Разгром на Итальянской фронте

В Италии в 1917 году тоже произошел крах армии, вслед за французской и русской. На этот раз он стал результатом крупного поражения, а не неудачного наступления или социальной революции. В октябре под Капоретто, небольшим пограничным городком на реке Изонцо, немцы и их австрийские союзники осуществили драматический прорыв итальянских позиций, с таким трудом завоеванных за тридцать предыдущих месяцев, и отбросили остатки их армии вниз на равнины.

Катастрофа под Капоретто уничтожила репутацию итальянской армии, и ее не удалось восстановить на протяжении всей Второй Мировой войны. Насмешки над военными качествами итальянцев стали с тех пор обычным делом и дешево обходились. Это несправедливо. В эпоху Возрождения итальянские солдаты были знамениты. Галеры и крепости блестящих венецианцев в течение 300 лет бросали вызов туркам-османам. Солдаты Савойского королевства отважно отстаивали национальную независимость и единство территории, сражаясь против войск Габсбургов, и как равные воевали рядом с французами и британцами в Крыму. И только после объединения Италии начались военные проблемы. Тогда на благородное дерево неудержимой армии Савойи, набранной из горцев Итальянских Альп и трудолюбивых крестьян и горожан северных равнин, были привиты остатки армий юга, армий папы и Бурбонов, армии-игрушки, не испытывающие никакой лояльности в отношении династических правителей или военной цели любой значимости. "Оденьте их в красное, синее или зеленое, — заметил однажды ленивый неаполитанский король по прозвишу Бомба, наблюдавший за дискуссией своих военных советников по поводу новой униформы, — они точно так же побегут при первой же возможности". Бомба был реалистом. Он знал, что в государстве, где землевладельцы, которые должны поставлять офицеров, главным образом были озабочены тем, как выжать последние крохи арендной платы или труда у бедных или безземельных крестьян, из которых набирался рядовой состав, не могло быть никакого желания жертвовать своей жизнью.

Профессионалы савойской армии, прославившейся мастерством ее артиллеристов и инженеров-фортификаторов, мастерством, берущим начало от изобретателей времен итальянского Ренессанса, — делали все возможное, чтобы превратить старые и новые элементы в реальную национальную силу, и действовали весьма разумно. Одна из отличительных особенностей савойского офицерского корпуса заключалась в том, что он был единственным в Европе, где возможность сделать карьеру и раскрыть свои способности предоставлялась евреям. Неравенство уровня между рекрутами с севера и юга было основной причиной, сводившей на нет все их усилия. Сейчас считается спорным, действительно ли во время войны юг поставлял настолько худших солдат, чем север. Некоторые формирования южан, без всякого сомнения, сражались великолепно. Тем не менее кажется бесспорным, что, в то время как лучше обученные и более квалифицированные рекруты из северных промышленных городов шли в артиллерию и инженерные войска, пехота в несоразмерных количествах набиралась с сельскохозяйственного юга. "Разделение на север и юг в пределах Королевства, таким образом, было увековечено в этих разработках военного времени", где бедные южане платили несправедливо большую цену в человеческих жизнях за войну, начатую северной королевской династией и ведомую жестокими и лишенными гибкости северными генералами.

^{Боевые действия в Италии 1915–1918 гг.}

В данных условиях вызывает уважение то обстоятельство, что итальянская армия уцелела в одиннадцати атаках на горной границе Австрии, бесплодных и стоивших больших потерь. Масштабы наступлений, происходивших каждые три месяца с мая 1915 по август 1917 года, были выше, чем позволяли себе британские или французские армии на Западном фронте, при том, что войска были более истощены. Огонь артиллерии в скалистой местности вызвал на 70 процентов больше потерь на каждый выпушенный снаряд, чем на мягкой земле Франции и Бельгии. Итальянская дисциплина также отличалась большей жесткостью. Так было, поскольку итальянский главнокомандующий генерал Луиджи Кадорна считал, что социальная неустойчивость его армии требует наказаний за дисциплинарные нарушения со строгостью, какой не знала ни немецкая армия, ни BEF — например массовые казни и наказание по жребию. Тем не менее, непохоже, чтобы немцы или англичане стояли за такое "обычное убеждение". Все армии, однако, имеют точку разрушения. Оно может наступить, когда в сражающихся частях подсчеты, точные или не очень, показывают, что шансы выжить перешли линию, разделяющую возможность и вероятность, линию между произвольным шансом быть убитым и очевидной статистической определенностью. Эту разделительную черту французы пересекли в начале 1917 года, когда количество потерь убитыми уже сравнялось с численностью пехоты, находящейся на фронте. Эта цифра — более миллиона французских солдат — превышала численность пехоты (35 дивизий. Уцелевший мог, следовательно, просчитать, что удача, "стохастический фактор", отвернулась от него, и что, по выражению британских "Томми", "его номер выпал". К осени 1917 года итальянская армия, имевшая 65 дивизий, или 600 тысяч пехотинцев, за время войны потеряла более 571 тысячи человек, и чувство, что "выпадет чей-то номер", вполне могло стать всеобщим, "Невероятно, но накануне Одиннадцатой битвы на Изонцо, разыгравшейся на плато Байнзицца с 19 августа по 12 сентября, моральный дух оставался на высоте. Основная причина этого явления выглядит, однако, зловеще. Каждый надеялся, что это будет последняя, решающая битва в этой войне". Однако исход этого сражения оказался удручающим. "Потери армии составили в общей сложности 100 тысяч человек, но новые позиции итальянцев стали еще более уязвимыми, чем прежде. 51 дивизия… была брошена в эту колоссальную битву, но к началу второй недели сентября конец войны казался столь же далек, как и прежде".

Но не австрийцам. В точности как весной 1915 года успехи русской армии в Галиции, которые привели к падению Перемышля и Лемберга, заставили Австрию просить помощи у Германии, так и теперь масштаб атак итальянских дивизий в ходе Одиннадцатой битвы подсказывал необходимость подобной апелляции. 25 августа император Карл писал кайзеру: "Опыт, который мы приобрели в Одиннадцатой битве, побуждает меня поверить, что мы рискуем оказаться в значительно более тяжелом положении, если начнется Двенадцатая. Мои командиры и их храбрые солдаты решили, что столь неудачная для нас ситуация требует наступления. У нас нет самого необходимого средства — войск". Его запрос означал для немцев необходимость заменить австрийцев на Восточном фронте, чтобы высвобожденные таким образом дивизии могли быть переброшены к Изонцо. Однако затем его убедили, что немецкие части будет лучше использовать непосредственно против итальянцев — решение, высказанное Людендорфом. После того как план отвлекающего наступления из Тироля был рассмотрен и отвергнут, было решено бросить семь немецких дивизий, вместе с шестью австрийскими образовавших новую Четырнадцатую армию, в прямое контрнаступление на Изонцо. Немецкие дивизии были тщательно подобраны. В их число входили 117-я дивизия, за плечами которой был долгий опыт горной войны в Карпатах, 200-я, включавшая бойцов-лыжников, и знаменитый "Альпийский корпус", Баварская горная дивизия, в одной из частей которой, Вюртембергском горном батальоне, в качестве ротного командира служил молодой Эрвин Роммель.

Объединенные австро-германские войска, собранные для Двенадцатой битвы, насчитывали тридцать пять дивизий против тридцати четырех итальянских и имели 2430 орудий против 2485. Этого было в любом случае недостаточно, чтобы осуществить прорыв и вообще, по обычным меркам, начать наступление. Однако Кадорна, итальянский главнокомандующий, в результате своих повторяющихся атак, не принимая в расчет возможность контрмер неприятеля, спустя некоторое время создал все условия для облегчения задачи противнику. Захватив значительную часть долины Изонцо, горной реки, прорезавшей в ней глубокое русло, он непреднамеренно создал себе ловушку в собственном тылу. Он прорвался через реку, но недостаточно далеко, и оставил в руках неприятеля два плацдарма, которые давали им возможность двинуться вверх и вниз по долине на север и на юг, замкнув кольцо вокруг всей Второй армии итальянцев.

Таков был план австро-германского командования. Кадорна сделал все, чтобы помочь ему осуществиться. Он держал массу войск на линии фронта, где им с наибольшей вероятностью грозило быть отрезанными от резервов, которые он разместил слишком глубоко в тылу, откуда их было трудно перебросить на передовые позиции в случае кризиса. На промежуточных линиях почти не было людей. Это положение сохранялось в течение всего октября, несмотря на явные признаки готовящейся неприятельской операции. Кадорна, однако, не мог ясно определить, куда будет нанесен удар, и из-за постоянного страха, который он внушал штабу своим деспотизмом, никто не решался дать ему совет о более предусмотрительных вариантах расположения войск в наиболее уязвимом секторе. Единственным из его подчиненных, чьи взгляды расходились с Кадорной, считавшим, что земля, захваченная в результате Одиннадцатой битвы, должна удерживаться силами всех людей, которые есть в распоряжении, был генерал Капелло, командующий корпусом в составе Второй армии. Капелло решительно настаивал на возобновлении наступления.

Если судить объективно, к этому моменту вопрос о наступлении уже не стоял. Силы неприятеля слишком возросли. Передвигаясь под покровом темноты несколько ночей подряд по глубоким долинам за Изонцо, германские и австрийские дивизии не испытывали никаких затруднений в том, чтобы, не будучи обнаруженными итальянскими воздушными патрулями, к вечеру 23 октября прибыть на запланированную позицию. На следующий день рано утром началась бомбардировка. Сначала позиции итальянской артиллерии были обстреляны газовыми снарядами. Хью Дальтон, в будущем министр финансов Великобритании, в то время молодой артиллерийский офицер, чья батарея временно находилась на Итальянском фронте, писал, что итальянские противогазы оказались совершенно бесполезны. Затем начался обстрел обычными снарядами. К семи часам итальянские окопы были опустошены, и австро-германские войска начали наступление. Острие атаки составляли австрийская 22-я дивизия, набранная в Словении, и 8-я дивизия "Эдельвейс", в основном состоящая из элитных тирольских императорских егерей. Они атаковали от Флича вниз по течению, по долине Изонцо к Капоретто (австрийское название — Карфрайт), чтобы встретиться с еще одной головной дивизией — "Альпийским корпусом", атаковавшей вверх по течению от Тольмино (Толмайна). В авангарде "Альпийского корпуса" шли Баварские "Leibregiment"("Телохранители") при поддержке Вюртембергского горного батальона. Роммель, будучи лишь лейтенантом, командующим группой рот этого батальона, был удовлетворен отведенной ему ролью поддержки не больше, чем во время блицкрига 1940 года, когда он был танковым генералом. Он вскоре обнаружил, что отделен от "Телохранителей" и всего фронта. Неприятель почти не показывался и не оказывал никакого сопротивления. "Тогда я понял, что должен решить, свернуть ли к вражеской позиции или прорываться в направлении пика Хевник [ключевая высота в итальянском тылу]. Я выбрал последнее. Итальянские позиции были уничтожены, как только мы завладели высотой. После этого мы проникли в глубь вражеских позиций, где гарнизоны были менее подготовлены к нашему появлению, с ними было легче справиться. Я не беспокоился, когда нас атаковали справа и слева". Роммель фактически применил на практике со своей пехотой тактику "просачивания" — маневр, который во время Второй Мировой войны он будет неоднократно повторять в танковом исполнении, образуя глубокие узкие коридоры в линии обороны неприятеля с целью нанести не только прямой урон, но и психологический шок, чтобы сломить волю к сопротивлению.

То, что удалось Роммелю в его маленьком, но значимом секторе, было повторено еще в нескольких местах. Немцы и австрийцы, проникнув на крутые теснины долины Изонцо, пройдя итальянские опорные пункты и нанеся удары по возвышенностям, пробили огромную брешь в Итальянском фронте, в двадцать пять километров шириной, оставив четыре итальянские дивизии изолированными в окружении. Более того: чем глубже проникала Четырнадцатая австро-германская армия, тем сильнее она угрожала флангам крупной группировки итальянских войск на севере и юге, создавая опасность для всей восточной части фронта Кадорны и краха в его собственном тылу. Закономерную тревогу главного командования усиливала паника среди рядового состава. Слух о прорыве неприятеля подрывал у простых солдат желание сопротивляться; то же самое произошло двадцать три года спустя, когда танки Роммеля беспрепятственно ползли сквозь деморализованную французскую армию за Мез. Лейтенант Роммель начал захватывать пленных в возрастающих количествах — сначала несколько дюжин, затем сотни, а в конце концов целый полк численностью полторы тысячи человек; после некоторых колебаний относительно капитуляции солдаты, увидев офицера, идущего к ним и размахивающего белым платком в знак своих намерений — Роммель, вечный индивидуалист, вышел вперед в одиночку, — неожиданно побросали оружие, выбежали к нему навстречу и, подняв его на плечи, разразились криками "Да здравствует Германия!".

Капитуляция этого полка — 1-го полка бригады Салерно — произошла на третий день сражения при Капоретто. К этому времени весь Итальянский фронт на Изонцо рухнул. Армия больше не подчинялась приказам или, по крайней мере, проводила демонстративные попытки неподчинения. Сотни тысяч солдат бежали с гор на равнины. Хуже того: "Резервные части, переброшенные на передовые, чтобы выполнить свой долг, были встречены криками "черномазые". Войска [австрийцев] сталкивались с итальянскими формированиями, которые шли сдаваться в плен, скандируя "Evviva la Austria". 26 октября Кадорна, чувствовавший себя как в кошмарном сне, понял, что общее отступление на Тальяменто, крупной реке к западу от Изонцо, неизбежно. Неприятель неистово прорывался вперед, не давая ему передышки. Хотя итальянцы в буквальном смысле слова разрушили за собой мосты, их преследователям все-таки удалось форсировать реку и 3 ноября оттеснить их обратно к реке Пьяве. Это было серьезное препятствие, пересечь которое без предварительной специальной подготовки было невозможно; торжествующие победители, оторванные от своих линий снабжения, не могли этого сделать. Тем не менее они добились экстраординарных результатов. За одиннадцать дней они продвинулись на сто тридцать километров, оказавшись в пределах досягаемости Венеции, заставили итальянцев отступить на всей протяженности горной границы от Тироля до морского побережья, и захватили 275 тысяч пленных. Боевые потери итальянской армии по стандартам Первой Мировой войны были сравнительно невелики и составляли 10 тысяч погибших.

Кадорна сделал все возможное, чтобы увеличить эту цифру, со свойственной ему жестокостью организовав массовые казни солдат и офицеров. Подобный эпизод незабываемо описан Эрнестом Хемингуэем, санитаром-добровольцем итальянской армии, в книге "Прощай, оружие!". Он не присутствовал лично при этом, но это не умаляет правдивости его рассказа — одного из величайших письменных напоминаний о бедствиях войны. Дикие беззакония Кадорны не смогли ни остановить крах армии, ни спасти его собственную шею. Он никогда не доверял своим землякам; они, в свою очередь, не испытывали к нему ни теплых чувств, ни даже уважения — ничего, кроме страха. Когда после сражения при Капоретто он попытался сложить ответственность за разгром армии на пораженческие настроения в тылу — там в августе начался взрыв забастовочного движения и спорадических излияний энтузиазма по поводу "Ленина" и "революции", — он потерял поддержку правительства. 3 ноября он заявил, созвучно тому, что высказывалось во Франции после наступления Нивеля, что отступление в Капоретто было чем-то вроде "военной забастовки". Пятью днями позже он был отстранен от командования и заменен генералом Армандо Диазом, который, подобно Петэну после катастрофы Нивеля, предложил простым солдатам более свободный режим увольнений и удобств в качестве побудительного стимула для продолжения борьбы.

На практике итальянская армия, подобно французской, не возобновляла наступления до следующего года. Когда это наконец произошло, итальянцев поддерживал значительно более сильный иностранный контингент, в основном британский, чем предложенный в качестве поддержки французам в 1918 году. Капоретто, одна из немногих неоспоримых побед Первой Мировой войны, стал торжеством Германии, восстановлением военной репутации ее пошатнувшегося союзника Австрии и крупным поражением союзников в конце года, который принес лишь постоянные неудачи. Если и был положительный эффект этого поражения, то он заключался в том, что катастрофа заставила Британию и Францию осознать, что их система случайного направления военных усилий посредством неформальных отношений и нерегулярно созывающихся конференций больше не имела права на существование, если они хотели победить в этой войне. 5 ноября в итальянском городе Рапалло была созвана конференция представителей союзников. На ней было решено учредить постоянный Высший военный совет, ответственный за согласование стратегии действий союзников. Он должен был заседать в Версале под эгидой премьер-министров Великобритании, Франции и Италии и президента Соединенных Штатов.

Дата добавления: 2015-07-11