The letter to Party 1 страница

1.1.

Февраль остаётся февралём даже среди бесконечных километров пустыни. Хотя кто мог наверняка утверждать, что очередное «сегодня» предполагало быть именно февральским днём? И разве это - настоль важно? Гораздо важнее осознавать, что тебе может преподнести этот день. Каждый день. Каждый день твоей жизни.
Но, повертев по привычке истрёпанный блокнот в руке, Фан протянул в пустоту:
- Первое февраля. Четверг, - и тут же слегка ухмыльнулся, будто бы вправду стеснялся того факта, что он, единственный в лагере, вёл календарь. При том, не упуская из памяти, насколько тот приблизителен и отличается по показателям с истинным временем.
Пара карих глаз с интересом наблюдения очертила ореол вокруг. Крыша и стены с горелыми пятнами – в нынешнем убежище Ди, его помощников и двух команд киллджоев действительно царил покой. Взгляд влево – остатки фургонов, из которых доносилось сопение; их было всего три, киллджои использовали фургоны как хранилище общих вещей, но нередко кто оставался в них на ночь; взгляд вправо – край импровизированной площади «украшала» свалка. Почти гора: рябеющие всевозможные отходы, кольца колёс, а иногда – и закостеневшие руки с ногами в насыпи мусора. Когда-то Фана это изрядно веселило. Сам он остался жить в фургоне, но недавно парень обрёл одну любовь, расставаться с которой не хотелось ни на минуту – свой автомобиль, бывшая махина BL/ind, трофей, расчерченный теперь чёрными дорожками баллончика. Если бы автомобиль был пригоден для того, Фан бы в нём и жил. В последнее время этого хотелось всё больше.
Глянув на золотое свечение востока, он отметил про себя, что надо бы, наконец, подняться. Потёр озябшие предплечья, и в последний раз стрельнул глазами в умиротворённое болото перед собой; резко поднялся со ступенек фургона и зашагал с глухим стуком каблуков. С недавнего времени Гоул приспособился носить тяжёлые сапоги.

- Ага, не жарко, спасибо, - в ответ на чьё-то приветствие, за которым выскользнуло что-то об «утренней холодине» - отголоске пустынной ночи, но не более того. Пересекая лагерь, он обнаружил, что впечатление сна повсюду – обманчиво: и в рассветное время кто-то уже был на ногах, суетился на «площади», перетаскивал мешки с мусором, кто-то подчищал пепел, сидя у дотлевающего с ночи костра. Гоул остановился – от созерцания маленькой точки пламени кольнуло в глазу, веко непроизвольно дёрнулось и зажмурилось. Огонь – страшная вещь. Что может быть более жестоким, если огонь пожирает такой же огонь? Что может быть? Пальцы сами потянулись к груди - нащупать во внутреннем кармане жилетки плотный бумажный свёрток и… успокоиться – свёрток взят. Огонь часто чудился Фану, и, как ни странно, обходил сны стороной – Гоул от силы бы смог припомнить, когда в последний раз ему случалось их видеть.
Торопливые шаги уже огибали заброшенное здание. Покорёженные чернотой руины походили больше на крошечный госпиталь в прошлом, нежели на привычные за столько лет мёртвые кафе. Оттуда всегда доносилась музыка, с тех пор, как здание стало обиталищем Доктора Смерть и всех-всех-всех, кому не представлялось проблемой ютиться на непокрытом полу.

Ветерок заскользнул под рукава жилетки; Гоул обернулся, будто наверняка знал: человек, чей топот где-то позади превращался в бег, нёсся за его душой. «О!» - не успел победно воскликнуть киллджой, как сбивающийся голос просипел, опережая:
- Командир Гоул, подожди!
- «Командир»…оох, - Фан смотрел на парня перед собой, опёршегося о колени и переводящего дух, больше со снисхождением, нежели гневно: он свыкся с мыслью, что излишняя непосредственность от Гаррета никуда не денется, как ни пытайся его образумить, - Неужели я настолько высокий и грозный, что по-другому меня никак нельзя? – Фан пустил смешок, видя, как киллждой теперь часто заморгал.
- Извини, Фан, - парень не удержался, чтобы не смерить невысокого командира взглядом, и самому не прыснуть смехом.
- И стоило так бежать?
- Я хотел тебя найти, чтобы сказать, что мы решили, что…, - киллджой в спешке подбирал правильные слова для объяснения, - Короче, Фан, мы не поедем без тебя на задание с отрядами Эвила и Стара. В химии никто из нас хорошо не разбирается, а Оскар – так…
- Вы не поедете на задание в первую очередь потому, что у вас не будет машины.
- Как не будет?! – выкатил глаза парень.
- Я уезжаю, Гаррет. Вернусь до полудня, если повезёт. И об этом ты не можешь не знать.
Эмоции киллджоя Гаррета не составило бы большого труда прослеживать время от времени на его молодом лице, сплошь в коричневых веснушках: теперь он с напряжением хмурил брови в попытке вспомнить, какие дела обычно отзывают Фана из лагеря.
- А, точно, письма! - визгнул он и хлопнул руками по бёдрам. Хотя знал, насколько командир Гоул ненавидел подобную прямоту в обращении.
- Я бы…, мы бы всё равно не поехали без тебя, Гоул.
Старший киллджой лишь потёр ладони. Поехал бы как миленький. У тебя есть топографическая карта США, ну или того, во что они превратилась, от Больших Равнин до границы с Мексикой, и компас, в котором ты достаточно шаришь; у Рэкса вечно из карманов торчат проводки, назначение которых порой и мне неизвестно; Алан всегда знает, куда свернуть и как лучше будет вообще всё и всегда, а Оскар – просто очень хороший чувак: у него есть пиво и незаряженные бластеры. Вы молодцы, вы бы справились – если собирается такая компания, Гоул уже и не нужен.
Однако оба, и командир, и рядовой, провалились в молчание. Фан шумно втянул носом воздух, будто бы только заметил это. Осмотрелся по сторонам, затем, глядя на Гаррета, с улыбкой поднял руки:
- Всё на этом? Я свободен?
- Свободен, - парень тут же стукнул себя по лбу, - В смысле…. я имел в виду…удачи. - Слишком сложными словами для него были «субординация» и «такт». Даже после единичной взбучки, впечатление от которой оставалось неизгладимым.
- Любишь ты меня, однако. «Удачи».
Но Гаррет уже тащил ноги подальше от командира. Только помахал на прощание Фану, не смея оглянуться после.
- Удачи знаешь, когда желают? Когда на толчке сидишь, и!..- прокричал Гоул вслед младшему киллджою. Губы подёрнулись лёгкой улыбкой истинного руководящего. Хотя к новой роли Фан до сих пор не мог привыкнуть. Наконец он, с большей скоростью, чем прежде, направился вперёд. Пряжки ремешков на сапогах позвякивали от стремительной походки. Так Гоул рассчитывал всё же оказаться за рулём автомобиля, кто бы и каким образом не пытался ему помешать тем утром.

Обычно, проблемы и люди сваливаются на плечи как перхоть – не поодиночке, но гуртом, видно, чтобы сделать жизнь ещё веселее. Фан и вправду думал, что летел, как спину окатило холодной волной раздражения. От не менее ледяного «Стой!». Этот голос Фан никогда не смог бы проигнорировать, смог бы кто другой? Слишком властный, холодный и глухой тон. Несмотря на резвые шаги трёхминутной давности, Фану не удалось далеко уйти от пресловутого здания. Барабанные перепонки резанул тонкий скрип инвалидной коляски. Поборов тошнящую мировую неохоту, Фан повернулся лицом к зданию, ощущая пузырьки гнева в горле, мешающие говорить.
- Кобра?
- Кобра. – ещё более сухо и надменно. Киллджой был несказанно рад тому, что его и Кида разделяло, хоть не огромное, но расстояние. Оно говорило красноречивее всего. После смерти Пати бывшие сокомандники, друзья, почти не разговаривали, и даже больше - предпочитали вовсе не разговаривать.
- День добрый, значит.
Но перекрикиваться через пол-лагеря – было не самой лучшей идеей, поэтому Фан поплёлся в сторону главного (и, наверное, единственного с уцелевшим дверным проёмом) входа в сооружение, перед которым расположился Кид. Тот не предпринял и попытки улыбнуться - настойчивый взгляд и приподнятые брови заменили привычные церемонии.
- Ты же едешь сегодня на 72 километр?
- Да, – отчего-то смотреть в глаза сухопарому киллджою желания не было.
- Грэйс хочет отправить письмо родителям. Я сказал ей, чтобы она подождала возле твоей машины.
- То есть, она хочет, чтобы я взял её с собой в дорогу? Это же…, - Фан положил руку на затылок и сокрушенно выдохнул, забыв обо всех внутренних рамках, связанных с Коброй.
- Я не знаю, чего она хочет. Ваше дело, не моё. - Больше Кид говорить не намеревался. Только поневоле впёрся в Гоула долгим острым взглядом.
Фан всегда видел в брате Пойзона океан чистой, фактически слепой злобы, как будто Кид был рождён с ней изначально, и важно ему не было, на кого её обращать, лишь бы только делать это. С недавнего времени Гоул другого и не замечал во всей фигуре бывшего друга.

Разговор был окончен. К счастью. Фан облегченно прикрыл глаза, хотя с места так и не тронулся. Будто уже безо всяких опасок преодолевал последние метры к автомобилю.… Но не всё в жизни бывает столь просто:
- Так-так-так, кого я лицезрею, это же сам Фан Гоул! Хей, хей! Если бы ты был бабой, я бы сейчас сказал, что ты свежо выглядишь и, - мужчина принюхался, - круто пахнешь белым мылом. Хо-хо! Не то, что я, старая крыса, - вечно от меня воняет, как от помойки. Поэтому, если вдруг надумаешь лишиться ног и засесть в такую штуковину, я тебя обрадую: мыться ты не сможешь. А ещё душегубка вокруг!.. Кобра тебе докажет.

Нервные клетки в голове киллджоя Фана сигналили лишь одну мысль: «За что?»
- Я тоже рад тебя видеть, Ди…
Если поблизости появлялся Доктор Смерть, можно было с уверенностью отмечать, что, кажется, сама природа от его присутствия перерождалась. Скрип несмазанных старых колёс «инвалидной тачки», непрекращающийся сочный смех и две тысячи триста сорок два, если не больше, слова в минуту – таким был в реальной жизни диджей самой демократичной радиостанции во всём новом мире.
- В открытую наёбывать старших людей нехорошо, Гоул. Ты своим солдатикам, конечно, способен Пауер-Пупом уши промазывать насчёт каких-то там девушек, и «у меня умерла соба…»
- Ди, ты задерживаешь Фана, - мягко, как сквозь воду, проговорил Кид. От скуки он чертил деревянной палочкой на песке цифры, тут же стирал их, но вмешиваться в болтовню по-прежнему не хотел - даже глаз не подвёл на стоящих рядом. Правда, желание освободить Гоула от продолжительных бесед с Ди было искренним.
- Кстати, Фан, - Доктор Смерть пригладил чёрные усы, - как там поживает таверна «Одинокий кактус»?
- Прекрасно поживает. И я, как её владелец, с удовольствием угостил бы тебя вечерком, но никак не сейчас.
- Ловлю на слове, потому что таверна «У Ди» исчерпала запасы текилы, да и на вечер я никогда ничего не загадываю. Но вообще мы с Коброй, - последнюю фразу Доктор Смерть произнёс с нажимом, пристально посмотрев сначала на Кида, затем на Гоула, - всегда рады, если в нашу скромную обитель заявится Фан Гоул, - мужчина слегка толкнул его в плечо и рассмеялся. - Может быть, даже сегодня.

Кид тихонько кашлянул – так, чтобы никто не смог расслышать.

Доктор Смерть был единственным человеком среди киллджоев, кто знал обо всех событиях, связанных с бывшей командой под номером 109. Размолвка между Гоулом и Кидом не стала тому исключением. Иногда первого изводил его жалеющий тон, стоило им раз в раз собраться за обсуждениями дальнейших планов и стаканом текилы. Поэтому Фан избегал разговоров с Ди - над ними неизбежно витал дух Пойзона.

Но вдруг все трое сморщились от тревожного писка аппарата, обычно сигнализирующего об опасном расстоянии со скэйкроу.
- Чёрт, он засёк что-то! – взволнованно кинул Доктор Смерть.
- Лампочка горит жёлтым, Ди, - от слов Кида головы повернулись ко входу в здание: дальняя его стена, параллельная входу, была залита мигающим жёлтым светом. Там находился кабинет Ди с бесчисленным количеством аппаратуры для радиовещания и отслеживания перемещений скэйкроу. Было отчётливо видно на жёлтом пятне тени бешено вращающихся металлических рамок.
- Возможно, они рассеялись где-то в районе Каскадных гор, и передвигаются поодиночке. Если так посудить, они далеко от нас, но это ещё надо проверить…
Доктор Смерть шумно выдохнул:
- Кобра, нужно снять показатели. Я боюсь, как бы дракулоиды не хотели запутать нас: допустим, от Гор они рассеиваются, но в их планах – объехать Горы и собраться вместе заново в какой-то точке. С этими их нападками…я готов даже не верить тому, что выдаёт моя машинерия.
- Сейчас, - Кид ринулся ко входу; только и было слышно, как со скрипом давится песок под торохтящей коляской, и ещё рык усилия, с каким киллджой приводил её колёса в действие.
- А ты, Гоул, иди. Спешишь же; я, старый болван, и так задержал тебя, будь здоров, хе-хе.…И, да, передавай привет Пуленепробиваемой Заднице!

Последних слов Фан не расслышал, только выкинул жест рукой, что, видно, означало прощание. Когда Фан бежал, он убегал от пожара. Воздух вокруг него раскалялся, трескался от движений согнутых в локтях рук, будто терпел побои. То ли от бега со всех ног, то ли от услышанного давно и недавно, то ли от пропитавшихся гарью воспоминаний грудь стало саднить, однако Фан нашёл силы забежать быстрее. И вот, перед глазами поблёскивал автомобиль с ярким цветком, примостившимся на капоте. Грэйс, завидев издалека жёлтую полосатую футболку Гоула, радостно пискнула и поспешила слезть с капота на землю:
- Фан! Фан!
Не прошло и минуты, как киллджой уже обнимал девочку, стоя на одном колене, и про себя удивлялся, почему Грэйс не слишком прибавила в росте за время, которое он знал её. Не поднимаясь (Фан считал, что с детьми так разговаривать легче), он решил сразу задать вопрос:
- Ты хочешь со мной поехать?
Грэйс кивнула.
- Но ты можешь просто отдать мне письмо - я его брошу, и не нужно будет трястись два часа.
В глазах у девочки плясали озорные искорки, она начала тихо посмеиваться, уткнув кулачки в бока. «Неужели Гоул не понимает или просто дурачком притворяется?»
- Фааан…
Не выдержав, Грэйс залилась громким смехом; это заставило Гоула самому улыбнуться и заметно посветлеть.
- Ну, ладно. Хочешь, так хочешь. Кроме Фана Гоула, ездить с умом по суровым дорогам Мохаве тебя не научит никто, – теперь лучистый смех пронизывал и киллджоя, и девочку.
- Но смотри, это тебе не шутки, - сказал он, пытаясь отдышаться, - будешь, как настоящий солдат управляться…со шкалой спидометра, - в последний раз хохотнул Фан, поднялся, отряхнул с джинсов песок, - Хотя…стой. Подожди здесь ещё чуть-чуть, я мигом. Только возьму второй бластер.
- Ух ты! Наконец-то научишь меня стрелять? Я буду отбиваться от белых свиней? Да? Да? – девчонка протянула вперёд руки и захлопала, подпрыгивая.
- Нет, малыш, я беру второй бластер для себя. Мне придётся за двоих отбиваться, чуть что! – крикнул Фан в ответ издалека. - А о стрельбе…раз обещал, значит, будет всё, будет. Он почти приблизился к своему фургону - осталось только выудить бластер, когда-то принадлежавший корпорации, и…устремиться в долгожданную дорогу с лучшей компанией для утомительных поездок - Грэйс.

***
Если вы не знаете, где находится 72 километр, а, главное, чем он так знаменит среди киллджоев – не страшитесь. Просто, поворачивая руль, заставьте себя хоть немного расслабиться: дорога здесь не петляет, ровная, хоть с закрытыми глазами едь, - скалы и ржавый скелет железной дороги начинаются к северо-востоку. Вам не туда, вам совсем не туда, вам туда, где среди колючих оазисов кустарника находится один почтовый ящик. Хотя, что я говорю, он далеко не один! От какой точки и куда бы вы не поехали, прочесав ровно 72 километра, этот странный пёстрый ящик всё равно возникнет перед вами. Ехали бы вы с северо-востока к юго-востоку, или пересекали бы южную полосу, или направлялись от самого побережья вглубь материка во все известные направления. Почтовый ящик для писем «на тот свет» был повсюду, и нигде конкретно: вам просто стоит, начиная путь, отсчитать 44 целых 70 с лишним сотых мили (если вы остались убеждённым американцем и привыкли считать именно милями) – так достигнете желаемого объекта. В этом мог бы поклясться любой киллджой: ящик для писем, адресованных погибшим, стал единственной святыней киллджоев, отрицавших всякую власть, а с этим – и религию. Единственной надеждой на то, что от тела может оставаться что-то большее, чем бесконечные раны, разъяряемые грязью и ложащиеся до костей. У этого странного народа не было Бога, но, с другой стороны, как на войне не быть вере? Киллджои придумали своих идолов – ими стали умершие; уж они-то наверняка существовали, уж они-то наверняка знают, как несладко тем, кто остался на земле …
- Грустная песня, от неё слёзы, - сдавленным голосом прошептала Грэйс, отворачиваясь к окну сидения. Киллджой не должен давать слабину, даже когда ему всего лишь двенадцать.
- О’кей, - Гоул лихо ткнул пальцем на красную кнопочку магнитолы, и та замолчала, - Что-то Ди крутит сегодня тягомотину.
Обычно Доктор Смерть и вправду ставил энергичные роковые песни для подбадривания собратьев.
- Фан?
- М?
- Тебе прочитать письмо, которое я написала папе с мамой?
- Прочти, Грэйси, только не грусти.
От спокойного тёплого тона девочке стало легче на душе. И, вот, она распрямляла уже исписанный с обеих сторон листок.
- Начинать?
- Начинай, - Фан быстро выглянул через спущенное стекло и, для верности, кинул взглядом на боковое зеркало. Позади них не было ни души, - А то я и забыл, как ты у меня писать умеешь.
- Там есть и для Пати кое-что, - девочка немного растерялась, взглянув на Гоула. Лицо его как-то странно исказилось в тот момент, щёки девочки от этого порозовели. Но, набрав побольше воздуха в лёгкие, Грэйс начала громко декламировать:
«Дорогие мама и папа,…»

Мерно крутя руль, приглядываясь к дороге сквозь потускневшее от пыли лобовое стекло, Фан будто уплывал от рассказа младшей подруги, сочиняя в своих мыслях другое письмо. То, что воспаляла его память каждый раз, когда киллджой разминался с Коброй, как и в то утро. Кобра.…Всё невыносимее и невыносимее читать в его глазах.
То же происходило, когда Фан слышал имя Пойзона, теперь произносимое только со скорбью, коротко здоровался с Джетом, потому что на большее времени не было. Но Кобра,…зачем он? Зачем он снова?..

И то, что в небе спешно кружили вертолёты белых, распыляя воду над пылающим городом, не имело смысла. Конечно, самый крупный из них, Бэттери Сити, киллджоям никогда не пришло бы в голову поджечь, но единогласное решение - взяться за один прилегающий к нему городишко - была чем-то вроде вызова на финальный бой. Иначе перестрелки и мелкие диверсии – это то, что может идти вечно, только с разными участниками. В какой-то момент все действительно так думали.
Фана сбросило на первый этаж здания телекомпании, объекта действий команды 109. Стало ясно: на одном из верхних этажей, предположительно – 13-том (или на более высоком уровне), произошёл взрыв, помимо того, что каждый лестничный пролёт был заполнен пламенем. Когда ботинки начали дымиться, Гоул не предал этому значения. Рванул что есть духу, надеясь затоптать огонь. Со всех сторон сыпались искры из лопающихся экранов, провода клокотали под ногами, но он с прежним отчаяньем нёсся к лестнице. Нужно было как угодно спуститься с шестого этажа на первый. Фан то и дело спотыкался, а сердце с болью подпрыгнуло, когда с разных сторон послышались одновременные крики - на одном из верхних этажей всё ещё суетился Пати; он захватил комнату для съемок прямых эфиров новостей. Опасная мысль не успела заскользнуть в голову, как рука Гоула отпрянула от и без того раскалённых, шатающихся перил. Сильнейший удар, прошибающий насквозь. И много красно-оранжевого вокруг.
И, вот, присыпанный обломками, Фан не находил сил пошевелиться. Хотя в грудь отдавала неприятная резь - рация в кармане раздавилась. Лестница не разрушилась полностью, хотя крепкие перила, так или иначе, сорвались. На фоне звуков ада, доносившихся отовсюду, а больше – с улицы, через покосившуюся дверь выхода, раздался топот. Это по лестнице. Люди убегали от преследовавшего их огня, распространяющегося с неумолимой скоростью вниз, к первому этажу. Гоул слышал, и с неимоверным усилием заставил своё тело подняться, когда болели, казалось, самые кости, и мышцы всего лишь тонкой плёнкой облепляли эту боль. Фан пошатывался, пытаясь стать ровно. Бегущие по лестнице киллджои тут же скатывались на пол, изо всех сил пытаясь выкашливать чад. Вдруг пространство вспорол глубокий, истошный рёв - последнему из бегущих особенно не повезло – одежда на нём не начинала загораться – она уже горела, огонь перешёл на кожу, волосы…Стоп. Волосы? Гоул едва не рухнул на слабых ногах и тут же издал крик, вторящий по силе крику горевшего киллджоя. Красные, красные волосы! Но то, что последовало за треском стекла, в которое влетела белая бомба, растворило в себе все крики. Ужасающее дежавю взрыва, вынесшего стены, и вызвавшего какой-то странный раскачивающийся грохот – так, наслоившиеся один на другой, этажи сползали вниз. Но киллджой Фан был далёк ото всех злоключений здания – он буквально нырнул к стене пламени, в которой извивалась чернеющая фигура Пойзона. Ещё один шаг к морю жара, жаром на одном дыхании сыпануло в лицо.
- Фан, ты рехнулся, да?! – чьё-то резкое по ушам. Вцепиться в руки, оттаскивающие за шиворот от пекла, удалось, но благодетель, не мешкая, отбросил ослабшее тело к двери. Падение теперь бы не стало для киллджоя причиной беспомощно и праздно лежать: Фан разогнулся, встал на четвереньки, прополз пару шагов, затем сильно оттолкнулся от пола ногами, которые тут же занесли вперёд.
- Джет, там Пати! Там Пати! – орал он, не слыша своего голоса. Стар в то время был снаружи, у входа в здание, рядом с лежащим на земле Коброй; у того безумно дрожали ноги - обожжённые, запёкшиеся бурой кровью. Никто тогда не знал, что случилось с ним, и во что потом выльется. Когда Кид услышал в вихре грохота и взрывов хрип Гоула, Джету показалось, что глаза киллджоя раздулись и напросто лопнули от услышанного.
- Гоул, блять! – выпалил Джет и заставил Фана развернуться. На первый этаж хлынула лавина из всего того, что когда-то составляло здание. Глыбы цемента, прорезанные арматурой, стёкла, железные каркасы техники, всё ещё искрящиеся провода – а, в целом, тонны тяжёлой белой пыли, приближающиеся с бешеной скоростью. Она сползала с лестницы, в то время, как Гоул успел выхватить из огня обугленную до костей руку.
- Ложись! – выкрикнул Джет, подхватив Кобру и начав отбегать от здания. На всякий случай он достал из кобуры на бедре раненого друга бластер: бежать по городу – значит «цеплять» на ходу дракулоидов.
Фан, разогнавшись и отпрыгнув в бок от прямо текущей лавины строй. материалов, пал ниц, сомкнув руки над головой.
- Жив? – пронеслось над сошедшей с ума толпой. Ответа не поступило, и не поступило бы, но в сердце Стара заронилась маленькая радость, сродни надежды, когда он увидел выкарабкивающегося из обломков Гоула. Киллджой уже ковылял навстречу Джету, руки его отрешённо обшаривали джинсы – он хотел, как и Стар, найти свой бластер. Но, поравнявшись с сокомандниками, Фан предстал совершенно в другом свете перед Старом; душа ёкнула от прописанного на его лице бледного ужаса. И тогда киллджой понял: Фан и Кобра неотрывно смотрят друг другу в глаза. Кид забыл свою боль, свою непоправимую травму, мучения. Только было видно, как его губы слегка шевелились: он хотел сказать. Напротив, лицо Фана полностью омертвело. В тот короткий момент огромные блестящие глаза были единственной живой частью этого человека. Даже когда Гоул выхватил из рук Джета бластер и пальнул из него, заведя за спину и совершенно не глядя вслед. Что ж, подстрелил он действительно скэйкроу.
- Ты прав, Фан, я уже позвоночником чувствую, как белосракие приметили нас и целятся. Пойдём, парни, пойдём скорее. – Взяв Кобру крепче в руках, чуть пригнувшись, Джет последовал в гущу людей, попутно выпятив локоть для расталкивания снующей массы. Впереди тащился Гоул с двумя бластерами во всеоружии. Он не ощущал ничего, когда тела вжимались в его тело, когда кто-то пытался выхватить бластеры из рук, он не ощущал пространства и себя в нём. Только точки зрачков метались из стороны в сторону в поисках одного: выхода. Выхода из этого проклятого места.

С тех пор…переменилось многое. Ходившие бок о бок друзья больше не составляли одну команду: Джет и Фан получили на попечение по отряду. Новички-киллджои пришли на смену тем сотням, кто погиб при облаве города. Эти трое всё равно не смогли бы находиться вместе, как команда, за отсутствием начала. Казалось бы, смерть Пати должна была объединить их, заставить заботиться друг о друге сильнее, а также всё то, что вообще может принести смерть. Но эта смерть принесла противоположное: если Стара и Гоула разъединили новые обязанности, то с братом Пойзона дела обстояли куда серьёзнее. На следующий после трагически закончившейся операции день Кид проронил лишь одно горькое, которое и хотел сказать всё время:
- Но ты был там.
- Я…я…- Гоул представлял, насколько жалким теперь выглядит каждое его слово. И беззвучно рыдал в душе от укоров совести и Кида, накладывающихся на мрачный гул потери.
- Но ты был там! – голос киллджоя сорвался, хотя по вечно спокойным оттенкам предугадать подобное было бы невозможно. Глаза приобрели прежнее жуткое выражение, как и тогда: казалось, не только видно, но и даже слышно было, как лопаются кровяные сосуды в них. Этой фразой Кид разорвал все отношения с Гоулом. Однако не сдержался – кинул напоследок через плечо, остановив на ходу грузные колёса своего кресла. Инвалидность заставила Кобру злиться на всех и вся ещё больше:
- Я бы на месте Пати…
Фан только ощутил, как пелена скорби и нарывавшей совести начала помалу спадать с души, уступая место зарождающемуся гневу:
- Что? Что бы ты на месте Пати, а? Ну же, Кид, скажи это. Я хочу услышать, как ты это скажешь! Да, именно это! Неужели ты, наконец, перестанешь быть ханжой, и скажешь всё, что думаешь обо мне? Только теперь - на чистоту.
Кобра отъехал дальше и, повернув лицо к Гоулу, слегка дрожащим голосом прошипел:
- Я на месте Пати, ни за что бы…,- Кид на мгновение замялся. - Не доверил тебе свою жизнь.
Кобра с силой крутанул колёса, и уехал прочь. А Фан только успел подумать о том, как друг, меньше, чем за пять минут, успел превратиться во врага. На глазах. И невозможно ничего сделать. Притом, нового друга, взамен, судьба не спешила подбрасывать. Общение с Джетом неумолимо сводилось к формальности – тот был настолько доволен повышением, что не замечал ничего вокруг, кроме своей команды. А Ди…- «слишком много знает этот Ди».

Киллджой еле успел резко выкрутить руль вправо – иначе машина бы съехала и прорвала тонкий железный барьер (на дорогах пустыни иногда всё же присутствовали следы былой цивилизации). А за ним – пески, самые настоящие пески, составляющие метров десять верхнего слоя земли так точно. Пески и камни, отбрасываемые ветром на приличные расстояния.
- Фан, ты заснул? – прозвенело над правым ухом. При том, Гоул действительно испугался крутого съезда…
- Нет, - увереннее зажав руль в руках, он попытался выдавить улыбку,- Я проверяю, тошнит ли тебя от высокой скорости.
- Высокой скорости? 65 км/час – это высокая ско…? Фан, ты просто заснул и не слушал меня…
А ведь киллджой знал: если эта девочка отворачивается к окну и упирается в него, как в экран телевизора, – ребёнок точно обижен.
- И, да, меня не тошнит. Меня никогда не тошнит. – буркнула Грэйс.
Уголок рта киллджоя пополз вверх. Когда-то он тоже был малень…, ладно-ладно, очень юным, и страх, как любил обижаться…
Тем временем девочка, вдоволь насмотревшись на приевшийся за столько лет пейзаж (песок-песок-каньйоны и обрывы в далеке-песок-камни- раз дерево-поле люпина- потрескавшийся пласт земли с километр- два дерево), принялась аккуратно запаковывать письмо обратно в конверт. Достала смятую под боком холщовую сумку, раскрыла – как Гоул, отвлекаясь от дороги, уловил краем глаза:
- Ты и второе писала?
Из сумки выглядывал острый край сомнительно чистого конверта.
- А тебе какая разница? – ребёнок отчего-то сильнее прижал худенькую сумочку к груди, будто бы кто хотел отнять письмо. – Ещё скажи, чтоб я его прочла.
Лица Грэйс видно не было – на него спадали пышные кудри. Она склонила голову, хотя маленькая обида почти выветрилась из сердца с дуновением, или, скорее, порывом пустынного ветра. Гоул лишь ухмыльнулся, почувствовал внезапный прилив гордости в груди - всё стало вдруг настолько понятно и очевидно, а оттого – ….забавно, наверное.
***

Грэйс почувствовала, что машина стала ехать медленнее. Киллджой сбавил скорость, и, по ощущениям, она могла даже сказать, на сколько, не глядя на спидометр. Едва 40 км/час.

Потом меньше, меньше…

- Грэйс, ты-то хоть не уснула?

Девочка встрепенулась, будто бы вправду дремала. Но, нет, - просто задумалась. Рот Фана сиял странной уверенной улыбкой, словно отлитой из золота и подсвеченной солнцем вдобавок. Но это было всяко лучше, чем взор, прямой и открыто-печальный, когда они не проехали и полпути, Грэйс читала Гоулу своё письмо, а он…, а он не слушал.
- Грэйс.
- Что? – любопытно завертела головой девочка. Гроздь разноцветных свистков на груди зашелестела.
- В окошко выгляни. А, ещё лучше, опусти, опусти стекло.

Лазурное видение, вроде бы – вдали, но, вместе с тем, - близко. Помимо безупречной бирюзы неба и желтизны земли. Здесь было гораздо красивее, чем в остальных частях пустыни, проезженных когда-то.

Кузов автомобиля качнулся. Девочка оторвалась от вида в окне на призыв Гоула посмотреть теперь и в лобовое.
- Грэйс, мы приехали.

Чуть вглубь поросшей кустарником обочины в шагах пятнадцати от них затаился, будто кусок, снятый с того лазурного неба. Почтовый ящик, бок которого был размалёван - и близорукий бы разглядел огромный глаз с белыми лучами

Затаив дыхание, Грэйс выпрыгнула из машины и хлопнула дверцей.

Дата добавления: 2015-11-16