28 страница

Я снова проверяю все запоры, но уже не в панике, как недавно, а расчетливо, продумывая каждую мелочь, – так готовятся к нападению. Я понимаю, это маловероятно, что он насильственно постарается меня уничтожить, не для того он прислал книги. Наверняка все значительно хитрее. Но я должна быть готова ко всему, я не могу довериться случаю, это противостояние вышло за пределы моей судьбы, моей жизни, оно про другое, куда более важное – про месть.

Конечно, если он постарается проникнуть в дом, он сделает это ночью, хотя это непросто ставни толстые, тяжелые и плотно закрываются, я проверяла. Дверь тоже мощная, к тому же я ее дополнительно укрепила. Остается только дымоход, я засмеялась, это уже где-то было. Ну да, в сказке о трех поросятах, а я и есть тот поросенок, который самый мудрый из всех.

Потом, когда все закрыто и проверено, я беру конверт, в котором лежали книги, и переписываю в записную книжку обратный адрес, я знаю, он скорее всего выдуман, но все равно надо будет проверить. Через пару дней я окажусь в городе, где есть телефоны, компьютеры, справочники, сыскные агентства, в конце концов, и мне надо продумать план, как действовать, чтобы его найти. И главное, каким образом его уничтожить, когда найду.

Он считает, что я больна, есгественно, я столько времени была невменяема. Даже если он знает, что я пошла на поправку, он думает, что баланс мой хрупкий и его легко нарушить. Поэтому он и старается вернуть меня назад в невменяемость – тоже вполне надежное умерщвление. Это как раз удачно, что он не понимает, что я выздоровела, значит, не ожидает от меня опасности, значит, расслаблен, и это хорошо.

Итак, что у меня есть? Первое, Джон. Он, возможно, сможет рассказать мне о писателе, который жил здесь до меня. Я ставлю номер один и нишу рядом «Джон».

Дальше. Я могу попытаться узнать, кто хотел купить этот дом. Хотя убийца мог действовать через агента, к тому же под вымышленным именем. Но все равно необходимо попробовать. И под номером два я записываю: «дом».

Еще я могу связаться с Джонатаном. Может быть, он все же выяснил, кто написал сценарий, или даст мне имя агента, и я постараюсь узнать сама. «Джонатан», записываю я и рядом, слева, ставлю номер три.

Что я могу сделать еще? – думаю я. Он писатель, но пишет под псевдонимами. Хм, в редакциях, возможно, есть информация о нем, как минимум, номер счета в банке или почтовый адрес. И я записываю под номером четыре слово «редакция».

Наверняка я могу еще за что-то зацепиться. Я снова беру в руки одну из книг и верчу ее. Имя наверняка псевдоним. Про редакцию я уже думала. Название… Может ли что-то подсказать название? Нет, кажется, ничего. Посвящение, эти загадочные М.Д. Что можно сделать с посвящением?

Я чувствую, как победно сжимаются кулаки, сами по себе, непроизвольно. Конечно, он последователен в своем посвящении, оно на обеих книгах, да и на конверте те же инициалы. Это М.Д. въелось в него, это и есть его слабость, ниточка, связывающая с внешним миром. Вот за нее и следует подергать. Как? Надо подумать. И я записываю, выводя сначала цифру «5», а потом две заглавные буквы «МД».

Я долго сижу, пытаясь придумать что-нибудь еще, но не могу: я устала и пора отдохнуть. Я снова обхожу свои бастионы, снова проверяю все запоры, а потом начинаю собирать вещи. Джон должен приехать либо завтра, либо послезавтра, и я должна быть полностью готова. Когда вещи уложены, я еще раз принимаю душ и надеваю удобный спортивный костюм, чтобы не быть стесненной в движениях. Кладу на прикроватную тумбочку топор, а под подушку – нож, самый опасный из тех, что я смогла найти. Затем ложусь, не раздеваясь, и удивительно легко засыпаю, хотя чуткость меня не оставляет, я сплю и слышу одновременно.

Несколько раз я просыпаюсь, разбуженная шорохами, и вскидываю руку, проверяя, на месте ли топор, и прислушиваюсь, но все молчит, и я засыпаю снова. Потом опять просыпаюсь, ставни закрыты, и мне кажется, что уже утро. Я зажигаю лампу, но часы показывают три часа ночи, и я снова вынуждена заснуть, я должна быть свежей и выспавшейся, мне не известно, что готовит предстоящий день. Наконец часы показывают утро, и я с радостью думаю, что можно встать, умыться, попить кофе. Я встаю, а потом слышу стук в дверь.

Я ждала его, я ведь была готова, успеваю подумать я. Почему же во мне все оборвалось, откуда эта дрожь в руках, почему я слабну, я просто на глазах слабну. Я закрываю на секунду лицо руками, у меня всего секунда, и надо решить, что делать, я почему-то не продумала, что делать, если постучат в дверь. И вот стучат.

«Как глупо», – шепчу я в ладони и чувствую пальцами свое дыхание, очень горячее, и снова вздрагиваю от стука, я знаю, так колотят кулаком в дверь.

– Одну минуту, – кричу я в коридор, – одну минуту, подождите, мне надо одеться.

Зачем я говорю это, думаю я, про одежду, зачем? Значит, так надо. Это уже не я, это нечто новое во мне, и я успеваю понять: то животное, на которое ведется охота, оно само готово убить. Это оно говорит и отвечает, оно само все знает и все чувствует. И ему не нужен разум, разум только мешает.

– Кто это? – Я уже у самой двери, и голос мой звучит удивленно радостно. Я успеваю метнуться в сторону, если тот, кто за дверью, выстрелит на звук.

– Это Джон, – слышу я, и мне действительно кажется, что это голос Джона. Но я не могу доверять слуху. Как было в сказке? Волк пошел к кузнецу и тот выковал ему голос. Я знаю, это просто – пойти к кузнецу.

– А, Джон, – говорю я буднично и снова шарахаюсь в сторону, – я только что из душа, я в одном полотенце, мне только одеться, вы не подождете минуту?

– Да, мэм, – отвечает он, и мне опять кажется, что это его голос, но я не верю.

Я отступаю, пячусь спиной, чтобы бесшумнее, а потом мчусь в спальню и хватаю топор, он очень тяжелый, я почти роняю его, но не роняю. А теперь тихо, совсем тихо открыть ставни, а затем окно. Я знаю, это опасно, он может поджидать меня здесь, ведь несложно догадаться. Но открывать дверь еще опаснее, а не открывать глупо, надо же мне отсюда выбраться, в конце концов.

Я сажусь на подоконник, держа топор в руке, он действительно тяжелый, мне пора прыгать, невысоко, но надо бесшумно, к тому же с топором неудобно. Абсолютно бесшумно у меня не получается, что-то обо что-то задевает, но ничего не поделаешь, хорошо еще, что не упала и топор удержала, я держу его теперь двумя руками, деля его тяжесть на два. Я оглядываюсь, рядом никого, мне требуется обогнуть два угла дома, я заглядываю за первый, вытягиваясь на цыпочках. Никого, и я снова крадусь вдоль стены и снова замираю у угла.

Сначала я вижу грузовик Джона, он стоит чуть поодаль. Но это ничего не значит, убийца мог купить его у Джона, или угнать, или одолжить. Лишь бы он не смотрел в мою сторону, лишь бы не в мою, проносится в голове. Я знаю, мне остается надеяться только на удачу, и я чуть выглядываю и вижу его. Мне везет, он стоит спиной, и на голове у него не шляпа Джона, Джон не ходит в широкополой шляпе, да и вся фигура более вытянутая, долговязая.

Я примериваю расстояние и соизмеряю положение затылка под шляпой с силой удара, все получается, если сверху вниз и чуть с наклоном, я сдавливаю дерево, но не чувствую топорища, только пальцы. Потом я сжимаюсь, держа под контролем каждую мышцу. Смогу ли я оправдаться или меня засудят? – это последняя промелькнувшая мысль.

А потом ничего, пустота, только крик, сначала женский кошачий визг, потом мужской, в ужасе, и я вижу лицо Джона, почти уже раздвоенное лезвием, и руки делают судорожное движение, они не успевают застыть и остановить топор, слишком он тяжелый, слишком сильно он тянет вперед, но они успевают уйти в сторону, увлекая за собой тело, и я промахиваюсь. Я, слава Богу, промахиваюсь, всего на сантиметры, и лечу, уносимая вниз тяжестью топора, он отскакивает и тяжело врезается в землю, а я лежу и только продолжаю шептать: «Боже, спасибо тебе, слава Богу, что ты не допустил». А потом я снова вижу Джона, он смотрит на меня, уже долго, и цвет возвращается к его лицу, я вижу, как он шевелит губами, и лишь потом в конце концов произносит:

– Я вам тут привез, – он снова шевелит губами, – продукты. Как всегда.

Это глупо, то, что он говорит про продукты, ничего глупее нельзя сказать.

– Джон, – говорю я с земли, я дрожу от напряжения и испуга, я сама с трудом выговариваю слова, – Джон, я вас чуть не убила.

Он не отвечает, он кивает головой и все еще шевелит губами, его широкополая шляпа неестественно неловко распласталась на земле, я и не заметила, когда она успела упасть. Я встаю.

– Слава Богу, что я вас не убила. Я приняла вас за кого-то другого.

Джон молчит и только кивает.

– Ничего, мэм, – наконец говорит он.

– Понимаете, мне кажется, последние два дня за мной кто-то следит, я даже на улицу не выходила, и кто-то пытался проникнуть в дом. – Я говорю не правду, но мне надо хоть как-то попытаться объяснить свой безумный поступок. – И мни показалось, что вы и есть тот самый человек. Слава Богу, что я не убила вас. – Я обняла бы его, но это был бы полнейший идиотизм. – Понимаете? – спрашиваю я, потому что он молчит.

– Кто следил за вами? – спрашивает Джон все еще сдавленным голосом. – Вы видели его?

– Я не уверена. Мне казалось, – отвечаю я.

Теперь я стою в метре от него, топор воткнулся лезвием в землю. Я пытаюсь глубоко вдохнуть. Все, говорю я себе, все в порядке Ты никого не убила, и это Джон.

– Мужчина? – снова спрашивает он.

– Конечно.

– Вам лучше уехать. – Джон оглядывается по сторонам, как будто сам ожидает кого-то увидеть. В его движении, взгляде таится испуг. – Со мной вам нечего бояться, но все же лучше уехать, – он снова оглядывается, – здесь полная глушь. Я всегда удивлялся, как вы не боитесь одна.

– Да, да, – быстро отвечаю я, – вы правы, мне лучше уехать с вами. Подождите, я схожу за вещами.

– Только не возвращайтесь с топором, – шутит он.

Он подозрительно странно смотрел по сторонам, – думаю я в комнате, как будто беспокоился о чем-то. У тебя паранойя, тебе все кажется, ты чуть не убила его, совсем чуть-чуть, отвечаю я себе. Но этот писатель вполне мог нанять его, чтобы он, например, завез меня куда-нибудь. Это самое простое: нанять того, кого я знаю и жду. Вчера книги, сегодня Джон, это ведь очередность. Ты дура, больная дура, убеждаюясебя, он привозит продукты, он должен был приехать сегодня. И все же предосторожность не помешает, и я кладу нож в карман куртки, беру сумку, чемодан и возвращаюсь назад к Джону.

Он берет у меня вещи и относит в машину. Я запираю дверь и бросаю прощальный взгляд на дом. Я благодарна ему, несмотря на эти последние два дня, он вылечил меня, и мне было хорошо здесь, покойно и одиноко. «Я еще вернусь, – шепчу я, – я не прощаюсь», и иду к машине.

– Так вы видели этого человека, который за вами следил, или вам показалось? – снова спрашивает Джои, разворачивая машину.

Он не смотрит на меня, он озабоченно крутит руль и озирается по сторонам. Я кладу руку в карман куртки.

– Я не знаю, мне казалось, я видела. Но я не уверена.

– Так бывает, – говорит он и бросает на меня быстрый взгляд, очень быстрый. – Вы так долго были одна, что всякое могло померещиться.

– Наверное, – отвечаю я – Куда мы едем? – спрашиваю я через минуту.

– Домой, – отвечает он удивленно.

– К кому домой? – я не понимаю.

– Как к кому? Ко мне. – Он хочет сказать что-то еще.

– Нет, нет, – перебиваю я. – Мне срочно нужно в аэропорт.

– Ну как же, Сюзан будет так рада. Переночуете у нас, а завтра она вас отвезет.

– Спасибо, Джон, – говорю я, – но я не могу, мне срочно надо в аэропорт. Я вам заплачу, пожалуйста.

– Жаклин, – пытается возражать он, – я не могу сейчас ехать в город, это больше двух часов. У меня дела, да и жена будет волноваться.

– Я прошу вас, Джон, – повторяю я, – это очень важно, мне срочно надо в аэропорт. Понимаете, это важно, я вам заплачу, сколько вы скажите.

– Да не в этом дело, – говорит он.

Только чтобы он ничего не заметил, главное, не выглядеть обеспокоенной, – я сжимаю в кармане рукоятку ножа, – если он заметит, я пропала, он намного сильнее меня. Он замолкает и поворачивает налево по просеке. Я ничего не спрашиваю, я должна быть предельно внимательна.

– Ладно, я позвоню Сюзан из города, – говорит он потом.

– Так мы едем в город? – спрашиваю я.

– Ну вы же просили, – отвечает он, и я киваю.

Но я не знаю, куда мы едем. Мы молчим, долго, наверное, с полчаса, я сжата в напряжении, рука на рукоятке ножа, я слежу за дорогой, за движениями Джона. Если он потянется ко мне, я выхвачу нож и ударю Ударю ли? Смогу ли? Я не знаю, и но надо задумываться, главное, оставаться внимательной, спокойной и готовой ко всему. Наконец мы выезжаем на асфальтированную дорогу, я вижу указатель на город, до него около ста миль, и я немного расслабляюсь, навстречу иногда попадаются машины, все же хоть какая-то жизнь.

– А вы не помните, – спрашиваю я неожиданно, – тот человек, который жил в доме до меня, вы что-нибудь помните про него? – Джон смотрит на меня вопросительно. – Я подумала, вдруг он и был тем, кто следил за мной? – И молчу. – Ну, если мне все вообще не померещилось. – Я пытаюсь улыбнуться. Не получается.

– Да нет, вам, наверное, показалось.

– Но все же. Как он выглядел, вы не помните? Джон думает долго.

– Помню, конечно. Ничего примечательного. У него была борода, широкая такая, и усы, и ходил он всегда в темных очках. Он сказал, что у него болезнь зрения, от нервов, да, кажется, так, и поэтому он в очках. Ему врач порекомендовал.

Я киваю, я все это ожидала: и бороду, и очки, даже болезнь зрения – все так просто.

– И без очков вы его не видели? – спрашиваю я. Мы едем в город, теперь я уже ориентируюсь.

– Я его вообще видел раза три, не больше. Да и то по пять минут, – отвечает Джон и молчит. Я тоже молчу. – Один раз.

– Что? – переспрашиваю я.

– Один раз он снял очки, – говорит Джон. – Глаза у него на самом деле странные. Он моргал все время, вроде тик такой, потом объяснил, что от света, и снова надел очки.

– Интересно, – киваю я, – а цвет глаз вы не запомнили?

– Нет.

Мы снова молчим.

Затем я задаю очередной вопрос, и он снова отвечает «нет», минут через десять еще один, и снова – «нет». Потом мы въезжаем в город. Я делаю последнюю попытку. Бесполезно!

– Сколько я вам должна? – спрашиваю я, когда машина останавливается.

– Ничего, – отвечает Джон.

– Как ничего? – не понимаю я. – Вы меня везли, вы потратились на бензин, к тому же ваше время. Я должна вам заплатить.

– При чем тут деньги, – он пожимает плечами. Идиотка, какая же я идиотка? – думаю я. Я ничего не понимаю в жизни, никогда не понимала и не понимаю сейчас.

– Вы куда летите? – спрашивает он.

– В Бостон. Я напишу вам и Сюзан. Можно, я вам заплачу? – пробую я еще раз.

– Вы лучше напишите, – говорит он. – Жене будет приятно. Она постоянно вспоминает о вас. А если захотите приехать, можете остановиться у нас.

Я киваю, мне хочется плакать.

– Я обязательно напишу.

Джон выносит мои вещи из грузовика и ставит на тележку. Мы обнимаемся. Лишь бы он не почувствовал нож у меня в кармане, думаю я, и тут же сама ощущаю телом твердый, будто железный предмет у него под курткой, у пояса. Я стою и смотрю, как он уезжает, и машу рукой, хотя вокруг много людей, но я не хочу поворачиваться к нему спиной. И он уезжает.

Я осматриваюсь, я находилась в таком напряжении, что не заметила аэропорта, людей, города, я так давно не попадала в его спешку, не слышала его шума И сейчас я стараюсь насмотреться и наслушаться, мне необычайно радостно мое возвращение, «возвращение к жизни», думаю я.

Я покупаю билет, сдаю багаж, а потом сажусь в баре, заказываю кофе и салат: я ничего не пила сегодня и не ела. Вокруг немного народу, я внимательно оглядываюсь – ничего подозрительного. Хватит, говорю я себе, все! Первый этап закончился, из леса я выбралась без потерь, если не считать, что едва не зарубила человека. Всего два часа назад, думаю я, а кажется, что вечность.

Как я истосковалась по городу, я даже сама не представляла. К тому зке я теперь среди людей, и здесь со мной будет труднее справиться, а вот мне станет легче, потому что город на моей стороне.

Я живу в Бостоне уже пару недель. Первые дни на чемоданах в гостинице, но скоро я снимаю квартиру в хорошем районе, небольшую, но приятную, со вкусом обставленную. Стоит она не дешево, но я скоро найду работу либо здесь, либо в другом месте.

Все это время я пытаюсь найти своего неведомого врага. Я по-прежнему предельно внимательна и не совершаю ошибок, он наверняка знает, что я в городе, и исподтишка наблюдает за мной.

Первое, что я сделала, это проверила обратный адрес на конверте. Конечно, он оказался липовым, такого адреса не существовало вообще, я даже обрадовалась правильности своих теоретических заключений. В компьютере центральной библиотеки, где хранится информация о книгах, редакциях и прочее, об авторах моих романов никакой информации таюке не оказалось. Потом я звонила в редакции, я придумала вполне достоверную историю, но меня все равно перебрасывали от одной секретарши к другой, потом к следующей, потом в отдел оплаты, потом в отдел кадров. И все безрезультатно.

Я пыталась дозвониться Джонатану, но по его старому телефону отвечал другой человек, который Джонатана не знал, даже имени не слышал. Это было объяснимо: столько лет прошло.

Я еще раз изучила свой список, составленный в Мэйне, я даже добавила под цифрой шесть: «Стив, докторская диссертация», так как тот, которого я ищу, возможно, учился со Стивом. Но для всего этого нужны разъезды и много времени, а я не хотела сейчас тратить время на перелеты. Конечно, я проработаю каждый пункт, решила я, но только когда исчерпаю более простые пути, которые хотя бы не требуют длительных отлучек.

Больше всего меня завораживало посвящение, это загадочное М.Д., я все пыталась придумать, как зацепиться за него. А потом поняла. Я подумала, что мне необходимо найти другие его книги, более поздние Может быть, я обнаружу в них если не разгадку, то подсказку. Ведь каждая его книга, так или иначе, описывает мою жизнь, и если он действительно болезненно одержим мной, то, может быть, и следующая книга, если она есть, тоже окажется связана со мной. Мне понравилась эта мысль Я почему-то была уверена, что следующая книга существует, хотя бы потому, что моя история еще не закончена, а его книги именно ее и рассказывали И не исключено, что в его маниакальном уме продолжение моей истории связано с ним самим А значит – это возожный путь к нему.

Остается вопрос, как мне разыскать книгу, если она действительно существует. Понятно, что авторство будет скрыто под новым псевдонимом, и он мне неизвестен. Название книги я, конечно же, не знаю тоже. Единственная зацепка, по которой я могу найти ее, это загадочные инициалы М.Д Они, очевидно, не случайны, они по неведомой причине мистически преследуют автора, он использовал их в посвящении для двух предыдущих книг, да и конверт тоже был адресован МД. И следующую книгу, вероятно, удастся обнаружить именно по этому признаку.

Вот уже больше недели я каждый день, как на работу, хожу в библиотеку. Я распечатала на компьютере список всех романов, вышедших за последние три года, и теперь хожу от полки к полке, раскрываю одну за другой книги и листаю первые страницы, пытаясь найти посвящение. Это нудная и утомительная работа – отыскивать нужную книгу в плотной пачке других томов; за день я успеваю просмотреть не больше двухсот книг, а в списке у меня несколько тысяч. Но раз я уже начала, то доведу до конца, я методичная, когда требуется, и упрямая и не останавливаюсь на полдороги.

Я больше не думаю об этом человеке, которого ищу, как и не думаю об опасности, сейчас мне просто надо делать дело, рутинное, ежедневное. И я делаю его восьмой день, а если потребуется, буду делать еще месяц и год, и пять, пусть немеют от тяжести книг руки, пусть от постоянного напряжения устают глаза – мне безразлично.

Я выбираю из списка следующую книгу, а потом ищу ее на стеллажах: сначала нужный стеллаж, нужную полку на стеллаже, а потом выискиваю саму книгу. Я достаю ее, туго стиснутую справа и слева, и весь ряд как будто вздыхает расслабленно, занимая часть только что освобожденного места. Я переворачиваю первые страницы, мне надо быть внимательной, иногда посвящения печатаются неразборчиво мелко.

Поначалу я вздрагивала от каждого посвящения, но когда просмотришь около двух тысяч книг с доброй тысячей посвящений, как-то устаешь вздрагивать, и я перестала. Я здорово натренировалась, движения мои отточились, ни одного лишнего, теперь я знаю наизусть все стеллажи и все полки, и поиск книги у меня занимает полторы минуты, не более.

Сегодня я уже просмотрела книг сорок, наверное, даже пятьдесят, судя по времени, а вот и еще одна, и я, перелистывая страницы, нахожу посвящение жене; книги, как правило, посвящаются женам, иногда детям. Я перехожу к следующему стеллажу и скольжу глазами по названиям книг, отыскивая нужную мне. Ага, вот она. Открываю, листаю, надо внимательней, так, посвящения нет, я вычеркиваю ее из списка и иду за следующей книгой. Она в другом ряду, в ней тоже нет посвящения, но я проверяю дважды, боясь пропустить, одна мысль, что я могу пропустить, приводит меня в ужас. Следующая. В этой есть посвящение, опять жене, а в этой детям, как и ожидалось, бубню я себе под нос, и перехожу в другой ряд. Еще одна книга, но и в ней ничего, и в другой – тоже ничего, я открываю следующую, она стоит совсем недалеко от предыдущей, так иногда бывает, когда везет, я открываю ее, и глаза судорожно цепляются за крупные буквы, и я прислоняюсь к стеллажу, он не упадет, успеваю подумать я, он тяжелей меня.

Я снова смотрю, не померещилось ли? Нет, не померещилось. Я разглядываю обложку: ни имя, ни фамилия автора мне ничего не говорят, хотя имя не английское – не то французское, может быть, славянское. Название тоже не имеет значения, я снова смотрю, а вдруг мне все-таки показалось, так бывает, когда очень ждешь. Где оно? Вот. «Посвящается М.Д.», – читаю я. Я остро чувствую живое волнение успеха, оно захватывает меня, захлестывает, я снова смотрю на сложенные в слова буквы и смакую: «Посвящается М.Д.».

Конечно, меня так и тянет начать читать прямо здесь, у стеллажей, но зачем? Я не хочу комкать радость победы. Я спускаюсь вниз и регистрирую книгу. «Эта книга поступила недавно, а новые поступления мы выдаем только на неделю», – говорит библиотекарша, я не видела ее прежде. Но это не повод для волнения: здесь работает много людей. «Хорошо», – киваю я и улыбаюсь. Потом выхожу на улицу и ловлю такси. Шофер белесый, средних лет, в темных от солнца очках, хотя совсем несолнечно, только кивает в ответ. Где-то я его, кажется, видела, думаю я, и улыбка исчезает, я снова напряжена. Где же я его видела? Или мне кажется. Я пытаюсь разговорить его, но он лишь кивает, а когда произносит всего-то три слова, я слышу сильный ирландский акцент.

– Вы из Ирландии? – спрашиваю я, он снова кивает.

Я прошу остановиться за два квартала, так надежнее. Когда машина уезжает, записываю ее номер в книжечку, надо будет проверить. Но потом, а сейчас я спешу домой с книгой в руке, я знаю – в ней ответы. Мой расчет оказался верен: книга, посвящение – все сходится. Я уверена, разгадка близка.

Я открываю ключом дверь подъезда, лифт занят, но мне всего-то на третий этаж, и я бегу по ступенькам-Сверху хлопает дверь, кто-то либо зашел, либо вышел, замечаю про себя я. Я на ходу достаю ключ, мне вдруг хочется как можно быстрее попасть домой, оказаться под защитой запертой двери, я боюсь, что сейчас произойдет непоправимое, что помешает мне узнать. Ключ не попадает в замочную скважину, я слышу, ползущий в шахте лифт и еще шаги по лестнице, спешащие, приглушенные шаги. Скорее, почему не гнутся пальцы? Шаги уже близко, и лифт останавливается на моем этаже, я толкаю дверь, сердце мечтает выпрыгнуть и покатиться вниз по ступеням: там безопаснее, но я проскальзываю за дверь, и всем телом налегаю на нее, и успеваю захлопнуть, расслышав спасительный щелчок замка.

Я стою, прижатая страхом к двери, сама не ведая, чего я испугалась. Предчувствие, думаю я, и запираю дверь на второй замок. Я сбрасываю короткие сапожки и прохожу в комнату, незачем оттягивать, надо быстрее начать читать. Если за мной следят, то им известно, что я нашла книгу, а если она может вывести меня на убийцу, тогда… Тогда мне есть чего опасаться, и следовало читать в библиотеке. «Как я могла так расслабиться?» – шепчу я и сажусь, откинувшись, на диван.

Я вдруг понимаю, что у меня в руках объемная тяжелая книга, страниц на четыреста, и, как бы быстро я ее ни читала, у меня уйдет два-три дня, как минимум. К тому же я должна внимательно вчитываться, потому что ответ может быть скрыт, зашифрован, спрятан внутри. Я снова гляжу на книгу, я беру ее толщину как щепотку и пропускаю между пальцами от конца к началу, всматриваясь в мелькающие страницы. Почему-то почти сразу пальцы вздрагивают и останавливаются, зажимая остаток книги, и я сама вздрагиваю, даже не сознавая причины. А потом, когда понимаю, меня прошибает пот и мне сложно дышать, и еще сердце… «Не может быть, – шепчу я, – не может быть!» Пальцы уже листают назад, ища промелькнувшую страницу, я вглядываюсь, и влажность на мне вдруг оказывается холодной, обжигающе холодной.

Я вижу свое имя, напечатанное, набранное типографское имя. «Джеки», – читаю я, и хотя понимаю, что это про меня, и мне необходимо прочитать слова вокруг, но не могу, мне нужно время, чтобы буквы обрели резкость. И время проходит, мой взгляд все на той же странице, все на том же слове «Джеки», но я уже могу различать слова, стоящие рядом. Еще я вижу вверху, в самом начале страницы, большие буквы. «ЧАСТЬ ВТОРАЯ», – читаю я. Теперь я пытаюсь сосредоточиться на других словах, на тех, что поменьше, на мелких скользящих строчка за строчкой словах, и мне наконец удается.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Ты умничка, Джеки, я знал, что ты догадаешься и найдешь эту книгу. Я так и вижу тебя сейчас, откинувшуюся на диване, с замеревшим сердцем читающую эти строки. Ты еще не поняла, как получилось, что книга, которая у тебя в руках, обращена именно к тебе, ты еще многого не поняла и поймешь только, дочитав до конца эти страницы, не пропустив ни одной строчки, ни единого слова. И в конце, я обещаю тебе, ты все узнаешь.

Хотя ты подошла близко к разгадке, во всяком случае, основное твое предположение верно: я действительно писатель и это я убил твоих любовников. Если хочешь, могу поименно: я убил Стива, я убил Дино, я убил Рене. И убил их из-за тебя, в этом ты тоже права.

Но ты не поймешь, если я скажу, что мертвы они лишь потому, что ты поочередно предала их, каждого в отдельности, и в этом смысле ты сама повинна в их смерти, я всего лишь орудие. Я знаю, ты не веришь. Для этого я и написал эту книгу, чтобы все тебе объяснить, я был уверен, что ты ее найдешь. Но чтобы ты поняла меня, я должен начать издалека, вернув тебя, милая моя Джеки, на двадцать пять лет назад, когда ты была еще совсем девочкой, впрочем, начало моего рассказа с тобой никак не связано.

Мне было двадцать четыре года, когда вышла моя первая книга, и я сразу стал знаменит. Она получилась в определенной степени эклектична, перемежая детективный сюжет и секс с изысканной интеллектуальной начинкой. Впрочем, это не существенно. Важно то, что книга была напечатана миллионами экземпляров, переведена на множество языков и долго находилась в числе бестселлеров разных стран.

Я тоже стал известен, даже в большей степени, чем моя книга, молодой, интересный внешне, к тому же теперь богатый, с мировой известностью, я был популярен, как кинозвезда, как артист, как давно не был популярен ни один писатель. Я ездил по всему миру, читал лекции, встречался со значительными людьми, проводил время на вечеринках среди многочисленных друзей и поклонниц. В общем, достаточно банальная история. К тому же мне нравились успех, признание, деньги, они продолжали сыпаться, так как книга постоянно выходила новыми тиражами.

Опасность я почувствовал только через год, когда подписал контракт на новую книгу и сел за работу. По прошествии нескольких месяцев я понял, что не могу больше писать. Знаешь ли ты, Джеки, как страшна мысль, что твой дар мог бесследно пропасть, исчезнуть? Он ведь нематериален, его нельзя взять в руки и убедиться, что он по-прежнему существует. Он проявляется, только когда им пользуешься. А если не пользуешься, не подтверждаешь ежедневно, то остаешься в неведении, в неуверенном сомнении, существует ли он еще, твой дар. Ведь истории известны имена тех, кто со временем его растерял.

Вот и я растерял. Помнишь выражение: «Слулсенье муз не терпит суеты», ты наверняка слышала, оно избито и часто повторяется. Так, видимо, произошло и со мной: суета, пустая слава, вот так взяли и заслонили от меня мой талант. А может быть, думал я, его было отмерено мне всего на одну книгу и больше не осталось? Так бывает с певучими талантливыми мальчиками, в переходном возрасте теряющими свои вокальные голоса.

Я страшно испугался тогда. Я винил себя во всем, я говорил, что променял самое главное, чем обладал, свой дар, способность, талант, назови, как хочешь, на мишуру. Я сравнивал себя с Фаустом, а искусы жизни – с коварным Мефистофелем, я был молод тогда, Джеки, и мыслил в основном штампами. Впрочем, я не буду об этом долго, так как к нашей истории все это имеет весьма отдаленное отношение. Так или иначе, я разорвал контракт и уехал из Нью-Йорка, где я жил со времени своего успеха, проклиная и сам город, и его обитателей, и себя, конечно. Я перебрался в маленький университетский городок на северо-востоке страны, думая, что, вернув в жизнь спокойствие и размеренность, вновь обрету чистоту ощущений и мысли, а вместе с этим и свой дар.

Дата добавления: 2015-11-14