Экзистенциализм. Первая попытка взорвать фетишизм понятийной соотнесенности

Первая попытка взорвать фетишизм понятийной соотнесенности, убежать из академической философии и не потерять при этом стремления к обязательности была предпринята под именем экзистенциализма. Как и фундаментальная онтология, от которой он отошел из-за ее политической ангажированности, экзистенциализм остается идеалистически ориентированной концепцией. Есть в нем что-то случайное, в отличие от философской структуры; что-то, что может заменить философию противоположностью политики, если она удовлетворится Character!stica formalis экзистенциализма. Партизаны встречаются тут и там. Нет теоретической границы деционизма. Тем не менее идеалистическая составляющая экзистенциализма является с этой точки зрения функцией политики. Сартр и его друзья, критики общества, не собирающиеся стеснять себя в теоретической критике, не прошли мимо того факта, что всюду, где коммунизм достиг власти, он погубил себя, превратившись в систему насилия. Институты централистской государственной партии - это насмешка над всем, что когда-то мысль связывала с властью государства. Поэтому Сартр подогнал все аргументы под пункт, нетерпимый с точки зрения господствующей практики; на языке философии это стихийность. Чем меньше объективных шансов сулит общественное разделение власти и влияния, тем сильнее настаивает Сартр на исключительности кьеркегоровской категории решения выбора. У Кьеркегора эта категория обрела свой смысл из terminus ad quern, из христологии; у Сартра она превращается в абсолютное, которому должна была служить когда-то. Несмотря на крайний номинализм* Сартр выстраивает свою философию (на самом влиятельном ее этапе) в соответствии с логикой старой идеалистической дефиниции свободного, деятельного поступка (Tathandlung) субъекта. Для экзистенциализма, как и для Фихте, безразлична всякая объективность. Логично, что в произведениях Сартра общественные отношения и условия в любом случае являются

*Согласно правилам игры нерефлексивного Просвещения, гегелевская реституция реализма понятия была реакционной вплоть до провокационной защиты антологического доказательства бытия бога. Между тем ход истории узаконил свою антиноминалистическую ориентацию. В отличие от грубой схемы социологии знания Ше-лера, номинализм перешел в идеологию, для которой еще не существует двусмысленное Это (Das), которым охотно ублажает себя официальная наука, когда упоминаются неприятные сущности типа "класс", "идеология", а с недавних пор и "общество вообще". Отношение последовательно критической философии к номинализму неоднозначно, оно меняется исторически вместе с функцией скепсиса (см. М.Хоркхаймер. Монтень и функция скепсиса). Любой fundamentum in re понятий, приписываемых субъекту, это идеализм. С ним номинализм ссорится только в том случае, если идеализм выдвигает претензию на объективность. Понятие капиталистического общества не является flatus vocis.

Введение

55

актуальным приложением, структурно же - не более чем повод к действию. С позиции Сартра - позиции безобъективности, действие расценивается как иррациональное, как сама иррациональность, о которой, наверное, меньше всего думает уверенный в себе просветитель. Представление об абсолютной свободе решения столь же иллюзорно, как давнишняя идея абсолютного Я (Ich), которое порождает из себя мир. Минимального политического опыта хватит, чтобы заставить шататься кулисы, смоделированные как фон для выбора героев ситуации. Такое суверенное решение невозможно драматически постулировать в конкретных переплетениях истории. Полководец, который спонтанно и иррационально принимает решение избегать ужасов и мерзостей, испытанных им ранее в полной мере; полководец, который отказывается от осады уже полученного в результате предательства города и основывает утопическую общину в дикие времена анекдотически романтизированного немецкого ренессанса, моментально был бы если не убит взбунтовавшимися солдатами, то низложен стоящими над ним. Все это можно принять, только если признать, что Гетц - это символ; хвастливый, как Нестор Оло-ферн, истребивший население Лихтштадта и уразумевший свои свободные действия и использовавший в своих личных интересах народное движение -это прозрачный символический образ всех тех, борясь с которыми Сартр и разыгрывает тему абсолютной спонтанности. Абсолютный субъект не складывается из стечения обстоятельств; путы и оковы, которые он хотел бы разорвать, - это то же самое, что принцип абсолютной субъективности. К чести Сартра, все это находит выражение в его драме и оппонирует главному философскому произведению; пьесы лишь дезавуируют его философию, продавая ее в форме тезисов. Сумасбродства политического экзистанциализ-ма, как и фразеология его деполитизированного, немецкого варианта, имеет свое философское основание. Экзистенциализм возвышает неизбежное, наличное бытие человека до образа мыслей, который отдельный индивид должен выбрать, не определяя оснований своего выбора и не имея альтернативы другого выбора. Если экзистенциализм учит чему-то большему, чем эта тавтология, то это он делает при помощи для-себя-существующей субъективности, которая только и есть субстанциальное. Направления, желания которых выражено девизом латинского existere могли бы мобилизовать живой опыт против отчужденной, отдельной, частной науки. Из страха перед овеществлением они отступают перед содержательным, вещным. Вещное превращается в их руках в пример. То, что экзистенциалистские концепции понимают под εποχή, мстит им, когда, следуя философии решения и выбора, находит свою силу за спиной философии - в иррациональном. Мышление, очищенное от вещного и содержательного, ни в чем не превосходит частную беспонятийную (begriffslos) науку. Все версии экзистенциализма вторично впадают в формализм, с которым они как раз и враждуют во имя существен-

Введение

ной потребности философии. Плюс ко всему, экзистенциализм пополняется случайными заимствованиями, особенно из психологии. Намерения экзистенциализма, во всяком случае в его радикальной французской версии, могли бы реализоваться; но реализоваться не в удаленности от вещного, а в угрожающей близости к нему. Разделение на субъект и объект не снимается редукцией к человеческой сущности, даже если бы это была сущность абсолютной индивидуальности. Всюду, вплоть до идущего от Лукача марксизма, популярный сегодня вопрос о человеке является идеологическим; идеологическим потому, что он диктует чистую форму инвариантов возможного ответа - "это сама историчность". То, чем должен быть человек "в себе" (an sich), это всегда только то, чем он был: человек прикован к скалам своего прошлого. Но он не только то, чем он был и что он есть, но и то, чем он может стать; чтобы предугадать это, экзистенциализму не хватает определения. Группирующиеся вокруг экзистенции школы, в том числе крайне номиналистические, признают, что они не в состоянии познать отчуждение экзистенции, ее отвнешнения (Entäußerung), философствуя при помощи общих понятий о том, чего нет в понятии "человек", что противоположно ему, вместо того, чтобы вообразить, представить себе, а что же это такое - человек. Они иллюстрируют существование существующим.

Дата добавления: 2015-07-16