Застенчивости учатся

Мнение исследователей личности о том, что застенчивость является неизбежным следствием передачи по наследству мяг­кого характера, противоречит основным принципам теоретиков бихевиористики. Эти последние убеждены в следующем: на свое счастье или на свою беду, но мы — это то, чему нас научила жизнь. Мы учимся вести себя так, чтобы получать эмоциональ­ное вознаграждение и воздерживаемся от действий, могущих иметь для нас негативные последствия. Создавая мир, в котором вознаграждается только «желательное» поведение, бихе порис­ты утверждают, что они способны сделать из Золушки принцессу и даже — чем черт не шутит? — превратить тихоню Н— в храбреца Н+.

Джон Б. Уотсон, популяризатор бихевиоризма в Америке, провозгласил, что возможности закрепления позитивных реф­лексов в формировании свойств личности и темперамента по­истине безграничны, и подкрепил свою идею безудержным бахвальством:

Дайте мне дюжину здоровых младенцев, не отягощенных физи­ческими недостатками, и условия для их воспитания, и я гарантирую, что любого из них я смогу сделать специалистом любого профиля Но моему усмотрению: врачом, адвокатом, художником, торговцем и — а почему бы и нет? — даже вором и попрошайкой, независимо от его талантов, призвания, спо­собностей, наклонностей и расы его предков. Современные бихевиористы говорят, что застенчивость — это закрепившаяся фобическая реакция на социальные события-

Это закрепление может явиться результатом следующих пред­посылок:

• предшествовавшего негативного опыта в общении с людьми в определенных ситуациях как при непосредст­венном контакте, так и при наблюдении за неудачами других;

• отсутствия «правильных» социальных навыков;

• боязни собственного неадекватного поведения и, как ее следствия, постоянного беспокойства о правильности своих действий;

• признания в конце концов собственной неполноценнос­ти: «Я застенчив», «Грош мне цена», «Я не смогу этого сделать», «Хочу к маме!»

Если верить бихевиористам, то ребенок может научиться застенчивости, пытаясь получить желаемое в мире, где домини­руют взрослые. Вот что рассказала 49-летняя учительница:

Когда мне было четыре года и я только начинала постигать науку общения, со мной произошел случай, оставивший тяже­лую психическую травму. Я помню, какая в тот день была погода, помню, что делала мать, собираясь выйти на улицу, помню, как была освещена комната. Признаюсь, я забыла, что именно хотела сказать в этот день матери, а та, естественно, совсем не помнит этого случая. Но во всяком случае это было для меня тогда очень важно. Я пыталась выразить что-то неконкретное, абстрактное, и мне просто не хватало слов, чтобы мать меня поняла. Она внимательно слушала, как я заходила то с одного края, то с другого, и минут через пять, когда я окончательно выдохлась, она, не сдержавшись, громко рассмеялась. Я заплакала и долго не могла успокоиться. Я давно уже позабыла, что хотела сказать тогда матери, но отчет­ливо помню, что с того самого момента я словно застыла внутри: все мои чувства и к ней, и ко всем взрослым охладели.

Мне казалось, я ни на что не гожусь. Я казалась себе неуклю­жей, неумелой и глупой. Мое отчаяние усиливалось из-за отно­шения к детям окружающих меня взрослых. Они считали, что «детей должно быть видно, но не слышно» и что «вещи важнее людей». Это было настолько ясно написано на их лицах, что я ничего не могла сделать так, как надо. Я рано научилась всех бояться и никому не доверять.

Неумелости тоже можно научиться — если она привлекает к вам внимание, в котором вы нуждаетесь. Возьмите, к примеру, подростка, играющего в своем классе роль шута. У него всегда нелады с учителями, потому что он постоянно выкрутасничает и нарушает дисциплину в классе. Над ним могут смеяться одноклассники, его могут ругать родители и наказывать учителя, но ведь его все замечают. Признание общества — один из самых могучих стимулов, а люди часто кладут много сил на достижение ничтожных целей. Одни из нас приучаются слишком громко говорить, другие — хныкать по любому поводу, третьи привле­кают всеобщее внимание намеренно плохой игрой на футболь­ном поле, четвертые — притворяясь больными, чтобы за ними ухаживали, пятые — спотыкаясь на трапе президентского само­лета.

В еврейском юморе часто обыгрываются ситуации с участием schlemiel’a — неумехи и растяпы и его невинной жертвы schlemazel’a. schlemiel самоутверждается, разливая суп, садясь не в тот самолет, захлопывая в багажнике ключи от машины. На колени же schlemazel’a льется суп, это его schlemiel выпихивает из самолета, и ему приходится в два часа ночи искать запасные ключи.

Любопытно, что присущая застенчивому человеку пассив­ность может быть результатом устоявшейся реакции на засилье в нашей жизни телевидения. Так как общение с персонажами на экране ограничено верчением ручки переключения каналов в надежде избежать набившей оскомину рекламы, наше взра­щенное на мыльных операх поколение давно усвоило, что их герои как бы берут на себя всю эмоциональную нагрузку: один качает за нас права, другой произносит пламенные речи, а третий то попадает в затруднительные положения, то выпуты­вается из них. Вот как один молодой человек рассказывает о роли телевидения в его жизни:

Пожалуй, единственным моим воспитателем был телевизор. То есть, конечно, хорошим манерам меня учила мать, но отец обращал на меня мало внимания, так что необходимые для жизни знания я получил главным образом из телепередач. Я бы сказал, в среднем я провожу у телевизора часа по три в день, и так всю жизнь. Самый большой урок, преподнесенный мне телевидением — это то, что здесь не требуется обратной связи. Когда вы смотрите телевизор, вы пассивны. Я всегда хорошо усваивал информацию и умел внимательно слушать

других, но говорить самому мне трудно. Я хорошо учился в школе, но не принимал участия в дискуссиях. В ^колледже я всегда сидел в дальнем конце аудитории. А так как средний выпускной балл процентов на десять зависит от участия студента в обсуждении пройденного материала, моя застенчи­вость сказалась и на моих отметках.

Если застенчивость — следствие усвоения «неверных» пра­вил общения с другими людьми, то она должна устраниться после закрепления «верных» реакций и навыков. С этой точки зрения именно поведение страдающего застенчивостью челове­ка является причиной его стеснительности. А раз такому пове­дению учатся, от него можно и отучиться, точно так же, как от любой привычки или фобии, например, боязни змей. Система развития социальных навыков, которой мы займемся во второй части книги, основана как раз на принципах бихевиористики.

Оптимизм бихевиористов весьма отраден, особенно после фатализма теоретиков личности, согласно которому застенчи­вые люди появляются на свет только для того, чтобы стать неудачниками. Однако не следует забывать и то, что нам уже известно о различных типах застенчивости. Некоторые страда­ющие стеснительностью люди уже обладают необходимыми социальными навыками, но недостаток уверенности в себе мешает их успеху в обществе. Обучение азам общения замкнутых людей, описанное мною во второй главе, не обязательно «изле­чивало» их от замкнутости. Иногда оно приносило свои плоды, но в ряде случаев застенчивость только возрастала. Поэтому наряду с прививанием социальных навыков под тщательным наблюдением специалиста необходимо учить людей не бояться в обществе, укреплять их уверенность в своих силах и развивать у них понимание иррациональных основ своей застенчивости.

Для некоторых из наиболее застенчивых людей — застенчи­вых «высшей пробы» — определенные события могут нести в себе скорее символическую, чем реальную угрозу. Их застенчи­вость не соотносится с негативным предшествующим опытом общения с каким-либо типом людей в той или иной обстановке. Скорее они ощущают беспокойство оттого, что эти люди и ситуации как бы отражают неразрешенные и подавленные кон­фликты в их собственной психике, возникшие в детские или юношеские годы. Не сомневаюсь, вы уже чувствуете, что запахло Фрейдизмом, а это значит, что пришла пора на время расстаться с бихевиористами.

Дата добавления: 2015-07-11