А люди едут со всех концов. Две тысячи лет мы их жда­ли, они к нам бесконечно едут со Своими силами.».

Рассказывает Александр Семенов, методист по лечеб­ной физкультуре, г. Славяногорск Донецкой области:

«Я учился в Белгородском пединституте на факультете физического воспитания. Занимался спортом, но периодиче­ски болел простудными заболеваниями, а на последнем курсе получил осложнение на сердце. Лечился в физдиспансере, травами, по системе Брэгга, занимался восточными едино­борствами, но положительного результата и удовлетворе­ния не было. Я чувствовал, что чего-то главного в этих си­стемах и способах лечения нет. И вот, в марте 1982 года один мой однокурсник дал мне журнал «Огонек», сказав при этом: «Есть интересная для тебя статья — «Эксперимент длиною в полвека». Прочитав ее, я загорелся желанием встретиться с этим человеком — П. К. Ивановым. Почему-то была уверенность в том, что он знает какую-то тайну, раз он смог добиться таких результатов. В тот же вечер я написал письмо на хутор Верхний Кондрючий. Через неделю приходит ответ: «Деточка, пока не принимаю. Жду, свыше будет команда, буду принимать. Желаю счастья, здоровья хорошего. 1982г., 12 марта. Учитель». Я не понял, кто это «свыше» не разрешает: то ли Бог, то ли власти, и написал второе, более настойчивое письмо, о том, что ждать мне некогда, так как скоро идти в армию. В апреле получаю второе письмо: «Детка, возьми справку о том, что ты идешь в армию и сейчас немедля приезжай. Я тебя научу, что делать, чтобы тебе стало хорошо. Желаю счастья, здо­ровья хорошего. 1982 года 30 марта Учитель».

Я не знал, куда ехать и как. Расспросил ребят с Украи­ны, одному своему товарищу сказал, где я буду. Если через 4 дня не вернусь — ищите по этому адресу. Поездка была тя­желая, в поезде было много людей, места сидячие, и всю ночь почти я не спал. Днем в субботу я был на хуторе. До этого купил в магазине банку меда, орехов, думая, что Ива­нов питается, как Брэгг. Подошел к дому, открыл калитку. Во дворе сидела пожилая женщина и чистила картошку. Это была В. Л. Сухаревская. «Ты кто, и зачем приехал?» — спросила она, посмотрев на меня глубоким проницательным взглядом. Я объяснил, что писал письмо и получил приглаше­ние приехать. «Проходи в дом, Учитель там». Я вошел в дом и попал прямо в спальню. Порфирий Корнеевич лежал на кровати и, видимо, спал. Он был укрыт одеялом, а ноги по колено были открыты. Я несколько минут стоял, не решаясь будить, и в то же время рассматривал его. Ноги были заго­релые, бронзовые и блестели, белые волосы оттеняли загоре­лые плечи. Я подумал; «Где же он успел так загореть?» Бы­ло 10 апреля и еще лежал снег. «Буду этим заниматься», — решил я: уж очень мне понравился его внешний вид. Я несколько раз кашлянул, потом сказал: «Здравствуйте». Порфирий Корнеевич встал и спросил, зачем я приехал. Я ему все объяснил. Он спрашивал, откуда я, чем занимаюсь, комсомолец ли я. Я ответил, что учусь в институте и яв­ляюсь членом комсомольской организации. Порфирий Корнее­вич похвалил меня за то, что я комсомолец и попросил назы­вать его «Учитель». Вскоре зашла Валентина Леонтьевна, Учитель предложил ей: «Давай мы его примем». Валентина Леонтьевна сказала, чтобы я раздевался. Не имея ни малей­шего понятия, что со мной будут делать, я разделся. Учи­тель взял меня за руки и «принял», как всех, после этого вывел на улицу, взял ведро с водой и начал медленно выли­вать его мне на голову. На улице было около 5 градусов мо­роза. Потом было второе ведро, и после этого стало тепло. Я зашел в дом. Валентина Леонтьевна положила меня на пол и начала делать массаж. Я не говорил, что у меня бо­лит, но она определила мой бронхит, про сердце я сказал сам. Массаж был оригинальный, не такой, какому нас учили в институте. После массажа Учитель посоветовал бегать с открытой грудью и босиком, а во время бега мысленно смотреть себе на сердце, 2 раза купаться в холодной воде, в субботу не кушать до 12 часов воскресенья, не пить и не курить, здороваться с людьми, найти нуждающегося, дать ему 50 копеек и при этом про себя сказать, что даю эти деньги, чтобы не болеть. Во всех своих делах просить Учи­теля. Последнее больше всего мне понравилось, так как этого не было ни в одной из тех систем, которыми я зани­мался. Я нашел себе помощника в жизни. Потом я задавал Учителю вопросы. Он объяснял, что кушать можно все про­дукты, не делить на хорошие и плохие, одеваться — как позволяют финансовые возможности. Учитель ушел гулять, а я открыл его тетрадь, которая лежала на столе, но практически ничего там не понял: почерк был неразборчи­вый. Учитель писал тетради только стоя. Была суббота, меня спросит, буду ли я есть. Я ответил, что буду, как все, голодать до 12 часов воскресенья. На следующий день в12часов мы сели кушать. За столом сидел Учитель, я и еще четверо. Я думал, что подадут что-то особенное. Но к моему удивлению Валентина Леонтьевна подала украинский борщ, очень жирный и перченый. На второе были котлеты с гречкой и компот. После еды пели Гимн. В этот день мне нужно рыло уезжать. Расставались очень тепло. Валентина Леонтьевна на дорогу дала пирогов и сказала, что двери этого дома всегда открыты. Выйдя за калитку, я понял, что был в каком-то другом мире, где было спокойно, легко и на все вопросы были ответы. Обратный путь прошел легко и удачно.

Через некоторое время я получил письмо, в котором бы­ла «Детка» и внизу от руки дописано: «Прочти книгу В. Черкасова «Сотвори добро» и приглашение приехать. Я с радостью поехал. По приезде Учитель меня спросил: «От чего у тебя тело загорелое - от солнца или от мороза?» Я. сказал, что от солнца. Учитель, огорчившись ответом, сказал: «А у меня такое тело от мороза становится». Ва­лентина Леонтьевна собираюсь класть печку в летней кух­не, и Учитель попросил меня остаться помочь, так как больше никого не было. Я с удовольствием носил кирпичи, а Валентина Леонтьевна клала. В это время произошел инте­ресный для меня случай. Я очень хотел попасть служить в десантные войска. Прыгал три раза с парашютом, комис­сию прошел и решил попросить Учителя, чтобы он мне по­мог. Учитель сурово сказал: «Не стремись туда — ты там сгоришь». Я не послушался и в дальнейшем все сделал, чтобы попасть в десант. Но наш эшелон призывников задержали в связи со смертью Л. И. Брежнева, и мы все вместо ВДВ попал в танковые войска.

Были большие проблемы в армии в связи с занятиями си­стемой. Замполит несколько раз вызывал, ему хотелось уз­нать, почему я не кушаю в субботу, когда солдат вечно го­лодный, выбегаю на снег босиком, хотя и так холодно в ка­зарме. Ему казалось, что я специально хочу заболеть и не служить. Долго я ему говорил про Суворова и т. д., но ниче­го не помогало. Я написал письмо Учителю. Он ответил так: «Саша! Ты знаешь, что военная часть это есть закон. Но твое дело одно знать меня и просить меня во всех своих действиях. Не бросай, а делай...»

Я с душой и сердцем просил Учителя, так как очень мне не хотелось бросать это дело. И вот однажды в разговоре с замполитом проскользнуло: «Может быть ты - йог?» — «Если вам так удобно, пусть будет так», — ответил я. И. найдя для меня место, все успокоились, назвав меня «йогом». Через некоторое время начал заниматься еще один парень — Володя. Он написал Учителю письмо. Через две недели полу­чил ответ и фото Учителя. Мы вместе писали еще письмо Учителю, и на все он нам отвечал. В апреле на наши письма мы получит ответ от В. Л. Сухаревской:

«Саша, деточка, спасибо. Если знаешь и веришь, не от­ступай, делай все — плохо не будет. Учитель ушел телом, а духом всегда с нами. Желаю счастья, здоровья хорошего. Ва­лентина».

Некоторое время я не понимал, кого же просить, а по­том по-прежнему просил Учителя и получал от него по­мощь. Сейчас, по прошествии времени, могу сделать вывод, что помощь была очень ощутимая...»

После опубликования статьи в «Огоньке» на хуторе побывало столько народу, сколько не было за все время существования Дома Учителя. Люди ехали и ехали, старые и молодые, больные и здоровые. Учитель по-прежнему много принимал, хотя сил у него оставалось уже совсем мало. Все чаще он просил Валентину Леонтьевну облить, промассировать и даже принять человека, все больше делал и делал доверял ей. Сам он старался и последние месяцы шибче говорить с людьми, давал советы, рассказывал случай из своей жизни.

Рассказывает Наталья Васильевна Мельникова, инженер, г. Москва;

«Я узнала об Учителе на лекции Э. К. Наумова в нашем Кино-фотоинтитуте, НИКФе, где я работала. Он расска­зывал про всякие чудеса, про эсктрасенсов, про телепатию, телекинез. Самое главное, что Эдуард Константинович по-казал киноролик, - со всего экрана на меня глянуло лицо Учителя, я увидела белые распущенные волосы, седую бороду и голубые смеющиеся глаза. И этот кадр стоял несколько секунд. Когда я увидела его, что-то у меня в душе всколых­нулось. И я захлюпала, и вслед за мной весь наш НИКФин-ский зал. А Эдуард Константинович говорит: «Вы так хо­рошо принимаете Учителя. Я вот скоро еду к нему на хутор и ваши аплодисменты ему непременно передам». А я думаю: «Едет на хутор, едет к этому самому Учителю!» Когда я увидела эти кадры, я была потрясена, потому что до mod поры я такой была «зяблик», я так кутались, и, тем не ме­нее, меня преследовали ангины, насморки - без конца. А тут я думаю: «Ничего себе, пожилой человек идет босиком по снегу!» Но кроме простуд в 1978 году я перенесла тяжелейший полиартрит, который в очень короткое время поразил все мои суставы, от пальцев ног до челюстей, так что я даже рот не могла открыть, чтобы яблоко съесть. Были поражены все суставы и, конечно же, позвоночник. Пробо­лев 9 месяцев, вышла ни работу, но до здоровья было очень-очень далеко. И вдруг на этой лекции, спустя полтори годи, я слышу об Учителе, вижу эти кадры и думаю: «Эдуард Константинович едет на хутор, вот бы мне туда!» И, пре­одолев свою робость и смущение, я подошла к нему и говорю: «А нельзя 'ли мне туда поехать?» А он говорит: «Нет, ни хуторе сейчас запрет; туда не пускают». И он дал мне ад­рес Нины Дмитриевны Ананьевой, от которой я узнала о пяти правилах. Я как узнала, сразу пришла домой и обли­лась. А Нина Дмитриевна мне говорит: «Смотри, как хоро­шо, ты как только услышала об Учителе, сразу стала заниматься, ты ему напиши». Я говорю: «Да что вы, как же я напишу, разве ему это интересно?» Она говорит: «Да, ин­тересно». И я, действительно, написала. Написала о том, как я на даче выходила обливаться на природу, что когда осенью переехала в Москву, мне не захотелось обливаться в ванной, захотелось по-прежнему на природе и т. д. И вот так я писала Учителю, и он мне кратко отвечал. И потом, вдруг, в конце февраля 1982 года я получаю от Учителя письмо: «Наташа, деточка, если хочешь, приезжай».

И вот мы приезжаем, входим во двор, а нам говорят: «А Учитель в Доме». Понятно, с каким трепетом я переступила порог этого Дома. Захожу в комнату, а Учитель стоит у окна, опершись рукою о стол. И тут я увидела воочию это бронзовое тело, эти белые распущенные волосы, эту седую бороду и почувствовала на себе взгляд Учителя. Но какой это был взгляд! Его глаза проникали мне в самую душу, та­кое было впечатление, что он видит меня насквозь. Я под его взглядом, как под рентгеном — смотрю на него и никуда не могу даже глаз отвести. И под этим взглядом я поняла, что этому Человеку про меня все известно: и как я маму обижала, и как я на детей кричала... На меня нахлынул та­кой поток чувств, слезы брызнули у меня из глаз мгновенно. А он говорит: «Ну что ж ты плачешь, деточка? Не плачь, не надо плакать!» - «Да я плачу от счастья. Учитель, что к тебе приехала!» - «Ну, не плачь, деточка, я тебя завтра приму». Через некоторое время он мне говорит: «Ну, Ната­ша, деточка, у тебя ведь муж есть и дети. Вот теперь ко мне своих мужчин привози». А я говорю: «Ой, не знаю, Учи­тель, детей, может

быть, и привезу, а уж мужа - никак». Учитель говорит: «Ну что ж так?» Я отвечаю: «Ведь он у меня партийный». Учитель засмеялся и говорит: «А что ж, Учитель против партии?»

Я очень робела перед Учителем, поскольку чувствовала, что это кто-то совершенно необыкновенный. У меня и были вопросы, но я отважилась только на один. Я спросила: «Был такой австрийский пастор, Себастьян Кнейп, он написал книжку «Мое водолечение». Он лечил свою паству не только постом и молитвой, но еще и холодной водой. Вот, как ты считаешь, как его система?» Я в то время очень увлекалась Кнейпом. Учитель ответил: «Хорошая система, но наша универсальнее».

Вот что меня еще поразило в первый приезд. Там была Анна Петровна Гришина, которая, несмотря на запреты, всегда проникала на хутор, старалась не оставлять Учите­ля в изоляции, рассказывать ему все московские события. Учитель лежал, а Анна Петровна читала ему статью «Экперимент длиною в полвека» в журнале «Огонек». Это была первая статья, первый информационный прорыв, и она была так дорога Учителю, что он все время просил, чтобы ему ее почитали.

Как-то летом 1982 года Учитель приехал в Москву, на день рождения Э. К. Наумова, а я об этом узнала уже тог­да, когда он уезжал. Сразу помчалась на Казанский вокзал. Когда я приехала туда, Учителя еще не было. Смотрю: сто­ит небольшая группа людей у вагона, ждут. Через некото­рое время вижу, как по перрону идет Учитель в своей всег­дашней одежде - в трусах, справа и слева от него идут две женщины, а сзади - Валентина Леонтьевна... Учитель при­близился, поздоровался с людьми, потом подошел к провод­нице, тоже поздоровался. Она на него доброжелательно по­смотрела, улыбнулась, проверила билеты, и они вошли в по­езд. Учитель сразу подошел к окну, оно было приоткрыто, он высунул голову и одну руку, вначале немного. И все его обступили, каждому хотелось хоть за пальчик подержать­ся, все хватали эту руку, а Учитель долгим внимательным взглядом оглядывал нас. В толпе стоял один парень, и у него на руках был грудной ребенок. Мы ждали Учителя полчаса или минут сорок, и все это время ребенок молчал, как ангел. И как только поезд тронулся, этот ребенок горько запла­кал...»

В день 85-летия Учителя 20 февраля 1983 года собра­лось 150—200 человек. Для того времени это было очень много. Перед этим Учитель отправил во многие города письма с приглашением приехать на праздник. После со­вместных бесед, обливания у нижнего колодца, место для которого указал незадолго до этого сам Учитель, все собра­лись в Доме. Учитель принимал поздравления. Они сто­яли рядом - Учитель и, по правую руку от него, Валентина Леонтьевна. Люди по очереди подходили, желали ему здоровья и целовали его.

В Доме в этот день были самые разные люди, в том числе парапсихологи и ученые. Одни делали «йоговские» упражнения, другие демонстрировали свои феноменаль­ные способности, третьи философствовали на отвлечен­ные темы. Учитель никому из них не делал замечаний.

Москвичка Антонина Владимировна Токарева вспо­минает, что почти всем уезжающим давали на дорогу по буханке хлеба. А она подошла и спросила: «Учитель, а на 25 апреля ты нас соберешь здесь?» «Раньше соберу», - ответил Учитель. Что означало «раньше» — никто не по­нимал.

Рассказывает Н. В. Мельникова:

«Это была моя последняя встреча с Учителем. Поехали мы, москвичи, в количестве десяти человек. Приехали на хутор второго апреля 1983 года, за восемь дней до ухода Учителя. Мы тогда об этом и подозревать не могли. В при­роде были такая благодать, — солнце, теплынь, цветут яблони, вишни... Красота необыкновенная. Заходим во двор, а Учитель стоит на крыльце, как будто он нас ждал. Мы робко проговорили:

- Здравствуй, Учитель! А он отвечает:

- Здравствуйте, деточки! Что это вы сегодня к нам сюда и о приезжали? У нас сейчас такая горячая пора, нужно копать, сажать...

Ой, Учитель, мы ведь все можем, можем копать, сажать.

- Ну, хорошо, деточки, раздевайтесь, бегите к нижнему колодцу, обливайтесь и приходите.

Мы стояли, и я все время чувствовала дистанцию, ни­когда я не могли к Учителю близко подойти, очень робела, да и все люди, которые со мною были, тоже не могли. Един­ственная Надя Быкова отделилась, подошла к Учителю, поцеловала его.

Когда мы облились, вышли во двор — и давай копать. Вдруг, спиною чувствую, что на меня кто-то смотрит. Поворачиваюсь, а буквально в трех или в пяти шагах от меня стоит Учитель, да так на меня смотрит, как ни до того, ни после того ни меня никто в жизни не смотрел. В этом взгляде было столько любви, ласки и доброты, что я под ним просто онемела. Я даже не знала, что мне и делать. Копать или не копать, сажать или не сажать. Я застыла на месте. И нельзя его передать, этот взгляд, которым Учитель меня одарил. Я, наверное, с собой его унесу.

Среди нас была женщина с трехлетним мальчиком, Сашкой. А Сашка этот великолепно обливался, он так ра­довался воде — вот ему нравилось, и он от радости в этой лужице плясал. И Учитель этому очень радовался, говорил:

«Ай да Сашка, ай да молодец! В историю вошел!» И этот Сашка был какой-то весь шелудивый. Экзема, видимо. Вся мордашка была в этом, ручки, ножки, и мама, конечно, уже давным-давно не давала ему шоколадных конфет. А тут Учитель берет из вазы конфетку и с улыбкой протягивает ему. Сашка берет эту конфету и взглядом то — на мать, то — на Учителя, то — на мать, то — на Учителя. А мать одобрительно кивает головой, мол, давай! Сашка разворачи­вает эту конфету — и съел. Учитель берет вторую конфет­ку, и со второй происходит то же самое. И третью кон­фетку он берет и говорит: «А можно, я сестренке своей отвезу?» Учитель улыбнулся и говорит: «Можно!»

В субботу нас всех Учитель принимал. Это был удиви­тельный прием, что-то непередаваемое. Потому что, во-первых, был в природе праздник. Солнце, ни единого облачка на небе, цветение, аромат. Благодать — и больше ничего. Райское место какое-то. Учитель берет это ведерко коло­дезной воды и, начиная с головы, медленно, осторожно, очень бережно выливает его на тебя. Струи тебя обволаки­вают, и ты этого ведра совершенно не ощущаешь — только истинное блаженство, какого до того у меня никогда не было. Потом Он берет тебя за руки и говорит: «Ну, повто­ряй за мной: «Дорогой Учитель, дай мне мое здоровье». И ты как дитя ему доверяешься и повторяешь: «Учитель, дай мне мое здоровье!» А потом Валентина Леонтьевна сделала всем массаж, как это полагается. В конце Учитель подарил нам всем по своей цветной фотографии и сказал: «Деточки, бе­регите, как зеницу ока». Он нас так ласково проводил, был с нами так нежен, ласков и добр. И никто, конечно, не знал, что через восемь дней мы приедем провожать Учителя в Его последний земной путь. Это было поразительно совершенно. До сих пор мне не верится, что так вот это произошло...»

* * *

Порфирий Корнеевич Иванов закончил свой земной путь 10 апреля 1983 года в возрасте 85 лет.

Рассказывает В. Д. Сухаревская:

«Поднял меня Учитель в четыре часа, хотя я и сама не спала — было очень тяжело Учителю. Я загодя объявила на­роду: «Учителю тяжело. Уезжайте». А тут он меня поднял и сказал: «Пойди и прими всех». Было их шесть человек. Я их приняла всех до единого.

Утром он сказа/т. «Я хочу борщика зеленого». Апрель ме­сяц, зелень только повылазила. Нащипала. Сварила борщику как раз на тарелочку. Он его покушал. Испекла яблочко, яблочко покушал. Через некоторое время говорит:

«Валентинушка, дай молочка». Принесла ему молочка. Съел. После этого говорит: «Как бы я хотел арбуза». Я говорю: «Учитель, у нас арбузы кислые, а у Таи (у моей приемной дочери) — есть, она солила поздно». Я скорей говорю Юре: «Юрочка, заведи машину, поехали до Тайки, привезем Учи­телю арбузов». Поехали туда.

Но до того, как мне ехать, Учитель встал с постели и сказал: «Валентина, сохрани мое тело, как зеницу глаза своего». Прошел по комнате, возвращается: «Ты слышишь? Сохрани мое тело, как зеницу глаза своего». Еще раз прошел, он мне так строго это сказал, что я и сегодня не могу это выбросить, так оно в мою душу вошло.

И вот я режу арбуз по маленькому кусочку и ему даю, режу — даю. Он почти пол-арбуза съел. Я гляжу, а он, как сидел, так и сваливается-сваливается. И ушел... Были сви­детелями его ухода - Анна Петровна Гришина и Настя Афонина.

Конечно, мы Его не схоронили. Уже в то время знали, что мы только тело Его хороним...»

Рассказывает Н. В. Мельникова;

«Мы приехали на хутор в четверг, часов в 12 дня. При­ехали, заходим во двор и видим: стоит скамейка, а на ска­мейке - гроб, обитый розовым. В гробу лежит Учитель, как ходил при жизни — в трусиках. Лежит под яблоней, лепест­ки падают ему на тело, и от прямых ярких солнечных лучей он загорожен был простынью. Когда мы подошли прощаться, я обратила внимание, что многие трогали Учителя за руки и за ноги, и я потрогала и была поражена, что руки и ноги Учителя были теплыми. А когда целовала его в лоб, то по­чувствовала от Учителя аромат. Вот это меня совсем по­разило. Валентина Леонтьевна по его завету обливала его дважды в день. И было такое впечатление, что Учитель просто спит.

Когда мы попрощались с Учителем, его понесли по Садо­вой и вдоль всего траурного шествия стояло луганское на­чальство. Оно удалилось только тогда, когда первые комья земли полетели на гроб. Очень было тягостное состояние, когда тело опустили и комья полетели... И вдруг я слышу голос Учителя: «Я хочу сказать о Природе, она ж наша Мать, она ж нас родила, она ж нас представила па белый свет, чтобы мы вот именно жили...» Это Э. К. Наумов под­нял магнитофон и включил запись...»

Тело Учителя похоронили на местном хуторском клад­бище, как это предписано обычаем, а его Дух остался там, где он был всегда — в Природе.

Учитель оставил нам свое учение, Гимн жизни и по­строенный для людей всего мира дом — Дом Учителя.

Дата добавления: 2015-07-19