|
Читайте также: |
Сайкс хмуро заметил, что придется ему удовлетвориться и этим, если на
большее рассчитывать не приходится. Затем Нэнси собралась провожать Феджина,
а Плут и мистер Бейтс спрятали еду в буфет.
Распрощавшись со своим любезным другом, еврей отправился домой в
сопровождении Нэнси и мальчиков; тем временем мистер Сайкс бросился на
постель, намереваясь спать вплоть до возвращения молодой леди.
Без всяких задержек они прибыли в обиталище Феджина, где застали Тоби
Крекита и мистера Читлинга, увлеченных пятнадцатой партией криббеджа, причем
вряд ли нужно говорить, что сей последний джентльмен эту партию проиграл, а
вместе с нею пятнадцатый и последний шестипенсовик, к великой потехе своих
молодых друзей. Мистер Крекит, явно пристыженный тем, что его застали за
игрой с джентльменом, столь ниже его по общественному положению и умственным
способностям, зевнул и, осведомившись о Сайксе, взял шляпу, собираясь уйти.
- Никто не приходил, Тоби? - спросил Феджин.
- Ни одной живой души, - ответил мистер Крекит, поднимая воротник. - От
скуки я чуть не скис, как дрянное пиво. За вами хорошая выпивка, Феджин, в
награду мне за то, что я так долго сторожил дом. Черт побери! Я отупел, как
присяжный, и заснул бы так же крепко, как Ньюгетская тюрьма, если бы по
доброте своей не вздумал позабавить этого юнца. Чертовская скука, будь я
проклят, если не так!
С этими словами мистер Тоби Крекит забрал выигранные деньги и сунул в
жилетный карман с высокомерным видом, словно мелкие серебряные деньги
совершенно недостойны внимания такой особы, как он; покончив с этим, он
важно вышел из комнаты элегантной и благородной поступью, после чего мистер
Читлинг, бросавший восхищенные взгляды на его ноги и сапоги, пока они не
скрылись из виду, объявил всей компании, что знакомство с ним обходится
каких-нибудь пятнадцать шестипенсовиков за свидание, а такой проигрыш он
ценит не дороже щелчка.
- Ну и чудак же вы, Том, - сказал мистер Бейтс, которого очень
позабавило это заявление.
- Ничуть не бывало, - отозвался мистер Читлинг. - Разве я чудак,
Феджин?
- Ты очень смышленый парень, мой милый, - сказал Феджин, похлопывая его
по плечу и подмигивая другим ученикам.
- А мистер Крекит - настоящий франт. Правда, Феджин? - спросил Том.
- Без сомнения, мой милый.
- И поддерживать с ним знакомство очень лестно. Правда, Феджин? -
продолжал Том.
- Конечно, очень лестно, мой милый. Они просто завидуют тебе, потому
что с ними он не хочет водиться.
- Ну! - с торжеством воскликнул Том. - Вот в чем дело! Он меня дочиста
обобрал. Но ведь я могу пойти заработать еще, когда мне вздумается, -
правда, Феджин?
- Разумеется, можешь. Том, и чем скорее пойдешь, тем лучше. Возмести
же, не мешкая, свой проигрыш и не теряй больше времени... Плут! Чарли! Пора
вам отправляться на работу. Пошевеливайтесь! Скоро десять, а ничего еще не
сделано.
Приняв к сведению намек, мальчики кивнули Нэнси и, взяв свои шляпы,
вышли из комнаты; по дороге Плут и его жизнерадостный друг развлекались,
придумывая всевозможные остроты, направленные против мистера Читлинга, в
чьем поведении, нужно отдать ему справедливость, не было ничего особо
примечательного или странного, поскольку немало есть в столице
предприимчивых молодых щеголей, которые платят значительно больше, чем
мистер Читлинг, за честь быть принятыми в хорошем обществе, и немало
изысканных джентльменов (составляющих упомянутое хорошее общество), которые
строят свою репутацию почти на таком же фундаменте, - как и ловкач Тоби
Крекит.
- А теперь, - сказал Феджин, когда мальчики вышли из комнаты, - пойду
принесу тебе деньги, Нэнси. Это просто ключ от шкафика, моя милая, где я
храню кое-какие вещи, которые приносят мальчики. Своих денег я никогда не
запираю, потому что мне и запирать нечего, моя милая... ха-ха-ха... запирать
нечего. Невыгодное это ремесло, Нэнси, и неблагодарное. Но я люблю видеть
вокруг себя молодые лица и все терплю, все терплю. Тише, - воскликнул он,
торопливо пряча ключ за пазуху. - Кто это там? Прислушайся.
Девушка, сидевшая за столом сложа руки, по-видимому, нисколько не
интересовалась, пришел ли кто-нибудь, или уходит, пока до слуха ее не
донесся невнятный мужской голос. Едва уловив этот звук, она с быстротой
молнии сорвала с себя шляпку и шаль и сунула их под стол. Когда еврей
оглянулся, она пожаловалась на жару ослабевшим голосом, удивительно
противоречащим стремительности и страстности ее движений, что, однако, не
было замечено Феджином, стоявшим в то время к ней спиной.
- Ба! - пробормотал он, как будто раздосадованный помехой. - Это тот
человек, которого я ждал раньше; он спускается по лестнице. Ни слова о
деньгах, пока он здесь, Нэнси. Он недолго пробудет. Не больше десяти минут,
моя милая.
Приложив к губам костлявый указательный палец, еврей понес лампу к
двери, когда за нею на лестнице послышались шаги. Он подошел к двери
одновременно с посетителем, который, быстро войдя в комнату, очутился возле
девушки, прежде чем успел ее заметить.
Это был Монкс.
- Всего-навсего одна из моих молоденьких учениц, - сказал Феджин,
заметив, что Монкс попятился при виде незнакомого лица. - Не уходи, Нэнси.
Девушка ближе придвинулась к столу и, мельком, с равнодушным видом
посмотрев на Монкса, отвела взгляд; но когда Монкс перевод глаза с нее на
Феджина, она искоса снова метнула на него взгляд - такой острый и
испытующий, что, будь здесь какой-нибудь наблюдатель и подметь он эту
перемену, он с трудом мог бы поверить, что оба эти взгляда брошены одной и
той же особой.
- Есть новости? - осведомился Феджин.
- Очень важные.
- И... и... хорошие? - нерешительно спросил Феджин, словно опасаясь
раздражать собеседника чрезмерным благодушием.
- Во всяком случае, неплохие, - с улыбкой ответил Монкс. - На этот раз
я не терял времени. Мне нужно с вами поговорить.
Девушка еще ближе придвинулась к столу и не выразила намерения покинуть
комнату, хотя и могла заметить, что Монкс указывает на нее. Еврей, боясь,
быть может, как бы она не заговорила вслух о деньгах, если он попробует ее
выпроводить, указал наверх и увел Монкса.
- Только не в ту проклятую дыру, где мы были прошлый раз, - услышала
она голос посетителя, когда они поднимались по лестнице. Феджин засмеялся,
ответил что-то, чего она не разобрала, и, казалось, судя по скрипу досок,
повел своего собеседника на третий этаж.
Еще не замерло в доме эхо, разбуженное их шагами, как девушка уже сняла
башмаки, завернула на голову подол платья и, закутав в него руки,
остановилась у двери, прислушиваясь с напряженным вниманием. Как только шум
затих, она выскользнула из комнаты, удивительно легко и бесшумно поднялась
по лестнице и скрылась во мраке наверху.
Около четверти часа, если не больше, в комнате никого не было; затем
девушка вернулась той же неслышной поступью, и сейчас же вслед за этим
раздались шаги двух мужчин, спускавшихся по лестнице. Монкс немедленно вышел
на улицу, а еврей снова поплелся наверх за деньгами. Когда он вошел, девушка
надевала шаль и шляпку, якобы собираясь уходить.
- Что это, Нэнси? - воскликнул еврей, поставивший свечу на стол, и
отшатнулся. - Какая ты бледная!
- Бледная? - повторила девушка, заслоняя глаза руками, как будто для
того, чтобы пристальнее посмотреть на него.
- Ужасно. Что это с тобой стряслось?
- Ровно ничего. Сидела в этой душной комнате невесть сколько времени,
вот и все, - небрежно ответила девушка. - Ну, будьте добреньки, отпустите же
меня.
Вздыхая над каждой монетой, Феджин отсчитал ей на ладонь деньги. Они
расстались без дальнейших разговоров, обменявшись только пожеланием
спокойной ночи.
Очутившись на улице, девушка присела на ступеньку у двери и в течение
нескольких секунд казалась совершенно ошеломленной и неспособной продолжать
путь. Вдруг она встала и, бросившись в сторону, как раз противоположную той,
где ждал ее Сайкс, ускорила шаги и шла все быстрее, пока шаг ее не
превратился в стремительный бег. Окончательно выбившись из сил, она
остановилась, чтобы отдышаться, но, словно опомнившись и поняв, что не
сможет осуществить задуманное, в отчаянии заломила руки и разрыдалась. Может
быть, слезы облегчили ее или же она поняла полную безнадежность своего
положения - как бы то ни было, она повернулась и побежала в обратную сторону
чуть ли не с такой же быстротой - отчасти, чтобы наверстать потерянное
время, а отчасти, чтобы приноровить шаг к стремительному потоку своих
мыслей, - и вскоре добралась до дома, где оставила грабителя.
Если, представ перед мистером Сайксом, она и выдала чем-нибудь свое
волнение, то он этого не заметил; осведомившись, принесла ли она деньги, и
получив утвердительный ответ, он удовлетворенно пробурчал что-то и, снова
опустив голову на подушку, погрузился в сон, прерванный ее приходом.
Счастье для нее, что на следующий день наличие денег заставило Сайкса
столько потрудиться над едой и питьем и к тому же возымело столь
благотворное влияние на его нрав, смягчив его шероховатость, что у него не
было ни времени, ни желания критиковать ее поведение и манеры. Ее
рассеянность и нервозность, как у того, кто готовится совершить какой-то
смелый и опасный шаг, требующий серьезной борьбы, прежде чем принято
решение, не ускользнули бы от рысьих глаз Феджина, который, вероятно,
немедленно забил бы тревогу. Но мистер Сайкс, не отличавшийся особой
наблюдательностью и не тревожимый опасениями более тонкими, чем те, какие
можно заглушить неизменной грубостью в обращении со всеми и каждым, а
вдобавок, как было уже указано, находившийся в исключительно приятном
расположении духа, - мистер Сайкс не видел ничего необычного в ее поведении
и в сущности обращал на нее так мало внимания, что, будь даже ее волнение
гораздо приметнее, оно вряд ли вызвало бы у него подозрения.
К концу дня возбуждение девушки усилилось, когда же настал вечер и она,
сидя возле грабителя, ждала, пока он напьется и заснет, щеки ее были так
бледны, а глаза так горели, что даже Сайкс отметил это с изумлением.
Мистер Сайкс, ослабевший от лихорадки, лежал на кровати, разбавляя джин
горячей водой, чтобы уменьшить его возбуждающее действие, и уже в третий или
четвертый раз пододвинул Нэнси стакан, чтобы та наполнила его, когда вдруг
ее вид впервые поразил его.
- Ах, чтоб мне сдохнуть! - воскликнул он, приподнимаясь на руках и
всматриваясь в лицо девушки. - Ты похожа на ожившего мертвеца. В чем дело?
- В чем дело? - повторила девушка. - Ни в чем. Чего ты так таращишь на
меня глаза?
- Что это еще за дурь? - спросил Сайкс, схватив ее за руку и грубо
встряхнув. - Что это значит? Что у тебя на уме? О чем ты думаешь?
- О многом, Билл, - ответила девушка, вздрагивая и закрывая глаза
руками. - Но не все ли равно?
Притворно веселый тон, каким были сказаны последние слова, казалось,
произвел на Сайкса более глубокое впечатление, чем дикий, напряженный
взгляд, который им предшествовал.
- Вот что я тебе скажу, - начал Сайкс, - если ты не заразилась
лихорадкой и не больна, так значит тут пахнет чем-то другим, особенным, да к
тому же и опасным. Уж не собираешься ли ты... Нет, черт подери, этого ты бы
не сделала!
- Чего бы не сделала? - спросила девушка.
- Нет на свете, - сказал Сайкс, не спуская с нее глаз и бормоча эти
слова про себя, - нет на свете более надежной девки, не то я еще три месяца
назад перерезал бы ей горло. Это у нее лихорадка начинается, вот что.
Успокоив себя таким доводом, Сайкс осушил стакан до дна, а затем,
ворчливо ругнувшись, потребовал свое лекарство. Девушка поспешно вскочила,
стоя спиной к нему, она быстро налила лекарство и держала стакан у его губ,
пока он пил.
- А теперь, - сказал грабитель, - сядь возле меня и чтобы лицо у тебя
было как всегда, а не то я разукрашу его так, что ты сама его не узнаешь.
Девушка повиновалась. Сайкс, зажав ее руку в своей, откинулся на
подушку, не спуская глаз с ее лица. Глаза закрылись, открылись снова, опять
закрылись и снова открылись. Он беспокойно повернулся, несколько раз
задремывал на две-три минуты и так же часто вскакивал с испуганным видом,
тупо озирался вокруг и вдруг, в ту самую минуту, когда хотел приподняться,
погрузился в глубокий, тяжелый сон. Пальцы его разжались, поднятая рука вяло
опустилась - он лежал словно в полном беспамятстве.
- Наконец-то опий подействовал, - прошептала ловушка, отходя от
кровати, - но, может быть, теперь уже слишком поздно.
Она проворно надела шляпку и шаль, изредка боязливо оглядываясь, словно
опасаясь, как бы, несмотря на снотворный напиток, не опустилась на ее плечо
тяжелая рука Сайкса; потом, тихонько наклонившись над постелью, поцеловала
грабителя в губы и, бесшумно открыв дверь комнаты, выбежала на улицу.
В темном переулке, который вел на главную улицу, сторож выкрикивал
половину десятого.
- Давно пробило? - спросила девушка.
- Через четверть часа пробьет десять, - сказал сторож, поднимая фонарь
к ее лицу.
- А мне не добраться туда раньше, чем через час, - пробормотала
девушка, проскользнув мимо него и бросившись бежать по улице.
Многие лавки уже закрылись в тех глухих переулках и улицах, которыми
она пробегала, направляясь из Спителфилдс к лондонскому Вест-Энду. Когда
пробило десять, нетерпение ее усилилось. Она мчалась по узкому тротуару;
расталкивая прохожих и проскакивая чуть ли не под самыми мордами лошадей,
перебегала запруженные улицы, где кучки людей нетерпеливо ждали возможности
перейти через дорогу.
- Эта женщина с ума сошла, - говорили прохожие, оборачиваясь, чтобы
посмотреть ей вслед, в то время как она летела дальше.
Когда она добралась до более богатой части города, улицы были
сравнительно пустынны, и здесь ее стремительность вызывала еще большее
любопытство у редких прохожих, мимо которых она пробегала. Иные ускоряли
шаг, словно хотели узнать, куда она так спешит, и те из них, кому удавалось
нагнать ее, оглядывались, удивленные тем, что она мчится все с той же
быстротой.
Но один за другим они отставали, и она была одна, когда достигла цели
своего путешествия. Это был семейный пансион в тихой, красивой улице
неподалеку от Гайд-парка. Когда ослепительный свет фонаря, горевшего у
двери, привел ее к этому дому, пробило одиннадцать. Сначала она замедлила
шаги, словно собираясь с духом, чтобы подойти, но бой часов придал ей
решимости, и она вошла в холл... Привратника не было на обычном его месте.
Она неуверенно огляделась вокруг и направилась к лестнице.
- Послушайте-ка, - сказала нарядная особа женского пола, выглядывая за
ее спиной из-за двери, - кого вам здесь нужно?
- Леди, которая остановилась в этом доме, - отозвалась девушка.
- Леди? - последовал ответ, сопровождаемый презрительным взглядом. -
Какую леди?
- Мисс Мэйли, - сказала Нэнси.
Нарядная особа, которая к тому времени обратила внимание на внешность
Нэнси, ответила только взглядом, выражавшим добродетельное презрение, и
призвала для переговоров с нею мужчину. Нэнси повторила ему свою просьбу.
- Как о вас доложить? - спросил слуга.
- Не к чему называть фамилию, - ответила Нэнси.
- А по какому делу? - продолжал тот.
- И об этом незачем говорить! - возразила девушка. - Мне нужно видеть
леди.
- Уходите! - сказал слуга, подталкивая ее к двери. - Хватит,
убирайтесь!
- Можете вытолкать меня отсюда, но сама я не уйду! - резко крикнула
девушка. - А уж я постараюсь, чтобы вы и вдвоем со мной не сладили. Неужели
нет здесь никого, - продолжала она, озираясь, - кто бы согласился исполнить
просьбу такого жалкого создания, как я?
Этот призыв произвел впечатление на повара, который благодушно наблюдал
эту сцену вместе с другими слугами и теперь выступил вперед, чтобы
вмешаться.
- Доложите-ка о ней, Джо, что вам стоит, - сказала Эта персона.
- Да что толку? - возразил тот. - Уж не думаете ли вы, что молодая леди
пожелает принять такую, как она?
Этот намек на сомнительную репутацию Нэнси вызвал бурю целомудренного
гнева в груди четырех горничных, которые с великим угаром заявили, что эта
тварь позорит свой пол, и решительно потребовали, чтобы ее без всякого
сожаления бросили в канаву.
- Делайте со мной что хотите, - сказала девушка, снова обращаясь к
мужчинам, - но сначала исполните мою просьбу, а я именем господа бога прошу
доложить обо мне.
Мягкосердечный повар присовокупил свое ходатайство, и дело кончилось
тем, что слуга, появившийся первым, взялся исполнить поручение.
- Так что же передать? - спросил он, уже стоя одной ногой на нижней
ступеньке.
- Что одна молодая женщина убедительно просит позволения поговорить
наедине с мисс Мэйли, - ответила Нэнси, - а когда леди услышит хоть одно
слово из того, что та хочет ей сказать, она сама решит, выслушать ли ей до
конца, или выгнать эту женщину, как обманщицу.
- Ну, знаете ли, - вы что-то уж очень напористы, - сказал слуга.
- Вы только передайте эти слова, - твердо сказала девушка, - и
принесите мне ответ.
Слуга побежал по лестнице. Нэнси, бледная, с трудом переводя дух,
стояла внизу, прислушиваясь с дрожащими губами к тем громким, презрительным
замечаниям, на какие не скупились целомудренные служанки; они принялись
расточать их еще щедрее, когда вернулся слуга и сказал, чтобы молодая
женщина шла наверх.
- Что толку соблюдать благопристойность на этом свете? - сказала первая
служанка.
- Медь иной раз ценят дороже золота, хотя ему и огонь нипочем! -
заметила вторая.
Третья удовольствовалась недоуменным вопросом: "Из чего же сделаны
леди?" - а четвертая положила начало квартету: "Какой срам!" - на чем и
сошлись эти Дианы.
Невзирая на все это - ибо на сердце у нее было бремя более тяжкое, -
Нэнси, дрожа всем телом, вошла вслед за слугой в маленькую переднюю,
освещенную висевшей под потолком лампой. Здесь слуга ее оставил и удалился.
ГЛАВА XL
Странное свидание, которое является продолжением событий,
изложенных в предыдущей главе
Жизнь девушки протекала на улицах, в самых гнусных притонах и вертепах
Лондона, но тем не менее она еще сохранила какую-то порядочность, присущую
женщине, и, когда она услыхала легкие шаги, приближающиеся к двери,
находившейся против той, в какую она вошла, она подумала о резком контрасте,
свидетелем которого будет через секунду эта маленькая комнатка,
почувствовала всю тяжесть своего позора и съежилась, как будто ей почти
непосильно было присутствие той, с кем она добивалась свидания.
Но с этими лучшими чувствами боролась гордость - порок самых
развращенных и униженных, равно как и возвеличенных и самоуверенных. Жалкая
сообщница воров и грабителей, падшее существо, исторгнутое грязными
притонами, помощница самых мерзких преступников, живущая под сенью виселицы,
- даже это погрязшее в пороках создание было слишком гордым, чтобы хоть
отчасти проявить чувствительность, присущую женщине, - чувствительность,
которую она считала слабостью, хотя она одна еще связывала ее с человеческой
природой, следы которой стерла тяжелая жизнь в пору ее детства. Она подняла
глаза лишь настолько, чтобы разглядеть, что представшая перед ней девушка
стройна и прекрасна, затем, потупившись, она с притворной беззаботностью
тряхнула головой и сказала:
- Нелегкое дело добраться до вас, сударыня. Если бы я обиделась и ушла,
как сделали бы многие на моем месте, вы об этом когда-нибудь пожалели бы - и
не зря.
- Я очень сожалею, если с вами были грубы, - отвечала Роз. -
Постарайтесь забыть об этом. Скажите мне, зачем вы хотели меня видеть. Я та,
кого вы спрашивали.
Ласковый тон, нежный голос, кроткая учтивость, полное отсутствие
высокомерия или неудовольствия застигли девушку врасплох, и она залилась
слезами.
- Ах, сударыня! - воскликнула она страстно, заломив руки. - Если бы
больше было таких, как вы, - меньше было бы таких, как я... меньше...
меньше...
- Сядьте, - настойчиво сказала Роз. - Если вы бедны или вас постигло
несчастье, я от всей души и всем, чем могу, рада вам помочь. Сядьте.
- Разрешите мне постоять, леди, - сказала девушка, все еще плача, - и
не говорите со мной так ласково, пока вы не узнаете, кто я такая. Становится
поздно. Эта... Эта дверь закрыта?
- Да, - сказала Роз, отступив на несколько шагов, словно для того,
чтобы к ней скорее могли прийти на помощь в случае, если понадобится. -
Почему вы задаете этот вопрос?
- Потому, - сказала девушка, - потому, что я собираюсь отдать в ваши
руки свою жизнь и жизнь других. Я - та самая девушка, которая утащила
маленького Оливера к старику Феджину в тот вечер, когда он вышел из дома в
Пентонвиле.
- Вы?! - воскликнула Роз Мэйли.
- Да, я, сударыня, - ответила девушка. - Я та самая бесчестная женщина,
о которой вы слыхали, живущая среди воров, и - да поможет мне бог! - с того
времени, как я себя помню, и когда глазам моим и чувствам открылись улицы
Лондона, я не знала лучшей жизни и не слышала более ласковых слов, чем те,
какими она меня награждала. Не бойтесь, можете отшатнуться от меня, леди. Я
моложе, чем кажусь, но я к этому привыкла. Самые бедные женщины отшатываются
от меня, когда я прохожу по людной улице.
- Какой ужас! - сказала Роз, невольно отступая от своей странной
собеседницы.
- На коленях благодарите бога, дорогая леди, - воскликнула девушка, -
что у вас были друзья, которые с самого раннего детства о вас заботились и
оберегали вас, и вы никогда не знали холода и голода, буйства и пьянства
и... и еще кое-чего похуже, что знала я с самой колыбели. Я могу сказать это
слово, потому что моей колыбелью были глухой закоулок да канава... они будут
и моим смертным ложем.
- Мне жаль вас, - прерывающимся голосом сказала Роз. - У меня сердце
надрывается, когда я вас слушаю.
- Да благословит вас бог за вашу доброту, - отозвалась девушка. - Если
бы вы знали, какой я иной раз бываю, вы бы я в самом деле меня пожалели. Но
ведь я тайком убежала от тех, которые, конечно, убили бы меня, знай они, что
я пришла, сюда, чтобы передать подслушанное. Знаете ли вы человека по имени
Монкс?
- Нет, - ответила Роз.
- А он вас знает, - заявила девушка, - и знает, что вы остановились
здесь. Ведь я вас отыскала потому, что подслушала, как он назвал это место.
- Я никогда не слыхала этой фамилии, - сказала Роз.
- Значит, у нас он появляется под другим именем, - заявила девушка, - я
об этом и раньше догадывалась. Несколько времени назад, вскоре после того,
как Оливера просунули к вам в окошко, - когда пытались вас ограбить, я,
подозревая этого человека, подслушала однажды ночью его разговор с Феджином.
И я поняла, что Монкс, тот самый, о котором я вас спрашивала...
- Да, - сказала Роз, - понимаю.
- Вот что Монкс, - продолжала девушка, - случайно увидел Оливера с
двумя из ваших мальчишек в тот день, когда мы в первый раз его потеряли, и
сразу узнал в нем того самого ребенка, которого он выслеживал, - я не могла
угадать, о какой целью. С Феджином был заключен договора что, если Оливера
опять захватят, он получит определенную сумму и получит еще больше, если
сделает из него вора, а это для чего-то очень нужно было Монксу.
- Для чего? - спросила Роз.
- Он заметил мою тень на стене, когда я подслушивала, надеясь
разузнать, в чем тут дело, - ответила девушка, - и мало кто мог бы, кроме
меня, улизнуть вовремя и не попасться. Но мне это удалось, и я его не видела
до вчерашнего вечера.
- А что же случилось вчера?
- Сейчас я вам расскажу, леди. Вчера вечером он опять пришел. Опять они
поднялись наверх, и я, закутавшись так, чтобы тень не выдала меня, опять
подслушивала у двери. Первое, что я услышала, были слова Монкса: "Итак,
единственные доказательства, устанавливающие личность мальчика, покоятся на
дне реки, а старая карга, получившая их от его матери, гниет в своем гробу".
Он и Феджин расхохотались и стали толковать о том, как посчастливилось ему
все это обделать, а Монкс, заговорив о мальчике, рассвирепел и сказал, что
хотя он и заполучил деньги чертенка, но лучше бы ему добиться их другим
путем; вот была бы потеха, говорил он, поиздеваться над чванливым завещанием
отца, протащить мальчишку через все городские тюрьмы, а потом вздернуть его
на виселицу за какое-нибудь тяжкое преступление, что Феджин легко мог бы
обделать, а до этого еще и подработать на нем.
- Что же это такое?! - воскликнула Роз.
- Сущая правда, леди, хотя это и говорю я, - ответила девушка. - Потом
Монкс сказал с проклятьями, привычными для меня, но незнакомыми вам, что,
если бы он мог утолить свою ненависть и лишить мальчика жизни без риска для
собственной головы, он сделал бы это, но так как это невозможно, то он будет
начеку, будет следить за превратностями его судьбы, и так как он знает о его
происхождении и жизни - преимущество на его стороне, и, может быть, ему
удастся повредить мальчику. "Короче говоря, Феджин, - сказал он, - хотя вы и
еврей, но никогда еще не расставляли таких силков, какие я расставил для
моего братца Оливера".
- Для брата! - воскликнула Роз.
- Это были его слова, - сказала Нэнси, пугливо озираясь, как озиралась
она почти все время, пока говорила, ибо ее преследовал образ Сайкса. - Но
это не все. Когда он заговорил о вас и о той, другой леди и сказал, что,
видно, бог или дьявол устроили так, чтобы, назло ему, Оливер попал в ваши
руки, он расхохотался и заявил, что даже и это его радует, потому что немало
тысяч и сотен фунтов отдали бы вы, если бы их имели, чтобы узнать, кто ваша
двуногая собачка.
- Неужели это было сказано серьезно? - сильно побледнев, спросила Роз.
- Он говорил на редкость решительно и злобно, - покачивая головой,
ответила девушка. - Он не шутит, когда в нем кипит ненависть. Я знаю многих,
кто делает вещи похуже, но лучше мне слушать их десяток раз, чем один раз
этого Монкса. Сейчас уже поздно, а я должна вернуться домой, чтобы не
заподозрили, по какому делу а ходила. Мне нужно поскорее добраться до дому.
- Но что же я могу сделать? - сказала Роз. - Без вас какую пользу я
могу извлечь из этих сведений? Добраться до дому? Почему вам хочется
вернуться к товарищам, которых вы описали такими ужасными красками? Если вы
повторите это сообщение одному джентльмену, которого я сию же минуту могу
вызвать из соседней комнаты, не пройдет и получаса, как вас устроят в
каком-нибудь безопасном месте.
- Я хочу вернуться, - сказала девушка. - Я должна вернуться, потому
что... как говорить о таких вещах вам, невинной леди?.. потому что среди тех
людей, о которых я вам рассказывала, есть один, самый отчаянный из всех, и
его я не могу оставить, да, не могу, даже ради того, чтобы избавиться от той
жизни, какую теперь веду.
- Ваше прежнее заступничество за этого милого мальчика, - сказала Роз,
- ваш приход сюда, чтобы, невзирая на страшную опасность, рассказать мне то,
Дата добавления: 2015-11-14; просмотров: 47 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| quot;ПЯТЬ ГИНЕЙ НАГРАДЫ 23 страница | | | quot;ПЯТЬ ГИНЕЙ НАГРАДЫ 25 страница |