|
Читайте также: |
и это можно сказать о большинстве культур на любом отрезке истории
человечества. Именно поэтому у меня появилась необходимость в неком
надкультурном факторе, факторе, стоящем вне культуры и выше нее,
способном измерить, насколько та или иная конкретная культура
способствует или препятствует самоактуализации человека, его
вочеловеченности, его метамотивированности (85). Мы знаем, что
культура может быть как синергична биологической сущности человека,
так и антагонистична ей, - то есть культура и биология в принципе не
противопоставлены друг другу
Можно ли на этом основании утверждать, что каждый человек стремится к
высшей жизни, к высшим ценностям? Здесь мы сталкиваемся с
неадекватностью нашего языка. Перспективнее счесть устремление к
высшему потенциалом, заложенным в каждом младенце, чем заявлять обрат-
Теория метамотивации: биологические корни высших ценностей
)й)е. Или, говоря иначе, лучше предположить, что это - потенциал, и
если sit потерян, то уже после рождения. Но можно так же смело
утверждать, дТО большинство рождающихся сегодня детей никогда не
реализуют заложенного в них потенциала, никогда не поднимутся на
высшие уровни мотивации из-за того, что вынуждены жить в условиях
бедности, эксплуатации, Яеравенства и т. д. Никто не станет спорить,
что на сегодняшний день не существует равенства возможностей для
каждого конкретного человека. Де только о детях, но и о взрослых можно
сказать, что перспективы реализации потенций для них очень различны и
зависят от того, где и как живут эти Люди, от социальных,
экономических и политических условий их существования, от степени
развития и количества психопатологии и т. д. Однако было бм
неблагоразумно (хотя бы с Точки зрения стратегии социального развития)
отказывать кому-либо в возможности метамотивированной жизни. В конце
концов мы знаем примеры излечения самых <безнадежных> больных, как в
психиатрическом смысле, так и смысле самоакгуализации (возьмите хотя
бы пример Синанона). Было бы огромной глупостью зарекаться от такой
возможности в будущем.
Так называемая духовная (трансцендентная, аксиологическая) жизнь явно
уходит своими корнями в биологическую, видовую природу человека. Это
своего рода <высшая> животность, предпосылкой которой служит здоровая
<низшая> животность, <высшее> и <низшее> в данном случае определенным
образом иерархически интегрированы (а не противопоставлены). Но
высшая, духовная <животность> настолько слаба и уязвима, настолько
пуглива и уступчива перед культурными воздействиями, что ее
актуализация возможна только в такой культурной среде, где поощряется
человеческое, где общество активно способствует духовному росту.
Такой взгляд на вещи позволяет избежать множества ненужных
противопоставлений или дихотомий, вроде <духа> по Гегелю и <материи>
по Марксу, выступающие классическими определителями <идеализма> и
<материализма>. Мы сможем понять, что на самом деле имеем дело с неким
континуумом, в рамках которого природа предоставляет нам возможность
самостоятельного построения иерархии. Например, мы можем рассмотреть
низшие потребности человека (животные, природные, материальные)
я-обнаружить, что они выступают как препотентные метапотребностям
(духу, идеалам, ценностям) в совершенно конкретном, эмпирическом,
операциональном, жестко определенном смысле. И мы сможем сделать
вывод, что в совершенно конкретном, узко специфичном смысле
<материальные> условия жизни важнее (то есть требовательнее, сильнее)
высших идеалов, что они препотентны идеологии, философии, религии,
культуре и прочим вещам. Но мы не станем говорить, что высшие идеалы и
ценности являются эпифеноменами низших потребностей. Мы поймем, что
они равноправны в биологической и психологической реальностях,
несмотря на то, что низшее сильнее, насущнее, главнее. Во всякой
иерархии препотент-
Метамотивация
ности <высшее> и <низшее> одинаково <реальны>, равно представлены
человеческому сознанию. Можно посмотреть на историю человечества как
на борьбу за вочеловеченность, или как на постепенное воплощение некой
имманентной Идеи в духе великого немца, то есть посмотреть на нее
сверху вниз. Но можно также определить в качестве первичных, базовых,
главных причин исторического процесса некие материальные условия
существования человечества, то есть рассмотреть историю снизу вверх.
(Легко принять за истину утверждение о том, что <в основе человеческой
природы лежит личный интерес>, принять приоритет личного интереса.
Ошибка будет только в огульности такого заявления -я ни за что не
соглашусь, что личный интерес определяет все человеческие мотивы.) Оба
подхода полезны, но каждый для своей цели. Ни к чему спорить о
<первичности> духа или материи и о других подобных этим вещах. Я
слышал, что русские в последнее время сильно обеспокоились
распространением у них идеалистических и спиритических философий. Могу
сказать, что они тревожатся совершенно напрасно. Наше изучение
тенденций развития личности и общества позволяет нам утверждать, что
спиритуальные устремления в умеренных количествах свидетельствуют об
известной удовлетворенности материальных потребностей. (Меня гораздо
больше озадачивает, почему решение насущных материальных проблем
некоторых людей подталкивает к дальнейшему, духовному росту, а
некоторых не побуждает к этому, позволяя оставаться в кругу сугубо
<материалистических> забот.) Но боюсь, что мои утешения в данном
случае помогут так же, как если бы я взялся доказывать религиозному
фанатику, что для духовного роста человечества важны не столько
проповеди, сколько выращивание хлеба, строительство жилья и дорог, и
тому подобные вещи.
Стоит только поместить наше низменное, животное наследие в одно
пространство с <высшим>, духовным, аксиологическим, ценностным,
<религиозным> (подчеркивая тем самым животную природу духовного,
высоко-животную природу), и мы сможем преодолеть множество дихотомий.
Например, дихотомию, в соответствии с которой дьявольское, порочное,
плотское, злое, эгоистичное, эгоцентричное, стремящееся к наслаждению
противопоставляется божественному, идеальному, добродетельному, вечным
ценностям, высшим устремлениям. Следуя этой дихотомии, божественное
или лучшее иногда понималось как присущее человеческой натуре. Но
гораздо чаще, и тому мы знаем множество примеров в истории, добро
отлучалось от
человеческой природы, приписывалось чему-то внешнему,
сверхъестественному.
Порой мне начинает казаться, что большая часть религий, философий и
идеологий с готовностью и охотой приписывают человеческой природе все
дурное, все худшее. Но мы знаем и примеры экстериоризации62 <худших>
человеческих устремлений, как например в случае, когда их приписывали
<велению Сатаны>.
Теория метамотивации: биологические корни высших ценностей
i Зачастую позывы <низшей> животной природы человека априорно относят
к <плохим> (95), хотя столь же справедливо было бы априорно отнести их
в разряд <хороших>, как это и происходит в некоторых культурах. Может
быть, истоки подобного очернения нашей <низшей> животной природы лежат
в самой дихотомизации (дихотомизация ведет к патологии, а патология
питает дихотомизацию; и та, и другая с точки зрения холизма ведут к
искажению истины). Если это предположение верно, то концепция
метамотивации должна послужить хорошим теоретическим базисом для
преодоления подобных, как правило, ложных, дихотомий.
XIX
Разные виды удовольствий, удовлетворений можно организовать в виде
иерархии, выстроить от низших к высшим. Таким же образом можно
осмыслить и разновидности гедонизма, то есть представить иерархию от
низшего гедонизма до метагедонизма.
Высшие ценности, рассмотренные с точки зрения удовлетворения
метапотребностей, можно представить как разновидности высшего
наслаждения или счастья.
Я уже доказывал (81) необходимость и пользу построения иерархии
удовольствий, проранжированных примерно в таком порядке - облегчение,
вызванное избавлением от боли; удовольствие от горячей ванны; ощущение
дружественности; восторг от музыки; торжество от рождения ребенка;
экстаз высшей любви, и, наконец, слияние с высшими ценностями.
Подобная иерархия позволит нам решить проблемы, связанные с
гедонизмом, эгоизмом, долгом, и прочие. Если человек может рассуждать
об удовлетворении высших потребностей и ставит его в один ряд с
удовольствиями как таковыми, то о нем можно сказать без всяких
оговорок, что он стремится к удовольствиям, подразумевая при этом и
метаудовольствия. Я называю такое отношение к удовольствию
<метагедонизмом> и заявляю, что на этом уровне нет никакого
противоречия между наслаждением и долгом. Мы все ближе подходим к
пониманию того, что высшим долгом человека является стремление к
правде, справедливости, красоте и т. д., которые одновременно даруют
человеку величайшее наслаждение. Такое понимание наслаждения снимает
противопоставление эгоизма и альтруизма. Что хорошо для отдельного
человека, то хорошо Для всех; если удовольствие заслуживает похвалы,
то и стремление к нему разумно, праведно и заслуживает одобрения; то,
что нравится человеку, то и хорошо для него; стремление человека
соблюсти свои (высшие) интересы полезно всем.
Говоря о низком гедонизме, о высоком гедонизме и о метагедонизме, мы
ведем речь об одном и том же, но на разных этажах (95), подразумеваем
некие операциональные и поддающиеся проверке значения. Например, чем
выше мы будем подниматься по лестнице гедонизма, тем менее представлен
Метамотивация
он будет в популяции, тем более строгие требования он будет
предъявлять к социальным условиям, к качеству образования и т. д.
XX
Если духовная жизнь инстинктоподобна, то для достижения ее можно
применять техники <субъективной биологии>.
Поскольку духовная жизнь (высшие ценности, факты Бытия,
метапотребности и т. п.) является частью реального <Я> и обладает
инстинктоподобием, ее можно исследовать при помощи интроспекции. Она
говорит своими <внутренними голосами> или издает свои <внутренние
сигналы>, которые, хотя и слабее <голосов> и <сигналов> базовых
потребностей, все же могут быть <услышаны>, а следовательно, могут
быть предметом для <субъективной биологии>.
В принципе все приемы и упражнения, которые помогают нам развить
сенсорную чувствительность, познать свое тело, повысить сенситивность
к внутренним сигналам (исходящим от потребностей, способностей,
конституции, темперамента, тела), - все они применимы и в данном
случае, хотя и с некоторой коррекцией. Человек может научиться слышать
голос своих метапотребностей, научиться стремиться к красоте,
справедливости, порядку. совершенству и т. д. Может быть, стоит ввести
новый термин, вроде <способности к постижению> для описания этой
особой чувствительности к внутренним голосам своего <Я>, особой
способности провидеть свои метапотребности и радоваться им.
Дальнейшее изучение высших переживаний и высшего постижения во многом
связано именно с этой способностью к постижению, которой в принципе
можно <обучать>, которую можно восстанавливать при помощи
психоделических препаратов или невербальных методов, вроде методик
Исаленовского института*, с помощью медитации и техник погружения.
Я не хочу, чтобы вы расценили мои слова как призыв обожествлять
внутренние сигналы (внутренние голоса, <угрызения совести> и т. д.). Я
убежден, что чувственный опыт является началом любого познания, но я
не говорю, что им же все и кончается. Он необходим, но недостаточен.
Внутренний голос, даже если это внутренний голос Сократа, может
ошибаться. Мудрец потому и мудр, что всегда по возможности соотносит
то, что нашептывает ему внутренний голос, с тем, что видят его глаза и
подсказывает разум. Эмпирическая проверка для чувственного знания
крайне необходима, ибо порой внутренняя убежденность, даже истинно
мистическое знание, могут ока-
* Исаленовский институт (Калифорния) специализируется на использовании
невербальных методов. В основании этого нового подхода к обучению, до
сих пор не сформулированном, лежит равная любовь к <телу> и <духу>,
убежденность в их синергической взаимосвязи и иерархической
интеграции, отказ от противопоставления <высшего> и <низшего>.
Теория металютивации: биологические корни высших ценностей 345
заться голосом дьявола (53). Поэтому, при всем моем уважении к
чувственному опыту, я бы не советовал руководствоваться только его
подсказками, как в науке, так и в жизни.
XXI
Высшие ценности, на мои взгляд, ничем не отличаются от прочих фактов
Бытия. Поэтому реальность можно рассматривать одновременно и как
объективную, и как высшую.
Человек, постигший высшие ценности посредством высших способов
познания (посредством прозрения, озарения, инсайта, высшего
постижения, мистического откровения и т. д.) (89, гл. 6), в конце
концов понимает, что высшие ценности ничем не отличаются от прочих
фактов Бытия (или совершенной реальности). Стоит только достичь высших
уровней личностного и культурного развития, постижения, эмоционального
раскрепощения (избавиться от страхов, препон и комплексов),
невмешательства, и тут же понимаешь, что внешняя, объективная,
независимая от человека? сальность постижима наиболее полно в ее
собственном, объективном (независимом от человека) устройстве, не
искаженном личными пристрастиями или рассудочностью наблюдателя (8 2).
Тогда человек может описать реальность такими словами, как <истинная>,
<хорошая>, <совершенная>, <цельная>, <исполненная жизни>,
<справедливая>, <прекрасная> и т. д. Он подберет для рассказа об
увиденном именно оценочные слова. Традиционная дихотомия есть и должно
остается внизу, на более примитивных уровнях жизни; здесь же, на
высшем уровне жизни, где действительное и ценностное сливаются
воедино, она преодолена. Напомню, что эти слова, имеющие одновременно
и дескриптивное, и нормативное значения, можно назвать <двойственными
понятиями>.
На этом уровне <любовь к высшим ценностям> сливается с <любовью к
совершенной реальности>. Приверженность фактам здесь значит не что
иное, каклюбовь к фактам. Тягостные потуги к объективности восприятия,
прищур и философичность, сопутствующие попыткам свести к минимуму
пагубное воздействие наблюдателя, его страхов, желаний и эгоистических
расчетов, теперь не нужны. Реальность приходит к человеку как
эмоциональный, эстетический и аксиологический результат, результат, к
которому стремились и приближались величайшие ученые и политики,
наиболее проницательные философы, художники и духоборцы.
Такой человек провидит высшие ценности в каждом предмете, созерцание
для него ничем не отличается от постижения. Поиск истины (или
абсолютно конкретного решения проблемы) для него ничем принципиально
не отличается от поиска красоты, порядка, цельности, совершенства,
справедливости (может быть, вполне житейской), то есть приближение к
истине возможно для него посредством любой другой высшей ценности.
Скажите, чем тогда наука отличается от искусства, от религии,
философии? Не присутству-
Метамотивация
ет ли в любом естественнонаучном законе духовное или аксиологическое
откровение?
Если мы согласимся с подобным отношением к объективной реальности, или
по меньшей мере к высшей реальности в том виде, как она представляется
нам в лучшие мгновения жизни, когда сама реальность пребывает в лучшем
своем качестве, - то уже не сможем относиться к ней только <холодно>,
чисто когнитивно, рационально, логически, отстранение, с отрешенным
смирением. Мы испытаем, глядя на нее, созерцая ее и сталкиваясь с ней,
теплый эмоциональный отклик, любовное чувство, преданность,
причастность, а может даже и предельные, высшие переживания.
Реальность, представшая перед нашим взором в лучшем своем свете, не
только преисполнена истины, справедлива, организованна, интегрирована
и т. д., она просто хороша, прекрасна, восхитительна.
Если посмотреть на мое предложение несколько иначе, то можно понять,
что подобное отношение позволяет ответить на самые важные религиозные
и философские вопросы, вроде проблемы философского и религиозного
познания, вопроса о смысле жизни.
Предложенная вашему рассмотрению теоретическая конструкция
представляет собой не более чем набор гипотез, нуждающихся в проверке
и подтверждении, или, возможно, опровержении. Я, можно сказать, соткал
ткань из <фактов> различной степени научной надежности, из клинических
и личных наблюдений, и сметал ее широкими стежками интуиции и догадок.
Кажется, у меня получилось прекрасное платье, или, говоря проще, я
верю в будущее подтверждение моих гипотез и уверенно предсказываю его.
Но вы не должны верить мне на слово. Я призываю вас к скепсису и
осторожности. В конце концов, я и сам понимаю, что предлагаю вам лишь
набор предположений, которые тем не менее могут оказаться верными и их
нужно проверить.
Если высшие ценности идентифицируются с человеческим <Я>, становятся
его определяющими характеристиками, не значит ли это, что реальность,
мир, космос также сливаются с человеческим <Я>, становятся его
определяющими характеристиками? Что конкретно означает такое слияние?
В первом приближении это очень похоже на слияние мистического провидца
с миром или с богом. Мне сразу приходит на ум что-то из восточных
религий, вроде слияния индивидуального <Я> с космосом и растворения в
нем.
Может быть, постигая реальность как абсолют, сливаясь с ней, человек
приблизится к пониманию многогранной и единой, абсолютной Высшей
Ценности? А если это все-таки произойдет, вправе ли мы назвать это
знание человеческим? Или это сверхчеловеческое знание?
Вы чувствуете, что я приблизился к такому уровню проблем, которые
человеческий язык почти не в состоянии выразить. Я обратил ваше
внимание на них и ухожу в сторону. Я оставляю вопросы без ответов,
проблемы нерешенными, а двери открытыми. Вы понимаете, что моя теория
требует развития.
Теория метамотивации: биологические корни высших ценностей
XXII
Человек.- часть природы, а природа - часть человека, но это не все
отношения, которые связывают их между собой. Человек, чтобы быть
усизнеспособным в природе, должен быть в какой-то, пусть минимальной,
степени изоморфен ей. Природа обеспечила эволю1\ию человека. И поэтому
тесную связь человека с тем, что трансцендировало его, нет нужды
определять как мистическую или сверхъестественную. Изоморфизм человека
природе можно понять как своего рода <биологический> опыт.
Хешел (47, с. 86) заявляет, что <истинное исполнение человеческого в
человеке зависит от связи человека с его трансцендентами>. В некотором
смысле это естественно и очевидно. Но, пожалуй, требует некоторого
пояснения.
Мы показали, что между человеком и объективной реальностью,
реальностью вне человека, нет непроходимых границ и полной
отчужденности. Человек в состоянии достичь слияния с ней, объять
реальность своим <Я>, относиться к ней как к самому себе. И тогда он
становится частью объективной реальности, а она становится частью
него. Происходит взаимное слияние.
Такая формулировка перекидывает мостик в другую дискурсивную
реальность, а именно к теории биологической эволюции человека. Человек
- не только часть объективной реальности, то есть природы, но он
должен быть в некоторой степени изоморфен ей. Нельзя противопоставлять
человека и природу. Нельзя утверждать, что человек полностью отличен
от природы, потому что в таком случае человек как вид не имел бы права
на существование.
Уже сам факт жизнеспособности человека как вида доказывает нам, что он
по меньшей мере совместим с миром природы, способен слышать ее язык.
Он принимает ее требования и подчиняется им хотя бы в той степени, в
какой это обеспечивает его видовое существование. Природа пока не
казнила его. Можно сказать, что человек достаточно дипломатичен, чтобы
принять ее законы. Потому что, если он не примет их, человечество
будет обречено на вымирание. Человек ладит с природой.
А для этого он, хотя бы в какой-то степени, должен сохранять подобие
ей. Наверное, мы имеем в виду именно это, когда говорим о слиянии
человека с природой. Наверное, однажды мы поймем, что благоговение и
трепет, которые испытывает человек перед лицом природы (когда он
воспринимает ее истинность, красоту, благость и т. д.) - лишь
отголоски узнавания им самого себя в зеркале природы, постижения себя,
лишь указатели верного пути к себе и к собственному величию,
благодарность за то, что природа всегда готова принять своего блудного
сына, чувство биологической аутентичности, <биологическое откровение>.
Наверное, однажды человек сможет ощутить мистическое или абсолютное не
только в слиянии с тем, чего он желает от всей души, но и в постижении
слиянности, данной ему изначально, в чувстве принадлежности,
причастности, родства:
Метамотивация
<...со временем к нам приходит все большая уверенность в концепции
единства человека с космосом> (Гарднер Мерфи).
Биологическая или эволюционная теория происхождения мистического опыта
и высших переживаний (возможно, с тем же успехом мы можем говорить о
духовном и религиозном опыте) вновь возвращает нас к утверждению, что
в конце концов человек должен перерасти устаревшее противопоставление
<высшего> <низшему>, или <глубинному>. Теперь мы можем понимать
<высшее> переживание и как радостное слияние с запредельным знанием, с
одной стороны, и как глубинный опыт человеческой животности, как
чувство принадлежности к виду, согласие с собственной глубинной
биологической природой, изоморфной всему миру природы, - с другой
стороны.
Такая эмпирическая, миролюбивая или, лучше сказать природолюбивая,
трактовка высших ценностей уже не будет подталкивать нас к определению
<трансцендировавшей человека> природы в терминах внешнего по отношению
к человеку и чуждого ему, как это делает Хешел. Тесную связь человека
с трансцендировавшей его природой можно назвать <биологическим опытом>
человека. Пока мы не можем заявить, что природа любит человека, и все
же она не враждебна к нему, она разрешает ему жить, развиваться и
время от времени дарует ему мгновения великой радости.
XXIII
Высшие ценности - это не отношение к ним того или иного человека, не
его эмоциональная реакция на них. Высшие ценности требовательны к
человеку, вызывают у него своего рода <чувство долга> и чувство
собственной ничтожности.
Высшие ценности разумно было бы отделить от отношения к ним, отделить
хотя бы в той мере, в какой эта трудная задача выполнима. Приведу
перечень разных видов отношения к высшим ценностям (или к высшей
реальности): любовь, благоговейный трепет, обожание, уничижение,
почтение, чувство незаслуженности, удивление, ощущение чуда,
экзальтация, благодарность, страх, радость и другие (85, с. 94).
Очевидно, что все это - эмоционально-когнитивные реакции человека на
нечто внешнее, отдельное от него или описанное как отдельное от него.
Понятно, что по мере слияния человека с миром в высшем переживании или
посредством мистического опыта частота подобных, отнесенных вовне,
реакций будет снижаться, <Я> как отдельная сущность будет стремиться к
исчезновению.
Я предполагаю, что главной причиной, из-за которой отдельность <Я> все
же сохраняется (я не говорю сейчас об очевидных преимуществах ее для
теоретического осмысления и научного исследования), является редкость
и кратковременность величайших мгновений высших переживаний, мгновений
озарения, безысходного отчаяния, экстаза и мистического слияния. Даже
Теория метамотивации: биологические корни высших ценностей
самые чувствительные люди тратят на них мизерную долю своей жизни.
Гораздо большее время они более-менее спокойно созерцают открывающиеся
им пределы постижимого и радуются возможности и близости озарения (не
стремясь при этом к экстатическому слиянию с высшим). Вернее было бы
говорить о <приверженности> постижению высшего, как это делает Ройс
(131), но кроме этого также о долге, ответственности и преданности
этому делу.
Кроме того, приняв подобную теоретическую структуру, мы уже не станем
думать, что реакции на высшие ценности могут быть случайными или
предумышленными. Все изложенное выше заставляет думать о них как о
необходимых, уместных, требуемых, правильных, логичных и верных, то
есть, мы начинаем понимать высшие ценности как нечто заслуживающее или
даже требующее, взывающее к любви, благоговейному страху, почтению.
Наверняка вочеловеченный человек не мыслит себе жизни без этих чувств.
Нельзя забывать, что постижение абсолютных истин зачастую вызывает у
человека острое чувство собственной ничтожности, ограниченности и
порочности перед лицом высшего; он понимает краткость, быстротечность
и конечность своей жизни, свою человеческую беспомощность.
XXIV
Весь словарь терминов, описывающих мотивацию, должен быть иерархичным
хотя бы потому, что метамотивы (или мотивы роста) требуют несколько
иных характеристик, чем базовые потребности (<нужды>).
На основе описанного выше различия между сущностными ценностями и
отношением к ним можно сконструировать еще один иерархический Перечень
мотивов (я говорю о <мотивах> в самом общем и широком смысле этого
слова). Я уже рассказывал об иерархических отношениях между разными
проявлениями удовлетворения, наслаждения и счастья, выстроенных в
соответствии с иерархией потребностей - от <нужд> к метапотребностям
Дата добавления: 2015-07-11; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав