Настроение участников сражений

Можно ли вообще уничтожение жизни считать терпимым? К началу 1917 года это был вопрос, лежащий под поверхностью в каждой воюющей стране. Солдаты на фронте, подчиненные дисциплине, связанные вместе боевым товариществом, имели собственные средства противостоять неумолимым силам разрушения. Так или иначе, им платили, пусть и плохо, и кормили, порой весьма обильно. За линией фронта все воспринималось иначе, здесь тяжелые испытания войны обрушивались на психику и разум, вызывая чувства беспокойства и обездоленности. Каждый отдельно взятый солдат знает — изо дня в день, а зачастую и поминутно, — угрожает ли ему опасность или нет. Те, кого они оставили в тылу — прежде всего их жены и матери, — несли бремя тревог и неопределенности, которого не испытывали их мужья и сыновья. Ожидание телеграмм — телеграмм, посредством которых военные министерства приносили известия семьям раненых или погибших на фронте, — к 1917 году стало для них неотъемлемым элементом сознания, К концу 1914 года 300 тысяч французов были убиты, 600 тысяч ранены, и эти цифры продолжали расти. К концу войны 17 процентов мобилизованных были убиты. Среди них почти четверть составляла пехота, набранная в большинстве своем из сельского населения, на долю которого пришлась треть военных потерь. К 1918 году во Франции было 630 тысяч военных вдов, большинство из них — женщины в расцвете сил, не имеющие при этом никаких шансов выйти замуж.

Наиболее тяжелые потери во Франции пришлись на 1914 — 1916 годы, когда нововведение денежных пособий, выплачиваемых непосредственно иждивенцам солдат, несколько уменьшило беспокойство населения. Эти пособия были описаны официально как "основа мира в стране и общественного спокойствия". Хорошая заработная плата, выплачиваемая на особо значимых предприятиях военной промышленности, также способствовала подавлению антивоенных настроений, как и компенсация ответственности за возделывание земли, принятую женщинами, которым неожиданно пришлось стать главами семейств, или вернувшуюся к старикам, чьи сыновья находились на фронте. В 1914 году Франция все еще была преимущественно аграрной страной. Она приспособилась к нехватке молодых мужчин, и недостатка продуктов нигде не ощущалось. В 1917 году, тем не менее, накопившееся напряжение начало становиться очевидным для тех, в чьи обязанности входило следить за общественными настроениями — мэры, префекты, цензоры. В городах, где многие мужчины-рабочие были освобождены от действительной военной службы или отозваны с фронта, чтобы продолжать работать на заводах, моральное состояние оставалось удовлетворительным. Однако, "боевой дух значительно упал в сельской местности, где первоначальные стойкость и решимость уже не были столь явными". Это падение стойкости и решимости к июню 1917 года, когда появилось это сообщение, уже широко распространилось во французской армии.

В Германии решимость армии и народа осталась по-прежнему высока. Хотя к концу 1916 года погибло свыше миллиона солдат — 241 тысяча в 1914 году, 434 тысячи в 1915-м, 340 тысяч в 1916-м — успехи на фронтах, которые привели к захвату Бельгии, северной Франции и русской Польши и к поражению Сербии и Румынии, оправдывали эти жертвы. Цена, которую платила экономика страны за эту, казалось бы, успешную войну, становилась, тем не менее, слишком жестокой, чтобы продолжать платить ее дальше. Женская смертность, например, в 1916 году возросла на 11,5 %, а в 1917 году — на 30,4 % по сравнению с довоенными показателями, и главной причиной тому были болезни, вызванные недоеданием. В то время как Франция хорошо кормила себя продуктами, выращенными внутри страны, а Британия поддерживала ввоз продовольствия на уровне мирного времени до середины 1917 года, когда кампания, организованная германскими подводными лодками, начала вызывать серьезные проблемы, Германия, а вместе с ней и Австрия, уже начиная с 1916 года ощутили лишения, вызванные блокадой. В течение 1917 года потребление рыбы и яиц сократилось вдвое, то же самое касалось и сахара. Запасы картофеля, масла и овощей стремительно таяли. Зима 1916–1917 годов стала "зимой репы", когда этот безвкусный и малопитательный корнеплод заменил всю пищу или в лучшем случае добавлялся к любому блюду. Такая роскошь, как кофе, прежде считавшийся необходимостью в любом доме, исчезла со столов у всех, кроме богачей, а реально необходимые вещи, такие, как мыло и топливо, строго нормировались. "К концу 1916 года жизнь… для большинства граждан… свелась к постоянному недоеданию, проживанию в нетопленных домах, ношению одежды, которую нужно, но невозможно сменить, и протекающей обуви. Это означает, что день с начала до конца заполнен суррогатами почти всего, чего только возможно". В Вене, самом большом городе империи Габсбургов, нужда была еще более жестокой. Реальная заработная плата уменьшилась вдвое в 1916 году и затем снова в 1917 году, когда наиболее бедные слои населения начали голодать. Что было еще хуже, у 60 процентов мужчин призывного возраста, находившихся на фронте, семьи зависели от государственного пособия, которое никоим образом не заменяло дохода их отцов; к концу войны на эту сумму можно было купить меньше двух буханок хлеба в день.

Кроме того, на настроение всех подданных Габсбургской империи серьезно повлияла смерть императора Франца-Иосифа, который правил с 1848 года. Он скончался в ноябре 1916 года. Даже среди наименее проимперски настроенных народов, чехов и сербов, многие испытывали к нему личное почтение. Для хорватов, для немцев и венгров, чьим королем он был, Франц-Иосиф оставался символом стабильности в их все более ветшавшем государстве. В результате его кончины оказались ослаблены связи, которые до сих пор удерживали вместе десять основных языковых групп — немцев, мадьяр, сербо-хорватов, словенцев, чехов, словаков, поляков, русин, итальянцев и румын. Хотя его преемник Карл I, принявший трон империи, был довольно молод, он не смог в условиях продолжающейся войны завоевать себе столь же прочного авторитета. Его чувства на самом деле, равно как и его министра иностранных дел графа Чернина, склонялись к скорейшему заключению мира, и одним из его первых действий как императора было заявление, что он намерен безотлагательно этого добиваться. В марте 1917 года, при содействии брата своей жены, князя Сикстуса Бурбонского, он начал косвенные переговоры с французским правительством, чтобы обозначить условия, при которых могло быть достигнуто урегулирование. Но поскольку его главным мотивом оставалось сохранение целостности его империи, и для достижения своей цели он был готов пожертвовать прежде всего германской и в последнюю очередь австрийской территорией, его дипломатическая инициатива быстро провалилась. "Дело Сикстуса" не только привело в ярость Германию, но и в полной мере продемонстрировало союзникам, в какой степени Австриябыла истощена войной, никак не побудив их к смягчению проводимой ими политики борьбы до полной победы.

Кроме того, они уже отвергли как не соответствующую их интересам попытку посредничества, предпринятую президентом Соединенных Штатов Уилсоном 18 декабря 1916 года. В порядке предварительных переговоров он обратился к каждой из сторон с предложением изложить условия, необходимые, по их мнению, для обеспечения будущей безопасности. Ответ Германии заранее содержал отказ идти на какие-либо уступки и подчеркивал убежденность в предстоящей победе. На тон этого ответа значительно повлияли недавний захват Бухареста и разгром румынской армии. Ответ союзников был столь же бескомпромиссным, но содержал более подробное описание деталей. Они требовали вывода войск из Бельгии, Сербии и Черногории, а также с оккупированных территорий Франции, России и Румынии, независимости для итальянцев, румын, чехословаков и других славянских подданных Австрийской и Германской империй, прекращения правления Турции в южной Европе и освобождения прочий; подданных Османской империи. Короче говоря, это была программа расчленения трех империй, которые составляли большую часть союза Центральных держав.

Только государства, сохраняющие высокую степень политического единства, могли с такой уверенностью ответить на призыв к окончанию военных действий на двадцать восьмом месяце страшной войны. Такое настроение единства преобладало во Франции и в равной степени в Великобритании, несмотря на радикальные изменения в составе их правительств. С самого начала французское законодательное собрание отказалось от поисков партийных различий в "Union sacree"[15], созданном для обеспечения национального выживания и достижения возможной победы. "Союз", несмотря на изменения в правительстве, сохранился. Администрация Вивиани ушла в отставку в октябре 1915 года, но новый премьер-министр Бриан занимал пост в старом правительстве и поддерживал коалицию. Партии в британском парламенте также вступили в коалицию в мае 1915 года, после того как получила резкую критику способность либерального кабинета обеспечить адекватное снабжение армии на фронте во Франции, но Асквит остался на посту премьер-министра и преуспел в поддержании внешней демонстрации единства на протяжении следующего года. Однако в лице Ллойда Джорджа, министра военного обеспечения, он имел коллегу, непреклонно и справедливо недовольного его нединамичным стилем руководства, и в начале декабря 1916 года он обнаружил, что лишён возможности маневрировать в сложившейся схеме перестановок высшего военного руководства. Согласившись поначалу с собственным исключением из Военного комитета, он затем отказался принимать новое назначение и настаивал на отставке Ллойда Джорджа. В последовавшем за этим кризисе он предложил себя на его место, ошибочно ожидая, что это должно быть отвергнуто большинством в парламенте. Признавая заслуги Ллойда Джорджа и его способности, проявившиеся во время национального кризиса, его ведущие коллеги — в равной степени и либералы, и консерваторы — пересилили свою антипатию к его эгоизму и изворотливости, и согласились служить в составе нового коалиционного правительства под руководством Военного комитета, который пользовался почти неограниченными полномочиями. Правительству Ллойда Джорджа суждено было оставаться у власти до конца войны.

Эти политические изменения поддержали коалиционный процесс в обеих странах. Однако они не разрешили проблему, которая лежала в основе неудовлетворенности министерствами Вивиани и Асквита, а именно проблему их отношения с верховным командованием. В Германии командование могло быть заменено по слову Кайзера, который как главнокомандующий распоряжался всеми назначениями на военные посты. К концу 1916 года он уже освободил от должности Мольтке и Фалькенгайна. В Великобритании смена командования также теоретически требовала лишь решения ответственных властей, хотя там это зависело скорее от правительства, чем от монархии. На практике, однако, значение общественного доверия создавало серьезные препятствия такой смене, чему служит доказательством провал попытки отправить в отставку сэра Джона Френча после того, как его непригодность для руководства операциями во Франции стала очевидна кабинету. Во Франции ситуация была еще более сложной. Жоффр как главнокомандующий осуществлял власть в военной зоне, что было закреплено конституцией. Даже представители парламента не имели права войти в зону без его позволения, в то время как он имел власть не только над армиями, находившимися на французской земле, но и подобные же полномочия на всех "театрах внешних операций". В результате командование во Франции, в Британии и, как это вскоре стало ясно, в Италии, было застраховано от того, что его положение будет поколеблено списками погибших или отсутствием успехов на полях сражений.

В Британии Хэйг остался в высшем командовании до самого конца войны, несмотря на потерю доверия к нему со стороны Ллойд-Джорджа, которая к концу 1917 года была почти полной. Во Франции недоверие к Жоффру, которое росло начиная с самого начала сражения под Верденом, привело к его восхождению до бессодержательного величия в декабре 1916 года. Однако не было сделано ни удовлетворительных изменений в отношениях между военной и политической властью — генерал Лютей, марокканский проконсул, назначенный на должность Военного министра во время смешения Жоффра, был наделён расширенными административными полномочиями без права командования во Франции — не была найдена удовлетворительная замена Жоффру. Выбор политиков, Нивель, был интеллигентен и убедителен; он изменил ситуацию под Верденом, как только немцы прекратили наступление, и его возвращение форта Дуомон стало успехом, увенчавшим два года быстрого восхождения от чина полковника. Однако события вскоре показали, что его уверенность в собственных способностях была преувеличенной, в то время как правительство, напротив, его недооценивало и потому недостаточно доверяло.

Оглядываясь в прошлое, легко увидеть, что происходило, как трудно было и такое время безошибочно принимать решения и действовать правительствам и Генеральным штабам. Фундаментальная истина, лежащая в основе неудовлетворенности системой и личностями во всех странах, заключалась в том, что поиск чего-то или кого-то лучше был тщетным. Проблема командования в условиях Первой Мировой войны была неразрешима. Генералы были подобны людям, лишенным глаз, ушей и голоса, не имеющим возможности наблюдать операции, которые они развернули, слышать сообщения о ходе их развития и разговаривать с теми, кому они первоначально отдавали приказы, когда дело уже началось. Война стала чем-то большим, чем люди, которые вели ее.

В Германии, в Британии и даже во Франции, где так много жизней было отдано защите родины, воля народа, тем не менее, оставалась несломленной. "Продержаться" — стало лозунгом в Германии. Как ни ужасны были страдания нации, все еще не возникало мысли принять неудовлетворительный результат. Вера в славную победу могла пройти, уступки продолжали считаться столь же немыслимыми, как и поражение. В Британии, которая начала страдать от больших потерь только в 1916 году, необходимость выстоять была даже сильнее. Год 1916-й видел подъем добровольческих настроений, который охватив миллионы, станет затухать, и законы о воинской повинности, последовавшие за этим, впервые в британской истории обяжут гражданских лиц к армейской службе. Тем не менее, запись в "Годовом регистре" гласит с очевидной ясностью: "перспективы… боевых потерь… кажется, совершенно неспособны изменить решение народа вести войну до успешного завершения". Даже во Франции идея "Священного союза" воспринималась как объединение не только политиков, но классов и регионов. Это убеждение также упорно сохранялось до конца 1916 года на том основании, что "Франция была объектом иностранной агрессии и, следовательно, должна была обороняться", Вопреки всякой логике, столь же упорно сохранялось другое убеждение — в том, что война может закончиться быстро, крахом Германии или блестящей победой Франции. Надежде на то, что Франция добьется победы, предстояло быть грубо разрушенной.

Дата добавления: 2015-07-11