От автора. Когда гонимые беженцы путешествуют через труднопроходимые горные перевалы в поисках

Когда гонимые беженцы путешествуют через труднопроходимые горные перевалы в поисках далекой страны своего счастья, бредут по одному или небольшими группами по незнакомым тесным тропам, затерянным между скал, по краю жутких стремнин, пересекают глубокие ущелья, взбираются на крутые вершины, терпят холод, голод, изнемогают от усталости и, главное, от неизвестности будущего, колеблются в надежде на благополучный исход этого многострадального пути,– тогда каждый жаждет слышать слово подкрепления, обнадеживающие известия от тех, кто уже побывал впереди или, быть может, даже видал издали, за синевой гор, сияние искомой страны.

Некоторые достигали уже покойных мест и оттуда слали послания и призывы, поднимающие дух народа, указывали направление пути, способы преодоления препятствий, предупреждали о возможных опасностях. Но до запоздавших странников, спасающихся бегством в числе самых последних беженцев, эти ободряющие гласы едва доходили, а сильнейшая запуганность и крайнее изнеможение этих путников еще более усугубляли их унылое настроение, нерешительность и недоверие как друг к другу, так и к тем, кто издали звал их быть смелее. Сильно, сильно приуныла эта запоздалая группа бедняг. Многие уже блуждают в полном неведении направления пути, многие сбиваются с верной дороги и умирают от голода либо оказываются растерзаны дикими зверями, которые чуют добычу и часто подолгу подстерегают, не отобьется ли от толпы одинокий, изнемогший путник.

Крайне опасно стало путешествовать в одиночку; да и группами пробираться через суровый край ненамного легче. В толпе особенно страшна паника, когда то один, то другой начинает сомневаться в правильности пути, в том, верно ли знает дорогу впереди идущий, все принимаются кричать, спорить, каждый подает свой совет, куда идти, группа разделяется, и в результате опять многие сбиваются с дороги, становятся добычей рыкающих хищников, которым великое ныне раздолье.

В таких обстоятельствах утешение и подкрепление душевных сил приносит лишь общение путешествующих во время ночных горных привалов, когда удается разжечь костер да еще сварить какую-нибудь жалкую похлебку из найденных трав, зерен или припасенных полузаплесневелых сухарей. Какое утешение тогда поделиться своим горем, выслушать друг друга, посочувствовать ближнему, рассказать ему о своей усталости, пожаловаться на боль в ногах, на головокружение, поговорить о страхованиях в пути, иной раз и посмеяться над своим малодушием, радуясь тому, что страшное миновало! По большей части здесь все вздохи, покивания головой, тихая смиренная речь, усталость и сострадание, вопросы, остающиеся без ответов… Но в этой горемычной общности, скорбном единении, сплетении душ одним бременем и несением одного креста, в общем ожидании исхода, в надежде избавления – немалая отрада и, главное, прояснение цели, смысла, оживление ревности, подкрепление мужества.

В сложных, запутанных и скорбных обстоятельствах у нас всегда возникает потребность найти ясное и однозначное указание пути с детальным просчетом каждого шага, который мы должны предпринять. Мы все желаем найти такого опытного, духовного, прозорливого наставника, который безошибочно просчитал бы нам все наши житейские перипетии и прописал безошибочный рецепт от всех болезней и недомоганий; нам часто представляется, что все наши духовные поиски должны быть направлены именно на отыскание такого вот «старца» и тогда все потечет ровно и плавно без особых уже с нашей стороны тревог и беспокойств. Но мы забываем (или и не знаем), что этот прямой, незаблудный и легкий путь нерасторжимо сопряжен с немалым подвигом послушания, отсечения своей воли, отвержения самости. И ох как больно и многострадально для несмиренной и непростой души это благое иго ^[4] полного и беспрекословного подклонения своей выи под руку такого старца! Но без подвига, без болезней, без внутренней ломки наших «окаменелостей» не спастись. Любовь к Богу (а спасется, то есть приблизится к Богу, без сомнения, только тот, кто возлюбил Его, и возлюбил немало), эта любовь должна пройти огнь очищения, испытания, освящения. Потому-то путь и лежит через крутые горы и по краю пропастей, по узкой и иной раз малохоженой тропе. Все реже и реже встречается этот подвиг доверия наставнику и веры в близприсущий таинству послушания Промысл Божий.

И то правда, что доверяться стало небезопасно, что по-настоящему опытных наставников не найдешь «днем с огнем», зато многие сами лезут в «старцы», так что не от каждого-то и отобьешься. И не поймешь порой, то ли недоверие оттого, что доверять некому; то ли есть кто-то достойный доверия, да доверяющихся нет никого. Но факт, что странники весьма блуждают теперь и чаще всего находятся в очень путаных, неудобопонятных и зело смущающих душу ситуациях – среди каких-то скал, зарослей колючек и во мраке ночи без звезд. Мечутся туда и сюда, задают вопросы, но ответов не слышат.

Все чаще приходит на память история с Иовом Многострадальным, тяжкие недоумения которого не могли разрешить мудрые, глубоко сочувствующие ему друзья. Но ответ на вопросы праведника и не мог быть выражен словом, не мог родиться в спокойно, холоднологично работающем сознании. Испытывалась любовь Иова к Богу, сердце его очищалось и закалялось в огне этого жестокого испытания, и что мог здесь успеть рассудок? Из уст страждущего Иова исходили недоуменные вопросы, из уст его благодушествующих друзей – умные ответы. Но Иов оказался пред Богом выше и праведнее своих друзей^[5]. Вот и нашему поколению нищих странников свойственнее задавать вопросы, пожимать плечами, вздыхать и, болезнуя, соскребать гной со своих ран, а разрешение недоумений предоставить Самому Господу.

Все это переживали и оплакивали отцы наши, когда шли той же «юдолью плача»; они передали нам эти воздыхания, разделили с нами нашу печаль – и нам гораздо легче от их слов. Вот строки из книги святого епископа Игнатия, которая так и названа – «Приношение современному монашеству», то есть нам непосредственно:

«Перелетая чрез греховное море, мы часто ослабеваем, часто в изнеможении падаем и погружаемся в море, подвергаемся опасности потонуть в нем. Состояние наше, по причине недостатка в руководителях, в живых сосудах Духа, по причине бесчисленных опасностей, которыми мы обстановлены, достойно горького плача, неутешного рыдания. Мы бедствуем, мы заблудились, и нет голоса, на который могли бы выйти из нашего заблуждения: книга молчит, падший дух, желая удержать нас в заблуждении, изглаждает из нашей памяти и самое знание о существовании книги. Спаси мя, Господи, взывал Пророк, провидя пророческим Духом наше бедствие и приемля лице желающего спастись, яко оскуде преподобный!^[6] Нет духоносного наставника и руководителя, который непогрешительно указал бы путь спасения, которому желающий спастись мог бы вручить себя со всею уверенностию! Умалишася истины от сынов человеческих, суетная глагола кийждо ко искреннему своему ^[7], по внушению душевного разума, способного только развивать и печатлеть заблуждения и самомнение»^[8].

Не раз этот святой отец говорил, что монахи последних времен должны спасаться скорбями. Но откуда бы взяться скорби, если бы была во всем для нас ясность и понятность, куда и как идти, что и отчего с нами происходит? И это недоумение, эту «оставленность» необходимо принять и понести, как часть нашего креста. Вздыхать о нашей «никуданегодности», печалиться о нашей всегреховности, воздевать руки к небу об избавлении от многовидных зол, обступивших нас, и иметь единое упование на Господа!

Видеть трезво свое положение, скорбеть и молиться о нем – уже бОльшая часть спасительного нашего делания. И чего еще нам ждать от себя?

И в настоящих записках нет ответов и разрешения множества возникающих недоумений, а именно эти самые «вопросы без ответов» – «охи», «ахи», вздохи, многоточия и вопросительные знаки вместо восклицательных. Полезны ли, наставительны ли хоть сколько-нибудь такие вот воздыхания еще одного из нищих, горемычных сегодняшних странников? Но, может, кто-то воздохнет вместе с ним, покивает грустно и понимающе главой, посочувствует, сам задаст ряд вопросов, на которые никто теперь не станет ему отвечать? Так вот посидим, поохаем и, немного обогревшись, побредем дальше со своими нищенскими котомками, но уже не так одиноко, не так печально.

Дата добавления: 2015-07-11