ЮГ ТАХО, МАЙ 1937 ГОДА

7 мая Рохо вызвал меня в штаб и сообщил о только что поступивших тревожных сведениях из сектора Юг Тахо, где противник, начав наступление, прорвал фронт и, очевидно, намеревается выйти к Темблеке. Рассказав о наших силах в этом секторе и о том, что командую­щим фронтом назначен полковник Мена, Рохо приказал мне направить туда мою дивизию, а самому срочно ехать в Мора представиться Мена и получить от него указания.

В полночь я встретился с Мена. Он не располагал никакими дополнительными сведениями о положении на фронте. Подождав прибытия первых частей дивизии, я отправился с ними к линии фронта. Деревня Гальвес встретила нас безмолвием. Мы постучали в несколько

дверей, но нам никто не ответил. Наконец один из жите­лей выглянул в окно и показал, где находится военная комендатура. По меньшей мере десять минут колотили мы палкой в дверь, пока наконец появился одетый в рубаху с внушительными усами человек и грубо спро­сил, что нам нужно. На вопрос, где военный комендант, он ответил, что это он и есть, назвал свое имя и зва­ние — капитан. Как только я ему представился, он мгновенно переменился. Свою грубость он объяснил тем, что я лишь в кожаной тужурке, без головного убора и знаков различия. Мы спросили его об обста­новке на фронте. Он ответил, что, по его мнению, осо­бых изменений нет. На вопрос, почему крестьяне не отзываются на стук в дверь, а единственный из них, вы­глянувший в окно, смотрел на нас со страхом, комен­дант заявил, что все они реакционеры. Мы попросили его найти кого-либо из гражданских властей. Спустя не­много времени в комендатуре появился алькальд, пред­седатель муниципального совета. Вместе с ним Альва­рес и я отправились в муниципалитет и там объяснили, кто мы, какова наша миссия; высказали удивление по поводу недоверия, с которым нас встретили, и попро­сили рассказать о положении на фронте, добавив, что он вполне может на нас положиться.

Алькальда звали Леонсио Мартин. Он был членом левой республиканской партии. Смело и откровенно алькальд рассказал о бесчинствах, творимых военным комендантом и другими командирами действующих на этом фронте частей по отношению к крестьянам. Они заставляют их работать за мизерную плату; реквизи­руют урожай и скот, покровительствуют касикам и фашистам, преследуют и сажают в тюрьмы антифа­шистов и т. д. Десятки семей перешли в лагерь противника, чтобы избежать преследований. Пока мы разговаривали с алькальдом, пришли другие члены муниципалитета, подтвердившие все, о чем говорил их председатель.

Мы попросили созвать народ. Когда крестьяне собра­лись на площади и алькальд представил нас, Альварес ия объяснили им, что мы их защитники и заверяем, что отныне они могут спокойно заниматься своими хозяй­ственными делами, ибо в деревне будет обеспечен рес­публиканский порядок и наказаны все нарушающие его.

После короткой остановки в Гальвесе мы продол­жили свой путь. Только миновав Полан и Гуадамур, нам удалось получить более или менее точную информацию о положении на фронте. Суммируя различные сведения, мы пришли к выводу, что противник проводил опера­цию местного значения с целью прощупать нашу обо­рону и, не встретив сопротивления, продвинулся на несколько километров, достигнув двенадцатого кило­метра шоссе Толедо — Полан на севере Гуадамура, и занял деревню Архес. Из-за больших расстояний между различными штабами фронта к тому времени, когда сведения дошли до Мадрида, эта местная опера­ция превратилась в общее наступление противника в данном районе.

В тот же день, 8 мая, мы с ходу перешли в атаку, ко­торая явилась полной неожиданностью для противника и вызвала в его лагере всеобщую панику. Противник бросил все имевшиеся у него резервы на этот участок и стал подтягивать силы с других, предполагая, что мы начали наступление на Толедо. Через неделю напряжен­ных боев, передвинув наши линии вперед на семь кило­метров, отвоевав деревню Архес и уничтожив два ма­рокканских табора, три бандеры Иностранного легиона и другие части, мы закончили боевые действия. На смену нашим частям пришли другие.

Наши потери были невелики. У нас убили капитана Мануэля Алмейда и лейтенанта Дионисио Родригеса. Возглавляемые ими подразделения уничтожили более роты противника и захватили шесть пулеметов.

Среди множества эпизодов, происшедших во время этих боев, мне особенно вспоминаются два. В самом на­чале нашего наступления я увидел со своего командного пункта, как один парень с пулеметом на плече, обогнав танки, установил пулемет в нескольких метрах от вра­жеских окопов и начал стрелять по ним. Это был «Та-ленто». Никто не знал настоящих имени и фамилии этого огромного парня из галисийского батальона, кото­рого война застала в Кастилии на уборке урожая. Он давно уже приучил нас к подобным смелым вылазкам. На следующий день он принес мне в подарок ши­нель на меху одного из вражеских майоров, которого «скосил» своим пулеметом. А с ним «Таленто» не рас­ставался никогда. Вместе с 11-й дивизией действовал

1-й танковый батальон. Как и в предыдущих боях, тан­кисты прекрасно проявили себя. Капитан Хуан Барберо, командовавший приданными дивизии танками, несколько раз прошел по окопам противника, чтобы разрушить проволочные заграждения. Когда танк Барберо загорелся, он вывел его из-под обстрела, потушил огонь, а затем вновь бросился в бой.

Однако, по моему мнению, большее значение имели не военные действия, а политическая деятельность 11-й дивизии на этом фронте. Рассказанное о Гальвесе относится и ко всем остальным деревням, с населением которых мы устанавливали контакт. Страх, недоверие, беспокойство повсюду царили среди крестьян. Беседа с крестьянами Гальвеса дала нам возможность яснее пред­ставить причины этого недоверия и беспокойства. Жизнь крестьян, всех тружеников этих деревень абсолютно не соответствовала принципам, провозглашенным респуб­ликанской Испанией. Для них все еще не пробил час освобождения. Вместо старых господ-феодалов появи­лись новые с целой свитой мелких вассалов, навязы­вавших свои порядки тыловым деревням. В то время как съедаемые вшами солдаты находились в окопах, командиры и офицеры в своей блестящей форме разгу­ливали под руку с барышнями в тыловых деревнях, отстоявших на многие десятки километров от фронта.

Мора был наиболее крупным городом провинции То­ледо, входившим в зону Республики и в какой-то сте­пени являвшимся административным и политическим центром провинции. В нем расположился и штаб фронта. Его начальником был в прошлом капитан гвардиа сивиль Урибарри. Этот «кабальеро» вел себя как истин­ный сеньор-феодал. Это он отдавал приказы, поощрял и одобрял преступления, преследования и грабеж, о кото­рых нам говорили в Гальвесе и которые затем были подтверждены свидетельскими показаниями жителей и гражданских властей многих деревень, а также много­численными письменными заявлениями этих властей.

Штаб Урибарри представлял собой гнездо фашистов. Дочери фашистов и касиков были любовницами офице­ров штаба. В то же время антифашисты, члены коми­тета Народного фронта сидели в тюрьме. Больше всего наживался на грабежах и воровстве сам Урибарри. За время своего «царствования» на юге Тахо он отправил в

Валенсию произведений искусства на сумму в несколько миллионов песет, большое число вагонов с пшеницей и другими продуктами, награбленными у крестьян. Узнав постепенно обо всем этом, мы разработали план очистки сектора от всей нечисти и установления в нем респуб­ликанских законов и порядка.

С 12 по 25 мая мы провели в Полане, Гуадамуре, Гальвесе и Мора политические митинги при участии представителей этих населенных пунктов, а также де­легатов от рабочих мадридских заводов и фабрик, шеф­ствовавших над дивизией. Наш оркестр давал концерты, мы организовывали танцы, кино и т. п. Одновременно постепенно устанавливался республиканский порядок и закреплялись права народа.

В Полане задержали двух мужчин и женщину, ко­торые собирали продукты для укрывавшихся в посоль­стве Кубы фашистов. В грузовике под кубинским фла­гом обнаружили полторы тонны продуктов, солидную сумму денег и большое количество промышленных то­варов для обмена у крестьян. Поскольку это проис­ходило во фронтовой зоне, мы применили закон воен­ного времени, то есть не посчитались с дипломатиче­скими осложнениями.

18 мая было создано новое республиканское прави­тельство под председательством Негрина ¹. Известие об этом было встречено с большим воодушевлением командирами и солдатами. Одним из первых меро­приятий правительства явилось объединение военных министерств — военного, морского и авиационного — в одно: министерство национальной обороны во главе с Приэто. Это назначение не вызвало энтузиазма у бой­цов, ибо среди республиканцев был широко известен пессимизм Приэто в отношении исхода войны и его неверие в народную армию. Зато с ликованием было встречено назначение начальником Генерального штаба полковника Висенте Рохо.

Возвращаясь с фронта, мы прибыли 19 мая в Мора. Дивизию разместили в его окрестностях таким обра­зом, чтобы контролировать все выезды и въезды в де­ревни. Собрав воедино всю полученную нами от гражданских властей информацию, от которой волосы

________

¹ Один из видных деятелей социалистической партии. Ред.

становились дыбом, мы вызвали военного коменданта города. На наш вызов явился лейтенант, человек поло­жительный, назначенный на эту должность за не­сколько дней до нашего прибытия, после того как его предшественник счел более благоразумным оставить этот пост. Лейтенант не только подтвердил имевшиеся у нас факты, но сообщил дополнительные сведения, по­зволявшие составить более точную картину о создав­шемся положении. С его согласия (чтобы на него не пала ответственность за совершенные преступления) был назначен новый временный военный комендант го­рода. Первое, что он сделал,— это освободил узников-антифашистов и опубликовал приказ, в котором всем военным в течение нескольких часов предлагалось явиться в военную комендатуру. Часть из них явилась и была отправлена на фронт в свои части, остальные же, с драгоценностями и другими награбленными ими ценными вещами, попытались уйти вместе с фаши­стами, которым они покровительствовали, но были аре­стованы. Созданный нами трибунал приговорил 20 из них, повинных в наиболее тяжких преступлениях, к расстрелу. Начальнику штаба Урибарри и некоторым из его офицеров удалось бежать в Валенсию, где их не только не наказали, но спустя немного времени Приэто назначил Урибарри начальником СИМа (службы воен­ной информации). Позже, в разгар войны, Урибарри бежал за границу, прихватив с собой драгоценности, ва­люту и документы.

20 мая, на следующий день после принятых нами мер, мы созвали народ и объяснили, чем они вызваны. Народ с огромным энтузиазмом одобрил наши дейст­вия. В Мора мы оставались до 25 мая, а затем, устроив большой митинг, распрощались с ним. На этом митинге, в котором участвовали представители Народного фронта, Альварес и я, 11-я дивизия прошла церемо­ниальным маршем, провожаемая жителями города. Многие из них не могли скрыть слез, спрашивали, не будут ли восстановлены после нашего ухода старые порядки. Однако наши действия в тылу не всем приш­лись по вкусу. Анархистские газеты не упустили слу­чая выступить в защиту фашистов и их покровителей, утверждая, будто речь шла о членах НКТ. Из Вален­сии подал голос Урибарри, и штаб Центрального фрон­та

направил в Мора инспектора для выяснения всех обстоятельств дела. Но и мы не собирались молчать. На митинге в кинотеатре «Пардиньяс» в Мадриде я публично ответил анархистам, приведя конкретные факты о преступлениях защищаемых ими «антифран­кистов». Кроме того, дивизионная газета поместила 5 июля мое заявление.

Дата добавления: 2015-07-16