The letter to Party 3 страница

Но сколько было визгу тогда, в душе! Тебе не стыдно сейчас, Пати? Мне стыдно? Почему? Мне хорошо стало, как только понял: наши колени сгибаются и разгибаются, ты уже не сопротивляешься, нет, - сам опираешься о стену, из раскрытого рта по кафелю стекает дорожка слюны, а ты, ты во весь голос стонешь и.…К хренам, ты всегда так стонал, почти орал, будто хотел привлечь внимание всего мира. Я бы часами, наверное, только то и делал, что слушал, как ты стонешь, если бы не возникала опасность умереть от взрыва в штанах. Вода на коже делала движения руки резкими - она то и дело соскальзывала с твоего члена, и тогда я злился, слушая просящие всхлипы, чертовски злился вплоть до того, что разгрыз губу в кровь, чувствуя нервные пальцы, бегающие по моей руке. Ты вбивался в неё, как в истерике, заданный темп было почти невыносимо держать на ногах, ты чуть ли не становился на колени, и я обхватывал член ещё сильнее. Твою руку отодрал, чудом не выкрутив пальцы. Это было больно, как и мне, с прокушенной губой. Но с каждой болезненной пульсацией приближался оргазм…

Я рвано похрипывал от напряжения, когда почувствовал – на ладонь проливается что-то тёплое. И этот крик!.. Подумать только – Пати Пойзон кончил быстрее меня! Тогда мне пришлось с силой рвануть тебя на себя, и этот толчок стал решающим. Пальцы, обляпанные твоей спермой, сильнее сдавили бёдра. Как же хорошо я матернулся! Хотя обычно таким занимаешься ты. Блять, уверен – нас было слышно в радиусе неслабых километров. Хотя меня совершенно не беспокоило то, что кто-то мог случайно или неслучайно зайти – рядом с моей ступнёй лежал бластер. Поверь, не промазал бы, даже не соображая ничего, как в тот момент. Не важно, враг или друг, - он бы лежал трупом.

С Коброй всё было бы не так. Что, опять злишься, Пойзон? Зря. Как думаешь, каким бы мог быть трах с ним? Откуда тебе знать? Понятия не имею, но не говори мне тут, будто вы ни разу не разговаривали о сексе. А он, думаю, даже видел.
Но, хорошо, я обещаю быть рассудительным, и хорошо подумать, прежде чем сунуться выпускать пар с ним.

Всё. На сегодня хватит. Я устал, и, кстати, можешь посмеяться насчёт того, что у меня затекла рука. Вот, до сих пор не пойму, как ты управляешься со всей адресованной тебе почтой? Читаешь ли ты, правда, это? Хм.…Да, я нашёл, конечно, что спросить!
И, пожалуй…

Нет. На этом точно всё.

Блин, не могу закончить.

Ладно.
Знаешь что?

Наверное, я, всё-таки, люблю тебя. Хотя лучше об этом спросить у Кобры, не так ли?.."

2.

А встретил Фана и Грэйс, подъехавших ко временной точке расположения киллджоев, растянувшейся вокруг заброшенного госпиталя «Rock Of Ages», настоящий хаос. (О названии «Rock Of Ages» гласила табличка на воротах, которая теперь лежала в пыли).
Если бы люди имели птичий облик, то, что орудовало тогда по периметру лагеря, можно было бы смело назвать стаей. Разноцветная стая киллджоев летела в непонятном Гоулу направлении с такой силой, что он, было, мысленно похоронил фары автомобиля – тот, в свою очередь, качнулся от близко протекающей живой волны. «Нужно будет воровать новые фары…»
Но минутное оцепенение прошло, как только в кузов донёсся трещащий из томагавка голос:
- Эй, киллджои, все, кто ещё не в курсе! Повторяю: все, кто ещё не в курсе, либо стоит и залипает посреди площади, запрыгивайте в свои тачки или в чей-то из фургонов, если не успеете - мы уезжаем! Ловите своих командиров за руки и сами никуда исчезайте – мы не должны теряться, киллджои! Повторяю, хотя меня заебало повторять одно и то же: все, кто ещё не в курсе…

Парень оторвался от томагавка, едва разглядев выныривающий из толпы людей белый автомобиль. Нойз вправду успел подумать, что киллджоям пришёл конец. Но когда дверца машины резко распахнулась и из неё вылетела фигура в жёлто-чёрном, не боящаяся теперь быть задавленной, паренёк на роликах скорее устремился к ней:
- Фан! Какие черти тебя шатали?
- Давай мне лучше Ди мозг посверлит, - тот отпустил намерено широкую улыбку. И парень на роликах, забыв на какое-то время о беспокойстве за информирование лагеря, затараторил:
- Ты всё слышал, Фан. Мы сваливаем. И, кстати, - Нойз растянулся в модельной позе, качнув вдобавок бёдрами, - мои новые лосины – круты, правда?
Гоул выругался, громко, сплюнув затем на землю.
- Ну, вот, никому нет дела до того, что я приношу красоту в этот грёбанный мир!..

На «площади» к тому времени не осталось ни души, кроме двух мужчин в инвалидных креслах. Доктор Смерть крутил колёса, приближаясь к Гоулу, метая на ходу возмущённые речи в его адрес. Кобра же предпочёл наблюдать за всем происходящим на безопасном расстоянии.
- Почему так сразу? – киллджой снова повернул голову к Нойзу. – Это связано с тем, что говорил Ди о нынешних манёврах скэйкроу?
- Это связано, Гоул, с тем, что семеро одного не ждут! - парень ощутил облако пыли позади, обволакивающее мокрые ладони, а в ушах застрял пронзительный скрип коляски Ди. - Я надеюсь, Грэйс ты там не потерял?
- Грэйс в машине, - Фан повернулся к Доктору Смерть и безразлично повёл рукой в сторону автомобиля.
- Об этом и другом мы поговорим с тобой позже. Нет, не думай, ругать – на хер ты мне сдался. Просто и тебе было бы интересно обсудить план нашего дальнейшего…кхм, выживания. А сейчас – по тачкам. Так, стоп. Нойз, они что, уехали уже?

На территории бывшего лагеря остались только два фургона с тремя автомобилями. Киллджои все как один посмотрели на горизонт – небо помутнело, воздух вибрировал гудением моторов и раскалявшимся полуднем.
- С кем мы поедем? – Нойз беспокойно оглядывался на заброшенный госпиталь, откуда была ещё не полностью выгружена аппаратура Ди.
Фан тоже не мог выпустить из поля зрения рыжие грязно-горелые виды руин госпиталя. И не потому, что слишком прикипел душой к этому месту. А потому, что деть глаза (кроме как на одинокого Кобру у расчищенной дорожки, ведущей от здания) было некуда, особенно, когда собираешься сказать следующее:
- Вы поедете в моём фургоне, - тотчас перевёл на собеседников не терпящий возражений взгляд, - Я сейчас пойду, выгоню парней из него – пусть займут мою машину пока.

Доктор Смерть и Нойз только успели ошарашено проследить взглядом за удаляющимся Гоулом.
- А Кобра? – высоко протянул Нойз, оборачиваясь к Доктору: он решил, как и Фан, отойти, но только чтобы перетащить остатки аппаратуры в фургон.
Доктор Смерть махнул Киду рукой. Кобра ещё не знал об их с Гоулом планах, потому спокойно последовал призыву.
- А разве есть выбор? – Доктор Смерть потёр переносицу. Он уже мысленно готовился к назревающему «сражению».
На стоянке автомобилей и фургонов, над которой летали оживлённые выкрики кучки безалаберных парней, вывалившихся из фургона Гоула, был всё слышен голос и топот сапог их командира:
- Так, только я вас пускаю в машину при условии, что поведёт Алан. Я доверяю в этом только ему. Грэйс, давай, вылезай и иди в мой фургон. О, Гаррет, у тебя нос в крови! Что, дорогой мой, подрался? Нет, ушиб? Ах, несправедлива жизнь. И, да, вы едете в хвосте, ЗА фургонами. Не обгоняете, ничего такого, дороги вы всё равно не знаете, и если отобьётесь – что ж... я вам не нянька. Так, и по поводу пива, Оскар…

Наконец, двое киллджоев вместе с Фаном подошли к «аллее» у здания.
- Ди, Рэкс и Оскар поднимут тебя в фургон.
Но, как только те взялись за ручки кресла Ди, мужчина жестом остановил киллджоев. Он думал намекнуть Гоулу взглядом, чему тёмные очки явно не поспособствовали бы, и поэтому как можно мягче пропел:
- Кобра, мы поедем вместе с Гоулом.
Глаза Кида не были скрыты за очками, как у Ди. И оттого он забоялся повернуть лицо к киллджоям. Было только видно, как затрепетали его губы:
- Вы едьте. Я - не собираюсь.
Доктор Смерть успел почувствовать вкус отчаяния во рту. Спорить с Кидом – дело бесполезное, это во-первых. Во-вторых, если спор и начнётся, то затянется с разборками на доброе количество времени. А терять время – всё равно, что бежать, и терять на ходу части своего тела…
Пространство кольнуло молчанием. Никто не хотел проронить и слова.
- Ну, и куда ты денешься, умник?! – Доктор Смерть беспомощно вскинул руки.
- Не знаю - куда, но куда-то денусь, - Кид со сталью во взгляде продолжал смотреть на горизонт.
Что можно было сказать ещё, чтобы всё же склонить Кобру, Доктор Смерть не имел понятия. И, когда среди всеобщего молчания нашёлся Гоул, со своим твёрдым, решительным и устало-печальным тоном, чуть не икнул от радости.
- Кобра, давай уже без этого, ладно?
Гоул подошёл ближе к коляске киллджоя, но Кид тут же отвернулся, хотя коляску с места не тронул. Поняв, что находится на верном пути, Фан махнул своим сокомандникам и успокаивающе посмотрел на Ди; коляску с Доктором Смерть в миг покатили к фургону. Нойза же, проходившего мимо с охапкой проводов, киллджой придержал за руку, рассчитывая, что тот поможет погрузить Кобру. Сначала брат Пойзона попытался отшатнуться от рук Нойза, но, почувствовав, что в его кисть намеренно впивается не Нойз, а Фан, решил смириться со своей участью. На какое-то время. В последний раз оглянулся на руины и свалку около них.

Когда киллджои остановились у спущенной лестницы фургона, Фан с хладнокровием и, одновременно, мягкостью протянул к Киду руки. Тот обвил его шею и позволил подобрать своё тело. Но лицо Кобры по-прежнему не выражало никаких эмоций, по-прежнему он не смотрел на Гоула и всем своим видом выказывал отвращение. Киллджой только и видел его щёку и неподвижные, опущенные вниз глаза в ямках век. Но Фан был глух ко всему, кроме чувства глубокого удовлетворения, поднимая Кобру на ступеньки. В его голове начинали обрисовываться планы как быть с ним дальше, и были они более радужными, чем те, на которые он никак не мог решиться в самом начале – убить Кида.

***
Из всего того, что уже порядком двадцати минут пытался донести до Гоула взволнованно-возбуждённый Доктор Смерть, парень понял ровным счётом немного. Например, курс движения объединённых команд 39 и 110 на двух фургонах и трёх автомобилях держался к северу, откуда, по теории Доктора Смерть и Кобры, рассеявшись, разъезжаются дракулоиды. Ещё он выхватил из рассказа ди-джея, что отряд Стара, вместе с остальной массой киллджоев, двинулся перпендикулярно ходу скэйкроу, то есть, на восток.
- Мы с Коброй прикинули: неизвестно, в общем, кто из нас всех продул. Скэйкроу соберутся на равнинах, и место их предполагаемого сбора - намного южнее нас сейчас. Если они двинутся на восток, - Доктор Смерть посмотрел в потолок, после чего вновь нацепил свои круглые очки, - …ты понял, кому будет жопа. Но и собираться всем ополчением тоже нельзя.

Киллджои собрались в комнате, где обычно собиралась команда 109 всем составом, чтобы отдохнуть. Когда-то, в самом начале их киллджойской жизни, она была отведена под спальню. Её занимали Пойзон и его младший брат. Поэтому Кобра, по-прежнему отстранённо от остальных, блуждал взглядом по знакомым стенам, плакатам, и с теплотой вспоминал о надписях, которые он и его брат выводили по расщелине у шкафа. Он чувствовал, будто вернулся на родную землю, но всего лишь – в «родной» фургон, в комнату, которую узнал с трудом. Кобра и сам переместился из неё в другой угол фургона, как только Пати однажды заявил ему, что переезжает…

- То есть, мы едем прямо на скэйкроу, - счёл нужным уточнить Нойз; от скуки он болтал ногами, сидя на дряхлой кушетке.
Гоул же и Ди сидели друг напротив друга, окружив обеденный стол, который неизвестным образом оказался в комнате. Доктор Смерть листал лежавший на его коленях старый журнал о политике и покуривал. Но всё это совершенно не заботило свободно раскинувшегося на стуле Фана в его странном и тонком занятии: он во все глаза наблюдал за Кидом, не минуя иногда стащить с тарелки ломтик очерствелого сыра и кинуть что-то для поддержания беседы. Он рассматривал Кобру не так, как обычно изучают предмет обожания: киллджой проникал под рукава его куртки, под расстёгнутую молнию, ворот майки, её край, сбившийся у живота, над пряжкой истёртого по бокам ремня, словно искал в каждом сантиметре его тела уязвимое место, болевую точку, слабину. Клочки дыма в сотрясаемом голосами воздухе напоминали маску, за которой можно скрыть своё лицо. Гоул видел всё: и поблёскивающие ни то слезами, ни то интересом глаза Кобры, и ностальгию в них, и печаль в его неподвижности. А ещё, особую нежность, с которой он всматривался в заветный угол, где по прежнему гнездился шкаф, но уже не было кровати.
Вспомнив об этом, Фану сразу захотелось отпустить смешок:
- Мы едем на смерть, так я понял по вашим рассказам, друзья! – киллджой качнулся на стуле, скрестив запястья за шеей.
Но никто не разделил его оживления: Доктор Смерть продолжал бормотать понятые только ему одному вещи и перелистывать древний журнал, Нойз тем временем переносил всевозможные блоки питания и генераторы под стол письменный и растягивал провода от него к нужным устройствам. Кобра же, уловив движение в пространстве, завертел головой, и, подъехав к Доктору Смерть, тихо спросил:
- Ди, это будет твой кабинет?
- Как видишь, - мужчина вытащил изо рта трубку, и, густо хохотнув, вновь закусил её с облачком табачного дыма.

Фан мог бы поклясться, что Кид взглянул на него с опаской после тех слов.

***
Комната собраний опустела быстро. Теперь, следуя к ней по коридору, Гоул был почти уверен в том, что теперь она полностью в его распоряжении. Фан размышлял над тем, чем занять свой вечер, и, кажется, напевал, но, в своих мыслях, парень не сразу обратил внимание на силуэт вдали коридора, как раз у двери в комнату. Кобра ехал волей-неволей ему навстречу, и Фану пришлось прижаться к стене, чтобы дать коляске дорогу. Кид протиснулся мимо него всё так же безмолвно, опустив глаза – это было заметно даже в вечерней темноте. Киллджой прижал ладонь ко рту, чтобы скрыть улыбку. И поспешил окликнуть Кида, пока тот не отъехал совсем далеко:
- Эй, Кобра.
- Что?
- Тебе никогда не говорили, что эта куртка, - парень повёл бровями на потемневшую от времени красную куртку Кида, - …тебя бледнит?

И тотчас, развернувшись, скрылся за дверью. Фан вовсю улыбался своим мыслям: фраза могла прозвучать более пошло, если бы он додумался запустить руку в волосы. И ещё улыбался он тому, как сглотнул Кид.

5 дней спустя

***
Кобра смотрел из-под влажных прикрытых век и не находил сил разлепить их окончательно. Он чувствовал, что готов растечься потом по креслу. Шея, казалось, вскоре сбросит голову, налившуюся тяжестью и жаром. Или это только лицо пылало?..
- Хм, Кобра, я смотрю, ты всё-таки умеешь улыбаться…
Фан на короткий миг повернулся к нему, попутно застёгивая джинсы. Ему и самому приходилось убирать с лица налипшие тёмные пряди, проводить ладонями по шее, обнажённой груди, и вытирать пот с них о бёдра.

Несмотря на бессилие, затопляющее, как горячий воск, всё тело, Кид произнёс, разжав зубы:
- Ну, знаешь, это всё-таки приятно, когда у тебя отсасывают.
Он предпочёл бы помолчать, и пролежать в кресле до тех пор, пока зад не начало бы сводить, заставляя сесть прямо. Но, вместе с тем, ясно понимал: Фан – не из тех, кто послан на землю для того, чтобы упростить ему жизнь.
Гоул лишь хмыкнул, небрежно, так, будто выпускал изо рта дым:
- Я предугадал это.
С видом задумчивости, подперев рукой подбородок, Фан всё не сводил глаз с Кобры, словно, как и тогда, час назад, в момент, когда он впервые коснулся брата Пойзона и держал в уме только одно желание - контролировать каждый его вдох и выдох.

- Ты не предугадал это, - Кид занёс руку к шее и стал лениво нажимать на позвонки, имитируя действие, - У тебя просто слишком больная и ненасытная фантазия.
Гоул спрыгнул с письменного стола, находившегося в глубине комнаты; он хотел отлучиться на пару минут и недоумённая трогательность, с какой Кид провожал его отсверком блестящих от былого возбуждения глаз, стала для киллджоя, словно смешливый щелчок по носу:
- Но у меня она хотя бы есть, в отличие от тебя. Час назад я уже убедился.

Проглотив ком злорадства в горле и попытавшись восстановить цепочку своих действий давности часа, Кид захотел заняться более полезным - например, вцепиться в петли собственных приспущенных джинсов – он никогда не снимал их полностью, пряча изуродованные ноги. Но когда Гоул вновь очутился в комнате, вырос прямо напротив него, с миской воды в руках, решил повременить. В том, как киллджой опускался перед Кидом на колени, как татуированные гибкие пальцы выкручивали полотенце, в том, с какой наигранной невозмутимостью он подносил его к паху Кобры, тот читал одно – недогоревшие угольки, остатки желания. На блестящем носу Гоула всё ещё проступали капельки, ноздри раздувались; проводя мокрым полотенцем по телу Кида, он, в самом деле, не мог думать ни о чём, кроме своей разрядки. И уже, не в силах терпеть напряжение, накрыл ладонью бугорок эрекции, затиснутый в джинсах. Он не понимал, стало ли ему легче от этого, но когда потянул чистый край полотенца, чтобы вытереть лицо Кобры, содрогнулся. Реальность пошатнулась, как треснувшая гладь зеркала; Фан поставил миску на пол, и, подойдя к Киду вплотную, взял его лицо в свои ладони. Он вглядывался в него, будто не был до конца уверен в том, кто же на самом деле сидит перед ним. Словно в забвении, пальцы стали водить по вискам, щекам, точёным краям губ, затем вверх – к переносице, и с особым вниманием прикоснулись они к полоскам густых бровей. Брови, которые ни с чем…
- Что, не похож? – процедил Кид, даже не пытаясь прочесть на лице Гоула намёк на здравый ум. Мгновенно оторвавшись от лица киллджоя, парень тяжело уставился на него, так что Кобра мог бы приготовиться праздновать победу в послеоргазмовой стойкости. Но вздрогнул сам, когда Фан тотчас упёр колено на его бедро, и, склонившись, с ухмылкой выдохнул в губы:
- Ни капли.

Киллджой стал ощущать лёгкий трепет, когда Фан стремительно выдернул ремень из петель своих джинсов, заколдовывая взглядом, в котором теперь читалось нечто тягучее, маслянистое, то, что хочется попробовать на вкус, и то, что при высокой дозе обдаёт язык не сладостью, а горечью. Гоул убрал колено с бедра Кида; тёмные джинсы поползли вниз, а через мгновение отправились в кучу сваленной на полу одежды, в которую киллджой запустил руку, словно искал что-то – Кид не обратил внимания.
- Давай, Кобра, помоги мне, - Гоул опустился на его ноги, устраиваясь как можно более удобно, – Кид не почувствовал бы боли оттого, что кто-то толчётся по его ногам.
И тут светловолосый киллджой заметил: обнажённое бедро Гоула обхвачено кобурой. Пустой кобурой. Язык дёрнулся во рту от увиденного настолько близко: Фан держал бластер в руке и наводил дуло прямо ему в лоб.
- Одно неверное движение, и я тебя прикончу.
Послушные пальцы тут же вцепились в покрытые рисунками бёдра; проследовали по пояснице, развозя по коже застывшие капли пота. Фан только бесшумно выдохнул и прижался теснее, притягивая Кобру за плечи одной рукой. Вторая неотрывно скользила бластером по его виску, щеке, толкнула им в уголок рта.
- Одно неверное движение, и надрачивать будешь себе сам, - вместо поцелуя в губы, Кид оставил языком влажную дорожку на ключице Фана. Предвкушение затомилось между их бедёр. Фан плотно зажмурил глаза, почти вдавливая лицо Кида в свою грудь, Кобра утыкался носом в его ключицу и едва слышно сопел. Вдруг губы Фана разлепились: наконец он получал то, чего так безумно желал все эти долгие месяцы:
- О-о-о, я чувствую мозолистые пальцы Кобры Кида. Пригодилось тебе сиденье в коляске!
Фан хохотнул и чуть подался вверх, проводя головкой затвердевшего члена по животу Кобры, поддразнивая. Поддразнивая холодом на кончиках, по стволу начали проводить длинные пальцы. Но в ответ на первые импульсы от тёплой ладони, бёдра мучительно задвигались: то плавно, вязко, то быстро, распаляя – это приносило особенное, острое удовольствие. Кобра забыл самого себя: ненависть улетучилась, теперь он хотел сделать Гоулу приятно; сжимая и разжимая пальцы, прокручивая ладонь вокруг головки, он ласкал его так, будто между ними могла быть любовь. Кид не видел лица Фана – только выступающие молочные ключицы, ямку между ними, от которой не отрывались его губы и язык. Он не видел его лица, и поэтому имел право думать: сейчас его любовь – это Гоул.

Фан не стеснялся пропускать через гортань стоны. За каждый громкий стон Кид дотягивался губами до его кадыка, поощряя, – и не было ничего восхитительнее, ощущать между прохладными, пошерхлыми лепестками губ кончик языка. Коляска под киллджоями скрипела. Кид невольно тёрся ягодицами о влажное сидение. Вбиваясь в ладонь Кобры, Фан одной рукой, теперь свободной от бластера, водил по его затылку, зарывался пальцами в светлые волосы, но не дёргал их. Хотя со страстью желал. И недоумевал, почему эти волосы - настолько короткие и светлые…Волосы человека, которого он любит…

Как только Фан почувствовал твёрдость между их соприкасающимися животами, сразу опустил руку вниз. Первые, едва слышные вздохи Кобры, вырывались прямо из груди. Это было так не похоже на привычный самозабвенный крик, но Гоул уже ничего не хотел понимать. Только сам стал отпускать волнующие крики, когда его член разбух и напрягся до такой степени, что он стал осознанно толкаться быстрее, стремясь лишь к одному – пережить ослепляющий оргазм снова.
Низ живота Кобры давно согревало ёрзание и жар тела Гоула. Он всё слизывал с его шеи, плеч, бусинки пота, прижимал за талию, ощущал скольжение отвердевших сосков по своей груди. Но в какой-то миг оба вынырнули из крепких объятий, отстранившись, усиленно работая бёдрами, только сдавливали одной рукой плечи друг друга, мутными глазами улавливали очертания. Фан чувствовал, что вот-вот сорвётся с грани. Ладонь Кобры прорезала плоть. Сам Кобра напрягал мышцы, старательно двигаясь в заданном ритме. Фан хотел сосредоточиться на щекочущем и дразнящем ощущении грани, поэтому, придержав бедро Кида, стал передавать ему новый темп. Череда мягких, медленных движений, приоткрывшиеся рты, повысившаяся чувствительность…Фан отстранился на мгновение, и вздрогнул всем телом, только сомкнутые кольцом пальцы снова дотронулись до его члена.

Кобра отпустил закушенную губу и не выдержал, увидев, как раскрывается рот Гоула…

За вспышкой света в закрытых глазах, подавленным дыханием, в оглушённые уши обоих ударилось протяжное:
- Па-ааа-а-ти!..

Яркие, едкие волны отступили на удивление быстро. Пошатываясь в руках друг друга, каждый из киллджоев пытался привести в порядок глаза. Чтобы лучше разглядеть, наверное. Остекляневшие глаза Кобры отражали двойное стекло глаз напротив. Они всматривались в лица друг друга, за оболочкой которых мелькал умопомрачающий спектр чувств, но никто из них не решался подать голос и…спросить.

***
Зона 6 – единственное место на земле, за которое стоило бы бороться. В том случае, если бы за него действительно велась война. Но, как ни странно, всесильная Корпорация не желала очистить и её от дивизий взбунтовавшейся молодёжи. Наоборот. Зона под номером 6 была официальной зоной отчуждения, которая отделяла мирных граждан от киллджоев, города, рвущиеся небоскрёбами в облака, от бараков, оставшихся ещё со времён Республики (так было принято называть эпоху «до» Пожаров).

- Эй, они что, расширили границу, или я чего-то не понимаю? Где колючая проволока, где вся эта хуйня?
Три человека держали разложенную на их руках новейшую карту Американского материка, три пары глаз вращались от цветных меток на ней к панораме вокруг, три ума усиленно обдумывали каждый своё: один интересовался истинным местонахождением команд 39 и 110, второй недоумевал данным, что показывали компас и карта, третий заботился о том, куда следовало бы пойти дальше.
- Я думаю, граница расширилась. Не знаю, правда, зачем им это нужно…
Рокет перевёл взгляд с карты на Гаррета, заведомо зная, что найдёт поддержку в его лице. Это был Рокет Грэйвз, парень, считающий себя полноправным командиром отряда под номером 39. Гаррет равнодушно пожал плечами и лишь ткнул пальцем на бинокль, висевший у Рокета на груди.
- А я думаю, что колючей проволоки и в помине никогда не было. Это тебе кто, Ди понарассказывал? – с шипением протекло за спиной.
Высокий и на вид сильный парень, настоящий командир, кропотливо выравнивая прицел линз (в новых биноклях разбирался он плохо), вздрогнул от бойкого хлопка по плечу:
- Найт, ни у кого из нас нет такого опыта, как у Ди. Не делай вид, будто ты была хоть раз в Долине Смерти!
Девушка щёлкнула крышкой циферблата наручных часов и после громко произнесла, так, что на сей раз вздрогнуть пришлось ещё и Гаррету:
- Таак, парни, на часах - четырнадцать ноль восемь. Если мы не ухватим жрачки в ближайшие, - повторный щелчок крышки заставил киллджоев окончательно оторваться от карты и посмотреть в сторону сокомандницы, - … два часа, …это будет весело.

По безмолвному согласию все трое подошли к ярко-жёлтой машине, машине Рокета, но никто не решался залезть в неё – киллджои застыли каждый у разных дверец в оцепенении. Искусанный ржавчиной и следами разложения дорожный знак снова привлёк их внимание, как предостерегающий маяк чучела. Он не гласил привычное «Zone 6». Из написанного киллджои смогли различить только две буквы. Поэтому опасность неизвестной дороги усиливалась полным неведением насчёт места их пребывания. От фургонов и автомобилей, осевших в цепи небольших каньонов, они отошли метров на 40; трасса в этом месте отсутствовала, и киллджои даже предположить не могли, как обстоят дела в радиусе минимум километра. Был ли шанс выехать на трассу и ограбить первую попавшуюся заправку? Мрачно выдыхая, троица только созерцала, как на горизонте ветер выбивает из скалистых массивов песок, поднимает его в воздух, делая по-дождливому серым. Похоже на то, что поднималась буря, какие часто бывают в пустыне после полудня …
- Ну, мы едем? – Гаррет протёр глаза, в которые начинали попадать песчинки, и затарабанил пальцами по бамперу.
- А Гоул тебя не отдерёт за то, что с нами лазишь? – пожёвывая сигарету, для которой в карманах не нашлось средств зажигания, Грэйвз скрыл свою неуверенность перед дорогой в коротком смешке.
- Да всё равно как-то, - парень взъерошил рыжие волосы и хлюпнул носом, - Он из фургона не вылазит. А мне надо чем-то заниматься, я не могу без дела!
- Странный чувак… - ухмыляясь Рокету, глухо протянула Найт.
Секунды две или три прошли для киллджоев в молчании. Рокет с опущенной головой пытался за это время размыслить, предположить, предугадать, что может ждать их там, за прозрачно-серым облаком, за горизонтом, но, открыв первым дверцу своего, водительского, сидения, нашёл силы воскликнуть с бодростью:
- Ну, что, едем?
- Едем.
- Едем.

Когда захлопнулась последняя дверца, Рокет в который раз прищурился на облупленный дорожный знак у края голой дороги, и повернул ключ зажигания.

3.1.

Редкий вечер в жизни киллджоя мог протечь настолько…мирно. Мирно – когда нет ни погони, ни стрельбы, а опасность становится прозрачной. Когда нет надобности оголять нервы и одновременно прятать их подальше. Мирно – это лениво потягивать пиво, играть в карты на оставшееся продовольствие и спорить. Не беседовать, а именно спорить. Или обнимать подругу. А на вопросы: «Ну, сколько ещё? Долго торчать здесь будем?» выкрикивать: «Вы заебали ныть!» и думать о том, что «завтра», при таком раскладе, непременно готовит куда большие трудности. Лагерь отдыхал уже второй день. Каньоны оказались гораздо гостеприимнее ложных «заброшек». И, каким бы безрассудством ни слыла беспечность среди угроз пустыни, ход киллджоев остановился сам собой. Словно, по общему согласию. И желанию хоть ненадолго улизнуть от этой жгучей реальности, отдохнуть.

Нойз, прислонившись спиной к боку одного из фургонов и раскуривая завёрнутый в клочок газеты табак, едва ли не выронил самокрутку. Из дверцы фургона напротив вылетел Фан Гоул, с таким шумом и так неожиданно, что Нойз поразился: на его теле не дрогнула ни одна мышца с перепугу - он даже не успел перепугаться как следует. Но больше киллджой поразился самому Фану – тот буквально сиял. И улыбался естественно, пусть с каплей дерзости, - по крайней мере, это не было похоже на прежние постные улыбки, которыми он чествовал всех вокруг. Увидев Нойза, парень бойко направился к нему, не теряя своей улыбки. Только тогда киллджой обратил внимание – на Гоуле не было футболки.
- Дружище, как вечер проходит? Куришь?
- Фан.
- Что?
- Фан, у тебя такое лицо…
- Ну, какое у меня лицо?
- М…как будто ты только что…,– Нойз быстро вытянул руку вперёд, прищёлкнув пальцами.- Поимел весь мир!

Гоул думал, было, разразиться смехом – оттого, что его настроение и состояние теперь с лёгкостью может прочесть каждый. Но только глубже вдавил руки в карманы джинсов, втягивая губы, как ребёнок. На минуту он полностью замер и пристально посмотрел Нойзу в глаза. Тот захлопал ресницами в попытке показать, что не понимает ничего из поведения киллджоя. И тогда Фан приблизился к нему ещё. В голове парня спасительное «Куда ближе?» пронеслось с запозданием: Гоул накрыл его губы своими губами, с настойчивостью впиваясь. Нойз слабо понимал, отвечает на поцелуй или нет, и из-за его растерянности он получился глубоким. Парень лишь занёс руку в воздух. Ни то от желания его прекратить, ни то от желания обнять Фана, но движение осталось бессмысленным: Гоул уже отстранился и довольно покусывал губы:
- Ты понимаешь, да?
Опираясь ладонями о наколенники, тяжело дыша, Нойз помотал головой, а затем поднял её: лицо напротив отражало всё то же – безграничный триумф со вкусом наглости. И медленно выдохнул напоследок: значит, «триумф» Гоула действительно касался всего мира. Хотя посмеяться над поступком Фана Нойз смог бы с трудом.
- Чувак, я, конечно, всегда знал, что очень тебе нравлюсь…, - сбившееся дыхание отражалось на каждом произносимом слове, - Короче, кто она? Я что-то не замечал у нас такой девушки, которая бы тебя…, в общем.… Или парня. – Последнее он произнёс извиняющемся тоном.
- Именно, ты мне очень нравишься.
В следующее мгновение он поднёс ко рту самокрутку, выдернутую из безвольной руки. Отвернулся, принялся рассматривать лагерь, словно созерцал его впервые, затем, чтобы отвлечься. Низенькие костры, подпитываемые время от времени бензином или растворами – кто чем располагал, мелькающие люди-тени и их густые голоса. Это занимало сейчас его голову и поле зрения, а вовсе не Нойз, прогоняющий шок усиленным морганием. Темневшее небо расслаивалось, и его западный край ещё струился светом. Никаких звёзд, облаков. Только белая полоска, дорога в самое небо.

Дата добавления: 2015-11-16