По живому следу 7 страница

Все столпились в одной из комнат у небольшого телевизора, к которому был подключен видеомагнитофон.

Девочку Саша увидел сразу, и остальные тоже немедленно стали тыкать в нее пальцами:

— Вот она! Вот она!

Камера зафиксировала ту самую площадь перед метро «Филевский парк», на которой только что был Саша. Девочка подошла к мороженщице, той самой, что полчаса назад кадрила Сашу («Вот ведь зараза, а что надо не сказала», — подумал он).

Увидели и высокого лысого типа, купившего два брикета мороженого и один протянувшего девочке.

Та стала отказываться, но в результате все-таки согласилась взять лакомство.

Все это увидел Саша, несмотря на постоянно мелькающих в кадре прохожих и хиппи, которые изображали какую-то сценку.

— Спасибо! Вы мне очень помогли. Можно это как-то переписать? — спросил он у Эдика.

— Легко! — ответил тот. — Только кассету надо чистую.

Через полчаса ценная видеозапись была у Саши в руках. Он чувствовал гордость оттого, что ему удалось добыть столь важную улику, и с сознанием выполненного долга отправился в «Глорию».

Вместо ответа на вопрос Володи Демидова о том, что удалось узнать, Саша с гордостью протянул ему видеокассету.

— Что это? — строго посмотрел на него Володя.

— Кассета.

— И что на ней?

— Засняты девочка с лысым, — ответил Саша веско.

— Хм… Не может быть! — изумился Демидов. — Та самая девочка, которую мы ищем?

— Да. И что главное — тот самый лысый!

— Ого! Неслабо! Как это тебе удалось обнаружить?

— Случайно… — скромно ответил Саша.

— А все-таки?

— Там кино снимали… Ну и случайно то, что нас интересует, попало в кадр.

— Что ж, молодец! — сказал Володя. — Значит, будем пока следить за плошадью перед метро, раз этот тип там появляется. Лучше, чем совсем ничего. Опять же сейчас у нас есть хотя бы видеоизображение лысого.

— Там не слишком-то много можно разглядеть. Никто же их специально не снимал, случайно в кадр попали. Лысый, по-моему, вообще только со спины, ну, может, в профиль немного…

— Все равно, — пожал ему руку Демидов, — молодец!

— Только что мне звонил похититель, — услышал я в телефонной трубке встревоженный голос Вероники Бритвиной.

— Сам похититель? — удивился я.

— Да.

— Что он хочет?

— Он требует выкуп.

— Так, хорошо… Где вы находитесь?

— Дома.

— Хм… Давайте встретимся как можно быстрее, и вы мне все расскажете.

— Хорошо, где?

Я подумал, что, учитывая состояние Вероники Сергеевны, не стоит назначать свидание в каких-то сложных местах, которые надо искать. Но надо было сделать так, чтобы похититель ни в коем случае не увидел нас вместе. Значит, рядом с домом встречаться нельзя.

— Приезжайте ко мне в агентство, — я решил, что это будет лучше всего, ведь вряд ли похититель установил слежку за Бритвиной, — тогда мы сможем сразу же принять меры.

Я продиктовал адрес и стал ждать Бритвину.

Ну что ж, уже хорошо! Любые новости лучше, чем их отсутствие. Значит, объявился похититель, более того, он требует деньги. Это значит, что есть некоторый контакт. А раз есть контакт, — значит, есть и надежда.

В дверь моего кабинета постучали.

— Денис, к тебе можно? — просунул голову в щель между дверью и косяком Володя Демидов.

— Смотря с чем.

— Новости по делу Бритвиной.

— Ого! — воскликнул я. — Не было ни гроша, да вдруг алтын!

— Ты это о чем? — не понял Володя.

— Я говорю, новости посыпались как из рога изобилия!

— А-а, — нахмурил лоб Демидов, — а я уж думал, ты что-то про деньги…

— О деньгах думать еще рано — результатов работы пока никаких.

— А это что? — потряс Володя видеокассетой, которую держал в руке. — Не результат, что ли?

— Что это?

— Не более и не менее как видеозапись похищения!

— Врешь! — не поверил я.

— Чтоб мне сдохнуть! — парировал Демидов. — Сам возьми и посмотри, если не веришь.

Он, не дожидаясь приглашения, вставил кассету в видеомагнитофон.

На экране появилась знакомая мне площадь перед метро «Филевский парк». Киоски, толпа прохожих. Лотки с мороженым…

— Смотри, вот сейчас они появятся… — подсказал Демидов.

Действительно, на экране появилась девочка, очень похожая на Соню Бритвину. Так как ее все время заслоняли прохожие, да и дистанция была большой, разглядеть лучше не удавалось, но, скорее всего, это была она. К тому же и описание одежды совпадало.

— … А сейчас появится похититель, — продолжал Володя, — вот он!

Светло-серый плащ, лысина, высокий рост… Эти приметы мне уже оскомину набили. И вот наконец я видел это все вживую. Ничего особенного.

Он недолго оставался в кадре — через некоторое время и лысый, и Соня Бритвина исчезли.

И ничего больше! То есть никаких других особых примет, кроме этих трех, у мужчины, который находился рядом с Соней Бритвиной, не было! Поэтому, видно, все запомнили только их…

— А что, он так ни разу и не повернулся лицом к камере? — спросил я, когда Соня вместе с мужчиной вышли из кадра.

— К сожалению, нет, — развел руками Демидов.

— Очень жаль!

— Как говорится, чем богаты.

— А это что за волосатики вокруг?

— Так в том-то и дело. Местные хиппи снимали там какой-то фильм. И нашему новому сотруднику удалось найти их.

— Молодец! Кто таков?

— Саша Покромкин. Толковый парень, правда, долго ходил и практически ничего не нашел. Но в конце — вот эта кассета.

— Да, — почесал я затылок, — кассета, конечно, хорошая, но вот пользы она нам особой не принесла. То, что похититель высокий, лысый и в плаще, мы и так знали. А лицом он так и не повернулся.

— Ясное дело, лучше было бы достать фотографии в фас и в профиль, а еще отпечатки пальцев и паспортные данные, — съязвил Володя.

— Ну-ладно… Хотя бы знаем, что это действительно похищение. К тому же он позвонил Бритвиной.

— Правда? И что?

— Требует выкуп.

— Хорошо, хорошо… Уже что-то…

— Так что сейчас она должна приехать сюда. Будем действовать немедленно, как только появится возможность…

Вероника Сергеевна приехала даже раньше, чем я рассчитывал. Ожидая ее, я все думал: показать кассету, которую удалось найти, или нет? Она может разволноваться, увидев, как похитили ее дочь, а этого допустить сейчас никак нельзя, — скорее всего, ей предстоит общаться с похитителем, и тут необходимо соблюдать полное спокойствие. С другой стороны, чем черт не шутит, Бритвина могла опознать этого человека…

Когда она вошла в мой кабинет, я так и не пришел к какому-то определенному выводу.

— Здравствуйте, — поздоровалась Вероника Сергеевна.

Я предложил ей кресло и сел напротив. Бритвина сильно изменилась за это время — под усталыми глазами появились синие круги, лоб пересекла глубокая складка, и вообще, она, казалось, постарела.

— Рассказывайте, — предложил я.

— Он позвонил мне дважды с интервалом в сорок минут.

— Поставил условия?

— Да. Двадцать тысяч долларов.

— А как вы должны их передать?

— Он потребовал, чтобы я положила деньги в автомобильную покрышку на тридцать пятом километре Каширского шоссе. Сегодня, до десяти часов вечера.

— А каковы условия возвращения девочки?

— Никаких, — всхлипнула Бритвина, — в том-то и дело…

, — Как это?

— Он сказал, что она сама вернется домой вечером.

— Сегодня вечером? Или завтра?

Бритвина пожала плечами:

— Наверно… Он не сказал. Я пыталась выяснить, но он повесил трубку.

— Странно… Почему такая спешка? Обычно похитители дают время.

— Он был очень взволнован. Говорил каким-то дрожащим голосом. Заикался.

— А у вас в телефоне нет определителя?

— Нет…

— Очень жаль. Но ничего. Значит, мы поступим так: к десяти вечера вы с деньгами выедете на тридцать пятый километр Каширского шоссе…

— Я боюсь! — Вероника Сергеевна заплакала. Куда подевалась та уверенная в себе женщина, которую я увидел впервые два дня назад?!

— Не беспокойтесь. Наши люди будут рядом. Но, конечно, в машине вы должны будете ехать одна, причем от самого дома — нельзя, чтобы похититель каким-то образом узнал, что вам помогают.

— Он сказал, что если я обращусь в милицию, то никогда больше не увижу дочь…

— Ну в милицию-то вы все-таки не обратились, — заметил я, — так что требование выполнено. Мы будем наблюдать за тайником, и, когда похититель придет за деньгами, мы проследим за ним.

— Вы думаете, все получится?

— В нашей практике были подобные случаи. А сейчас дайте мне телефон, на который он вам позвонил.

— Зачем? — удивилась Вероника Сергеевна.

— Мы попытаемся узнать, откуда был совершен звонок. То, что это сотовый, сильно облегчает нашу задачу.

Она протянула мне телефон.

— Он зарегистрирован на ваше имя? — спросил я.

— Н-нет, — как-то неохотно ответила она.

— На чье же?

Она чуть помедлила, потом сказала:

— Я точно не знаю…

— Как так? — удивился я.

— Дело в том, что это не мой телефон.

— Интересно, а почему тогда похититель позвонил именно по этому номеру?

— Дело в том, — Вероника Сергеевна как-то виновато посмотрела на меня, — что мы с одним моим старым приятелем проделали одну операцию…

И она рассказала мне о вчерашнем происшествии и о том, что ему предшествовало.

— Почему вы мне ничего не сообщили? Я же вас просил!..

— Думала, что из этого ничего не выйдет.

Я встал из-за стола и прошелся по кабинету.

— Понимаете, это случилось так неожиданно… И закончилось так печально… Максим в больнице.

— Странно, что этот телефон не звонит постоянно, — удивился я, — после газетных публикаций должно было найтись много охотников поживиться… И этот тоже, очевидно, из их числа.

— Нет, — сказала Бритвина, — дело в том, что я выразила сомнение в этом. И он перезвонил мне домой.

— Это уже серьезнее… надеюсь, вы не опубликовали в газетах свой домашний телефон?

— Нет. — На лице Бритвиной даже появилось подобие улыбки.

— Ну ладно… В конце концов то, что он позвонил дважды, повышает наши шансы ровно в два раза. — Я посмотрел на часы: — Сейчас без пятнадцати шесть. Времени не так уж много. Сейчас вы отправитесь домой. У вас есть требуемая сумма?

— Мне надо связаться с мужем…

— Деньги должны быть в тайнике в любом случае — мы не можем рисковать. Если вы не найдете всей требуемой суммы, то часть добавим мы. Итак, будьте готовы — чтобы добраться на тридцать пятый километр Каширского шоссе к десяти часам, нужно выехать в девять.

— Я почти уверена, что деньги найдутся. Если бы не такая срочность…

— Ничего, — успокоил ее я, — я сейчас же пошлю туда людей, чтобы они обследовали место. И займемся телефонами — они тоже могут нам многое сказать…

«Меня Коля зовут. Фамилия — Пузырев. Так и запишите… На втором слоге ударение. Это ведь чуть не каждому лейтенанту объяснять приходится. Чи-тать-писать не умеют, фитили, а туда же — в милицию. И протоколы составляют — помереть не встать: «Задержан без документов личности и сопровождающих личностей». Хоть бы книжки какие почитали. Мне пятнадцать лет, даже с половиной, я и то лучше напишу. А что? В третьем классе, еще до первого раза, я вообще лучший был. Техника чтения и всякое такое. Довольный, дурак, ходил. Думал — дома скажу, все выпадут. Только матери тогда уж не до меня было, а бате и подавно.

Да, Николай Алексеевич. Восемьдесят седьмого года рождения. Я из Вышнегорска сам. Не бывали? Там еще завод цементный… Говорят, лет семнадцать назад, еще до моего рождения, завод знаменитый был, специально люди работать к нам ехали. Потому что — заработки. Только я этого уже не помню. Помню — отцу по восемь месяцев не платили, на материны деньги жили. Она тогда товароведом в «Центральном» работала. Тоже так себе кормушка.

Помню, с пацанами на обрыве по вечерам сидим, там гаражи внизу и дорога от завода, так мы ждем, когда дневная смена кончится и народ домой двинет.

Батя мой редко трезвый идет. Да он всегда любил выпить, но поначалу ничего — по голове даже погладит, конфету сунет. Мы вдвоем домой и возвращались. Или к Семеновым шли. У Витьки Семенова папаша не то что мой: и выпить у него всегда есть, и закусить. Да ему что — волк, ненадолго выйдет, поживет сколько-то и пропадает. А потом снова находят его — и судят. За кражи в основном. Но туда же:

— Колька, ну-ка стих какой давай! Давай расскажи, чего еще вычитал!

Я им книжки пересказываю, а Семенов, если уже сильно выпивши, — Витьку по шее да по спине:

— Смотри, гад, другие учатся, а ты!..

Только Витьке все равно, он уже с детства привычный был. А мне и в первый раз не очень понравилось, и потом — само собой.

Магазин книжный у нас в городе один, да, в общем, и ни к чему больше. Водочных пятнадцать, и то не хватает. А книжный что — тетрадки сопли-викам купить да бумагу туалетную — кому погордее и газетой обойтись не может. Я туда тоже не часто ходил. У бати денег редко бывало, да он и пропивал сразу, а у матери не очень допросишься.

Как-то забежал я туда дождь переждать, из школы шел — по дороге. Смотрю, а у них там книги не под стеклом: «Дело Васильева», «Месть важнее жизни», да и других много-много. Хорошие. В библиотеке школьной скукота — таких не допросишься. А в магазине никого нет и продавалка вышла. Я огляделся, две штуки в сумку сунул — и снова под дождь. Домой не понес, побоялся. Я ведь не понимал тогда, что моим наплевать, что у меня за книги и откуда.

У нас дом деревянный, я на чердак залез, там читал. Книжки попались тогда не очень, ну я просто в этом понимаю. Но тогда понравились. Особенно про киллера. Он с детства стрелять учился, батя у него охотник, а потом его в армию забрали. Я ее после Семенову пересказывал, так он смеялся. Ну так книжка, конечно. Там, понятно, вранье. И про воров когда и вообще. Но читать интересно.

Я еще два раза в книжный заходил, брал так же. А на третий — продавалка выскочила, ждала уже, следила.

В школу бумагу написали. И отца с работы вызвали. Я стою там перед ними, а он в сторонке сидит. Завуч разоряется: пример улицы, то-се, недостатки воспитания! Позор.

Батя весь красный, кивает:

— Займусь, больше не повторится.

И занялся, гад. В тот же вечер выпорол, а потом к Семенову сходил, напился и еще добавил.

Вот я тогда в первый раз и сбежал. Блин, знал бы, как там у бати самого все повернется, я б ему ответил тогда. Не знал. На восток рванул, в Бийск, там у меня бабка живет. И опять дурак вышел. В Москву надо было, да я разве понимал!

На товарных добирался, на ближайшей станции сняли. Тамошний начальник первый раз тогда спрашивает:

— Как фамилия?

Говорю. А он, глухой, через «ё» пишет. Я объясняю. А он, падла, смеется.

— Грамотный, — говорит. — Книжник.

Я подумал, он и про магазин знает, отнекиваться стал. А он все смеется:

— Сопля, а грамотный. Книжник и есть.

И когда другому меня с рук на руки передавал, чтобы домой везти, так и обозвал. Тот, второй, после того как папаше на руки меня сдал, еще в школу пошел, не поленился, пузатый. Вот и стали меня дразнить: Книжник да Книжник. Витька Семенов потом уже мне и татуировку эту сделал.

Батя совсем озверел после моего побега: так избил, что я неделю не вставал. Потом опомнился, но врача вызывать запретил. Мать в школу зашла — сказала, я болен. Заболеешь тут, конечно! А сама мне говорит, что больничного, мол, с тобой не дадут. Один терпи. У меня работы много.

«Работы»… Ха! Узнал я и про работу ее потом. Потом, когда с батей история вышла.

Витька ко мне пару раз заходил, дверь-то открытая была, я ведь не вставал. Придет, по комнате послоняется, стуЛья попинает и уходит. Книжки, правда, приносил. Говорил — на помойке нашел. Ничего книжки были. Так бы я, может, и не стал читать, а когда лежишь все время — тоска ведь. Там одна про разбойников была, как он во француза переоделся — нормально. А про попа, который себе палец отрубил, я не дочитал — фигня, по-моему.

Мать на эти книжки у меня и не посмотрела. Ей-то что! А вот насчет сережек прямо на дыбы стала. Сережки у нее пропали золотые. Она ко мне как-то вечером:

— Куда дел, ворюга, бандит?!

Я и расплакался. Обидно стало. С кровати же не встаю. Куда я их деть мог?

— Кто заходил? — спрашивает.

— Витька, говорю, Семенов. Больше некому.

И правда, больше некому было. Отец вечером пришел, я думал, сразу к Семеновым побежит. Нет. Ничего не сказал. Пробурчал, что не материно это дело, а про меня — что вру я все, что веры мне нет и он со мной потом разберется.

Вот думаю, как. Нужен вам сын! Ладно, погодите. Поправлюсь — снова ноги сделаю.

Времени много было, стал я все обдумывать. Решил — за границу побегу, во Францию. Там тепло, хорошо. И работать можно устроиться, и в армию пойти — тоже платят. Достал с полки атлас старый, там еще Советский Союз нарисован и нашего Вышнегорска никак не найдешь. Но, решил, доберусь. Свидетельство о рождении у матери из стола вытащил, заметил, где деньги лежат, но сразу не взял, не дурак. Про свидетельство она, может, и сейчас не хватилась… А деньги бы сразу стала искать. Знаю я эти дела. Деньги — вещь, деньги любой дурак бережет, это ежу понятно. А уж про мою мамашку и говорить нечего. Она у меня за копейку удавится.

Стал я ждать, чтобы совсем лето стало, — в мае дело было. На школу вовсе забил, как поправился — даже для виду там не появлялся. Боялся только, чтобы батя про это не узнал и не отлупил опять. Но у бати скоро своих проблем выше крыши стало…

Я домой возвращаюсь однажды, а там милиция. Обыск. Оказалось, что батя-то мой на пару с Семеновым магазин подломили. Их и взяли тут же. А как стали копать — много чего за ними еще было. Батю-то давно с завода по статье уволили, а он нам с матерью не говорил, мы и не знали. Вот он чего Витьку выгораживал — с Семеновым ссориться не хотел. А может, еще почему. Я в их дела не вникал, знаю только, что папаша мой до сих пор сидит. Если не сбежал, конечно. Только интересно — куда это он побежит, если придется?

Я тогда и суда ждать не стал — больно мне интересно! Рванул, как и хотел, на запад. Только не по железке, а автостопом. Думал, так оно вернее, дальше уйти успею, искать ведь будут. Ха! Ну денег, которые я из заначки увел, матушка еще хватилась, а на меня положила — это уж точно.

Я тогда снова недалеко уехал. В Глухове, это сто двадцать километров от нашего Вышнегорска, искал я, где переночевать. К вечеру вижу — в подъезде придется. Это сейчас мне привычно, а тогда….

Но я про другое, короче. Там у меня пацаны какие-то деньги и отобрали, в подъезде. И побили. Я хоть кричал — фиг кто вышел помочь. Без денег долго не протянешь, вот и пришлось мне в милицию сдаваться. В другом подъезде до утра пересидел, а с утра пошел. Сказал все как было. Так оказалось, что матушка и не искала меня ни фига. Я четыре дня в приемнике жил, пока она собралась за мной приехать. Это в соседний-то город!

Ну привезла она меня назад. В школе меня на второй год оставили. Да мне что — не сильно я и расстроился. Уже решил же, что больше в школу ходить не буду. Бодяга. Батя в предварилке сидел, но по нему я тоже не скучал. А по ремню его — тем более. Мать на меня не больно-то внимание обращала — так я домой только пожрать заходил, и то не всегда. В то время у меня и татуировка появилась.

С Витькой Семеновым мы где-то месяц не виделись со всеми этими делами. Но я ему сережки материны не забыл. Только что с ним сделаешь — он пацан здоровый, бычара. И старше меня на два года.

Витьку я на обрыве, возле гаражей, встретил. Я туда потусоваться пошел — встречать с работы мне уже некого было. А Витька и никогда не встречал — батя урка, так какой там завод! Но все пацаны по вечерам на обрыве, а он им травку продавал. Где брал — не знаю. И не трогали его никогда ни Дюша, ни Фингал. Они тоже дурью занимались, но по-серьезному. Да им лет по пятнадцать тогда было, а Витька — сопля. Но не трогали. Может, из-за отца, может, еще почему.

Витька сам ко мне подошел. «Здорово, — говорит, — как жизнь?» И улыбается так поганенько. Я бы, может, не стал с ним связываться, да все вокруг пацаны смотрят и вроде тоже смеются надо мной. Я и ответил, что гад ты, сережки увел, а мне досталось. Хотел еще прибавить, что какой у него папаша, такой и он сам, но не стал. Мне-то с моим батей тоже, выходит, не сильно повезло. А Витька все лыбится. «Книжник ты, — говорит, — и ничего больше. Козява. Не видал я никаких сережек. И ты ничего не докажешь, и мать твоя теперь пикнуть побоится». «Сам ты, — отвечаю, — книжник». Ну поцапались мы с ним. И как-то так получилось, что я ему в глаз заехал и фингал поставил. Случайно получилось, он меня здоровее, я уж говорил. А тут взрослые подошли, мужики с завода, растащили.

Витька говорит: «Я тебе этот фингал, падла, запомню!» И где-то через неделю подловили они меня вчетвером, в подъезд одной новостройки затащили, а там нет никого, понятно. Ну и держали меня, пока Витька мне на левой руке татуировку делал, рот затыкали — не то что кричать, дышать трудно было. Наколол он мне вот — «Книжник». С тех пор меня мало кто по-другому и зовет. Книжник да Книжник…

И в протоколах пишут. Как кличку. А наколка — примета особая. Мне эта наколка потом, когда последняя-то история была, помогла даже. Ну я вам потом расскажу, по порядку надо.

В третий раз я из дома сбежал через год только. Батю моего посадили на восемь лет. Для первого раза это много, сами понимаете. Но то ли больно много они с Семеновым наворочали, то ли чужие дела повесили. Да мне наплевать, в общем. И мамаша тоже не сильно расстроилась. Уже к зиме завела себе одного: бухгалтером на нашем цементном работал. Меня, понятное дело, не спрашивала, а бате, может, и написала — не знаю. Ее новый, Шульман у него фамилия, скоро к нам и переехал. Бить не бил — врать не буду. Только зануда был страшная. Все про школу мне на мозги капал. Я-то на эту школу конкретно забил, не появлялся там даже. Училка наша на меня плюнула. А этот почти каждый вечер посадит меня перед собой на стул и гундит: «Ты мальчик способный, читаешь много. Не надо себя губить. Учиться надо. А ты что же? По улицам болтаешься. Курить начал…» Тоска смертная. Да что говорить: зануда — зануда и есть.

Но курить я тогда и правда начал. Привык быстро. И до сих пор жалею, вот честное слово! Потому что без еды, когда после фигово приходилось, день-два я спокойно тянул, а без курева совсем хана, хоть вешайся.

На сигареты, понятно, деньги нужны были, да и вообще — одно купить, другое, мало ли. Я сначала у матери таскал, но у нее не больно-то поворуешь — все сосчитано было. Раз она меня по шее тряпкой звезданула, другой. Нет, думаю, надо в другом месте брать.

Сначала случайно получилось. Я когда по городу гулял, увидел один раз перца на скамейке. Вокруг него сумок, пакетов — штук десять. Перец докурил, сумки собрал и пошел. А один пакет забыл, он у него со скамейки свалился, а перец не заметил. Я отдать бы ему мог, но не стал. В пакете так, ерунда оказалась, тряпки, но еще — блок сигарет «Мальборо» и ботинки новые, кожаные. Тряпки я выбросил — куда они мне. Да еще женские. Ботинки зажилил, но носить не стал — велики. А сигареты скурил. Жалко, думаю, что денег не оказалось. Деньги бы пригодились — факт. Ну а в другой раз я в автобусе мужику в карман залез. Тот меня за руку. В детскую комнату отвели, в милицию. Потом матери передали. «На вашего сына, — говорят, — уже приличное досье собирается, следите за ним получше». Да матери все равно. Рукой махнула. Это я слышал, как она соседке про меня говорила. Ну, махнула, так махнула. Посидел я недельку взаперти, потом снова выходить гулять стал. А без денег что же гулять?.. Я и воровал где мог. Ну так — не воровал, подворовывал.

В это время я с Голубем и познакомился. Голубь — это не кличка, фамилия, точно знаю. Я один раз случайно паспорт его видел — судимость есть, верно. А Голубь — фамилия. Николай Владимирович. Из всех наших я, может, один знал, как его по имени зовут.

Свел нас Фингал, который балдой приторговывал, я вроде про него уже говорил. К новой весне я совсем редко дома бывать стал. Тоска, бодяга. Когда на стройке переночую, когда в подъезде, да мало ли… Ну, бывало, и в милиции, там меня уже хорошо знали. Но на кражах поймать не могли. Поэтому подержат ночь и домой ведут. А дома опять сначала. Я день-два поем — и снова на улицу.

Как-то вечером, поздно уже было и холодновато, сижу в одном дворе на скамейке — подходит Фингал. «Привет!» — «Привет!» — «Все, — спрашивает, — по подъездам слоняешься? Жрал хоть что-нибудь сегодня?» — «Жрал», — говорю. А сам думаю: чего это он такой заботливый?

Но есть и правда хотелось. Потом, холодно было. А он предложил пойти погреться. И чаю попить. Я и согласился.

Идти недалеко было. Дом такой деревянный, двухэтажный. А там, в одной квартире, много кого. Сивый там и другие пацаны тоже. И мужики. Голубь там же был. Фингал когда постучался, ему Сивый и открыл.

— Гляди, — говорит, — Голубь, Фингал какого-то мышонка приволок.

— А, — тот отвечает, — это ж Книжник, личность знаменитая.

И на меня глядит и вроде как подмигивает.

— Отца, — говорит, — его встречал, не так давно встречал. Батя твой, — ко мне снова поворачивается, — правильный. И ты, видать, пацан верный.

Где он, думаю, его встречал? Не въехал сразу. А потом сообразил. Испугался даже: вот, оказывается, куда попал!

А тут Сивый мне миску с жареной картошкой сует, хлеба кусок. И, гляжу, водки в стакан наливает. Мне и Фингалу. Фингал свой сразу выпил, а я и отказаться не успел, как Голубь на Сивого набросился:

— Ты чего, гад, не видишь, что пацан совсем маленький? Я тебе харю расквашу — рад не будешь! Сами быдло и других туда же тянете?

А потом ко мне опять:

— Ты, Книжник, не бойся. Сивый дурак просто. Ты поешь сейчас, а потом как знаешь. Хочешь — здесь ночуй, а не хочешь — домой иди или еще куда, если место есть. Только на улице тебе лучше не оставаться, холодно по ночам.

Ладно, думаю, поем, чего уж там, раз такое дело. А когда поел — разморило меня. На улицу и правда идти не хочется, а домой — через весь город. Да и не собирался я домой уже ночевать. Голубь мне сам место в углу указал. Там по всей комнате матрасы дырявые набросаны были, из них половина ваты повыдергана (я уж потом узнал — вены той ватой зажимали после уколов, ну ширялись когда), Сивый мне одеяло принес. Одеяло тоже рваное, старое. Но все равно лучше, чем на улице. И тепло. Я и заснул. А с утра опять в город пошел — никто меня не держал.

Ну, короче, стал я иногда в этой квартире ночевать. Там многие пацаны ночевали, мужики тоже. Я, может, только почаще. Скоро понял, что торчки там собираются, раз видел, как вещи какие-то Сивый и еще один мужик приносили. Да мне-то что! Меня никто не трогал — Голубь не давал. И кормил тоже. И мелочь на сигареты ссыпал. А еще про батю моего рассказывал — какой он, оказывается, вор уважаемый. «Жаль, — говорил, — я не знал, что сынка его встречу. Я бы от него весточку тебе передал. А так — что расскажешь»… Но рассказывал чуть не каждый раз, как я заходил. До сих пор не знаю — правду или нет. Поначалу-то я очень верил. А потом, когда случай вышел, засомневался. Но все равно думаю, что батя у меня не промах. Не зря же ему с первого раза столько впаяли. Может, увидимся с ним еще — сам спрошу. Ну ладно.

Месяца через два, летом уже, принес я Голубю ботинки те самые, что раньше на скамейке на улице спер. Отблагодарить его хотел. Да мне ботинки все равно велики были, я же говорил.

— Откуда? — Голубь спрашивает.

Я ему рассказал. А он посмеялся, осмотрел ботинки и говорит:

— Новые, ничего. И дело давнее. А не зря я говорил, что ты парень толковый. Шкет, а ума хватило ни самому не надевать, ни продать. Ладно, посмотрим, на что еще сгодишься. Но, думаю, не посрамишь батю, верно?

Мне обидно стало, что он так говорит.

— А как же, — отвечаю. — Обижаешь, Голубь.

А через неделю он первый раз помочь попросил. Сказал, что на меня он как на себя надеется, что делать-то почти ничего не нужно и что денег он мне потом даст. И сказал сколько. Я сейчас уже не помню сколько, но тогда я такие деньги вообще в руках не держал. Ладно, думаю, попробую.

Ночью пришли мы с Сивым и Голубем к какому-то дому, Голубь меня подсадил, и я в форточку влез — открыта была, на первом этаже. Ничего в квартире особо не разглядывал — незачем, да и боялся, если честно. Только, как Голубь велел, открыл им окно изнутри, а сам обратно вылез. Голубь еще велел рядом стоять, их дожидаться и поглядывать заодно. На шухере то есть. Мне хоть и страшно было — стоял. Потому что сам Голубь мне тогда в первый раз страшнее всего показался. А еще потому, что здорово это все было. Как в книжке. Я одну такую читал и еще других много про это, но та больше понравилась. Жалко, название не помню.

Те двое быстро справились. Вылезли назад с сумками, окно притворили, и мы пошли. На соседней улице машина стояла, мы в нее залезли, доехали до какого-то дома, там Сивый кому-то сумки отнес, вернулся, отогнали мы машину в другое место и пешком домой вернулись. Ну не домой, понятно, — на ту квартиру, про которую я рассказывал. Спать легли. Сивый предлагал водки выпить, но Голубь не стал и ему не разрешил, цыкнул только. Наутро и правда мне денег отсчитал и велел несколько дней не приходить. И молчать велел, будто я сам не понимаю.

Дата добавления: 2015-07-16