ВТОРНИК, 10 октября 5 страница

Олег с усмешкой наблюдал за ним, а сам лишь крохотный кусочек мяса и осилил. На укоризненно-вопросительный взгляд гостя прореагировал соответственно:

— Ешь и не обращай внимания. Меня ж в отличие от тебя кормят врачи, давление каждый день измеряют, в рот заглядывают и в задницу — заботятся, одним словом. Переходи ко мне, и у тебя такой же режим будет. И печку эту, — он небрежно кивнул через плечо, — организуем. Не уговорил еще?

— Поглядим, — ответил Турецкий с набитым ртом. — Между прочим, ты, Олежка, извини мою наглость, я тебя от государственных-то дел не шибко сегодня отвлекаю?

Он лишь дернул щекой и махнул ладонью.

— Обойдутся. А дел, в том числе и государственных, у меня всегда хватает. Не бери в голову. Ешь, а я уж, так и быть, познакомлю тебя со своими наблюдениями… Я рад, что тебе нравится, наливай себе, я пока передохну немного… Ну, слушай…

Олеговы наблюдения были любопытными. Но еще большую ценность они имели по той причине, что автором их являлся ведущий советник Президента по борьбе с преступностью и коррупцией, начальник межведомственной комиссии при Совете безопасности. Об этом тоже стоило подумать. Не сразу, конечно, не сейчас, прямо тут, за столом, а после, на досуге. Подумать и сделать выводы. Какие? А это зависело от того, как Саша мыслил свою дальнейшую жизнь. Свою. Семьи. С кем планировал жить дальше — в каком окружении…

Итак, по убеждению Олега, весь мир сегодня захлестнула криминально-политическая волна, вызванная необходимостью экономического передела планетарного масштаба. Наша держава тоже не осталась в стороне от этого всемирного процесса. Семидесятилетняя власть партийно-государственного аппарата имела в своей основе все ту же мафиозную структуру с крестными отцами на вершине пирамиды. Не важно, кто ими были — Ленин, Сталин или Брежнев. Сперва шло накопление капитала, а теперь страна подошла к необходимости передела.

— Сам посмотри, — предложил Олег, — кто сейчас и у нас, и в других странах находится у руля? Кто держит в своих руках практически весь бизнес? Молодые люди не старше, скажем, тридцати. Называй их волками, львами, гиенами — кем хочешь, но у них в руках все рычаги мировой экономики. Следовательно — жизни. Да, их власть криминальна и по своему происхождению, и по образу действий. Но ведь тот же Мальтус не из пальца высосал свою теорию, а он утверждает, что в конце концов выстоит сильнейший, наиболее приспособленный, это если рассуждать примитивно о, так сказать, «естественном» регулировании численности народонаселения. Ты вообще, Саша, когда-нибудь на досуге, к примеру в отпуске, почитай этого священника, его «Опыт закона», очень интересно. Но суть, в конце концов, не в нем. Смею предложить тебе для дальнейшего размышления следующий постулат: мафия преступна, но она устанавливает в государстве порядок и стабильность. Ты бывал за границей не раз, значит, мог наблюдать. А я последние месяцы просто жил там, объездил полмира. Давай соединим наши знания. Ну, к примеру, Италия.

— Не пример, — возразил Турецкий. — Как раз там я и не был.

— Ой, да какая, в сущности, разница! Не мелочись. За бугром везде одинаково. Но наиболее разительный вариант я видел как раз в Италии. Я посетил два-три курортных приморских городка, где, мне сказали, вовсю орудует мафия. Тридцать процентов всей прибыли от отелей, ресторанов, казино, магазинов принадлежит ей, мафии. Дорого берут, скажешь? Зато, слушай, двери отелей и машин не запираются. Воровство отсутствует как таковое, а пришлых жуликов попросту убивают. На пляжах — чистота и порядок, живи, отдыхай вволю и ничего не бойся. Мафия обеспечивает твою безопасность. Правда, за это надо платить. А разве мы с тобой, Саша, всю жизнь не платили государству из своего кармана за то, что нам разрешалось не жить, нет, а просто существовать?! Так что же лучше? Я совсем не исключаю, что при том положении дел, которое складывается у нас, в России, ближайшее будущее — за мафией. Постоянные кровавые разборки, убийства банкиров, гибель банков-однодневок, все эти эмэмэмы и прочие пирамиды — пока только подходы, Саша, к главному пункту нашей программы: кто возьмет власть — старая партийно-государственная мафия или молодая, так называемая, постсоветская. Третье исключено. Поэтому, ты, конечно, как хочешь, но лично мои симпатии или, точнее… словом, называй это вынужденным выбором, на стороне последней. Первой мы уже накушались, а что касается второй, то тут возможны определенные соглашения. Даже на государственном уровне. Ты скажешь: страшноватенькая перспективка, да? Но ведь другой, Саша, может просто не оказаться. Вот о чем надо думать…

— Ты так просто рассуждаешь о кошмарных, по сути, вещах…

— Но ведь мафия — это прежде всего бизнес. Кровавый — да, но и упорядоченный. Этого же ты не станешь отрицать, надеюсь? Но еще важней — стабильность. Ее-то и не хватает нашему народу, нашему государству.

— М-да… Незавидные, однако, у тебя перспективы.

— Почему же — у меня? А у тебя, что, иные? А у государства?

— Наш спор, Олежка, в общем, беспредметный, поскольку, я считаю, у человека хватит ума противостоять…

— Да о каком человеке ты говоришь, Александр Борисович, следователь ты мой самый старший, да еще по особо важным делам? Идеал человека сегодня для всей нашей державы, всей, даже в старых ее границах, — не мореплаватель и плотник, а «новый русский», как во всем уже мире называют и чечню, и хохляндию, и нас, многогрешных, независимо от фамилии. А это кто? Тот, кто богат. Предприниматель это. Он и создает богатства, он и дает работу людям. Поэтому у него всегда будет в доме самое лучшее и современное, начиная с того же дома. Самая красивая машина, самая модная компания, куда все эти ваши современные таланты и классики из кожи лезут стремятся попасть. Вам, я имею в виду, конечно, не тебя, а рядового российского обывателя, никогда не понять философии дельца, предпринимателя, богатого человека. Он и пашет, как сто карпов, и «отрывается» так, что земля на уши становится. Ему все доступно, понимаешь? Ему не нужно мечтать, ибо он все и так имеет. Это, если помнишь, марксисты за нас мечтали. Человек без мечты, как кто там? А, птица без этих, без этих, без крыльев. А на хрена мне… ему, извини, крылья, если у него собственный самолет. Так что вот такие дела, старик. В нашей стране уже давно вовсю идет борьба не идеологий, а конкретных интересов. И на обочине ни тебе, ни мне не отсидеться. Все-таки я тебе настоятельно советую: брось ты все свои дела и катись в Германию. Отдохни там хорошенько со своими девчонками, приглядись, как люди живут. Как они привыкли жить, как общаются друг с другом. Нам ведь такая вежливость и не снилась. Такая человеческая предупредительность… Их мир, конечно, жесток, но, Саша, он предельно справедлив к личности. Мы говорим: человек — стадное животное. А они, видишь ли, этого не понимают. У них это случилось однажды, в тридцатых — сороковых годах, и с тех пор как отрезало. Накушались. А вот нам в этом смысле, особенно по части исторической памяти…

— Ну уж совсем-то до такой степени не надо бы… Ты, Олежка, на мир смотришь оттуда, откуда лично тебе удобно. И место это твое — опасное, неустойчивое, один ты там еще кое-как уместишься, а двоим уже и делать нечего. А коли так, никакая охрана не защитит. Вами зависть движет, а это поганое чувство. Впрочем, извини, я не прав, ваши — наши, все не то. Ладно, ты, я вижу, устал, кое-что ты для меня прояснил, и на том спасибо. А вот насчет самого лучшего, что может позволить себе богатый человек, о котором ты говорил, будет, пожалуй, нежелание подставлять ножку приятелю. Хоть какой он тебе приятель…

— Ах, вон ты еще о чем! — Олег загадочно сощурился. — Ну, во-первых, как ты сам только что заметил, никакой он мне не кореш, а бывший мамашин подчиненный, и, во-вторых, Таньке надоело с ним философию разводить. У нее на сегодня три основных задачи: скинуть наконец свой юридический, заиметь квартиру в Москве и всласть потрахаться. Последнее мы вчера устроили в полном объеме. Скажу, старик, без хвастовства: давно я за собой не замечал подобных подвигов… Но Танька! Это же тайфун! Пожар! Всемирный потоп! Она мне на своем диване там, в офисе, такое исполнила, что я ее в охапку и — сюда. Всю ночь не мог глаза сомкнуть. А он ей, представляешь, о раскрытых и нераскрытых убийствах или о чем-то еще… Не тем девушку заинтересовывать надо, как же вы не понимаете?

Саше стало очень неловко от сказанного Олегом, и он поморщился.

— Впрочем, как я понимаю, — по-своему оценил его гримасу Олег, — это все к тебе лично отношения не имеет. Она мне созналась, что Александр Борисович как раз вызвал у нее… ну как бы тебе сказать, вполне, что ли, конкретные чувства.

— Это как же понимать прикажете? — удивился Турецкий. — Вы что же, в перерывах между тайфунами и пожарами нас, грешных, обсуждали?

— Да нет, — с улыбкой пожал плечами Олег, — как-то так, само собой вышло… Она говорит, что ты на нее в прокуратуре так поглядел, что у нее под мышками вспотело. Так что, считаю, это делает тебе, Сашка, честь. А ты — сразу в обиду! Я ей говорю, если по-честному, скажи: дала б ему? — Еще как! А Грязнов — зануда, который на что-то рассчитывает на старости-то лет… В общем, я все сказал. Могу добавить последнее: с жильем я ей за послушание и прилежность помогу, это не вопрос. Соответственно, и службу подходящую подберу. Потому что подозреваю, что сотрудница она — никакая, а вот телка — высший класс. Я ей таким образом обеспечиваю внешнюю сторону бытия, а она за это будет очень стараться. Ну разве я не прав? Да она ж за этакую перспективу любое мое желание выполнит. И с удовольствием…

«Черт меня подери, — сказал себе Турецкий, — если я сейчас заявлю, что он не прав. Вот конкретный пример того, что богатенькие действительно, как заявил Олежка, имеют все самое лучшее — от шлюх до персональных тусовок Но ведь обидно. Да и Славка не поймет… Хотя теперь уже вряд ли у меня возникнет желание объясняться с ним по этому поводу…»

Турецкий ухмыльнулся своим мыслям и, увидев вопросительный взгляд Олега, касавшийся, вероятно, именно этой его ухмылки, неожиданно для себя сказал:

— Да в общем-то, если не держаться за некоторые свои принципы, цена которым, как я замечаю, в нашем мире невелика, кувыркалась бы Татьяна не под тобой, хороший мой, а подо мной…

Олег даже подскочил на стуле! А рухнув обратно, захохотал.

— Родной ты мой! — Кажется, он даже прослезился. — Ну надо же! Вот это оторвал номер! Ай, молодец! Нет, Саш, честное слово, ты мне просто позарез нужен, переходи, мы сработаемся!

Ну вот, покивал Турецкий, будто китайский болванчик, тут она и вся философия… Нехорошее чувство это — зависть. Однако вина выпито достаточно, мясо съедено, пора гостям, как говорится, и честь знать… Саша отодвинул тяжелый стул, поднялся, показывая, что с пищей на сегодня покончено. Олег поднялся тоже и предложил показать квартиру. Соблазн был, конечно, велик: поглядеть, как живут эти «новые русские», к которым Олег несомненно принадлежал, но Саша вдруг почувствовал снова острый приступ ревности: это ж что, разглядывать лежбище, на котором Татьяна показывала этому мальчишке высший класс?! Да пошел бы он…

Жестом Турецкий отклонил соблазнительное предложение. Олег двусмысленно хмыкнул:

— Зря, может пригодиться… Впрочем, время есть.

Какое время, Саша не понял, но переспрашивать не стал.

— Кстати, — Олег ткнул пальцем в свою чудо-печь, — мы так и не договорились по поводу этого комбайна. Если ты или твоя Ирка захотите такую же, нет ничего проще. Знаешь, кто мне ее обеспечил? А я тебе, если помнишь, рассказывал об одном нашем высшем руководителе, что дом себе в центре Лондона купил. Так вот, он самый. Он у меня некоторым образом в серьезных должниках ходит. Соображаешь, какую мы с тобой силу имеем, учитель ты мой и друг ненаглядный? Не забывай об этом и по возможности не пренебрегай моими советами… Ты что, уже спать хочешь?

— Да пора, я думаю, — отер глаза ладонью Саша.

— Нет, милый мой, — активно возразил Олег, — давай уж друг друга будем, хотя бы в крайних ситуациях, слушаться. Я ж вчера послушался? Правда, ты больше на материнские чувства давил, но все равно. А сегодня давай-ка уж ты меня…

— Да ты ж сразу и удрал!

— Не сразу, — заметил Олег, — а когда маленько проспался. Это не одно и то же. А ты сегодня взял на грудь предостаточно, поэтому… предлагаю…

— Олежка, тут ведь ехать-то два шага, и те огородами.

— Не уговаривай, все равно не отпущу.

— Но мне же надо, — упрямо стоял на своем Турецкий. Он прошел в прихожую и демонстративно взял с подзеркальника свою тощую папку-портфель.

Олег тут же заявил, что о деле-то они как раз и не поговорили толком, и поинтересовался, чем Турецкий на сей раз обогатился. Саша вынул из портфеля конверт с двумя фотороботами, достал тот, на котором была изображена физиономия с усиками, и объяснил Олегу, откуда фотик появился у следствия. Олег слушал рассеянно, вертел фотографию, разглядывая ее под разными углами зрения, приближая к себе и, наоборот, отстраняя, хмыкнул и вернул Саше.

— Да-а… Здесь, конечно, навалом информации… Так это тот самый таксист, о котором ты рассказывал? Действительно, глаз-ватерпас. С таким роботом можно выходить прямо на Калининский проспект и брать каждого второго… в том числе и меня. По-моему, у матери должна была сохраниться моя студенческая фотография, попроси и посмотри: один к одному. Только я тогда усов не носил. Ну что ж, значит, этот вот тип — один из твоих киллеров?

Саша обреченно вздохнул, а Олег — вот же зараза какая! — нагло и совершенно издевательски расхохотался. Глядя на него, не выдержал и Турецкий. Так они и стояли в прихожей и ржали, как молодые жеребцы, пока их не прервал переливчатый дверной звонок.

В дверь вошла Татьяна. Но какая! Она не вошла, а будто бы торжественно спустилась с подиума Дома моделей.

— А вот тебе и мой сюрприз! — радостно заявил Олег, но было непонятно, к кому обращены его слова и для кого готовился сюрприз. Наверно, он решил, что такая двусмысленность даже чем-то хороша — пусть каждый отнесет удовольствие на свой счет.

Турецкий растерялся. Пока все разговоры по поводу Татьяны носили скорее абстрактный характер, но теперь все становилось с ног на уши и их досужая болтовня приобретала черты какого-то подвоха. Но тогда Олегу-то зачем же нужно было выставлять перед Сашей всю бесцеремонность своих взаимоотношений с этой женщиной? Очень напоминает элементарную провокацию…

Олег между тем быстро и ловко снял с Татьяны ее «эротичный», как он заметил по ходу дела, плащ и, слегка шлепнув ее по попке, отправил на кухню, крикнув вдогонку, что она сама знает где что и учить ее не надо. После чего зашептал почти на ухо Турецкому:

— Ну что ты на меня смотришь, балда ты этакая? — Я ж говорил тебе, она сама знает, что ей нужно. Тебя я никуда сегодня не отпущу, а вот у меня, в свою очередь, есть очень важное дело. Сейчас должен позвонить мой шофер и отвезти меня… впрочем, это не важно. Ты сегодня имеешь полное моральное право делать все, что тебе угодно: можешь надраться до потери пульса, можешь Танькой заняться, а она, как я говорил, совсем не против, словом, чувствуй себя здесь хозяином. Мыться-бриться — все в ванной, она тебе покажет. И последнее, умоляю, не будь дураком и не чувствуй никаких угрызений совести перед Грязновым. Ты ничего у него не отнял.

Зазвонил телефон. Олег быстро снял трубку, молча выслушал недлинную речь, кивая сам себе, и наконец ответил:

— Поднимайтесь, я выхожу. — А для Саши добавил: — Это мои телохранители чего-то всполошились. Шныряют какие-то возле дома. Слышь, Саш, — сделал он страшные глаза и засмеялся, — а может, это не за мной охотятся, а вовсе за тобой? Извини, — быстро поправился он, заметив, как напряглись скулы Турецкого, — не сердись, я же пошутил. Вот, к слову, еще одна причина, по которой я тебя не отпускаю. Все, пока, передай от меня привет Татьяне. Только очень горячий!

Олег хохотнул, накинул на плечи модный плащ с поясом, висящим ниже зада, кинул в карман ключи, лежавшие на подзеркальнике, и ушел, когда в дверь дважды коротко позвонили.

Саша остался дурак дураком в прихожей и не знал, как поступить. Потом медленно отправился на кухню, где хлопотала Татьяна. Она обернулась и, увидев Турецкого одного, не удивилась, будто все знала наперед.

— А Олег Анатольевич?

Ишь ты, усмехнулся Турецкий, а ведь их величают по имени-отчеству…

— Он умчался по каким-то своим делам.

— А-а… — протянула Татьяна, и уже одним этим даже не словом, а скорее выдохом, было все сказано. Или так понял ее Турецкий. Ну конечно, знала. А вот он не знал, что теперь делать.

— Я смотрю, вы тут уже посидели? — не столько спросила, сколько констатировала она. — Еще есть хотите?

— Не знаю, — пожал плечами Турецкий. — Есть — определенно нет, а выпить… А вы, Таня, как?

— Я тоже сыта — во! — она показала ладонью выше головы, и Саша не понял, чем это она насытилась: неужто проблемами? — А вот выпью с вами с удовольствием. Для куражу.

— А разве вам он сейчас нужен? — удивился Турецкий.

— Мне? — Она подошла к нему вплотную, так, чтобы он мог почувствовать терпкий аромат ее духов. — Мне не нужно. Это вам… А можно я буду говорить сегодня: тебе? На кой нам черт условности?

Турецкий сделал глотательное движение и положил вздрагивающие ладони ей на бедра. Она тут же крепко прижалась к нему грудью, провела губами по подбородку и негромко сказала, словно самой себе:

— Ну вот, теперь все будет хорошо… Давай возьмем с собой туда бутылку и стаканы. Идем, покажу тебе, где бритва, побрейся, а то сдерешь с меня всю кожу.

— Ну уж всю!

— В нашей сегодняшней ситуации ничего нельзя исключить, — философски заметила она…

Татьяна стояла возле низенького столика и разливала светлое вино в высокие стаканы. На плечах у нее был почти прозрачный короткий халатик, или это ночная рубашка, или вообще черт-те что весьма соблазнительное, а на ногах — красивых и сильных — прозрачные узорчатые чулки. Турецкий ощутил мгновенную странную боль, похожую на короткий спазм. Чулки! Перед глазами возникли роскошные ноги Сильвинской и тут же — пятно крови на подушке.

Он вздрогнул и невольно отстранился от Татьяны, но она, заметив это его движение, тут же подошла к нему и прижалась коленками, бедрами, животом, грудью — словно влилась в него всем телом сразу. Запрокинув голову, спросила, в чем дело, что ему не так?

— Чулки… — пробормотал он, ничего не объясняя.

— Ах, вон что! — Она поняла по-своему, улыбнулась, и пальцы ее требовательно взялись за ремень его брюк. — А ты у нас, оказывается, почти невинный ребенок? Это хорошо… это мы сейчас быстро поправим…

Он застонал от желания.

Татьяна снова вскинула к нему лицо, сияя потемневшими от страсти, расширенными глазами.

— Можешь мне обещать?

— Что?..

— Не жалей меня…

— А это тебе зачем? — Он впился губами в ее губы.

— Они… смелые… — простонала она. — Изобретательные… Ну же!

Она негромко, будто самой себе, рассказывала:

— …а когда ты вдруг посмотрел на меня… я поняла, что если ты сейчас дотронешься до меня… я тут же отдамся тебе…

— И где ж ты собиралась это совершить? — хохотнул Турецкий, жесткой ладонью лаская ее круглое, обтянутое прозрачной паутинкой колено.

— Тебе нравится моя кожа? — спросила она вдруг.

— Чудо. Но я же обещал не сдирать ее с тебя, хотя очень хочется.

— Я так и думала, — вздохнула она и призывно улыбнулась.

— Так как же ты все-таки собиралась нарушить святость Генпрокуратуры? — вернул ее к рассказу Саша.

— А очень просто. Надо было только твой кабинет запереть — и все. У тебя там такой огромный письменный стол, и на нем ни единой бумажки. Я и подумала: просто грех не использовать его для такого серьезного дела. У нас бы ловко получилось… А ты вместо этого взял — да ледяной ушат мне на голову с этим твоим Грязновым…

Если поначалу Сашу еще тревожили какие-то сомнения, или там угрызения совести, то вскоре он и сам не заметил, как все прошло, словно испарилось…

Утром он понял, что женские ноги в чулках — это самое то. Почему-то прежде не знал. Вот так жизнь проживешь — и дураком копыта откинешь. Обидно. И другое он сообразил: пропитался Танькиными духами до такой степени, что никакая баня теперь его не отмоет. Придется Олежке поступиться частью своей Франции, никуда от новых забот не денешься. И Турецкий щедро умаслил себя по всем местам таким дезодорантом, что Таня, войдя в ванную, чихнула и сделала большие глаза.

— Господи, что тут происходит?

— Убиваю, как последний негодяй, всяческую информацию о тебе, — подобно знаменитому Волку из «Ну, погоди!», прохрипел-прорычал Турецкий.

Татьяна весело рассмеялась:

— Не-а, теперь долго не вытравишь… Придется тебе дома… у Грязнова то есть, не ночевать. Он учует…

Сказано это было так, что Саша снова ощутил, как заныло у него под ложечкой. Татьяна, пытливо взглянув ему в глаза, кажется, все поняла.

— А у тебя, мой хороший, нет ни малейшей необходимости что-то объяснять ему. Или там каяться в чем-то. Это ведь наши с тобой личные отношения. В конце концов, я захотела, назови это моим капризом, Олег Анатольевич, как ты видел, не возражал. Все мы взрослые люди и никому ничем не обязаны. Я умею молчать. А в общем, решай сам, как того хочешь. Меня, ты во всяком случае, не обидишь. И если снова сильно захочется, позвони… Между прочим, я тебе тоже понравилась. Я это почувствовала.

Что тут было возразить! Как объяснить, да и нужно ли, что понравилась — совсем не то слово. Турецкий понял смысл «всемирного потопа»: это когда остается лишь одно-единственное последнее желание, после которого только небытие и полная тьма.

Он взглянул на часы: половина шестого утра, а за окном, затянутым блестящей кисеей шторы, только еще наметился рассвет. Следовало в любом случае заехать домой и сменить рубашку. Но… как избежать встречи со Славой? Хотя бы сейчас… Чего-нибудь соврать — не вопрос. «Да что я, в самом деле, как мальчишка какой?! — возмутился вдруг Турецкий. — Кому, действительно, какое дело до моих приключений!»

— О! — ухмыльнулась Татьяна. — Вот таким ты мне больше нравишься. А то хмуришься по всякому пустяку.

«Если Танька еще и мысли читает?..»

Турецкий начал по привычке быстро одеваться. Этот процесс всегда занимал у него в отличие от Грязнова максимум две минуты. Татьяна с усмешкой наблюдала за ним.

— Образцовый любовник, — сказала наконец. — Ну, ты поехал? Тогда помни, о чем я сказала. Я — единственная хозяйка того, чем владею. И кому и как я это отдаю, мое дело.

Она проводила его до входной двери, где снова обволокла руками, всем телом, и Саша почувствовал, что если немедленно не уйдет, то уже точно не уйдет долго. Татьяна не хотела ему зла и — отпустила. Тем более что уже начался рабочий день — среда. Не суббота или воскресенье, когда можно без конца позволять себе любые утренние шалости.

Дата добавления: 2015-07-19