Конрад - оптимист и моралист

«Трансатлантик Ревью», октябрь 1924

Что вы можете написать о нем теперь, когда его уже нет?

Критики нырнут в свои вокабулярии и вылезут со статьями на смерть Конрада. Они ныряют уже сейчас, как степные собаки.

Нетрудно будет писать и журналистам: «Смерть Джона Л. Сулливана», «Смерть Рузвельта», «Смерть майора Уитлси», «На смерть сына президента Кулиджа», «Смерть почетного гражданина города», «Уход из жизни Пионера», «Смерть президента Вильсона», «От нас ушел великий писатель» - все едино.

«Поклонники Джозефа Конрада, неожиданная смерть которого является событием всеобщей скорби, прежде всего ценят его как первоклассного художника, замечательного рассказчика и непревзойденного стили­ста. Но мистер Конрад был также глубочайшим мысли­телем и просветленным философом. В его романах, как впрочем, и в эссе...» и т. д. и т. п.

Все пойдет так и по всей стране.

А что вы можете сказать о нем теперь, когда его уже нет?

Среди моих друзей модно хулить его. Это даже не­обходимо. Живя в мире литературной политики, где одно неверное мнение часто оказывается роковым, при­ходится писать осторожно.

Помню, однажды мне дали почувствовать, как легко можно быть изгнанным из их круга и как подвергли остракизму за то, что в разгово­ре о Джорже Антейле* я откровенно сказал, что пред­почитаю Стравинского. С тех пор я стал осторожнее.

Для большинства моих знакомых насколько Конрад плохой писатель, настолько Т. С. Элиот - хороший. Если бы я знал, что сотри я мистера Элиота в мельчай­ший порошок и посыпь я этим порошком могилу мисте­ра Конрада, от чего мистер Конрад не замедлил бы воскреснуть, раздраженный насильственным возвраще­нием к жизни, и продолжал бы писать, я завтра же чуть свет отправился бы с мясорубкой в Лондон.

Не следовало бы зубоскалить по поводу смерти ве­ликого человека, но совершенно невозможно серьезно соединить в одном предложении Т.С. Элиота и Джозе­фа Конрада точно так же, как невозможно было бы увидеть, скажем, Андрэ Жермайна и Мануила Гарсиа (Маэра), вместе прогуливающихся по улице, и не засмеяться.

Второй книгой Конрада, которую я прочел, была «Лорд Джим». Я не мог ее кончить. И это, следователь­но, все, что у меня осталось от Конрада. Ибо я не могу его перечитывать. Возможно, поэтому мои друзья и счи­тают его плохим писателем. Но что бы я ни читал, я не мог получить того, что дала мне каждая книга Конрада.

Поскольку я не могу его перечитывать, я оставил че­тыре его книги до того времени, пока не почувствую в них сильную потребность и когда отвращение к писа­нию, к писателям, ко всему написанному и к тому, о чем напишут, достигнет предела. Два месяца в Торонто пошли на эти четыре книжки. Одну за другой я брал их читать у девушки, у которой все книги Конрада стояли на полке в синих кожаных переплетах и которая не прочла ни одной из них. Однако надо быть справедли­вым - она прочла «Золотую стрелу» и «Победу».

В Садбери, Онтарио, я купил три старых номера «Пикториал Ревью» и прочел «Пирата» в гостинице, сидя на постели. К утру я уже проглотил своего Конра­да, как пьяница. А я надеялся, что мне хватит его на все путешествие, и чувствовал себя молодым человеком, промотавшим наследство. Но, думал я, он еще напишет много рассказов. У него есть время.

Потом я читал критику, она единодушно признала «Пирата» плохим рассказом.

А теперь его уже нет, и, о, как мне жаль, что бог не взял какого-нибудь великого признанного ремесленни­ка от литературы, а его не оставил писать свои плохие рассказы.

Дата добавления: 2015-11-14