|
Читайте также: |
если бы она заболела вместо него, все было бы лучше. Что это, если не
полное слияние, уничтожение психологического различения между <Я> и
<не-Я>? Мне думается, такой подход к явлению вносит новый оттенок в
понятие <идентификация>.
Преодоление дихотомии <эгоизм-альтруизм>. Мне хотелось бы вслед за
Бенедикт совершить логический прыжок в своих рассуждениях. На первый
взгляд, в ее работах слишком часто сквозит прямолинейное
противопоставление эгоистического и альтруистического, резкая
полярность, культ дихотомии этих двух качеств. Но для меня очевидно,
что, постоянно упоминая дихотомию <эгоизм-альтруизм>, она
подразумевает ее преодоление в самом непосредственном смысле, в смысле
сотворения иного гештальта, создания некоей духовной целостности,
призванной продемонстрировать нам, что не существует
противопоставления <эгоизм-альтруизм>, есть лишь не до конца понятое
единство. У высоко развитых, у психологически здоровых людей, у
самоактуализированных людей, - назовите их как угодно, - вы с первого
взгляда обнаружите в одних случаях редкий по самоотверженности
альтруизм, и редкий эгоизм, - в других случаях. Те, кто читал работы
Фромма о здоровом и нездоровом эгоизме или знаком с адлеровским
понятием Gemeinschaftsgefuhl, знают, о чем я веду речь. Когда мы
думаем о таких людях, каким-то непостижимым образом диаметральная
противоположность этих двух качеств, их дихотомичность, грустные мысли
о том, что люди не желают думать о благе человечества - все это
отступает на задний план. Эгоизм и альтруизм оказываются здесь тесно
переплетены между собой, питают и обусловливают один другого, вы
совершенно по-иному, целостно воспринимаете это явление, которому пока
не подобрано подходящего имени. С этой точки зрения высокая
синергичность помогает преодолеть дихотомию, помогает добиться слияния
враждующих сущностей в единое образование.
Интеграция когнитивного и конативного. Кроме всего вышесказанного, я
считаю концепцию синергизма полезной для понимания психодинамики.
Иногда эта польза бывает совершенно очевидна, например, если
представить себе внутриличностную интеграцию как проявление высокого
синергизма, а патологические варианты интрапсихической
диссоциированноста - как проявление низкого синергизма.
Синергизм в обществе и в человеке 223
С помощью теории синергизма, я думаю, можно добиться большей четкости
теоретических формулировок при исследованиях свободного выбора у
животных и у детей. Ведь можно сказать, что эти эксперименты наглядно
демонстрируют проявления синергизма или слияние когнитивного и
конативного начал психического. В них создается ситуация, при которой
голова и сердце, рациональное и нерациональное говорят на одном языке,
ситуация, при которой стихийные импульсы индивидуума ведут его в
мудром направлении. Это однозначно согласуется с концепцией гомеостаза
Кэнона, с тем, что он называет <мудростью тела>.
В этой связи мне хочется вспомнить расхожее заблуждение, особенно
свойственное тревожным, неуверенным в себе людям. Это странное мнение,
что особенно страстное желание возникает у человека в отношении того,
что вредно или неполезно для него. Вкусная пища вызывает ожирение.
Здравый смысл обычно <заставляет> сделать то-то и то-то. И человек с
неохотой понуждает себя подчиниться этому зануде - своему здравому
смыслу, а в глубине души считает, что то, чего ему на самом деле
хочется, к чему он стремится, что ему нравится, что доставляет ему
удовольствие, -это обязательно неумно, нехорошо и неправильно. Но
эксперименты с аппетитом, с другими ситуациями, в которых человеку
предоставляется право свободного выбора, показывают, что обычно нам
нравится именно то, что хорошо для нас, -разумеется, если мы понимаем,
из чего выбираем, и имеем возможность выбора.
В заключение приведу поразившее меня высказывание Эриха Фромма.
<Болезнь - в сущности не что иное, как желание того, чего не стоило бы
желать>.
Вопросы для нормативного социального психолога*
Заметьте, уже в анонсе семинара звучит применимость обсуждаемых им
проблем на практике, подчеркивается достижимость поставленных целей в
реальной жизни, а не в пустых мечтаниях, в фантазии и грезах. Чтобы
добиться этого, необходимо не просто описать хорошее общество, но и
обсудить способы его построения, и тут не удастся обойти стороной
политические вопросы. На будущий год я назову этот курс <Нормативная
социальная психология>. Таким образом я хочу вновь подчеркнуть, что
основным в нем будет эмпирический подход. Это значит, что разговор на
семинаре пойдет в терминах сравнения и процентных соотношений, мы
будем говорить о надежности данных, о недостающей информации, которую
необходимо получить, о необходимых экспериментах и исследованиях, -
словом, мы будем говорить о необходимом и возможном. Мы не должны
терять время понапрасну, занимаясь бессмысленными
противопоставлениями, деля все на белое и черное, рассматривая все
сквозь призму <или/ или>, примеряясь к совершенному или к
недостижимому, смиряясь с неизбежным (потому что неизбежного не
существует). Мы будем исходить
* Эта глава базируется на записках, изданных мною весной 1967 года в
качестве пособия к семинару для старшекурсников и аспирантов
Брандэйского университета. Я надеялся, что эти разрозненные мысли не
только зададут проблематику обсуждаемых на семинаре предположений,
выводов и проблем, но также помогут дать группе понятие о реалиях
эмпирического и научного поиска.
Анонс этого семинара звучал так: <Утопическая социальная психология:
семинар для аспирантов факультетов психологии, социологии, философии и
других общественных наук. Обсуждение избранных утопических и
евпсихических произведений. На семинаре будут подняты следующие
эмпирические и практические вопросы: Насколько хорошее общество
допускает человеческая природа? Насколько хорошего человека
предполагает общественное устройство? Что возможно и что осуществимо?
Что невозможно и что несбыточно?>
Вопросы для нормативного социального психолога
из того, что реформирование общества возможно, как вообще возможен
прогресс и улучшение. Но неизбежный, неостановимый прогресс в
направлении абсолютного идеала, прогресс, имеющий конечную станцию в
некоем неопределенном светлом будущем, нас не будет интересовать.
(Потому что на этом пути равно возможны и ухудшение условий жизни, и
глобальные катастрофы.) В общем виде речь идет о неудовлетворенности
существующим положением вещей. В любом случае должны быть лучшие
альтернативы. Наш подход к проблеме реформирования, революционного
изменения, улучшения человека и общества будет холистическим. Мы будем
исходить из положения, что ни к чему соблюдать какую-то очередность в
ходе этих реформ, например, сначала изменить человека, а уже потом
общество, или наоборот. Мы будем исходить из того, что и с человеком,
и с обществом нужно работать одновременно.
Нашей основной мыслью станет предположение, что нормативное социальное
мышление останется лишь метафорой до тех пор, пока мы не примем идеи
об индивидуальной цели человека, то есть до тех пор, пока мы не
определимся, каков тип человека, к которому нам нужно стремиться и при
помощи которого мы впредь станем судить об адекватности общественного
устройства. Развивая выдвинутое выше предположение, я буду настаивать,
что в основание хорошего общества положена самоактуализация всех его
членов, следовательно она же должна стать первостепенной задачей
любого, стремящегося к развитию общества, равно как разработка свода
законоположений, нацеленных на самоактуализацию всех членов общества,
и определение ценностей, ведущих к ней. (Лишь самоактуализированный
человек, то есть человек, мощно и свободно идентифицирующий себя,
способен трансцендировать свое <Я> и достигнуть высших уровней,
уровней Бытия. Это положение неизбежно вовлекает в круг реформирования
научные организации, учреждения образования и прочие общественные
институты, назначение которых - способствовать самотрансценденции
личности.) Единственно спорным в данном случае остается лишь вопрос:
располагаем ли мы надежной, заслуживающей доверия концепцией
здорового, или трансцендирующего, или идеального человека? Сама по
себе идея нормативности в этом вопросе выглядит сомнительно и
неоднозначно. Но возможно ли стремиться улучшить общество, не имея
хоть какого-нибудь представления о том, что считать хорошим человеком?
На мой взгляд, при решении этого вопроса мы должны иметь в виду
известную автономность социальных требований (их независимость от
интрапсихического строя личности, от индивидуального психологического
Здоровья, от зрелости человека). Я исхожу из того, что для
практического решения проблемы улучшения общества не имеет смысла
поочередное улучшение людей, постепенный личностный рост одного члена
общества за другим. Ведь даже лучший представитель рода человеческого,
поставленный в плохие социальные и институциональные условия, не
гарантирован отдур-
Общество
ных поступков. Можно так устроить социальные институты, что они будут
гарантировать разгул бандитизма и поножовщины, но эти же институты,
организованные на иных принципах, могут вдохновить членов общества к
взаимному синергизму. То есть, само устройство общества может
способствовать тому, чтобы успех каждого члена общества был выгоден
всем окружающим, а не отнимал у них насущное. Таково основное мое
допущение. Оно спорно и требует доказательства (83, с. 88-107).
1. Является ли норма, закон универсальной субстанцией (пригодной для
всего человеческого вида), или национальной (подразумевающей
политический и военный суверенитет), или субкультурной (для малых
групп внутри нации или государства), или семейной, или индивидуальной?
Пытаясь ответить на этот вопрос, я исхожу из того, что универсальные
нормы, общие законы невозможны, пока существуют отдельные суверенные
государства. Любой социальный философ, размышляя об общем нормативном
пространстве, вынужден учитывать возможность межнациональных
конфликтов, грозящих миру сегодня (и которые, на мой взгляд, будут
неизбежны, пока существует национальный суверенитет), и он
предполагает в неком отдаленном будущем существенное ограничение
суверенитета отдельных государств, например в том виде, как это
предлагают Федералисты Объединенного Мира. Мне кажется, что в любые
времена любой социальный мыслитель, размышляющий о нормативных
проблемах, будет искать решение именно в этом направлении. Но
поскольку на сегодня мы вынуждены смириться с существующим положением
вещей, перед нами встает задача улучшения отдельных государств в тех
границах, в которых они существуют на сегодняшний день, задача
улучшения их частей, вроде штатов в США, улучшения субкультурных
образований, вроде еврейских или китайских общин, и, наконец, задача
процветания каждой отдельно взятой семьи. Не стоит откладывать в
сторону и решение вопроса о том, как конкретно взятый человек может
сделать свою жизнь и свое собственное окружение более евпсихичными. На
мой взгляд, все эти задачи можно решать одновременно, они не исключают
друг друга ни теоретически, ни практически. (В качестве основания для
дискуссии я предлагаю <The Theory of Social Improvement: The Theory of
the Slow Revolution>, в моей <Eupsychian Management> (83, с.
247-260).)
2. Общество избранных. О концепции Евпсихеи см. с. 350 в <Motivation
and Personality> (95). Также <Eupsychia, the Good Society> в <Journal
of Humanistic Psychology> (91). Также отдельные места моей <Eupsychian
Management> (83). Без всякого стеснения я хочу определить Евпсихею как
общество избранных людей, в котором есть место только для
психологически здоровых, зрелых, самоактуализированных людей и их
семей. Если мы обратим взор на историю утопических обществ, мы
заметим, что этот вопрос поднимался не всегда. Я исхожу из того, что
на этот вопрос обязательно нужно дать сознательный ответ. Приступая к
построению идеального общества, вам сразу же необходимо определиться,
говорите ли вы о человечестве
Допросы для нормативного социального психолога
Z2 /
как таковом или о небольшой избранной группе людей, удовлетворяющих
предъявленным вами требованиям. Если речь действительно идет об
избранной группе идеальных людей, то вы должны решить для себя вопрос,
как поступать с теми, кто будет подрывать устои вашего общества. Будут
ли они изгоняться или перевоспитываться? Нужно ли терпеть таких
индивидуумов только потому, что однажды они оказались в числе
избранных или просто были рождены членами общества? Или необходимо
быть готовым предпринимать в отношении таких людей некие меры, вроде
высылки, заключения в тюрьму и т. д.? Как поступать с преступниками,
злодеями и т. д.? (Лично я на основании своего знания психопатологии и
психотерапии, основываясь на истории попыток построения утопических
обществ, считаю, что любая группалюдей, лишенная механизмов селекции,
механизмов поддержания избранности ее членов, может быть разрушена
индивидуумами больными или неготовыми к ее требованиям. Существующие
техники отбора, имеющиеся у нас механизмы осуществления избранности
представляются мне достаточно убогими, и потому я стою за то, чтобы
любая общность людей, которая стремится стать Утопией или Евпсихеей,
имела силы и возможности изгнать чуждых ей индивидуумов, случайно, в
силу несовершенства техники отбора оказавшихся в числе избранных.)
3. Плюрализм. Понимание и использование индивидуальных различий,
конституциональных и характерологических. Многие Утопии были построены
на том положении, что все люди взаимозаменяемы и одинаковы. Мы должны
принять как факт, что между людьми существует очень большая разница по
степени образованности, по характеру, по конституции и т. д.
Дозволение обществом индивидуальной неповторимости,
идиосинкреатичности, индивидуальной свободы должно подразумевать
точное определение пределов дозволенных индивидуальных различий. В
фантастических Утопиях, создававшихся решительными людьми, не было
места сумасшедшим, старикам и т. д. Скажу больше, в таких обществах
зачастую в неявной, скрытой форме существовало некое нормообразующее
представление о том, каким должен быть человек, представление, которое
нам, с нашими знаниями о пределах нормы, кажется слишком узким. Как
уместить широту нашего представления о человеке в рамки единого для
всех свода правил и законов? Можно ли позволить широкий плюрализм,
хотя бы в стиле и фасоне одежды, обуви и т. д.? К примеру, в Америке
сейчас каждому человеку предоставлен достаточно широкий, пусть и
неполный, выбор продуктов питания, чего нельзя сказать о возможности
выбора стиля одежды. Утопия Фурье допускала максимальную терпимость к
конституциональным различиям своих членов. Но Платон, с другой
стороны, допускал только три типа человеческих существ. Какое
количество человеческих типов нужно счесть разумным? Жизнеспособно ли
общество, освободившееся от девиантов? Или всеобщая самоактуализация
снимает эту проблему? Только то общество, которое готово принять
большую часть человеческой природы (или всю, без оговорок), заслу-
Общество
живает названия Евпсихеи. Следовательно, необходимым условием такого
общества станет максимальная терпимость к индивидуальности, плюрализм
по отношению к характерологическим особенностям своих членов и к
способам проявления их талантов. Не означает ли это в конце концов
принятие идиосинкразии и девиантов? И если да, то до какой степени?
4. Индустриальное или антииндустриальное общество? Научное или
антинаучное? Интеллектуальное или антиинтеллектуальное? Мы знаем много
примеров утопий сельского типа, с преобладанием агрокультурного
хозяйства (например, <Школа жизни> Борсоди), утопий в духе учения
Торо. Многие из таких утопий создавались, имея своей целью отрыв от
города, от машин, от денежных потоков, от разделения труда и тому
подобных вещей. Но насколько возможна децентрализованная индустрия,
индустрия, основанная на сельском хозяйстве? Насколько в таком случае
она приближает нас к даосской гармонии с окружением? Или все-таки
возможен город-сад? Фабрика-сад? Или это вещи несовместимые? Неужели
современные технологии с неизбежностью делают из человека раба? То
здесь, то там, в разных местах спонтанно возникают некие малочисленные
общности людей, которые возвращаются к земле, к натуральному
хозяйству, и мы знаем, что для немногочисленной группы этот возврат
возможен. Но достижимо ли это для всего человечества? Ведь доходят до
нас и слухи о неких мифических коммунах, создаваемых на базе
индустриальных производств, а значит, не обязательно свет сошелся
клином на сельском хозяйстве и ремесленничестве.
В философии отвержения цивилизации и технологии иногда проглядывает
скрытый анти-интеллектуализм, антинаучность, анти-абстрактная идея.
Некоторые видят в такой философии десакрализацию, бегство от
реальности, проявление социальной апатии, вызов прекрасному и
человеческому естеству, ненатуральность и т. д. (82,126).
5. Централизованное, плановое социалистическое или децентрализованное
анархическое общество. В какой степени допустимо планирование? В какой
степени необходима его централизация? Должно ли планирование быть
принудительным? Большинство мыслящих людей знают очень мало или просто
ничего не знают о философии анархизма. (Я рекомендую ознакомиться с
<Manas> (79).) Одним из базовых аспектов философии этого журнала
является анархизм. Приверженцы этой философии стоят за децентрализацию
в противовес централизации, за автономию и за личную ответственность,
они не доверяют большим организациям или учреждениям, концентрирующим
власть. Они не принимают принуждение в качестве механизма социального
управления. Эта философия экологична и даоистична в своем отношении к
природе, к реальности и т. д. В какой степени обществу необходима
иерархичность структуры? Нужна ли она, например, в киббутце, или на
фабрике фроммовского типа, или на кооперативной ферме, на народном
предприятии и т. д.? Нужно ли в таком случае управление? Нужна ли
власть? Власть, которая подхлестывала бы волю большинства? Власть, ко-
копросы оля нормативного социального психолога
торая карала бы ослушников? В качестве примера евпсихичной
<субкультуры>, лишенной строгой иерархии, можно рассмотреть научное
сообщество. Оно децентрализовано, основано на доброй воле, однако его
деятельность скоординирована и продуктивна, это общество располагает
достаточно всеобъемлющим и эффективным этическим кодексом (который к
тому же работает). А с другой стороны, устройству научного сообщества
можно противопоставить Синанон (субкультуру высокоорганизованную, с
жесткой иерархической структурой).
6. Вопрос дурного поведения. При описании многих утопий этот вопрос
просто не затрагивается. Либо умышленно, либо нет. В таких идеальных
обществах нет тюрем и нет преступников. Никто никому не причиняет
вреда. Там не совершается преступлений. Но я в качестве основного
постулата создания Евпсихеи принимаю тот факт, что проблема плохого,
психопатологического или дурного поведения, проблема жестокости,
зависти, жадности, экслуатации, лени, греха, насилия и т. д. должна
быть сознательно рассмотрена и решена. (<Вера в то, что возможен такой
порядок вещей, который отменит конфликты, борьбу, глупость, алчность и
зависть, - самый короткий и верный путь к страданию и безысходности>.
- Дэвид Лилиенталь) Вопрос зла нельзя замалчивать, он заслуживает как
интраперсонального осмысления, так и обязательного обсуждения в
терминах общественных преобразований, то есть учета его
психологической и социологической значимости (что означает также и
учет его исторической значимости).
7. Опасность оторванного от реальности перфекционизма. Я считаю, что
перфекционизм как идея достижимости некого идеала или возможности
некого совершенного решения чрезвычайно опасен. История утопий дает
нам множество примеров подобных фантазий - антиреалистичных,
недостижимых, не учитывающих человеческого фактора. (Такие, как
<Возлюби ближнего своего, как самого себя. Если у тебя есть добро,
поделись им с ближним. Все люди - братья. Никто не вправе
возвеличиться над братом своим. Применение силы - всегда зло. Нет
плохих людей, есть люди, которых не любят>.) В общем виде вслед за
рождением подобной идеи происходит следующее: перфекционизм как
стремление к изначально недостижимому неизбежно приводит к неудаче,
та, в свою очередь, - к разочарованию, и в результате человек падает
духом, погружается в безысходную апатию или становится враждебным ко
всяческим надеждам и ко всяческим деяниям. Таким образом,
перфекционизм зачастую лежит в основании активной враждебности по
отношению к мечте о совершенстве. Человек, не дождавшись осуществления
несбыточного, начинает считать невозможным любое улучшение.
8. Как быть с агрессией, враждебностью, борьбой, конфликтами? Можно ли
искоренить их? Или агрессия и враждебность инстинктивны в некотором
смысле? Какие из институтов общества поощряют агрессию? Какие
минимизируют ее? Если мы считаем, что войны неизбежны, пока человече-
Общество
ство разделено границами суверенных государств, - значит ли это, что в
будущем объединенном мире сила может оказаться ненужной? Будут ли
армия и полиция защищать интересы будущего правительства объединенного
мира? (В качестве основания для дискуссии могу предложить главу 10
<Инстинктоподобна или нет деструктивность?> из моей книги <Motivation
and Personality> (95) и Приложение В.) Мой взгляд на эту проблему,
изложенный в общем виде, таков: агрессия, враждебность, неуживчивость,
конфликтность, жестокость, садизм без сомнения присущи человеку, мы
можем увидеть это в самом ясном свете, послушав его, лежащего на
кушетке психоаналитика, проникнув в его фантазии, в его сны и т. п. Я
считаю, что начатки агрессивного поведения можно обнаружить у каждого
человека, либо в действительности, либо в потенции. Если я встречаюсь
с абсолютно неагрессивным человеком, я предполагаю, что он либо
сдерживает, либо подавляет агрессию. Я считаю, что при движении
невротичного или психологически незрелого человека к самоактуализации
или к зрелости очень заметно меняется именно качество агрессии, что
садистское, жестокое, злобное поведение - это проявление агрессии,
свойственное неразвитым, невротичным, незрелым людям; но по мере
личностного созревания человека, в процессе обретения им внутренней
свободы присущая ему агрессивность все чаще проявляется в виде
праведного возмущения, постепенно становится способом самоутверждения,
способом противостоять эксплуатации и угнетению, отстаивать идеалы
справедливости и т. д. По моему мнению, успешная психотерапия именно
таким образом изменяет качество агрессии, то есть заставляет
проявляться присущую человеку агрессивность таким образом, чтобы она
служила не жестокости, нездоровому самоутверждению. Кроме того, я
считаю, что вербальные проявления агрессии могут оказаться заменой
агрессивному поведению. Я считаю, что организация социальных
институтов может как повышать, так и снижать вероятность агрессивного
поведения. Я считаю, что юношам в большей степени, чем девушкам,
необходим некий одобряемый обществом способ <выпустить пар>,
реализовать избыток агрессивности. Как обучить молодых людей управлять
своей агрессивностью и разумно выражать ее? Как добиться, чтобы при
этом и юноша получил облегчение, и не пострадали окружающие его люди?
9. Есть ли мера желанной простоты жизни? Или жизнь должна быть в меру
непростой?
10. Может ли общество допустить <отдельность> отдельной личности,
ребенка, семьи? Нужны ли пределы совместности, общей деятельности,
общности и сообщности общественной жизни? Нужны ли пределы
приватности, <позволению быть собой>, терпимости и суверенитету?
11. Нужны ли пределы долготерпению общества по отношению к своим
членам? Что должно прощать? Чего нельзя простить? Что требует
наказания? Насколько терпимым может быть общество по отношению к
ограниченности, к лжи, к жестокости, психопатологии, преступности и
тому
Вопросы для нормативного социального психолога
подобным вещам? Как должно защищаться общество от слабоумия, от
старческой немощи, от невежества, от убожества и т. д.? Этот вопрос
важен еще и потому, что он поднимает другой вопрос, а именно вопрос о
чрезмерной защите, об ограничении в правах и установлении опеки над
теми, кто не нуждается в опеке, что в свою очередь тесно смыкается с
проблемой ограничения свободы мысли, дискуссий, экспериментирования,
идиосинкразии и т. д. Он поднимает проблему стерильного общества,
напоминает о присущем всем создателям утопий стремлении любым способом
оградить свое творение от опасностей, от зла и его проявлений.
12. Насколько широкий диапазон общественных вкусов должен быть
позволен? Насколько терпимо должно быть общество к тому, что им не
одобряется? Возможна ли терпимость по отношению к деградации, к
разрушению ценностей, к <низким вкусам>? К употреблению наркотиков,
алкоголя, ЛСД, к курению? Как относиться к <желтой прессе>, к <мыльным
операм> и к телевидению вообще? Если публика принимает нечто, значит,
это близко к среднестатистической мечте и среднестатистической истине.
Допустимо ли вмешательство общества в желания среднестатистического
зрителя? Справедливо ли уравнивать в правах гениев, талантливых,
творческих, способных людей с одной стороны и средних, неярких
личностей - с другой? Каким должно быть государственное телевидение?
Должно ли оно иметь своей целью просвещение и воспитание? Или оно
будет ориентироваться на рейтинги популярности передач? Может быть,
есть смысл в трех различных каналах для трех различных типов людей?
Или в пяти каналах? Должны ли создатели фильмов, телевизионных шоу
быть ответственными за просвещение и воспитание общественных вкусов?
Чья это забота? Или это не должно беспокоить никого? Как относиться,
например, к гомосексуалистам, к педерастам, к эксгибиционистам,
садистам и мазохистам? Может быть, стоит дозволить гомосексуалистам
домогаться детей? Должно ли общество вмешиваться в личную жизнь двух
Дата добавления: 2015-07-11; просмотров: 30 | Нарушение авторских прав