых досок разрушенного снарядом дома, в саду которого мы и встали. Стены укрепили поперечными внутренними распорками, вход был завешан старым шерстяным одеялом. От прямого попадания мины или снаряда блиндаж, конечно, не спас бы, но от осколков, шальных пуль и утреннего холода вполне себе помогал. Разгрузки, броники и берцы лежали у каждого возле его надувного матраса. Мы спали на надувных матрасах, так как ватные кишели вшами. Умывались у колодца. Андрюха нашел в сарае спрятанный погружной насос, подключил его. Электричество, как ни странно было, поэтому воды было хоть залейся. Свет провели и в блиндажи. Вот отхожее место осталось не тронутым войной. Хозяин был не лишен инженерной мысли: к стенке за очком был прикручен деревянный стульчак. Стульчак откидывался также как у унитаза, а когда опускался, то опирался не на унитаз, которого не было, а на поперечную палку-перекладину. Короче, нужник у нас был что надо, можно было подолгу зависать. Один раз Ширик пошел по нужде, приготовился, но не успел еще опустить стульчак, как рядом рванула мина. От неожиданности он провалился в очко. На его дикий крик сбежались все наши, думали сильно ранило. Прибежавший Миха, посмотрел на него и сказал: "Рано ты решил топиться, хохлы еще не победили". Ржали мы наверное с полчаса. Потом Миха из шланга метров с трех поливал с ног до головы, подвывающего от холода Ширика. Хорошо, что было тепло и бедолага неделю спал на улице, никто не хотел его пускать в свой блиндаж.

А еще был у нас в отряде такой парень лет двадцати трех под два метра ростом, звали его Терминатор. Внешне он сильно смахивал нет, не на Шварца, а на одного американского актера 90-х годов. Играл он в фильмах категории "В" исключительно негодяев. Белобрысый такой с тяжелой челюстью и взглядом. Наш Терминатор, старался соответствовать своему прототипу во всем. В общем-то он был настоящим мерзавцем и садистом, но воевал хорошо, не боялся идти вперед. Держался он всегда особняком. Как-то раз сидя в дозоре, мы разговорились с ним о жизни. Был он из небольшого подмосковного городка. От старшего брата, который погиб в Чечне, осталась ему в наследство большая коробка с видеокассетами. Коллекция состояла в основном из американских боевиков 90-х годов. Как он сказал, с братом внешне они были очень похожи. У брата еще дома было погоняло "Терминатор". Ребята в Чечне тоже его так называли. Когда брата убили, погоняло вместе с коробкой перешло к нему, так он стал Терминатором.

- Терминатор, а ты в Бога веришь?

- Нет, я во все эти сказки не верю, человек сам решает что ему делать, сам строит свою жизнь.

- Судьбу?

- Ну, судьбу. Какая разница?

- Умереть ты боишься?

- Боюсь, но всегда надеюсь, что пронесет. До сих пор проносило.

- Надеешься на "авось"?

- Ага, "авось" - это наше семейное слово, что ли. Мать все время говорит: "авось пронесет". Братан также говорил.

- Но ему не повезло?

- Ты, типа, меня допрашиваешь?

- Нет, ты это сейчас зря, просто мне интересно и я немного подсказываю что ли, что бы тебе было легче.

- Не надо за меня ничего придумывать, я сам расскажу, что хочу. Короче, брат жил на "авось" и это ему реально помогало. Он мне рассказывал, что без надежды на то что повезет, ничего бы не получилось в его жизни. Один раз в школе, пацаны выставили его против здорового такого кабана из другой школы. Кабан был реально раза в два здоровее. Брат рассказывал, что реально было страшно, но он был уверен, что ему в итоге повезет и он достанет его в солнечное сплетение и завалит. Так-то кабан его все равно по-любому не убил бы, на кулаках это, почитай, совсем не реально. Так и получилось. После этого он совсем понял, что надо надеяться на лучшее, и авось повезет: враг промахнется, смерть мимо пройдет. И еще он говорил всегда, что если судьба погибнуть, то лучше погибнуть от пули и с собой парочку гадов забрать, чем сдохнуть в подъезде у барыги от передоза или от белочки кончиться. Когда он в Чечне был, там реальный замес случился, там, пацаны, вообще никто не выжил. Все полегли. Там вариантов не было. Типа сильное численное превосходство и пацаны все полегли, хотя хорошо воевали, немало они чехов положили. Брат оттуда один раз написал. Написал, что тут также, как и в детстве, отступать нельзя, иначе смерть. В детстве не смерть, конечно, была, но позор, а это еще хуже, когда тебя все трусом считают. Короче, воевал и надеялся, что повезет и смерть мимо пройдет, но бегать - от нее не бегал, стремно так унижаться, не по-пацански это. Тебя враг должен бояться, а не ты смерти.

- Врага не надо бояться?

- Врага-то чего бояться? Его убивать надо. Для того и война.

После этого разговора недели через две попал к нам в плен один бендеровец. Говорить по-русски он совсем не умел и не хотел, но и героя из себя не строил. Мы его допросили, по-житейски так поговорили, потом заперли в сараюшке. Ночью услышали выстрелы, выскочили и увидели Терминатора с автоматом рядом с застреленным бандер

Дата добавления: 2015-07-16