Тема творчества и судьбы творца

Своеобразие своей музы Лермонтов определяет уже в одном из своих ранних стихотворений - «Нет, я не Байрон, я другой…» ( 1832). В сравнении своей судьбы с судьбой английского поэта Лермонтов отмечает внутреннее родство с Байроном: оба поэта предстают в стихотворении как романтические странники, переживающие конфликт с толпой и с целым миром, которому они чужды и которым они «гонимы». Объединяет лирического героя Лермонтова с Байроном и позиция избранничества, с той лишь разницей, что Лермонтов еще «неведом» миру. Однако главное, что отличает героя Лермонтова, – его странник с «русскою душой», а значит, судьба его более трагична. Удел поэта – невысказанность его высоких и тайных дум. Глубоко понять поэта может только Бог и сам поэт. Таким образом, в стихотворении развиваются характерные для романтизма мотивы избранничества поэта, его «гонимости», отчужденности от толпы.

Мысль о высоком предназначении поэзии отражена в стихотворении Лермонтова «Поэт» («Отделкой золотой блистает мой кинжал») (1838). Поэту дана власть, которой «свет внимал в немом благоговенье», поэт способен силой огненных строк «воспламенять бойца для битвы», творчество призвано пробуждать душу, поднимать в ней все прекрасное, поэзия звучит, «как колокол на башне вечевой во дни торжеств и бед народных». Однако это стихотворение говорит и о другом – о драматизме такой пробуждающей и облагораживающей душу поэзии, потому что именно такая она неугодна, не нужна и даже опасна в «наш век изнеженный», в эпоху «безвременья» тридцатых годов 19 века. Стихотворение построено по принципу параллелизма: в первой части говорится о судьбе горского кинжала, который когда-то знал кипение битвы, а теперь превратился в «игрушку золотую», стал «бесславным и безвредным». «В наш век изнеженный не так ли ты, поэт, свое утратил назначенье», - с горечью начинает Лермонтов вторую часть стихотворения. «Осмеянный пророк» - именно так называет поэта Лермонтов:

Проснешься ль ты опять, осмеянный пророк?

Иль никогда, на голос мщенья

Из золотых ножон не вырвешь свой клинок,

Покрытый ржавчиной презренья?

Стихотворение Лермонтова «Пророк» (1841) становится своеобразным откликом, развернутой репликой в диалоге с пушкинским «Пророком». «Глаголом жечь сердца людей», - таково, по мнению Пушкина, назначение поэзии. Лермонтов не отрицает этого, однако показывает в своем стихотворении, какой может быть судьба поэта, избравшего путь пророка. Если у Пушкина пророк устремляется к людям, то лермонтовский герой лишь вдали от людей может остаться самим собой, обрести душевную гармонию:

Посыпал пеплом я главу,

Из городов бежал я, нищий,

И вот в пустыне я живу,

Как птицы, даром божьей пищи.

Пророку Лермонтова внемлет лишь мирная, не знающая людских пороков природа, «шумный град» же встречает его насмешками «самолюбивой» пошлости, не способной и не желающей понять и услышать «любви и правды чистые ученья». Толпе не нужны эти вечные истины, она чужда высокому, а потому «распинает» пророка на кресте своего презрения. Люди не хотят слышать правды о себе, поэтому пророк, который читал «в очах людей страницы злобы и порока», осмеян, изгнан, его слушают лишь звезды, «лучами радостно играя». Пророк обретает в пустыне новое измерение бытия – чувство сопричастности мирозданию, однако жестокой, дорогой ценой – ценой изгнания, отказа от проповеди «любви и правды» людям.

В лермонтовском пророке нет сверхчеловеческих свойств, придающих пророку Пушкина особое величие: поэт Лермонтова худ, бледен, одет в рубище, он «торопливо пробирается» через город, слыша за спиной оскорбительные возгласы. В ритмической организации стиха Пушкина, в его лексическом ряде, насыщенном славянизмами, чувствуется торжественная приподнятость – Лермонтов намеренно отказывается от этого. Слог Лермонтова, органично сочетающий черты библейского стиля (всеведенье, судия, посыпал пеплом я главу; как птицы, даром божьей пищи) и разговорные интонации, обнаруживает антагонизм, неслиянность двух миров – мира творческой личности и мира не принимающего ее высокую устремленность общества.

В стихотворении «Смерть поэта» (1837) Лермонтов с уверенностью говорит о неизбежности трагического исхода для творца. Трагичность существования Гения в чуждом ему обществе – такова основная тема стихотворения. Уход Поэта воспринимается Лермонтовым как личная утрата, чувство невосполнимости потери усиливается повтором слова «убит», сбивом ритма в этой строке, настроением боли и горечи, которым стихотворение начинается. В строке «судьбы свершился приговор» чувствуется горькая ирония: поэт оказался приговорен за то, что он Поэт, а значит, не такой, как все. В мире, где все высокое окружено ненавистью, всегда найдется тот, в чьей руке «не дрогнет пистолет». Творец обречен изначально, а его убийца лишь холодное, нерассуждающее орудие гибели «с пустым сердцем». Истинным убийцей поэта Лермонтов называет «свет завистливый и душный», где поэт не смог выжить, уцелеть, где был обречен изначально. «Сердце вольное и пламенные страсти» были опасны и чужды в мире тех, кто «жадною толпой стоит у трона».

Дата добавления: 2015-07-16