Х. Гражданская жизнь.

Нас стали вызывать по спискам и объявлять, кто где будет работать. Наша команда, состоящая из пятидесяти человек, ближайшим пригородным поездом поехала в город Челябинск, где нас встретил начальник отдела кадров Комбината промышленных предприятий №24 (КПП№24). Поселили нас в общежитии, которое находилось в клубе ПЧ-7 (путевая часть №7). Утром часть нашей группы направили на работу на строительство кинотеатра имени 30-летия ВЛКСМ, который строился недалеко от железнодорожного вокзала по улице имени Цвилинга, а другую часть - на строительство восьми квартирного жилого дома. Я попал на строительство жилого дома к прорабу Роговскому подсобником каменщика. Дом строили из шлакоблоков. Кассир привёз нам аванс по 200 рублей и выдал карточки на хлеб, мясо, рыбу и на крупы.

Вскоре мне пришла повестка с просьбой явиться в линейный отдел КГБ (Комитет Государственной Безопасности) при Южно-уральской железной дороге. В КГБ со мной беседовал младший лейтенант Кожевников, он расспрашивал где я родился и как прожил свою жизнь. Я подробно всё ему рассказал и между прочим сказал, что наш командир роты Петлин говорил, что за спасение жизни политрука в плену мне положена награда. Беседа шла спокойно до того момента, пока он не стал писать протокол. Когда дошло до того момента, как я попал в плен, он записал, что я сдался добровольно. Я стал возражать, я в плен в бою не сдавался и руки вверх не поднимал, а меня задержали как гражданского человека без документов. Он стал настаиваивать на своём, тогда я сказал, что такой протокол я не подпишу. Он стал кричать на меня и сказал: "Вы рассказываете, что командовали ротой, так какой же из вас командир, если вы оказались в плену, вы, как командир роты, должны были застрелиться!" Я в горячке сказал ему: "Вам хорошо рассуждать об этом, сидя за две тысячи километров от фронта, тут вы конечно никогда в плен не попадёте!"

Младший лейтенант покраснел, открыл стол, взял из стола пистолет и стал кричать, размахивая передо мной пистолетом: "А теперь расскажи, как и где ты выдал немцам политрука!" Я ответил: "Я вам рассказал всю правду, командир полка майор Нестеров и политрук Евлаков из Рославльского лагеря уехали с этапом военнопленных в офицерский лагерь, и я больше о них ничего не знаю". "Так я тебе и поверил" - ответил он - "Ты лучше расскажи правду, чтобы не тратить время на их розыск". "Я рассказал чистую правду, другого я ничего о них не знаю, поэтому и рассказать больше ничего не могу". Так он кричал на меня и размахивал передо мной своим пистолетом с десяти утра и до пяти вечера. Я был подавлен и от несправедливости заплакал навзрыд, как ребёнок, потом немного успокоившись сказал младшему лейтенанту: "Такой несправедливости я не могу вынести, я вам говорю всю правду, а вы мне не верите, мои родственники ещё не знают жив я или нет, а вы мне приписываете то, что я не делал!" - и снова заплакал. Он продолжал делать язвительные замечания в мой адрес, тогда я сказал: "Если вы считаете, что я виноват, то расстреляйте меня, такова моя доля". "Расстрелять тебя мы всегда успеем" - ответил он - "Только ты сначала расскажи как и где был расстрелян политрук". "Я вам рассказал всё, что знаю, больше ничего рассказать не могу" - мне стало очень обидно и я вновь заплакал и подумал, что наверно ночью меня расстреляют. Кожевников бесился и продолжал требовать показаний о выдаче политрука. Я слушал его и плакал. Вдруг он кладёт в стол пистолет и уходит из комнаты. Я остался один и стал готовиться к смерти, подумал как хорошо, что не успел написать письмо домой, а то, ещё и родственников бы таскали на допросы. Так в раздумье и слезах я просидел примерно с пол часа. Вдруг двери открылись и вошли младший лейтенант и майор. Младший лейтенант говорит, обращаясь к майору: "Посмотрите на этого экземпляра, выдал немцам политрука и говорит, что ничего не знает". Я снова заплакал. Майор спросил: "Вы действительно ничего не знаете о политруке?" Я сказал сквозь слёзы: "Вы мне не верите, а я всю правду рассказал, всё, что знаю, младший лейтенант несколько раз говорил, что меня расстреляют, пожалуйста, не мучайте меня, а выполняйте принятое решение, если не верите мне" - и снова заплакал. Майор задал мне ещё несколько вопросов, но я сказал, что всё я уже рассказал младшему лейтенанту. Он взял протокол со стола и стал читать, а я продолжал плакать. Закончив читать, он спросил у меня: "Чего ты плачешь?" Я ответил: "Обидно, на фронте не погиб, вынес все тяготы плена, унижался немцами за то, что не пошёл служить во Власовскую армию, был сослан в Норвегию, а теперь дома, на Родине, жду своей бесславной смерти". Майор спросил: "Почему Вы решили, что мы хотим вас расстрелять?" "Младший лейтенант раз десять это повторил" - ответил я. Майор посмотрел на младшего лейтенанта, тот вышел из комнаты. Я сказал: "Там в столе лежит пистолет, которым он мне угрожал". Майор сел за стол и сказал: "Успокойтесь и расскажите всё подробно". Я снова рассказал всю свою биографию. Он задал мне несколько уточняющих вопросов, а потом взял мою повестку, что-то в ней написал и подал мне: "Можете идти. Мы вас вызовем, если потребуетесь". Я спросил: "Куда мне идти?" Он удивлённо посмотрел на меня и сказал: "Домой".

Так началась моя новая жизнь, которая продолжалась десятки лет, в качестве подозреваемого человека. Когда я вернулся в общежитие, ребята сразу заметили моё состояние и спросили в чём дело. Я им всё рассказал, и Царёв сделал вывод: "Дурак ты! Чем больше ты им рассказываешь, тем больше они к тебе придираются!"

Дата добавления: 2015-07-16