Читайте также: |
|
– Не знаю, кто тебе тут расскажет, куда отправился Никола, – проворчал Саймон. – Тем более если книгу похитили для их ордена. – Он поднял глаза на башни главного здания. – Нас с тобой просто заточат в темницу.
– Я не рыцарей собираюсь расспрашивать, – ответил Уилл, направляясь к длинному дощатому строению в задней части двора, за которым были сложены тюки сена. В крытой галерее о чем-то беседовали несколько рыцарей. Уилл убедился, что кресты на их с Саймоном туниках прикрыты, и неспешно двинулся через двор. – Иди, как будто ты у себя дома. – Рыцари даже на них не посмотрели, и друзья благополучно скрылись в конюшне.
Подождали, пока глаза привыкнут к полумраку, огляделись. Чуть дальше по проходу на скамейке стоял мальчик лет двенадцати, натирал седла.
– Посмотри, нет ли кого в стойлах, – пробормотал Уилл, направляясь к мальчику.
Подросток перестал работать. Посмотрел на него.
– Вам что-то нужно?
Уилл улыбнулся:
– Скажи, дружок, ты видел четырех рыцарей? Они только выехали отсюда.
Мальчик кивнул:
– Видел.
– И куда они отправились?
Подросток глянул на Саймона, заглядывавшего в стойла. Нахмурился:
– Кто вы? Я вас ни разу не видел.
– А мы здесь недавно, – сказал Уилл. – Так расскажи, куда поехали рыцари.
Мальчик нерешительно положил тряпки на скамейку.
– Вам лучше спросить у конюха. – Он двинулся к двери. – Пойду позову его.
Уилл поймал его руку:
– Какая нужда его беспокоить?
– Отпустите! – испуганно проговорил мальчик. – Мне больно!
– Что ты делаешь? – прошептал Саймон, когда Уилл затащил упирающегося ребенка в стойло и прижал к стенке.
– Я не собираюсь делать тебе ничего плохого, но мне нужно знать, куда отправились рыцари. Понимаешь, для меня это очень важно.
– Пожалуйста, отпустите меня, – пролепетал мальчик дрожащими губами.
– Скажи, и я отпущу, – сказал Уилл, чуть приоткрыв плащ, чтобы можно было увидеть фальчион.
– В Ла-Рошель, – выпалил подросток, не отрывая глаз от оружия. – Рыцари направились в Ла-Рошель. Я слышал, как они говорили об Акре и великом магистре.
– Акре?
– Я больше ничего не знаю, – всхлипнул мальчик. – Честно!
Уилл внимательно посмотрел на него и кивнул.
– А теперь посиди немного здесь. Подожди, пока мы уйдем. – Он вышел, закрыл снаружи стойло на задвижку.
Уходя из конюшни, они слышали сопение ребенка.
– Зачем ты его напугал? – пробормотал Саймон, когда они двигались через кладбище обратно к стене.
– С ним все будет в порядке, – ответил Уилл и посмотрел на Саймона. – Успокойся. Мне пришлось это сделать. Иначе бы он убежал и привел конюха. И где бы мы сейчас с тобой были? Вот именно, в темнице, как ты и предсказывал.
Когда они подошли к воротам прицептория, поднялся ветер. Собравшиеся на востоке тучи отбрасывали на склоны холмов мрачные тени. Неожиданно зазвонил колокол часовни.
Это был не торжественный звон к молитве, а быстрый и неистовый. Он не предвещал ничего хорошего.
В главном дворе они увидели рыцарей, входивших в здание капитула. Колокол продолжал звонить.
– Кемпбелл!
Уилл обернулся. К нему бежал Робер де Пари.
– Ты не знаешь, что случилось? – Рыцарь откинул назад свои роскошные белокурые волосы.
Уилл помотал головой:
– Нет, я только что из города.
Появились инспектор, Эврар и Гуго де Пейро с несколькими рыцарями в запыленных мантиях. Уилл хотел окликнуть Эврара, но что-то на лицах этих людей его остановило. Они вошли в здание капитула. Робер задержал Гуго и начал расспрашивать.
Через открытые двери слышался тревожный ропот рыцарей. Уилл напрягал слух, чтобы расслышать слова Гуго. И вот прозвучало слово, заставившее Уилла забыть о Никола де Наварре и «Книге Грааля». Он кинулся к ним.
Робер повернул к нему опечаленное лицо:
– Уилл…
– Вы что-то говорили насчет Сафеда?
– Да, – ответил Гуго. – Он пал.
Уилл смотрел на него, не понимая. Ему показалось, что он ослышался.
– Только что из Ла-Рошели прибыл брат Марсель, – продолжил Гуго, кивая в сторону галереи здания капитула, где стоял загоревший дочерна человек. – Он капитан одного из наших боевых кораблей, который на прошлой неделе прибыл в порт. Великий магистр Томас Берар послал его из Акры с печальной вестью. В июле Сафед захватил султан мамлюков Бейбарс. Погибли все.
– Как же тогда узнали об этом? – спросил подошедший Саймон.
– Бейбарс прислал великому магистру Берару сообщение, где поведал об участи, постигшей наших братьев. Он повелел обезглавить рыцарей, капелланов и сержантов, надеть их головы на пики и расставить вокруг крепости. – Гуго опустил голову. – Чтобы запугать нас. Капитан Марсель прибыл из Акры с небольшой командой. На Заморских территориях всех, кто может держать в руке меч, послали усилить гарнизоны. Здесь тоже не откладывая начнут собирать войско. Бейбарс возвратился в Алеппо, но он не остановится. Это точно. Потому что объявил нам джихад. Войны не миновать.
Не в силах слушать дальше, Уилл ушел.
Алеппо, Сирия
2 ноября 1266 года
Бейбарс сидел, молча наблюдая за приближенными, собравшимися в тронном зале. Некоторые откинулись на диванные подушки, атабеки разбились на группы, беседовали, потягивая крепкий фруктовый напиток, который подносили слуги. На смех и звуки голосов накладывалась тягучая жалобная мелодия, под нее в центре зала танцевали красивые грациозные девушки в свободных одеяниях. Они с визгом разбежались, когда к ним вклинился сгорбленный урод в изодранном сером халате. На столах разбросаны остатки пиршества. Куски медового пирога, козлятина в собственном соку, спаржа, миндаль в сахаре.
Омар беседовал с Калавуном и несколькими приближенными. Бейбарс поймал его взгляд и кивнул.
Омар поднялся по ступеням к трону.
– Мой повелитель?
– Давай закончим празднество.
– Может, подождать еще? – предложил Омар. – Пусть…
– Давай, Омар.
– Хорошо, мой повелитель.
Все замолкли, когда слуга зазвонил в золотой колокольчик, возвещая начало совета. Музыканты перестали играть и вместе с танцовщицами покинули зал. Глаза приближенных обратились к возвышающемуся на троне Бейбарсу.
– Надеюсь, вы насладились пиром. – Он усмехнулся. – В наступающем году нас ждет еще множество пиров в честь великих побед, которые мы одержим. – Он кивнул Калавуну. – В последние недели я советовался с вами о плане действий. Подумал и принял решение. – Султан замолк, оглядывая лица. – Мы возьмем Антиохию.
По залу пронесся ропот.
– Мой повелитель султан, – сказал один из самых приближенных, – это будет непросто. Антиохия – самая неприступная крепость в Сирии.
– Но ее труднее оборонять, – возразил Бейбарс. – Там очень протяженные укрепления. У нас есть план города. Я его изучил. Думаю, с небольшим войском – три полка от силы – его можно взять меньше чем за неделю.
– Когда ты предлагаешь начать штурм, мой повелитель? – спросил другой приближенный.
– Урожай собран. Войско может выступать к концу недели. Предсказания Хадира благоприятные.
Взгляды присутствовавших обратились на прорицателя, сидевшего под столом и глодавшего кость.
Бейбарсу не понравились хмурые лица, он спросил раздраженно:
– Вы сомневаетесь в победе?
– Никто из нас не сомневается в твоей способности привести нас к победе, мой повелитель султан, – ответил Калавун, возвысив голос над ропотом. – Но воины только вернулись из Киликии. Может быть, до конца зимы нам лучше захватить несколько крепостей поменьше, а Антиохией заняться потом?
Бейбарс метнул на Калавуна недовольный взгляд, посмотрел на собравшихся. Большинство предпочли отвести глаза.
– Ты не понял, что я предлагаю? – Тон Бейбарса был тверд. – Тогда позволь объяснить. Если мы возьмем Антиохию, христиане потеряют не просто очередной город. Это же их оплот. – Он замолк, давая время усвоить сказанное. – У франков тогда останется несколько разбросанных поселений и крепостей, которые станут островками в море, где будем править мы. Сомневаюсь, что у них хватит духу сопротивляться.
– Верно, – согласился один из атабеков. – Для франков это будет тяжелый удар. Княжество Антиохия – первое государство, основанное ими на нашей земле.
– И после Акры самый богатый их город, – добавил другой.
– Для франков это еще и святой город, – напомнил Бейбарс. – Эдессу они уже потеряли. Если падет Антиохия, франки будут править только двумя государствами: графством Триполи и Иерусалимским королевством, – но и здесь тоже в их руках останутся лишь немногие из городов и крепостей. Придет время, и мы сбросим их в море, откуда они явились.
При упоминании о богатстве некоторые атабеки заволновались, но Бейбарс не заметил в их глазах особого энтузиазма. Заканчивая совет, он назначил трех атабеков возглавить штурм и покинул тронный зал, отмахнувшись от писцов, приблизившихся со свитками на подпись. И не посмотрел на Омара, пытавшегося поймать его взгляд.
Бейбарс надел темный халат и тюрбан. Вышел из дворца через небольшой боковой проход в город, вдыхая полной грудью ароматный воздух. Некоторое время спустя султан оказался на пыльной улице с домами из глиняного кирпича. В конце особняком стоял белый дом, богаче, чем остальные. Его окна светились, оттуда раздавался детский смех. Держась в тени, Бейбарс обошел дом сзади и направился к стоявшему в отдалении старому полуразвалившемуся сараю. Он был заброшен. Половина крыши провалилась, весь пол внутри завалили досками. Бейбарс удивлялся, почему их никто не использует на дрова. Каждый раз, приходя сюда, он почти ожидал, что сарай рухнул. Но строение продолжало стоять. Бейбарс сорвал с куста розу и вошел. Об этом месте не знал никто из приближенных – ни атабеки, ни Омар, ни Калавун. Он опустился в темноте на колени, приложил цветок к губам, вдохнул аромат. Вот так пахли тогда ее волосы. Пол, освещенный звездами и светом фонаря из дома, был весь усеян лепестками засохших роз.
Темпл, Париж
2 ноября 1266 года
Уилл следил за пауком. Как он расширяет свою паутину между камнями. От окна тянуло холодом. Время от времени порыв ветра встряхивал паутину. Паук бросал все и убегал, прятался в щели. Но вскоре вылезал и снова принимался за дело. Уиллу нравилось занятие паука. Вверх-вниз, круг за кругом. Все так просто. Он глянул на пергаментный лист на подоконнике. Начатое письмо матери.
Написав несколько строчек, Уилл удивился, до чего легко это у него получилось. Продолжить оказалось непросто. Нахлынули образы прошлого. Ему казалось, что он все забыл, но нет, они ожили и выплывали на поверхность. Все это произошло до гибели Мэри. Вот один образ, особенно четкий. Мать со сжатыми губами сидит на краю стола на кухне. В огороде, собирая овощи к ужину, она наступила на осу. Отец сидит на табурете, нежно обхватив руками ее маленькую белую ступню. Уилл за столом наблюдает, как отец вытаскивает жало и приникает ртом к ранке высосать яд. Заканчивает. Мать обвивает руками шею отца, прекрасные рыжие волосы рассыпаются по его плечам. Уилл слышит ее шепот:
– Как бы я без тебя жила?!
Этот образ грубо вытесняет другой. Голова отца, надетая на пику. Глаза выклевали птицы, рот наполнен мошкарой. Гусиное перо в руке Уилла сломалось, и письмо осталось незаконченным.
Прибежав в опочивальню, Уилл сел на подоконник, прижал к груди колени. Некоторое время спустя пошел взять из сундучка у кровати перо и пергамент и снова сел на то же самое место, где сидел шесть лет назад, в день похорон Овейна.
Паук закончил плести нить, начал другую. Уилл потрогал горло. Уже примерно час, как там внутри начало что-то жечь, стало трудно глотать. Он посмотрел в окно. Теперь уже все небо затянули белые облака вперемежку с серыми. С реки доносились голоса рыбаков, забрасывающих сети на угрей. Он слышал их каждый день. Но теперь знакомые звуки обрели новый смысл. Уилл прижал ладони к глазам.
Он сидит на теплых камнях, свесив ноги над водой. Рядом отец удит рыбу. В ведерке уже плещутся три, поблескивая серебряной чешуей. На воде вспыхивают солнечные блики. Над озером с криками проносятся чайки и улетают к дальним скалам.
Щеки отца коричневые от загара. Несколько белых песчинок прилипли чуть повыше бороды. Уилл хочет их стряхнуть, но опасается спугнуть рыбу.
– Пора строить лодку, – говорит отец, мечтательно улыбаясь.
– Лодку?
Отец кивает на широкое зеленое озеро. На его губах продолжает играть улыбка.
– Вон там, на глубине, Уильям, рыба крупнее.
Уилл соглашается.
– К тому же у нас скоро появится еще ребенок и потребуется больше рыбы.
– Мама собирается родить ребенка?
– Она думает, что будет девочка.
– Как вы ее назовете? – спрашивает Уилл безразличным тоном, но настроение слегка испорчено. Еще одна сестра. Разве трех недостаточно?
– Изендой, – отвечает отец и внимательно смотрит на Уилла. – Ты будешь мне помогать, Уильям. Я не смогу справиться один.
– Конечно, отец! – Уилл выпрямляется. Его переполняет гордость. Он поможет отцу, и это будет самая лучшая лодка на свете.
После гибели Мэри Уилл появился на озере только раз, перед отъездом. Лодка лежала на том же месте, на высоких дюнах у воды. Он так и не доделал весла и не законопатил днище паклей. Сквозь щели проросла трава. Он подумал, не столкнуть ли ее в озеро, но не стал. Тогда еще оставалась надежда, что они с отцом вернутся, закончат работу и поплывут по озеру. Мать была на последнем месяце беременности. Отец, если и возненавидел сына, как думал Уилл, все равно постарается достроить лодку, ведь теперь понадобится больше рыбы.
В последующие годы, вспоминая о лодке, он представлял сгнивший остов, облепленный ракушками и водорослями. А теперь вдруг подумал: может, кто-нибудь ее нашел и достроил. Из нескольких писем матери он знал, что старшие сестры, Элис и Ида, вышли замуж и живут в Эдинбурге. Но может быть, Изенда, ей теперь восемь лет, ее найдет. Она, конечно, ничего не сумеет сделать, но, возможно, будет там играть и думать об отце и брате, которых никогда не видела.
Во дворе рядом с конюшней застучали копыта. Уилл убрал с глаз ладони. Вокруг стояла тишина, нарушаемая только этим стуком и криками чаек. Большинство обитателей прицептория находились в часовне, где служили мессу по убиенным в Сафеде.
Скоро тишину сменит призыв к оружию.
Дверь отворилась. Уилл не оглянулся, даже когда некто шаркающей походкой приблизился почти вплотную.
Это был Эврар. Он вгляделся в него покрасневшими глазами.
– Наконец-то я тебя нашел, сержант.
Уилл молчал.
– И долго ты собираешься здесь прятаться?
– Мне надо закончить письмо.
Эврар хмуро глянул на пергамент:
– Это может подождать. Есть дела поважнее.
– Я должен написать матери, сэр. Сообщить о гибели мужа и отца ее детей.
– О твоей матери и сестрах позаботится орден тамплиеров, – отрывисто бросил Эврар. – Они не будут ни в чем нуждаться, я обещаю. – Уилл не отозвался, и капеллан вздохнул. – Ты совсем пал духом?
Уилл поднял голову:
– Может быть, вы сами напишете моей матери и объясните, зачем его туда послали, на гибель?
– Не мели ерунды, – рявкнул Эврар. – Джеймс погиб не на службе тайному братству, а за орден тамплиеров. За дело, которое считал правым. – Его тон смягчился. – Твой отец отправился на Святую землю по доброй воле. Он верил в возможность изменить мир ради своих детей. Ради тебя, Уильям.
Уилл сидел понурив голову.
– Рассказывай, как сходил в командорство, – приказал капеллан тихо, но настойчиво.
– Никола отбыл в Ла-Рошель с тремя рыцарями. – Уилл посмотрел на Эврара. – Мальчик в конюшне сказал, что они говорили об Акре и великом магистре.
– Об Акре? – удивился Эврар. – Значит, за этим стоит Гуго де Ревель?
– Кто?
– Великий магистр ордена госпитальеров. С ним я не встречался, но знал его предшественника, Гийома де Шатонефа, стоявшего во главе ордена, когда Арман осадил их крепость. – Эврар потер подбородок. – Думаю, Никола отправился к своему великому магистру. Если тот сочтет книгу достаточным свидетельством существования тайного братства, то, несомненно, передаст ее в Рим папе. – Он нервно вздохнул. – Нельзя допустить, чтобы де Наварр попал на корабль. На рассвете мы поскачем в Ла-Рошель.
– Мы?
– Конечно. Ведь одному мне не справиться.
– А я тут при чем? – Уилл спрыгнул с подоконника. – Простой сержант. Как я могу противостоять рыцарям, будь то тамплиеры, госпитальеры или тевтонцы?
Эврар кивнул:
– Ты станешь рыцарем. Сегодня. Я говорил с инспектором. Он согласен на твое посвящение.
– Что?
– Инспектор счел момент подходящим. На смену отцу орден призывает на службу сына. Инспектор желает, чтобы это произошло сегодня, до совета, где мы будем решать, что делать.
– Сегодня, когда я только что получил весть о гибели отца?
Эврар смягчился, положил руку на плечо Уиллу.
– Горе – одно из самых чистых чувств, какие испытывает человек. Подлинная скорбь… – капеллан нетерпеливо взмахнул рукой, подыскивая нужное слово, – заглушает все остальное. И в наступившей тишине человек обретает себя. Так что, наоборот, я уверен, для твоего посвящения сегодня самый лучший день.
Уилл опустил голову:
– Я больше не уверен в своем желании стать рыцарем.
– Такова была воля твоего отца, – сказал Эврар.
– Отца больше нет.
– Это не значит, что все его деяния и помыслы потеряли смысл – то, во имя чего он трудился и пролил кровь. – Эврар покачал головой. – Джеймс Кемпбелл только начал. Завершить обязан ты. Если не так, то его гибель окажется напрасной.
Уилл поднял голову, посмотрел в окно. По щекам текли холодные слезы. Мир вокруг стал плоским и серым. Многие годы он стремился лишь к одному – встать рядом с отцом. И вот отца нет. Он понимал, на Заморских территориях опасно, но ему почему-то не приходила в голову мысль о возможной гибели отца.
– У меня больше нет цели, – прошептал он, не осознавая, что произносит эти слова вслух.
– Я тебе ее укажу. – Эврар погладил плечо Уилла своей изуродованной рукой. – Большую цель. Огромную.
Все утро в зале собраний капитула топили две железные печки, чтобы хоть немного прогнать ноябрьскую стужу. Но к началу церемонии посвящения древесный уголь в них весь выгорел. Серый дневной свет проникнуть сюда не мог, окна покрывали тяжелые гобелены.
Ежась от холода, Уилл снял черную тунику. Протянул стоящему рядом клирику. Затем снял сапоги, стараясь не морщиться, когда голые ступни коснулись каменного пола. Отстегнул пояс с фальчионом. Наконец сбросил нижнюю рубаху, чувствуя спиной людей, сидящих позади него. Хотя освещение в сводчатом зале было тусклым, они все равно могли увидеть перечеркивающие спину тонкие белые полосы там, где Эврар прошелся когда-то хлыстом. Уилл глянул на капеллана. Тот стоял, ссутулившись, на помосте, повернув к нему изможденное лицо. Готовил священные сосуды. Неужели это тот самый безжалостный человек, который высек его шесть лет назад? За Эвраром в похожем на трон кресле, высеченном из белесого камня, восседал инспектор. Он выглядел усталым. На помосте стояли еще два рыцаря.
Уилл протянул рубаху клирику и встал перед алтарем. Одетый лишь в одни рейтузы, освещенный слабым светом факела, он вдруг ощутил себя одиноким, как никогда в жизни.
Клирик двинулся прочь, унося его старую одежду, а Уилл, на мгновение оглянувшись, встретился взглядом с Робером, сидевшим рядом с Гуго на одной из передних скамей. Рыцарь дружески улыбнулся, и Уилл повернулся к алтарю, чувствуя, как ощущение одиночества начинает постепенно рассасываться. Эврар воскурил в кадиле ладан, призвал к тишине и подал знак Уиллу опуститься на колени. Уилл неожиданно растерялся, не зная, что должен говорить и делать во время церемонии. Ведь другие зубрили нужные слова во время ночного бодрствования. У него сейчас не нашлось времени даже задуматься, потому что тут же поднялся со своего кресла инспектор и обратился к нему глубоким звучным голосом:
– Уильям Кемпбелл, сын Джеймса, во время бодрствования ты смог все как должно обдумать, и потому ответь сейчас: желаешь ли ты принять рыцарскую мантию, зная, что сим отбрасываешь прочь от себя все мирское и становишься истинным и смиренным слугой всемогущего Бога?
– Желаю, – ответил Уилл.
И начал давать обет.
Оказалось, он с поразительной четкостью помнит все произнесенное юношей-сержантом в Нью-Темпле, за посвящением которого они с Саймоном наблюдали из кладовой. Побуждаемый Эвраром, Уилл повторил все положенные слова. Сказал, что предан католической вере, и зачат в законном браке, и не давал обета другому ордену, и у него нет невыплаченных долгов. В горле все горело, в груди саднило, но он твердо заявил о телесном здоровье.
Один из рыцарей спустился к нему и протянул устав Бернара де Клерво, открытый на первой странице.
– Читай. Если не понимаешь, тебе переведут.
Уилл вгляделся в написанный поблекшими чернилами латинский текст.
– «Господь Бог, вот я пред очами твоими и пред сими добрыми братьями, присутствующими здесь, прошу ввести меня в их орден, под его покровительство, ибо желаю быть слугой и рабом ордена тамплиеров, отречься от своей воли, подчиняясь лишь воле Божьей».
Уилл поклялся выполнять устав ордена, блюсти целомудрие, пребывать в бедности, быть послушным. Когда он распростерся перед алтарем просить Божьего благословения, а также Девы Марии и всех святых, с помоста сошел второй рыцарь, извлек из ножен меч. Тускло сверкнуло направленное на него лезвие.
– Целуй этот клинок и прими ношу, возложенную на тебя. Ты будешь защищать истинную веру от врагов и в час испытаний отдашь за нее жизнь.
Уилл коснулся губами клинка, затуманив его дыханием. Вот и все. Рыцарь убрал меч в ножны и поднялся на помост. Эврар, прихрамывая, направился к клирику, ждавшему с мечом и сложенной белой мантией. И тут Уилл неожиданно и совершенно не вовремя осознал, что не понимает, почему отец и остальные в Сафеде выбрали мученичество. Это казалось ему лишенным смысла. Неужели выполнение обета значило для них больше, чем близкие? Сколько сыновей и дочерей остались сиротами из-за решимости тех отцов обеспечить себе место в раю? За эти шесть лет отец написал Уиллу лишь дважды. Обвинений в гибели Мэри там не было, но и особой любви тоже. Из этих писем Уилл узнал больше о Заморских территориях, чем о том, что творится в отцовском сердце. Он теперь жаждал узнать, почему отец выбрал смерть. Желал обратиться к небесам и потребовать ответа.
И гнев, сдерживаемый юношей все это время, прорвался наконец наружу.
Он был зол на орден тамплиеров, который потребовал от отца отдать жизнь, на Эврара, обманывавшего своего подопечного, на сарацин, убивших отца, и на султана Бейбарса, который ими командовал. Но больше всего он был зол на отца – за то, что уехал, так его и не простив, и за то, что погиб. Теперь Уилл никогда не получит прощения. Эврар приближался, а в его ушах звучали слова отца: «Придет день, Уильям, и ты станешь рыцарем-тамплиером. Когда это случится, клянусь Всевышним, я буду рядом».
Он сказал: «…клянусь Всевышним». Значит, нарушил один обет, чтобы исполнить другой. Так чью волю он выполнял, свою или Божью? И погиб он, защищая орден или тайное братство? Или чтобы наказать сына за смерть дочери?
Эврар протянул меч:
– Этим мечом ты сможешь защищать христианство от врагов Божьих.
Уилл оцепенело поднялся с колен. Поднял руки и… тут же опустил. Эврар нахмурился, затем, кажется, понял. Он щелкнул пальцами клирику, ожидавшему с мантией. Клирик нерешительно посмотрел на инспектора, но подошел к Эврару. Тот ему что-то быстро сказал. В зале рыцари забормотали, удивляясь перерыву церемонии, а клирик поспешил в небольшую боковую дверь. Вскоре вернулся с фальчионом. Эврар отдал ему длинный меч, а фальчион, короткий, весь побитый, протянул Уиллу. Тот нахмурил брови, стараясь сдержать наворачивающиеся слезы, тронутый сочувствием капеллана. Затем пристегнул фальчион к поясу.
Эврар протянул ему мантию.
– В этом одеянии ты рождаешься вновь.
Уилл ее развернул. Восьмиконечные кресты на спине и над сердцем были алыми, как вино, кровь или губы Элвин. Он накинул мантию на голые плечи. Она оказалась слегка коротковата. Обычно портной снимает мерку перед церемонией, но сейчас на это не хватило времени. Ничего, он попросит портного ее удлинить. И вообще Уилл не чувствовал, что у него выросли крылья, как он когда-то воображал. Мантия тяжело свисала с плеч и колола кожу.
Эврар скрепил одеяние серебряной булавкой. Затем перекрестил Уилла, пробормотав:
– Я отпускаю тебе грехи. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.
Инспектор поднялся с трона.
– Ессе quam bonum et quam jocundum habitare fraters in unium.
Когда инспектор закончил псалом, Эврар положил руки на плечи Уилла:
– Напомню тебе слова благословенного Бернара де Клерво. Рыцарь-тамплиер бесстрашен, ибо тело его защищено железом, а душа верой. И его не одолеют ни демон, ни человек. – Капеллан заглянул в глаза Уиллу. – И потому он не страшится смерти. Мы все смотрим на тебя, сэр Уильям Кемпбелл, рыцарь ордена тамплиеров. Пусть Бог сделает так, чтобы ты оказался достойным.
Он поднялся на цыпочки и поцеловал Уилла в губы. Затем все находящиеся в зале собраний капитула один за другим приблизились к нему, чтобы сделать то же самое.
Королевский дворец, Париж
2 ноября 1266 года
– Как это могло случиться?
Король Франции Людовик IX подался вперед на троне, обращаясь к группе рыцарей. Его голос резонировал в пустом помещении. Столы и скамьи, поставленные в большом зале для выступления трубадура, давно убрали. Лишь на полу в нескольких местах слуги оставили лепестки роз. – Как Сафед мог пасть так быстро?
Ответил инспектор.
– Мой король, в донесении сказано, что Бейбарс предложил сдаться всем местным уроженцам, защищавшим крепость. Он обещал им прощение, без всяких условий. В крепости не осталось людей, чтобы надежно защитить ее стены.
Уилл стоял сзади в группе из шести рыцарей, сопровождавшей инспектора во дворец, наблюдая, как Людовик наклонил свою величественную голову, обрамленную гривой темных волос, кое-где прореженных сединой. Как показалось Уиллу, король молился, закутавшись в алую мантию, отороченную мехом горностая. Крепкий и мускулистый в молодости, Людовик с годами располнел. Пятна и небольшие шрамы на его лице остались после болезней, перенесенных им на Востоке. Кисти рук отекли и покрылись пигментными пятнами. Шестнадцать лет назад король отправился в Седьмой крестовый поход на Святую землю во главе тридцатипятитысячного войска. Одержав ряд побед, он потерпел сокрушительное поражение при Мансуре и с остатками войска был окружен, а затем взят в плен. Выкуп сарацинам заплатила его жена, королева Маргарита.
Взор Уилла вдруг затуманился. Он тщетно пытался стряхнуть оцепенение, не проходившее после посвящения. Когда, закончив совет, инспектор торжественным тоном объявил о включении его в группу для сопровождения во дворец, Уилл с трудом подавил недовольство. Ему совершенно не хотелось куда-то идти.
Людовик наконец поднял голову:
– Это черный день для нас всех. Действительно черный день.
– Я послал вести в прицептории по всему Западу, сообщая нашим братьям о случившемся, – сказал инспектор.
Король заговорил после недолгого молчания:
– Бейбарс скоро сведет наши земли на нет. Обстругает, как плотник деревянный брус. В прошлом месяце госпитальеры сдали ему Арсуф, а до этого пали Кесария и Хайфа. Его лапы оказались длиннее, чем мы могли вообразить.
– Да, мой король, – скорбно согласился инспектор. – Если мы не начнем безотлагательно действовать, то потеряем наши земли. Укрепления, воздвигнутые вами во время пребывания в Палестине, без людей долго не продержатся. Сафед оставался нашим самым мощным бастионом, и его сдали Бейбарсу. – Глаза инспектора затуманила печаль, но голос звучал решительно. – Мы ничего не сделали, чтобы помочь сражаться нашим братьям на Востоке, защищать мечту. Теперь платим большую цену за свое бездействие.
– Каковы ваши предложения?
Инспектор помолчал для солидности.
– Орден тамплиеров готов выделить деньги и людей, чтобы противостоять угрозе, какую представляет для нас Бейбарс. Но на постройку кораблей уйдет много месяцев и еще больше на само путешествие к Святой земле. Нужно начинать прямо завтра, и нам будет потребна ваша поддержка. Новый Крестовый поход в Палестину под вашим командованием, мой король. Вот что я предлагаю.
Людовик упер руки в подбородок.
– Я уже размышлял над этим. Недавно имел беседу с моим братом Шарлем, графом Анжуйским. Он тоже побуждает меня к походу.
– И каково ваше решение, мой король?
Людовик откинулся на спинку трона, всколыхнув алую мантию.
– Я предприму новый Крестовый поход. И сарацины дорого заплатят за жизни христиан.
В глазах Уилла неожиданно потемнело. Он покачнулся, ухватившись за руку стоящего рядом рыцаря.
– Что случилось? – Рыцарь вгляделся в него. – Ты бледен, как лилия.
Дата добавления: 2015-11-14; просмотров: 38 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
БЛАГОДАРНОСТИ 20 страница | | | БЛАГОДАРНОСТИ 22 страница |