В. Колониальная политика 5 страница

К проблеме лиц свободных профессий у партий особых интересов специфический подход. Свободные профессии юриста, врача, писателя и художника представлены не так многочисленно, чтобы позволить им создавать партии особых интересов для защиты своих прав. Поэтому они наименее подвержены влиянию идеологии особых классовых привилегий. Представители свободных профессий были дольше всех и наиболее упорно привержены либерализму. Они ничего

не могли выиграть, проводя политику безжалостной и непреклонной борьбы за обеспечение своих частных интересов. На эту ситуацию партии, действующие от имени организованных групп давления, смотрели с чрезвычайной опаской. Они не могли мириться с ус­тойчивой приверженностью интеллигенции к либера­лизму. Они опасались, что их собственные ряды по­редеют, если либеральные идеи, вновь разработанные и растолкованные некоторыми представителями этих групп, обретут достаточную силу, чтобы найти при­знание и одобрение в среде широких партийных масс. Они только что узнали, насколько опасными подоб­ные идеологии могут быть для исключительных прав привилегированных социальных групп сословно-кастового общества. Поэтому партии особых интересов стали методично внедрять у себя такую организацию, чтобы поставить представителей «либеральных» про­фессий в зависимость от себя. Вскоре это было до­стигнуто путем включения их в структуру партийно­го механизма. Врачи, юристы, писатели и художники должны вступать в ряды организаций своих пациен­тов, клиентов, читателей и покровителей и подчинять­ся этим организациям. Тот, кто уклонялся или открыто бунтовал, подвергался бойкоту до тех пор, пока не ста­новился податливее.

Подчинение независимых представителей свобод­ных профессий дополнялось процедурой назначения на преподавательские должности и на государственную службу. Там, где партийная система развита хорошо, назначаются только члены партии: либо пар-

тип, находящейся у власти, либо всех партий особых интересов в соответствии с достигнутым между ними соглашением, вполне возможно, неформальным. И в конце концов при помощи угрозы бойкота под конт­роль ставится даже независимая пресса.

Организация этих партий увенчалась формиро­ванием собственных отрядов вооруженных людей. Организованные на военный манер, по образцу на­циональной армии, они разработали свои мобили­зационные и оперативные планы, имеют в своем рас­поряжении оружие и готовы к бою. Маршируя по ули­цам под своими знаменами в сопровождении духовых оркестров, они возвещают о начале новой эры беско­нечной агитации и боевых действий.

До сих пор два обстоятельства смягчали опасность этой ситуации. Прежде всего, в ряде наиболее значи­тельных стран было достигнуто определенное равно­весие партийных сил. Там, где этого нет, как в России и Италии, для подавления и преследования сторон­ников оппозиционных партий используется мощь го­сударства при полном игнорировании остатков либе­ральных принципов, еще признаваемых в остальном мире.

Второе обстоятельство, которое пока не позволяет случиться самому худшему, состоит в том, что даже страны, проникнутые враждебностью к либерализму и капитализму, полагаются на капиталовложения из стран, которые служили классическими примерами либерального и капиталистического духа, — прежде всего из США. Без их кредитов последствия

проводимой ими политики проедания капитала уже были бы более очевидными. Антикапитализм может поддерживать свое существование, только парази­тируя на капитализме. Поэтому он должен в опреде­ленной степени учитывать общественное мнение За­пада, где либерализм все еще признается, пусть даже в весьма разбавленной форме. В том факте, что капи­талисты стремятся предоставлять займы только тем заемщикам, которые имеют перспективы расплатить­ся с долгом, деструктивистские партии видят только «мировое господство капитала», по поводу которого они поднимают столько шума и криков.

Б. Либерализм как «партия капитала»

Таким образом, легко увидеть, что, не отрицая самой природы либерализма, его нельзя зачислить в один разряд с партиями особых интересов. Он радикаль­но отличается от них всех. Они созданы для борьбы и восхваляют насилие; либерализм, напротив, стре­мится к миру и власти идей. Именно по этой причи­не все партии, какими бы непримиримыми они ни бы­ли в других отношениях, образуют единый фронт про­тив либерализма.

Враги либерализма заклеймили его как партию особых интересов капиталистов. Это характеризует их образ мышления. Они способны воспринимать поли­тическую идеологию только как защиту определенных особых привилегий, несовместимых с общим благом.

Либерализм нельзя представлять как партию осо­бых интересов, привилегий и исключительных прав, потому что частная собственность на средства произ­водства — это не привилегия, действующая исключи­тельно к выгоде капиталистов, а институт, существу­ющий в интересах общества в целом, и, следовательно, институт, который приносит пользу всем. Такого мне­ния придерживаются не только либералы, но до неко­торой степени и их оппоненты. Когда марксисты от­стаивают точку зрения, что социализм не может стать реальностью до тех пор, пока мир не «созреет» для него, так как ни одна общественная система никогда не исчезнет до тех пор, пока не «разовьются все про­изводительные силы, для которых она дает достаточ­ный простор»⁶⁹, они признают, по крайней мере, сей­час, общественную необходимость частной собствен­ности. Даже большевики, которые еще совсем недавно огнем, мечом и виселицей распространяли свою интер­претацию марксизма — т.е. что «зрелость» уже до­стигнута, — теперь вынуждены признать, что еще слишком рано. Однако если условия таковы, что без капитализма и его правовой «надстройки» — частной собственности — невозможно обойтись, пусть даже в данный момент, то можно ли говорить об идеологии, которая считает частную собственность основой общества, что она служит только эгоистическим интересам владельцев капитала в ущерб интересам всех остальных?

Конечно, хотя антилиберальные идеологии считают частную собственность необходимой, будь то на

время или навсегда, они тем не менее полагают, что ее следует регулировать и ограничивать посредством авторитарных декретов и тому подобных актов вме­шательства со стороны государства. Они рекоменду­ют не либерализм и капитализм, а интервенционизм. Однако экономическая наука показала, что система интервенционизма приводит к результатам, которые противоречат первоначальным намерениям, и обрече­на на провал. Она не способна достичь целей, кото­рых намерены добиваться сторонники интервенцио­низма. Следовательно, ошибочно полагать, что, кроме социализма (общественной собственности) и капита­лизма (частной собственности), мыслима и может действовать третья система организации обществен­ного сотрудничества, а именно интервенционизм. По­пытки заставить работать интервенционизм долж­ны неизбежно привести к условиям, идущим вразрез с замыслами их авторов, перед которыми возникает альтернатива либо воздержаться от всех актов вмешательства и тем самым предоставить частную собственность самой себе, либо заменить частную собственность социализмом.

Этот тезис также поддерживают не одни только либеральные экономисты. (Разумеется, популярное представление о том, что экономисты делятся по партийному признаку, совершенно ошибочно.) Маркс также во всех своих теоретических дискуссиях видел только альтернативу между социализмом и капитализмом, а реформаторов, которые, находясь в плену «мелкобуржуазного мышления», отвергали социализм

и одновременно все же хотели переделать капитализм, он высмеивал и презирал. Экономическая наука ни­когда даже и не пыталась показать осуществимость системы частной собственности, регулируемой и ог­раничиваемой правительством. Когда «катедер-со-циалисты» любой ценой стремились доказать это, они начинали с отрицания возможности научного знания в области экономики и в конце концов заканчивали заявлением о том, что все, что делает государство, не­пременно должно быть рациональным. Так как наука показала абсурдность политики, которую они предла­гали, то они попытались объявить несостоятельными логику и науку.

То же самое верно и в отношении доказательства возможности и осуществимости социализма. Усилия домарксистских авторов оказались тщетными. Им не удалось этого сделать, точно так же как они не смог­ли разрушить веские возражения против осуществи­мости их утопии, сформулированные их критиками на основании открытий науки. В середине XIX в. казалось, что с социалистической идеей уже покончено. Но тут появился Маркс. Конечно, он не представил доказательств, которые на самом деле и не могут быть приведены — того, что социализм осуществим, а просто заявил — разумеется, не будучи способным доказать, — что приход социализма неизбежен. Из этого произвольного допущения и из аксиомы, которая ему казалась самоочевидной, что все, случающее в человеческой истории позже, представляет собой движение вперед по сравнению с тем, что

происходило раньше, Маркс сделал вывод о том, что поэтому социализм более совершенен, чем капитализм, и в таком случае, естественно, не может быть сомне­ний в его осуществимости. Следовательно, совершен­но ненаучно ни задаваться вопросом о возможности социалистического общества, ни вообще заниматься изучением проблем этого общественного порядка. Тот, кто хотел попытаться это сделать, подвергался соци­алистами остракизму и отлучался общественным мне­нием, находившимся под их контролем. Не обращая внимания на все эти — разумеется, лишь внешние — трудности, экономическая наука занялась теоретиче­ским конструированием социалистической системы и неопровержимо продемонстрировала, что любая раз­новидность социализма будет неработоспособна, по­скольку в социалистическом сообществе невозможен экономический расчет. Защитники социализма редко решались что-либо возразить против этого, а то, что они выдвигали в качестве контрдоказательств, было абсолютно тривиальным и не представляет никакого интереса.

То, что было доказано наукой теоретически, было подтверждено на практике крахом всех социалисти­ческих и интервенционистских экспериментов.

Следовательно, утверждение, что защита капи­тализма — это дело исключительно капиталистов и предпринимателей, особым интересам которых в про­тивоположность интересам других групп содействует капиталистическая система, есть не что иное, как ли цемерная пропаганда, действенность которой рассчитана

на недостаток рассудительности у людей. «Имущие» имеют не больше причин поддерживать инсти­тут частной собственности, чем «неимущие». Если что-то начинает угрожать их непосредственным особым интересам, они редко оказываются либералами. Представление о том, что при сохранении капитализ­ма класс собственников может вечно сохранять свое богатство, проистекает из неверного понимания при­роды капиталистической экономики, в которой собст­венность постоянно перемещается от менее способных деловых людей к более способным. В капиталистиче­ском обществе сохранить богатство можно, только постоянно приобретая его заново в результате муд­рого инвестирования. Богатые, которые уже облада­ют богатством, не имеют особых причин желать со­хранения системы открытой для всех свободной кон­куренции. Особенно если они не сами заработали свое богатство, а получили его в наследство, то они долж­ны скорее опасаться конкуренции, чем надеяться на нее. Они-то как раз и заинтересованы в интервенцио­низме, который всегда имеет тенденцию сохранять су­ществующее распределение богатства среди тех, кто им владеет. Но они не могут надеяться на какое-либо особое отношение со стороны либерализма — системы,которая не обращает никакого внимания на освященные временем традиции, защищающие интересы существующего богатства.

Предприниматель может добиться процветания только в том случае, если он предлагает то, что требуют потребители. Когда мир объят жаждой войны,

либерал стремится разъяснить преимущества мира; однако предприниматель производит пушки и пулеме­ты. Если сегодня общественное мнение с одобрением относится к капиталовложениям в Россию, то либерал может постараться объяснить, что инвестировать ка­питал в страну, правительство которой открыто про­возглашает в качестве конечной цели своей полити­ки экспроприацию всего капитала, столь же разумно, как и сбрасывать товары в море; но предприниматель без колебаний осуществляет поставки в Россию, если может передать риск кому-то другому, будь то госу­дарство или какие-то менее умные капиталисты, поз­воляющие ввести себя в заблуждение общественным мнением, которым манипулируют на русские деньги. Либерал борется против тенденции к торговой автаркии; однако немецкий производитель строит фабрику в восточной провинции, не пускающей немецкие товары, чтобы обслуживать рынок, хотя он и находится¹ под защитой пошлин. Ясно мыслящие предприниматели и капиталисты могут считать последствия анти либеральной политики гибельными для общества в целом, но в ипостаси предпринимателей и капиталистов они стремятся не противостоять этой политике, а приспосабливаться к реальным условиям.

Нет такого класса, который мог бы защищать либерализм ради собственных эгоистических интересов, причиняющих ущерб обществу в целом и другим слоям населения, по одной простой причине: либерализм не служит ничьим особым интересам. Либерализм не может рассчитывать на поддержку, ко

рую антилиберальные партии получают ввиду того, что к ним присоединяются все, кто старается добить­ся какой-либо привилегии для себя за счет остально­го общества. Когда либерал предстает перед избира­телями в качестве кандидата на выборную должность, и те, чьих голосов он добивается, задают ему вопрос о том, что он или его партия намерены сделать лично для них и их группы, единственно, что он может отве­тить: либерализм служит всем, но не служит ничьим особым интересам.

Быть либералом — это значит осознать, что осо­бые привилегии, предоставленные малой группе за счет всех остальных, в долгосрочном плане не могут быть сохранены без борьбы (гражданской войны); но, с другой стороны, нельзя даровать привилегии боль­шинству, так как в этом случае будет сведена на нет ценность этих привилегий для всех, кому они должны принести особые преимущества, и единственным ре­зультатом будет снижение производительности обще­ственного труда.

ГЛАВА 5.

Дата добавления: 2015-07-11