ВТОРНИК, 10 октября 1 страница

Рано поутру на кухне сидел Грязнов — в одних трусах, — пил кофе и нещадно дымил сигаретой. Саша, проходя в туалет, кивнул ему и пожелал хорошего настроения. Но Грязнов лишь мрачно качнул головой в ответ, из чего можно было сделать вывод, что вчерашний вечер кончился для Вячеслава Ивановича неудачей. На миг у Александра Борисовича словно вспыхнуло: «Вот же мудила! Не послушался меня, а теперь страдаешь… Эх ты, рыжий… шестой десяток. Конечно, шестой. Это мне, считай, сорок, и я еще ого-го! Могу!..»

— Ты знаешь, что мне эта дура вчера заявила? — поднял он темные глаза от кружки.

Саша боком присел к столу и тоже взял себе сигарету.

— У вас, говорит, все дела и дела, вы даже пьете для дела, а так хочется себя женщиной чувствовать… красивой, говорит. А?

— Ну вот, старик, ты мои слова повторяешь.

— Да какой же я старик? — возмутился Грязнов. — Ну-ка давай руку! Кто — кого?

— Я не про то. — Славкина горячность не могла не вызвать улыбки. — Ты ее давно в театр-то водил? Или в ресторан, где богатенькие валюту разбрасывают?

Грязнов насупился и стал ожесточенно расчесывать пятерней свои сильно поредевшие — какие они теперь: саврасые или пегие? — кудри.

— Ты считаешь, ей это надо? — сурово спросил он.

— А ты считаешь, не надо, — в тон ему ответил Турецкий. — Ну и валяй дальше в том же духе… Меня, Славка, другое озаботило…

И Саша, стараясь быть точным, передал ему вчерашний разговор с Олегом. Вернее, ту его часть, где речь шла не о нем — Грязнове, а о том, что Татьяна раскололась в качестве свидетельницы. Было теперь над чем подумать.

— Как ты считаешь, мне удобно ей сейчас позвонить? — поинтересовался Турецкий, глядя на часы: было семь утра.

— Не знаю, — пожал плечами Грязнов. — Может, через час… хотя… Звони! — решительно закончил он. — У них в девять уже работа начинается. — Грязнов сам набрал номер телефона, подождал и передал трубку Саше.

Он услыхал немного сонный, с ленцой, голос, мяукнувший:

— Алло?

— Доброе утро, Татьяна Павловна, это вас Турецкий некий беспокоит с утра пораньше. Как ваша драгоценная головка? Не болит?

— Ах, Александр Борисович! — Радость ее была весьма ненатуральна. — Спасибо за заботу. У меня все в порядке. Чем обязана?

— Танечка, — проникновенно начал он, — мы ж с вами договорились, что о наших делах мы пока никого в известность не ставим. И вы, как завтрашний юрист, понимаете, что существует определенная тайна следствия. Зачем же вы вчера Олегу-то все рассказали, а?

Ее замешательство длилось не более секунды. Но показалось очень долгим. А ответ — просто невероятно нахальным.

— А-адну минуточку! — Таким прокурорским тоном с Турецким давно не говорили. — Как вас самого прикажете понимать, Александр Борисович? Что это за игры вы со мной затеваете?

Он даже опешил.

— Не понимаю вас, объясните, пожалуйста!

— Так что ж здесь непонятного? Я еще вчера хотела с вами объясниться, но вам было не до того. А Олег Анатольевич мне все сам разъяснил, и в лучшем виде.

— А… а при чем здесь Олег?

— Так он же ваш консультант по этому вашему делу. Или и он мне лапшу вешает? Он сказал, когда было заявлено вашим начальником, что дело об убийстве, ну о том самом взрыве, вы прекратили; вот и слава Богу, теперь никому уже не нужны ни его консультации, ни мои свидетельства. И очень этому обрадовался. А оказалось, что вы лично между тем роете под моего шефа.

— Да вы что, в своем, извините, уме? При чем тут ваш шеф? Я его и в глаза-то не видел!

— Тем более. Но я-то знаю! Его супруга вчера вечером ему в офис звонила, что вы приезжали к ним домой и там ей допрос учиняли. Скажите, разве это порядочно? Если человек мне делает добро, зачем же?..

— Стоп! — приказал Турецкий. — Так разговор не пойдет. Как, вы сказали, зовут вашего шефа — Алексей Николаевич? Ну да, конечно…

Назвать себя идиотом, который ничего не видит дальше пуговицы на собственном пиджаке, было бы мало. Но почему же вчера произнесенное этой Аллой Павловной название фирмы «Мостранслес» не вызвало немедленно необходимых ассоциаций? Это что, старческий маразм или рассеянный склероз? Значит, прав Меркулов, Турецкого тоже пора гнать на пенсию. Но какое отношение ко всему этому имеет Олег?

— И вы что же, все вышесказанное умудрились изложить… — Саша искоса взглянул на Грязнова, лицо которого выражало полнейшее непонимание происходящего, — Олегу Анатольевичу?

Славка вскинулся, но Турецкий резко остановил его взмахом ладони.

— Я сказала только то, что сказала, — огрызнулась Грибова. — И еще хочу добавить: ни вы, ни кто-то другой не являются теми людьми, в чьих советах я бесконечно нуждаюсь. Можете сообщить об этом вашему приятелю.

— Та-ак… — протянул Саша, не зная, что ответить. Обошелся самым примитивным ходом — официальщиной: — Ну что ж, не смею пока вас беспокоить. Когда понадобитесь, вызову вас в прокуратуру. Попрошу в ближайшие несколько дней никуда из Москвы не отлучаться. Вы предупреждены.

Возможно, последнее она не расслышала, поскольку в трубке уже звучали короткие гудки. Похоже, дамочка швырнула трубку. Но ведь она не знала, какой козырь имеется в Сашиных руках…

— Вы что, пособачились вчера с ней? — спросил он Славу, напряженно глядящего на телефон.

— Ну-у не так, чтоб говорить об этом, — пожал плечами Грязнов. — Но… она потребовала, чтоб мы с Дениской доставили ее домой. То есть в офис. Я пешком проводил ее до дверей, и все. Въехать же туда, ты сам знаешь, пропуск нужен.

— Но вы не ссорились?

— Да нет вроде, просто ее вчера будто кто-то накрутил нарочно…

Турецкий понял, кто ее «накрутил».

— Извини, Слава, еще один звонок… — Он набрал номер Шуры Романовой и сразу же услышал ее взволнованный голос:

— Алька, чтоб тебя! Ты что, совсем хочешь мать с ума свести? Всякую совесть потерял! Ну куда ты провалился? Почему не позвонил, как обещал? Я тебя шо, с собаками искать должна, босяк ты этакий?!

— Это я, Шурочка, доброе утро! За что ты так Олега?

— О Господи! Да то ты, Сашок! Прости меня, дуру старую… — И снова завелась: — Ну хоть ты посоветуй, шо мне с этим поганцем делать? Ты ж его видал вчера, еле ж на ногах держался, хоть сопли ему подтирай, а туда же! Только вы из хаты, как он — гоголем, вишь ты: поеду! Вскочил: дела всякие! Да какие у него ночью-то дела? Блажь одна да мальчишество! Позвоню, говорит, как домой приеду! Ну и что ты думаешь? Позвонил? Успокоил свою мать, которая всю ночь не спала, все думала, как бы дитя ее непутевое в беду не попало? Ух, дождется он у меня! Не погляжу, что у Президента служит! Сашок, ну хоть ты меня успокой: разве ж можно так с родной матерью?!

— Да не волнуйся ты за него! — сделав над собой усилие и стараясь быть предельно беспечным, засмеялся Турецкий. — Дрыхнет небось без задних ног.

— Да какой там дрыхнет! — взвилась Шура. — Звонила я ему! Несколько раз! Никто ж трубку не берет!

— Ну тогда он бегает кругами вокруг своего Останкина. А что босяк — это точно. Ничего не поделаешь теперь. Терпи, мать. А я, собственно, звоню, чтоб спасибо от всех нас сказать. Очень ты большая молодчина, и мы тебя любим. Ну, не волнуйся, все утрясется. Пока.

«Так, и с этим вопросом, кажется, ясность. А вот с тобой, Вячеслав Иванович, — думал Саша, — вообще никакой теперь ясности. Поскольку у тебя нет автомобильного пропуска в эти бывшие цековские угодья, а у Олега Анатольевича наверняка есть. Иначе, чего б его понесло среди ночи из дому…»

Но сообщить об этом Грязнову он сейчас, разумеется, не мог. Да и вообще, не стоило пользоваться непроверенной информацией.

Пока же для себя Саша наметил на сегодня, помимо массы необходимых дел, познакомиться с Алексеем Николаевичем Поселковым и повидаться с Олегом.

Избегая слишком пристального Славкиного взгляда, он тут же смылся в ванную, где активно занялся приведением своей внешности в порядок. Но ведь и Грязнов — он тоже не первый год живет на свете — вырос в дверях ванной и бесцеремонно прервал песенные упражнения. Дело в том, что, бреясь, Саша всегда, правда без всякого успеха, пел-мычал что-нибудь трогательное вроде: «Сказала мать: бывает все, сынок…» Но что он мог сейчас ответить Грязнову? Вряд ли бы его устроила правда. А врать другу… И он повторил только что сказанное Шурочке:

— Не бери пока в голову, утрясется, старик…

А вообще-то Саша не думал, что у Грязнова может быть действительно что-то серьезное.

— Что она тебе наговорила? — не обращая внимания на ветхие «утешения», настаивал Грязнов.

— Ах, она! — выход нашелся. — Понимаешь, Слава, не знаю, от кого исходила инициатива — от нее или от нашего Олега, но он сказал, что является как бы моим консультантом… Была у нас с ним такая договоренность. Причем он сам попросил не афишировать его участия в помощи моему следствию. Сказал: помогу, чем смогу — советами, консультациями и так далее. Так вот, он сказал, она сказала. Ты сам слышал. Или наоборот, кто теперь разберет? Все ж вокруг такие трезвые были! И дело усугубилось тем, что, оказывается, некий Поселков, на чье имя был взят «фольксваген», в котором ездили киллеры, благополучно помер год назад, а его сын, с коим мне нужно в ближайший час побеседовать на эту тему, является президентом того самого долбаного «Мостранслеса», где служит небезызвестная тебе товарищ Грибова, которая, в свою очередь, мое желание встретиться с ним истолковала как подкоп под ее шаткое материальное благополучие… Ф-фу-у-у! Ты что-нибудь понимаешь?

Славка с сомнением разглядывал Турецкого, смешно склонив голову набок. Саша понял его взгляд и очень этому обстоятельству обрадовался:

— Ну вот видишь? Что я еще могу объяснить, если мир давно уже сошел с ума? Ты уж отпусти мою душу грешную, а я добреюсь и поеду в контору писать постановление о прекращении дела.

Перед Турецким стояла дилемма: с чего начать? Ситуация требовала делать все одновременно, но на это не было ни ног, ни возможностей. И он решил начать с Поселкова, поскольку его офис был ближе всех к конторе. Он позвонил по его домашнему номеру, трубку взяла Алла Павловна. Когда Саша представился, она, несколько помедлив, — возможно, советовалась с мужем, — наконец сообщила, что тот уже, правда, оделся, чтобы спускаться к машине, но сейчас возьмет трубку. Зачем ей нужно было все это объяснять? Просто балда или все-таки рыльце в пушку? Запаниковала ведь вчера почему-то? Но как же это стало известно Татьяне? Подслушивала? Или сыграла роль особая степень доверительности в отношениях с шефом?

— Я вас внимательно слушаю, — раздалось в трубке.

Турецкий еще раз представился, сказал, что имеет безотлагательную нужду встретиться, причем говорил так, чтобы у президента фирмы не возникло желания придумать для себя какое-нибудь неотложное совещание. Но нет, показалось, что тон его голоса остался спокойным и доброжелательным. Поселков осведомился, когда и где они могли бы встретиться. Саша предложил в его конторе. Тот охотно согласился и добавил, что будет у себя минут через тридцать.

Это вполне устраивало: через полчаса Саша и сам рассчитывал быть на Ильинке.

Второй звонок он произвел, предварительно прикрыв дверь в комнату, куда удалился мучимый многими противоречиями Грязнов. Там у него работал телеящик, знакомя замечательного стареющего детектива с новыми перипетиями предвыборной борьбы и сопутствующими ей мафиозными разборками. Значит, Славка увлечен и не услышит.

Олег отозвался после четвертого или пятого гудка. Прибежал, надо понимать. Саша слегка пожурил его за то, что он обманул мать и не позвонил, и вообще, в нетрезвом виде гоняет по ночным улицам. Олег хмыкал в ответ что-то неразборчивое, но, похоже, не терял благодушного настроения. Наконец Саша решил, что с чепуховиной можно кончать и сказал, что ему сегодня кровь из носу необходимо увидеть Олежку для очень серьезной беседы.

— Надеюсь, ты не станешь мне мораль читать, а, Саш? — хохотнул Олег.

— Во-первых, с какой стати, а во-вторых, по поводу чего? — искренне удивился Турецкий.

— Ну как же! — снова засмеялся Олег. — У вас, старичков, обязательно найдется повод уличить молодежь вроде меня в каких-нибудь неблаговидных, с вашей точки зрения, поступках. Разве не так?

— Как тебе не стыдно, Олежка! — Он решил быть мягким, как воск, чтобы не получить отказа.

— Если не будет моралите, то хоть сейчас.

— Нет, вот как раз сейчас не могу, срочная встреча.

— С кем, если не секрет?

— Вот как раз и секрет, но ты ведь изволил добровольно согласиться стать моим консультантом? Или я ошибаюсь?

— Ты, Саш, никогда не ошибаешься, ну… чтоб не сильно гордился, почти никогда. Но, если мне не изменили слух и память, вы ж, кажется, прекратили ваше дело о «мерседесе»? Или все-таки нет? Для отвода глаз было заявлено?

Умен, зараза. Потому и рядом с Президентом. Всякий, конечно, там народ есть — в окружении Самого, — но дураки, полагал Турецкий, не задерживаются. Беда, может, как раз в другом — слишком умны. Ну ладно, это были мысли так, ни для какой цели.

— Костя вчера сказал совершенно серьезно. Про то, что касается убийства банкира. Но, Олежка, ты же сам юрист и знаешь, что вокруг твоего «мерседеса»…

— Это почему же — моего? — фыркнул он.

— Да не лови меня, оговорился, нашего, конечно… при чем здесь ты? Вокруг-то вон еще сколько накручено! Кармен эта, другие обстоятельства… Машину, например, нашли, в которой преступники за Кочергой гонялись. А вокруг нее тоже покойнички с косами и — тишина. Понимаешь, Президенту, естественно, доложат, что убийца банкира найден. Дело уйдет в архив. А МУР будет еще долго того же Санишвили ловить, потому что убийство мадам Сильвинской висит на них. Ну и все такое прочее. Об этом уж не мне, а скорее Юрке Федорову думать со своими «архаровцами». Так когда и где ты меня можешь принять?

— Гляньте на него, какая торжественность! — восхитился Олег. — Ну, если тебе все равно, что есть и пить, давай у меня дома. Ты вот, кстати, ни разу у меня не был, заодно и посмотришь, от чего отказался, не переселив ко мне своих девчат. А во сколько?.. Ты когда освобождаешься?

— В общем, по необходимости. Но дел сегодня, честно говорю, невпроворот. Поэтому…

— Понял, жду от восьми до девяти. Не приедешь, ищи ветра в поле!

— Адрес давай.

— А ты разве?.. Ах, ну да, пиши: улицу Королева знаешь? Это который космос обустраивал. Записывай: дом… подъезд… код первый… домофон второй… этаж… номер квартиры… И, как говорится, сильно стучать ногой в дверь три раза! Привет!

Нет, все-таки, как бы Грязнов к нему ни относился, и Славку тоже можно понять, но Турецкий с какой-то особой нежностью относился к Шуриному меньшому, к этой версте ходячей… Вот хоть сравнить их с тем же Киркой. Старший брат — серьезнее, спокойнее, может, и умнее, не исключено. А этот — ярче, что ли? Пусть взбалмошнее, непредсказуемее. Или Саша ничего не понимал, или Алька все же свел вчера со двора кобылу у мужика. Ну свел и свел. Дело молодое. Может, будь Турецкий малость помоложе да посвободнее, сделал бы то же самое. А возможно, и не стал бы приятелю ножку подставлять. Но ведь сей шаг — дело обоюдное: еще классик уверял, что коли баба не захочет, никакой кобель не наскочит. Так кто виноват? А это очень скоро можно будет своими глазами увидеть, Турецкий не считал себя крупным физиономистом, но кое-какие начатки психологии все же и ему были известны. А для этого надо успеть перехватить президента Поселкова возле его дверей и, создав атмосферу доверительности и юмора, подняться вместе с ним в офис. И чтоб его помощница это увидела.

Все эти вольные мысли блуждали в Сашиной голове, вовсе не отягощенной вчерашними возлияниями. Да, но сами мысли-то были — вчерашние. И не самыми веселыми к тому же.

Поскольку пропуска на въезд в бывший «партзаказник» у него тоже не было, следовало торопиться. Алексей Николаевич же не мог не иметь такого пропуска… Однако что же делает в этом заповеднике его контора? «Мостранслес» — надо немедленно все про нее выяснить. Почему это раньше не пришло в голову? Серьезное упущение. Впору самому себе влепить выговорешник. За ротозейство. Но кому поручить разобраться с этим «лесом»? Как бы эта фирма не оказалась чьей-то очень удобной крышей… Вообще-то говоря, заняться этим могут близнецы-лазутчики из МВД и ФСБ. Вернее, не сделать. И тогда все неясное сразу станет совершенно понятным. Вот тут можно будет и со Славкой посоветоваться, у него сейчас ощущения обострены назревающим конфликтом. Только бы не получилось так, будто его нарочно «подставляют».

Машину удалось припарковать на грязной, заваленной строительным мусором площадке между Ильинкой и Богоявленским переулком. А затем бегом обратно и — в Никольский переулок. Бег не бег, но быстрый шаг для человека, который не совершает ежедневных пробежек вокруг останкинских водоемов, серьезная нагрузка на дыхалку. А при встрече следовало бы выглядеть абсолютно спокойным и даже, может быть, чуть ленивым оптимистом, выполняющим рутинную, никому не нужную работу и больше всего желающим избавиться от нее любыми путями.

Поэтому Саша умерил шаг, огляделся, выделил для себя искомый перекресток и пошел фланирующей походкой, ибо уложился в двадцать пять минут, а у дверей углового подъезда не увидел никаких машин. И правильно, потому что, когда очень надо, он умел быстро ездить. И не влипать в ненужные истории.

Ввиду прохладной погоды Турецкий надел плащ — хороший, почти новый, но, конечно, не такой длинный, какие носят сейчас богатенькие преступники и их жертвы. Главное, Саша себя в нем чувствует комфортно. Остановившись у подъезда, он поднял воротник и спокойно закурил, внимательно, но ненавязчиво оглядывая соседние дома. Служилый люд спешил на работу. Странно, что все почему-то прибегают в последнюю минуту. И в основном женщины — с многочисленными, вставленными один в другой, целлофановыми пакетами. Так, говорят, можно и тяжести носить, и что ручки оторвутся, не бояться. Бедные бабы — никуда им без тяжести. Все ж ведь уже есть, магазины ломятся и от продуктов, и от цен, а они таскают и таскают. Женщин почему-то в этом районе было большинство. Ну да, обслуга же.

Рядом мягко затормозил длинный темно-синий автомобиль «вольво» семьсот сорок. Красивая машинка — зеркально отшлифованная, мощная. Прав Мефодьич, надо уважать себя и ездить на дорогих машинах. А чтоб уважать, надо деньги большие иметь. А чтоб их иметь, надо уметь воровать. Или обманывать. Потому что то, чем мы богаты, на сегодняшний день является лишь необходимым, не больше. И лозунг: лучше быть бедным, но честным — нет, не проходит нынче. Он для немногих. Может, для дураков. Впрочем, и Турецкий не отказался бы от богатства, но честно заработанного. Однако он не артист какой-нибудь великий и не писатель-классик. Он — следователь и взяток не берет. Хотя, возможно, и зря. Ладно, чушь все это, пора знакомиться…

Алексей Николаевич оказался достаточно молодым человеком, лет, наверно, тридцати пяти, не больше, широкоплечим и узким в талии. Такими вообще-то бывают борцы-классики. Этакий треугольник, поставленный на вершину. Теперь Саша сообразил, что он, вероятно, в молодости занимался спортом, причем наверняка преуспевал, и там же, среди силовиков, мог и жену свою встретить. Ну что ж такого! Бывшие спортсмены — люди, как правило, приличные, если им повезло в жизни и их не выкинуло на обочину. Саша первым протянул руку и представился:

— Если не ошибаюсь, Алексей Николаевич?

— Вы угадали, э-э…

— Александр Борисович.

— Да-да, простите. А как вам удалось? Мы раньше не встречались?

«Ну вот и повод — лучше не придумаешь!..»

— Нет, не встречались, но я вас легко вычислил. Хотите знать, каким образом?

— Очень интересно. — Поселков тоже достал пачку сигарет и, видя, что Турецкий еще не собирается бросать свою, закурил, махнув шоферу рукой. Тот кивнул и отъехал за угол, где, наверно, у них была стоянка.

— Когда я вчера увидел вашу супругу, а я в прошлом занимался спортом, ну, необходимыми видами, профессионально, вы понимаете?..

— Да-да…

— Я подумал: наверно, из силовиков. Ядро или что-нибудь в этом роде, — он взглянул на Поселкова с интересом, угадал?

— Ну-у… — тот с улыбкой, уклончиво пожал плечами.

— А когда я вдобавок посетовал, что ж это она открыла мне дверь, не спросив, кто там, а она со смехом пожала плечами, я искренне посочувствовал тому жулику, который отважится войти к вам без приглашения. Так?

Поселков весело рассмеялся.

— Ну а дальше, вы понимаете, дело техники. Где могут познакомиться хорошие ребята? Да в спорте же! И когда вас увидел, сразу решил: скорее всего, классик. Угадал?

— Вот тут нет, я вольной занимался. Но — близко! Совсем рядом! Бросайте ваш бычок, пошли ко мне наверх.

Вот так, со смехом, причем вполне искренним, не подразумевающим какого-то обмана или подвоха, они поднялись в лифте на шестой этаж и вошли в скромный четырехкомнатный офис, обставленный, как уже знал Турецкий, вполне стандартной мебелью.

Еще в лифте Саша спросил, в какие годы он ушел с ковра. Поселков ответил, Турецкий тут же назвал несколько громких имен, он их, разумеется, знал. И вот в таком радужном настроении, когда с удовольствием вспоминаешь свою красивую, славную спортивную молодость и рядом есть человек, который тоже это помнит и разделяет твои воспоминания, они прошли через все помещение в кабинет президента.

Татьяна Павловна, явно растерянная, приподнялась со стула при их приближении, но Поселков, весело махнув ей рукой и подмигнув, подхватил Турецкого под локоть и пропустил вперед себя, как это делают с приятелями. Саша лишь коротко кивнул Грибовой, будто они были с ней совершенно незнакомы, но, войдя в скромный кабинет, обернулся и довольно громко сказал хозяину:

— Где вы такую симпатичную секретаршу отхватили, а?

— Понравилась? — со смехом откликнулся Поселков. — Садитесь, курите, сейчас мы с вами кофейку погоняем и разберемся со всеми делами. Танюша, сделай одолжение, свари нам по чашечке!.. Или вы чай, Александр Борисович?

— Кофе, оно как-то привычней.

Татьяна в полном недоумении постояла еще столбом в дверях и тихо удалилась, прикрыв, но не закрыв дверь. Естественно, а как же получать информацию?..

Но когда она принесла по чашке душистого кофе и снова вышла, лишь притворив дверь, Турецкий не счел за труд, поднялся из глубокого и удобного кресла, стоящего возле круглого столика, подошел к двери и демонстративно плотно закрыл ее. Поселков, сидя напротив с закинутой одна на другую ногой, с улыбкой проследил за его действиями и кивнул понимающе. Саша не знал, как будет дальше, но пока этот человек ему откровенно нравился.

Рассказ Турецкого касался лишь самого основного: автомобиля, директора гостиницы Волкова, Николая Николаевича Поселкова, фигурирующего в карточке учета сданных напрокат автомобилей, и наконец, причины интереса к данному апельсинового цвета «фольксвагену».

Он выслушал спокойно — настолько, насколько это дело не касалось его лично. И в сущности, повторил сказанное вчера вечером его супругой, но это не было дословным повторением, которое могло бы подразумевать сговор. Однако в его информации Саша не нашел буквально ни одного нового факта. То есть то же самое, но просто другими словами. Или он умен как черт, или Турецкий строил свой замок на сыпучем песке. Он даже пары фамилий отцовских приятелей назвать не мог, объяснив тем, что связи разорвались еще при жизни отца, а уж после смерти бывшие друзья и сослуживцы вообще звонить перестали. Тут все как раз было понятно: обычное дело. Всю же историю с присутствием отцовской фамилии в учетной карточке Волкова Алексей Николаевич объяснил очень просто: жулики ж сидят везде. Мертвые души еще как бывают нужны. И больше того, он лично готов даже подать в суд на прохиндея бизнесмена за то, что тот использовал его имя для своих корыстных целей и тем самым нанес моральный ущерб.

Тут Поселков усмехнулся и заявил:

— А сумму, покрывающую мой ущерб, я готов согласовать с вами, дорогой мой спортивный коллега. А что, в самом деле? Давайте его прижучим, сдерем гонорар и честно поделим пополам? Я лично не против. А вы?

Да конечно, заманчиво. Но и утопично. И тем не менее Саша посоветовал ему не церемониться с «грызуном», а потом объяснил, почему так назвал Волкова. Алексей Николаевич хохотал, как ребенок — заливисто и искренне. И Саше почему-то снова не захотелось портить себе впечатление о нем. Он решил выяснить два важных для себя вопроса: чем занимается «Мостранслес» и как он втиснулся в дебри бывшего партийного заповедника, позже и другими путями.

Поэтому Саша постарался свернуть беседу, допил остывший кофе и поднялся, чтобы сказать «до свиданья». Но Поселков, попросив минуту обождать, вышел из кабинета в приемную и, вернувшись, вручил целую пачку ярких, красочных буклетов, сказав, что это вкратце объяснит при необходимости, чем занимается его фирма, когда образована и с какой стати. Именно так: с какой стати. И это последнее тоже очень Турецкому понравилось. Расстались они почти по-приятельски.

Спускаясь в лифте, он все думал о том, что следователю редко выпадает удача общаться не с жуликами, а с нормальными честными людьми. Похоже, Поселков-сын был из таких. К сожалению, ничего нельзя было пока сказать о его родителе.

Единственное свинство, которое Саша просто не мог себе не позволить, а точнее, не удержался от него, было следующее. Проходя уже к выходу в сопровождении президента фирмы, он как бы заметил в одном из помещений диван, сделав удивленное выражение лица, и двусмысленно хмыкнул. И, обернувшись, увидел, как залилось густым румянцем лицо Татьяны Павловны. Но Алексей Николаевич отреагировал по-своему:

— Это жизнь, Александр Борисович, чему удивляться?..

Молодец парень — вот все, что можно было сказать. Что же касается Татьяны Павловны, то у Саши уже сложилось окончательное мнение в ее отношении. Ее испуг и растерянность, ее определенная наигранная наглость есть не что иное, как страх за собственную шкуру, как ни скверно это звучит. Естественно, ночь она провела с Олегом и на что-то рассчитывала, но Олег тоже не дурак, сделал свое дело и благополучно побежал к пруду в Останкино. Значит, мадам и у Славки потеряла, и у Олега не приобрела. А Сашино появление поставило под угрозу вообще ее дальнейшее пребывание в фирме Поселкова. Занервничаешь… Ну и черт с ней. В принципе ее откровения никому теперь особенно и не нужны. Четким свидетельским показанием тот факт, что машина некоторое время стояла и только потом взорвалась, подтверждать нет нужды. Достаточно того, что это уже знал Турецкий. Дело о взрыве и убийстве сегодня будет прекращено, но теперь нужен «курьер». И на возможность или невозможность найти его следы свидетельство Грибовой никак повлиять не могло. А значит, и нужда в ней отпадает.

Едва он вошел в свой кабинет, как раздался звонок внутреннего телефона.

— Ну наконец-то! — Меркулов был сердит. — В чем дело, мы же договорились закончить твое дело с утра! Я сижу, как дурак…

Саша еле сдержался, чтобы не задать наивный вопрос: «Костя, почему — как?» Но ответил спокойно, без тени улыбки:

— Извини, Костя, но я с семи утра уже ношусь по Москве. Только что был в фирме этого Поселкова, пустой номер, Костя.

— Пустой, значит, пустой, — без всяких эмоций отреагировал Меркулов. — Давай возьми дело, все ему сопутствующее и иди ко мне.

Со дня убийства прошла неделя, с того момента, как Турецкий взял в руки тонкую папочку с несколькими листками дела — сегодня шестой день. А ощущение такое, что расследование длится вечно. Устал уже от него. Вон одних свидетельских показаний на добрый килограмм. А ведь еще нет заключений от криминалистов по поводу машины, анализа от Кима Курзаева, материалов по списку прилетевших из Франкфурта пассажиров… И многого другого.

Саша забрал у Клавдии Сергеевны пакет из МУРа с фотороботами и всю кипу материалов выложил на приставном столе в кабинете Меркулова. Когда взялся за пакет, почему-то почувствовал слабую дрожь в пальцах. Будто держал в руках предсказание своей судьбы.

— Посмотрим? — спросил у Кости.

— Вскрывай, — кивнул он и зачем-то поднялся.

Саша достал из плотного конверта два листа. Положил их рядом на Костин стол. Обошел его и стал рядом с Меркуловым. Да, конечно, они могли ожидать большего. Про оба портрета можно было бы сказать, что они кого-то отдаленно напоминают, но в то же время совершенно незнакомы. Турецкий понял скептическую оценку работы незнакомой ему Верой Константиновной, новой сотрудницей НТО, и Володей Яковлевым, которые еще вчера заявили, что сведения слишком расплывчатые, а человека можно узнать лишь при большом желании. Словом, мало чем сумел помочь Семен Червоненко. Изображенные на портретах, вероятно, в силу присутствия у шофера Сени какого-то своеобразного художественного видения, а возможно, как раз наоборот, ввиду его полного отсутствия, выглядели словно молочные братья. И именно как роботы, а не люди с их индивидуальными чертами лица. Но вот же чертовщина какая, один из них, с тонкой чертой усиков на верхней губе, кого-то Саше определенно напоминал. Он посмотрел на Костю, тот на него, они дружно пожали плечами, а Костя, не теряя зря времени, сунул оба фоторобота в конверт и небрежно откинул его на край стола, чтобы больше к ним не возвращаться. Саша знал эту его манеру решать некоторые вопросы быстро и категорично. Ну что ж, нет так нет…

Затем совместными усилиями было составлено мотивированное постановление о прекращении дела об убийстве С. Е. Алмазова в связи со смертью обвиняемого В. А. Кочерги. Когда покончили и с этим вопросом, Костя встал из-за стола и пошел к окну — постоял в излюбленной своей позе капитана Немо, провожающего соратников в последний путь. Была такая картинка в старой книге: одна рука на груди, пятерня другой сжимает подбородок. Впечатляло. Раньше, но теперь-то уж нет.

Дата добавления: 2015-07-19