|
Читайте также: |
- Прохладиться! - повторил Монкс. - Все дожди, какие когда-либо выпали
или выпадут, не могут угасить того адского пламени, которое иной человек
носит в себе. Не так-то легко вам прохладиться, не надейтесь на это!
После такой любезной речи Монкс круто повернулся к надзирательнице и
посмотрел на нее так пристально, что даже она, особа отнюдь не из пугливых,
отвела взгляд и потупилась.
- Это та самая женщина? - спросил Монкс.
- Гм... Это та самая женщина, - ответил Бамбл, помня предостережения
жены.
- Вы, верно, думаете, что женщины не умеют хранить тайну? - вмешалась
надзирательница, отвечая при этом на испытующий взгляд Монкса.
- Одну тайну они всегда хранят, пока она не обнаружится, - сказал
Монкс.
- Какую же? - спросила надзирательница.
- Потерю доброго имени, - ответил Монкс. - А стало быть, если женщина
посвящена в тайну, которая может привести ее к виселице или каторге, я не
боюсь, что она ее кому-нибудь выдаст, о нет! Вы меня понимаете, сударыня?
- Нет, - промолвила надзирательница и при этом слегка покраснела.
- Ну, разумеется, - сказал Монкс. - Разве вы можете это понять?
Посмотрев на обоих своих собеседников не то насмешливо, не то мрачно и
снова поманив их за собой, он быстро пересек комнату, довольно большую, но с
низким потолком. Он уже начал - подниматься по крутой лестнице, которая
походила на приставную и вела в верхний этаж, где когда-то были склады, как
вдруг яркая вспышка молнии осветила отверстие наверху, а последовавший за
ней удар грома потряс до самого основания полуразрушенный дом.
- Вы слышите? - крикнул он, попятившись. - Слышите? Гремит и грохочет,
как будто раскатывается по тысяче пещер, где прячутся от него дьяволы.
Ненавижу гром!
Несколько секунд он молчал, потом внезапно отнял руки от лица, и мистер
Бамбл, к невыразимому своему смятению, увидел, что оно исказилось и
побелело.
- Со мной бывают такие припадки, - сказал Монкс, заметив его испуг, - и
частенько их вызывает гром. Не обращайте на меня внимания, уже все прошло.
С этими словами он стал подниматься по лестнице и, быстро закрыв ставни
в комнате, куда вошел, спустил фонарь, висевший на конце веревки с блоком;
веревка была пропущена через тяжелую балку потолка, и фонарь бросал тусклый
свет на стоявший под ним старый стол и три стула.
- А теперь, - сказал Монкс, когда все трое уселись, - чем скорее мы
приступим к делу, тем лучше для всех... Женщина знает, о чем идет речь?
Вопрос был обращен к Бамблу, но его супруга предупредила ответ,
объявив, что суть дела ей хорошо известна.
- Он правду сказал, что вы находились с той ведьмой в ночь, когда она
умерла, и она сообщила вам что-то?..
- О матери того мальчика, про которого вы говорили? - перебила его
надзирательница. - Да.
- Первый вопрос заключается в том, какого характера было ее сообщение,
- сказал Монкс.
- Это второй вопрос, - очень рассудительно заметила женщина. - Первый
заключается в том, сколько стоит это сообщение.
- А кто, черт возьми, на это ответит, не узнав, каково оно? - спросил
Монкс.
- Лучше вас - никто, я в этом уверена, - заявила миссис Бамбл, у
которой не было недостатка в храбрости, что с полным правом мог
засвидетельствовать спутник ее жизни.
- Гм!.. - многозначительно произнес Монкс тоном, выражавшим живейшее
любопытство. - Значит, из него можно извлечь деньги?
- Все может быть, - последовал сдержанный ответ.
- У нее что-то взяли, - сказал Монкс. - Какую-то вещь, которая была на
ней. Какую-то вещь...
- Вы бы лучше назначили цену, - перебила миссис Бамбл. - Я уже слышала
достаточно и убедилась, что вы как раз тот, с кем мне нужно потолковать.
Мистер Бамбл, которому лучшая его половина до сих пор еще не открыла
больше того, что он когда-то узнал, прислушивался к этому диалогу, вытянув
шею и выпучив глаза, переводя взгляд с жены на Монкса и не скрывая
изумления, пожалуй еще усилившегося, когда сей последний сердито спросил,
сколько они потребуют у него за раскрытие тайны.
- Какую цену она имеет для вас? - спросила женщина так же спокойно, как
и раньше.
- Быть может, никакой, а может быть, двадцать фунтов, - ответил Монкс.
- Говорите и предоставьте мне решать.
- Прибавьте еще пять фунтов к названной вами сумме. Дайте мне двадцать
пять фунтов золотом, - сказала женщина, - и я расскажу вам все, что знаю.
Только тогда и расскажу.
- Двадцать пять фунтов! - воскликнул Монкс, откинувшись на спинку
стула.
- Я вам ясно сказала, - ответила миссис Бамбл. - Сумма небольшая.
- Вполне достаточно за жалкую тайну, которая может оказаться ничего не
стоящей, - нетерпеливо крикнул Монкс. - И погребена она уже двенадцать лет,
если не больше.
- Такие вещи хорошо сохраняются, а пройдет время - стоимость их часто
удваивается, как это бывает с добрым вином, - ответила надзирательница,
по-прежнему сохраняя рассудительный и равнодушный вид. - Что до погребения,
то, кто знает, бывают такие вещи, которые могут пролежать двенадцать тысяч
или двенадцать миллионов лет и в конце концов порассказать странные истории.
- А если я зря отдам деньги? - колеблясь, спросил Монкс.
- Вы можете легко их отобрать: я только женщина, я здесь одна и без
защиты.
- Не одна, дорогая моя, и не без защиты, - почтительно вставил мистер
Бамбл голосам, прерывающимся от страха. - Здесь я, дорогая моя. А кроме
того, - продолжал мистер Бамбл, щелкая при этом зубами, - мистер Монкс -
джентльмен и не станет совершать насилие над приходскими чиновниками.
Мистеру Монксу известно, дорогая моя, что я уже не молод и, если можно так
выразиться, немножко отцвел, но он слыхал - я не сомневаюсь, дорогая моя,
мистер Монкс слыхал, что я особа очень решительная и отличаюсь незаурядной
силой, если меня расшевелить. Меня нужно только немножко расшевелить, вот и
все.
С этими словами мистер Бамбл попытался с грозной решимостью схватить
фонарь, но по его испуганной физиономии было ясно видно, что его и в самом
деле надо расшевелить, и расшевелить хорошенько, прежде чем он приступит к
каким-либо воинственным действиям; конечно, если они не направлены против
бедняков или особ, выдрессированных для этой цели.
- Ты - дурак, - сказала миссис Бамбл, - и лучше бы ты держал язык за
зубами!
- Лучше бы он его отрезал, прежде чем идти сюда, если не умеет говорить
потише! - мрачно сказал Монкс. - Так, значит, он ваш муж?
- Он - мой муж, - хихикнув, подтвердила надзирательница.
- Я так и подумал, когда вы вошли, - отозвался Монкс, отметив злобный
взгляд, который леди метнула при этих словах на своего супруга. - Тем лучше.
Я охотнее веду дела с мужем и женой, когда вижу, что они действуют заодно. Я
говорю серьезно. Смотрите!
Он сунул руку в боковой карман и, достав парусиновый мешочек, отсчитал
на стол двадцать пять соверенов и подвинул их к женщине.
- А теперь, - сказал он, - берите их. И когда утихнут эти проклятые
удары грома, которые, я чувствую, вот-вот прокатятся над крышей, послушаем
ваш рассказ.
Когда затих гром, грохотавший, казалось, где-то еще ближе, почти совсем
над ними, Монкс, приподняв голову, наклонился вперед, готовясь выслушать
рассказ женщины. Лица всех троих почти соприкасались, когда двое мужчин в
нетерпении переглянулись через маленький столик, а женщина тоже наклонилась
вперед, чтобы они слышали ее шепот. Тусклые лучи фонаря, падавшие прямо на
них, еще усиливали тревожную бледность лиц, и, окруженные густым сумраком и
тьмою, они казались призрачными.
- Когда умирала эта женщина, которую мы звали старой Салли, - начала
надзирательница, - мы с ней были вдвоем.
- Больше никого при этом не было? - таким же глухим шепотом спросил
Монкс. - Ни одной больной старухи или идиотки на соседней кровати? Никого,
кто мог бы услышать, а может быть, и понять, о чем идет речь?
- Ни души, - ответила женщина, - мы были одни. Я одна была возле нее,
когда пришла смерть.
- Хорошо, - сказал Монкс, пристально в нее всматриваясь. - Дальше.
- Она говорила об одной молодой женщине, - продолжала надзирательница,
- которая родила когда-то ребенка не только в той самой комнате, но даже на
той самой кровати, на которой она теперь умирала.
- Неужто? - дрожащими губами проговорил Монкс, оглянувшись через плечо.
- Проклятье! Какие бывают совпадения!
- Это был тот самый ребенок, о котором он говорил вам вчера вечером, -
продолжала надзирательница, небрежно кивнув в сторону своего супруга. -
Сиделка обокрала его мать.
- Живую? - спросил Монкс.
- Мертвую, - слегка вздрогнув, ответила женщина. - Она сняла с еще не
остывшего тела ту вещь, которую женщина, умирая, просила сберечь для
младенца.
- Она продала ее? - воскликнул Монкс вне себя от волнения. - Она ее
продала? Где? Когда? Кому? Давно ли?
- С великим трудом рассказав мне, что она сделала, - продолжала
надзирательница, - она откинулась на спину и умерла.
- И ни слова больше не сказала? - воскликнул Монкс голосом, казавшимся
еще более злобным благодаря тому, что он был приглушен. - Ложь! Со мной
шутки плохи. Она еще что-то сказала. Я вас обоих прикончу, но узнаю, что
именно.
- Она не вымолвила больше ни словечка, - сказала женщина, по-видимому
ничуть не испуганная (чего отнюдь нельзя было сказать о мистере Бамбле)
яростью этого странного человека. - Она изо всех сил уцепилась за мое
платье, а когда я увидела, что она умерла, я разжала ее руку и нашла в ней
грязный клочок бумаги.
- И в нем было... - прервал Монкс, наклоняясь вперед.
- Ничего в нем не было, - ответила женщина. - Это была закладная
квитанция.
- На какую вещь? - спросил Монкс.
- Скоро узнаете, - ответила женщина. - Сначала она хранила драгоценную
безделушку, надеясь, наверно, как-нибудь получше ее пристроить, а потом
заложила и наскребывала деньги, из года в год выплачивая проценты
ростовщику, чтобы она не ушла из ее рук. Значит, если бы что-нибудь
подвернулось, ее всегда можно было выкупить. Но ничего не подвертывалось, и,
как я вам уже сказала, она умерла, сжимая в руке клочок пожелтевшей бумаги.
Срок истекал через два дня. Я тоже подумала, что, может быть, со временем
что-нибудь подвернется, и выкупила заклад.
- Где он сейчас? - быстро спросил Монкс.
- З_д_е_с_ь, - ответила женщина.
И, словно радуясь возможности избавиться от него, она торопливо бросила
на стол маленький кошелек из лайки, где едва могли бы поместиться
французские часики. Монкс схватил его и раскрыл трясущимися руками - в
кошельке лежал маленький золотой медальон, а в медальоне две пряди волос и
золотое обручальное кольцо.
- С внутренней стороны на нем выгравировано имя "Агнес", - сказала
женщина. - Потом оставлено место для фамилии, а дальше следует дата примерно
за год до рождения ребенка, как я выяснила.
- И это все? - спросил Монкс, жадно и пристально осмотрев содержимое
маленького кошелька.
- Все, - ответила женщина.
Мистер Бамбл перевел дух, будто радуясь, что рассказ окончен и ни слова
не сказано о том, чтобы отобрать двадцать пять фунтов; теперь он набрался
храбрости и вытер капли пота, обильно стекавшие по его носу во время всего
диалога.
- Я ничего не знаю об этой истории, кроме того, о чем могу
догадываться, - после короткого молчания сказала его жена, обращаясь к
Монксу, - да и знать ничего не хочу, так будет безопаснее. Но не могу ли я
задать вам два вопроса?
- Можете, задавайте, - не без удивления сказал Монкс, - впрочем, отвечу
ли я на них, или нет - это уж другой вопрос.
- Итого будет три, - заметил мистер Бамбл, пытаясь сострить.
- Вы получили от меня то, на что рассчитывали? - спросила
надзирательница.
- Да, - ответил Монкс. - Второй вопрос?
- Что вы намерены с этим делать? Не обернется ли это против меня?
- Никогда, - сказал Монкс, - ни против вас, ни против меня. Смотрите
сюда. Но ни шагу вперед, а не то за вашу жизнь и соломинки не дашь.
С этими словами он неожиданно отодвинул стол и, дернув за железное
кольцо в полу, откинул крышку большого люка, оказавшегося у самых ног
мистера Бамбла, с величайшей поспешностью отступившего на несколько шагов.
- Загляните вниз, - сказал Монкс, опуская фонарь в отверстие. - Не
бойтесь. Будь это в моих интересах, я преспокойно отправил бы вас туда,
когда вы сидели над люком.
Ободренная этими словами, надзирательница подошла к краю люка, и даже
сам мистер Бамбл, снедаемый любопытством, осмелился сделать то же самое.
Бурлящая река, вздувшаяся после ливня, быстро катила внизу свои воды, и все
другие звуки тонули в том грохоте, с каким они набегали и разбивались о
зеленые сваи, покрытые тиной. Когда-то здесь была водяная мельница: поток,
ленясь и крутясь вокруг подгнивших столбов и уцелевших обломков машин,
казалось, с новой силой устремлялся вперед, когда избавлялся от препятствий,
тщетно пытавшихся остановить его бешеное течение.
- Если бросить туда труп человека, где очутится он завтра утром? -
спросил Монкс, раскачивая фонарь в темном колодце.
- За двенадцать миль отсюда вниз по течению, и вдобавок он будет
растерзан в клочья, - ответил мистер Бамбл, съежившись при этой мысли.
Монкс вынул маленький кошелек из-за пазухи, куда второпях засунул его,
и, привязав кошелек к свинцовому грузу, когда-то служившему частью какого-то
блока и валявшемуся на полу, бросил его в поток. Кошелек упал тяжело, как
игральная кость, с едва уловимым плеском рассек воду и исчез.
Трое, посмотрев друг на друга, казалось, облегченно вздохнули.
- Готово, - сказал Монкс, опуская крышку люка, которая со стуком упала
на прежнее место. - Если море и отдаст когда-нибудь своих мертвецов, как
говорится в книгах, то золото свое и серебро, а также и эту дребедень оно
оставит себе. Говорить нам больше не о чем, можно положить конец этому
приятному свиданию.
- Совершенно верно, - быстро отозвался мистер Бамбл.
- Язык держите за зубами, слышите? - с угрожающим видом сказал Монкс. -
За вашу жену я не боюсь.
- Можете положиться и на меня, молодой человек, - весьма учтиво ответил
мистер Бамбл, с поклоном пятясь к лестнице. - Ради всех нас, молодой
человек, и ради меня самого, понимаете ли, мистер Монкс?
- Слышу и рад за вас, - сказал Монкс. - Уберите свой фонарь и
убирайтесь как можно скорее!
Хорошо, что разговор оборвался на этом месте, иначе мистер Бамбл,
который, продолжая отвешивать поклоны, находился в шести дюймах от лестницы,
неизбежно полетел бы в комнату нижнего этажа. Он зажег свой фонарь от того
фонаря, который Монкс отвязал от веревки я держал в руке, и, не делая
никаких попыток продолжать беседу, стал молча спускаться по лестнице, а за
ним его жена. Монкс замыкал шествие, предварительно задержавшись на
ступеньке и удостоверившись, что не слышно никаких других звуков, кроме шума
дождя и стремительно несущегося потока.
Они миновали комнату нижнего этажа медленно и осторожно, потому что
Монкс вздрагивал при виде каждой тени, а мистер Бамбл, держа свой фонарь на
фут от пола, шел не только с исключительной осмотрительностью, но и
удивительно легкой поступью для такого дородного джентльмена, нервически
осматриваясь вокруг, нет ли где потайных люков. Монкс бесшумно отпер и
распахнул дверь, и супруги, обменявшись кивком со своим таинственным
знакомым, очутились под дождем во мраке.
Как только они ушли, Монкс, казалось, питавший непреодолимое отвращение
к одиночеству, позвал мальчика, который был спрятан где-то внизу. Приказав
ему идти впереди и светить, он вернулся в комнату, откуда только что вышел.
ГЛАВА XXXIX
выводит на сцену несколько респектабельных особ, с которыми
читатель уже знаком, и повествует о том, как совещались между собой
достойный Монкс и достойный еврей
На следующий день после того, как три достойные особы, упомянутые в
предшествующей главе, покончили со своим маленьким дельцем, мистер Уильям
Сайкс, очнувшись вечером от дремоты, сонным и ворчливым голосом спросил,
который час.
Этот вопрос был задан мистером Сайксом уже не в той комнате, какую он
занимал до экспедиции в Чертей, хотя находилась она в том же районе,
неподалеку от его прежнего жилища. Несомненно, это было менее завидное
жилье, чем его старая квартира, - жалкая, плохо меблированная комната,
совсем маленькая, освещавшаяся только одним крохотным оконцем в покатой
крыше, выходившим в тесный, грязный переулок. Не было здесь недостатка и в
других признаках, указывающих на то, что славному джентльмену за последнее
время не везет, ибо весьма скудная обстановка и полное отсутствие комфорта,
а также исчезновение такого мелкого движимого имущества, как запасная одежда
и белье, свидетельствовали о крайней бедности; к тому же тощий и изможденный
вид самого мистера Сайкса мог бы вполне удостоверить эти факты, если бы они
нуждались в подтверждении.
Грабитель лежал на кровати, закутавшись вместо халата в свое белое
пальто и отнюдь не похорошевший от мертвенного цвета лица, вызванного
болезнью, равно как и от грязного ночного колпака и колючей черной бороды,
неделю не бритой. Собака сидела около кровати, то задумчиво посматривая на
хозяина, то настораживая уши и глухо ворча, если ее внимание привлекал
какой-нибудь шум на улице или в нижнем этаже дома. У окна, углубившись в
починку старого жилета, который служил частью повседневного костюма
грабителя, сидела женщина, такая бледная и исхудавшая от лишений и ухода за
больным, что большого труда стоило признать в ней ту самую Нэнси, которая
уже появлялась в этом повествовании, если бы не голос, каким она ответили на
вопрос мистера Сайкса.
- Начало восьмого, - сказала девушка. - Как ты себя чувствуешь, Билл?
- Слаб, как чистая вода, - ответил мистер Сайкс, проклиная свои глаза,
руки и ноги. - Дай руку и помоги мне как-нибудь сползти с этой проклятой
кровати.
Нрав мистера Сайкса не улучшился от болезни: когда девушка помогала ему
подняться и повела его к столу, он всячески ругал ее за неловкость, а потом
ударил.
- Скулишь? - спросил Сайкс. - Хватит! Нечего стоять и хныкать! Если ты
только на это и способна, проваливай! Слышишь?
- Слышу, - ответила девушка, отворачиваясь и пытаясь рассмеяться. - Что
это еще взбрело тебе в голову?
- Э, так ты, стало быть, одумалась? - проворчал Сайкс, заметив слезы,
навернувшиеся ей на глаза. - Тем лучше для тебя.
- Но ведь не хочешь же ты сказать, Билл, что и сегодня будешь жесток со
мной, - произнесла девушка, положив руку ему на плечо.
- А почему бы и нет? - воскликнул мистер Сайкс, - Почему?..
- Столько ночей, - сказала девушка с еле заметной женственной
нежностью, от которой даже в ее голосе послышались ласковые нотки, - столько
ночей я терпеливо ухаживала за тобой, заботилась о тебе, как о ребенке, а
сегодня я впервые вижу, что ты пришел в себя. Ведь не будешь же ты
обращаться со мной как только что, правда ведь? Ну, скажи, что не будешь.
- Ладно, - отозвался мистер Сайкс, - не буду. Ах, черт подери, девчонка
опять хнычет!
- Это пустяки, - сказала девушка, бросаясь на стул. - Не обращай на
меня внимания. Скоро пройдет.
- Что - пройдет? - злобно спросил мистер Сайкс. - Какую еще дурь ты на
себя напустила? Вставай, занимайся делом и не лезь ко мне со всякой бабьей
чепухой!
В другое время это внушение и тон, каким оно было сделано, возымели бы
желаемое действие, но девушка, действительно ослабевшая от истощения,
откинула голову на спинку стула и лишилась чувств, прежде чем мистер Сайкс
успел изрыгнуть несколько приличествующих случаю проклятий, которыми при
подобных обстоятельствах имел обыкновение приправлять свои угрозы.
Хорошенько не зная, что делать при столь исключительных обстоятельствах, -
ибо у мисс Нэнси истерики обычно отличались тем бурным характером, который
позволял больной справляться с ними без посторонней помощи, - мистер Сайкс
попытался пустить в ход несколько ругательств и, убедившись, что такой
способ лечения совершенно недейственен, позвал на помощь.
- Что случилось, мой милый? - спросил Феджин, заглядывая в комнату.
- Помогите-ка девчонке, - нетерпеливо откликнулся Сайкс. - Нечего тут
бормотать, и ухмыляться, и пялить на меня глаза.
Вскрикнув от удивления, Феджин поспешил на помощь к девушке, а мистер
Джек Даукинс (иными словами - Ловкий Плут), вошедший в комнату вслед за
своим почтенным другом, мигом положил на пол узел, который тащил, и,
выхватив бутылку из рук юного Чарльза Бейтса, шедшего за ним по пятам,
мгновенно вытащил пробку зубами и влил часть содержимого бутылки в рот
больной, предварительно отведав его сам, во избежание ошибки.
- Возьми-ка мехи, Чарльз, и дай ей глотнуть свежего воздуха, - сказал
мистер Даукинс, - а вы похлопайте ее по рукам, Феджин, пока Билл развязывает
юбки.
Все эти меры, совместно принятые и примененные с большой энергией -
особенно те из них, которые были поручены юному Бейтсу, явно считавшему свою
долю участия в процедуре беспримерной забавой, - не замедлили привести к
желаемым результатам. Девушка постепенно пришла в себя, шатаясь, добралась
до стула у кровати и зарылась лицом в подушку, предоставив встречать новых
посетителей мистеру Сайксу, несколько удивленному их неожиданным появлением.
- Какой чертов ветер принес вас сюда? - спросил он Феджина.
- Вовсе не чертов ветер, мой милый. Чертов ветер никому не приносит
добра. А я захватил кое-что хорошее, что вам понравится... Плут, мой милый,
развяжи узел и передай Биллу те пустяки, на которые мы сегодня утром
истратили все деньги.
Исполняя распоряжение мистера Феджина, Ловкий Плут достал сверток не
малых размеров, завязанный в старую скатерть, и начал передавать один за
другим находившиеся в нем предметы Чарли Бейтсу, который раскладывал их на
столе, расхваливая на все лады их редкие и превосходные качества.
- Ах, какой паштет из кроликов, Билл! - воскликнул сей молодой
джентльмен, доставая огромный паштет. - Такое нежное создание, с такими
хрупкими лапками, Билл, что даже косточки тают во рту и незачем их выбирать.
Полфунта зеленого чаю, семь шиллингов шесть пенсов, такого крепкого, что,
если засыпать его в кипяток, с чайника слетит крышка; полтора фунта сахару,
чуть мокроватого, над которым негры здорово потрудились, пока он не достиг
такого совершенства. Две двухфунтовые булки; фунт хорошего свежего масла;
кусок жирного глостерского сыра наилучшего сорта, какого вы никогда и не
нюхали.
Произнеся этот панегирик, юный Бейтс извлек из своего просторного
кармана большую, тщательно закупоренную бутылку вина и в то же самое время
налил из прежней бутылки полную рюмку чистого спирта, которую больной без
всяких колебаний опрокинул себе в рот.
- Э, - воскликнул Феджин, с довольным видом потирая руки. - Вы не
пропадете, Билл, теперь вы не пропадете.
- Не пропаду! - повторил мистер Сайкс. - Да я бы двадцать раз мог
пропасть, прежде чем вы пришли ко мне на помощь. Как же это вы, лживая
скотина, на три с лишним недели бросили человека на произвол судьбы когда он
в таком состоянии?
- Вы только послушайте его, ребята! - пожимая плечами, сказал Феджин. -
А мы-то принесли ему все эти чудесные вещи.
- Вещи в своем роде не плохи, - заметил мистер Сайкс, слегка
смягчившись после того, как окинул взглядом стол, - но что вы можете сказать
в свое оправдание? Почему вы бросили меня здесь, голодного, больного, без
денег и вообще без всего и черт знает сколько времени обращали на меня не
больше внимания, чем на эту вот собаку?.. Прогони ее, Чарли!
- Никогда еще я не видел такой потешной собаки! - воскликнул юный
Бейтс, исполняя его просьбу. - Чует съестное не хуже, чем старая леди,
идущая на рынок. Эта собака могла бы сколотить себе состояние на сцене и
вдобавок оживить представление.
- А ну, молчи!.. - крикнул Сайкс, когда собака, не переставая рычать,
уползла под кровать. - Так что же вы скажете в свое оправдание, тощий,
старый кровопийца?
- Меня больше недели не было в Лондоне. Дела были разные, - ответил
еврей.
- А другие две недели? - спросил Сайкс. - Другие две недели, когда я
валялся здесь, как больная крыса в норе?
- Я ничего не мог поделать, Билл. Нельзя пускаться на людях в длинные
объяснения... Я ничего не мог поделать, клянусь честью.
- Чем это вы клянетесь? - с величайшим презрением проворчал Сайкс. -
Эй, вы, мальчишки, пусть кто-нибудь из вас отрежет мне кусок паштета, чтобы
отбить этот вкус во рту, иначе я совсем задохнусь.
- Не раздражайтесь, мой милый, - смиренно уговаривал Феджин. - Я
никогда не забывал вас, Билл, никогда.
- Да, я готов биться об заклад, что не забывали, - с горькой усмешкой
отозвался Сайкс. - Все время, пока я лежал здесь в жару и лихорадке, вы
замышляли всякие планы и козни: Билл сделает то, Билл сделает это, и Билл
сделает все за чертовски низкую плату, как только поправится - он достаточно
беден, чтобы работать на вас. Если бы не эта девушка, я отправился бы на тот
свет.
- Полно, Билл, - возразил Феджин, жадно ухватившись за эти слова. -
"Если бы не эта девушка"! Кто, как не бедный старый Феджин, помог вам
обзавестись такой ловкой девушкой?
- Это он правду говорит, - сказала Нэнси, быстро шагнув вперед. -
Оставь его, оставь в покое.
Вмешательство Нэнси изменило характер беседы, так как мальчики,
подметив хитрое подмигивание осторожного старого еврея, начали угощать ее
спиртным, - впрочем, пила она очень умеренно, а Феджин, обнаружив
несвойственную ему веселость, постепенно привел мистера Сайкса в лучшее
расположение духа, притворившись, будто считает его угрозы милыми шуточками,
и вдобавок они от души посмеялись над теми двумя-тремя грубыми остротами, до
которых снизошел Сайкс, предварительно приложившись несколько раз к бутылке
со спиртом.
- Все это прекрасно, - сказал мистер Сайкс, - но сегодня я должен
получить от вас наличные.
- При мне нет ни единой монеты, - ответил еврей.
- Но дома их у вас груды, - возразил Сайкс. - И из них я должен кое-что
получить.
- Груды! - вскричал Феджин, воздевая руки. - Да мне не хватило бы даже
на...
- Не знаю, сколько их у вас накопилось, да и сами-то вы не знаете,
потому что долгонько пришлось бы их считать, - сказал Сайкс. - Но деньги мне
нужны сегодня - коротко и ясно!
- Хорошо, хорошо! - со вздохом сказал Феджин. - Я пришлю с Ловким
Плутом.
- Этого вы не сделаете, - возразил мистер Сайкс. - Ловкий Плут слишком
ловок - он позабудет прийти, или собьется с дороги, или будет увиливать от
ищеек и не придет, или еще что-нибудь придумает в оправдание, если вы дадите
ему такой наказ. Пусть Нэнси идет в вашу берлогу и принесет деньги, чтобы
все было в порядке, а пока ее не будет, я лягу всхрапну.
После долгого торга и пререканий Феджин снизил требуемую ссуду с пяти
фунтов до трех фунтов четырех шиллингов и шести пенсов, клятвенно заверяя,
что теперь у него останется только восемнадцать пенсов на хозяйство. Мистер
Дата добавления: 2015-11-14; просмотров: 42 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| quot;ПЯТЬ ГИНЕЙ НАГРАДЫ 22 страница | | | quot;ПЯТЬ ГИНЕЙ НАГРАДЫ 24 страница |