Читайте также:
|
Чем был для меня Лёнька? Это была первая настоящая большая любовь. У нас было абсолютное взаимопонимание. Мы были из тех людей, про которых говорят, что они настроены на одну волну. У нас была общая работа, общая профессиональная судьба.
Коренное отличие состояло в том, что я человек организованный и целеустремленный. Я четко планирую каждый свой день. Обдумываю, какие шаги должна предпринять на данном этапе.
Я все делала для того, чтобы у меня не было ни минуты простоя. На скольких прослушиваниях за тот период своей жизни побывала! Если приходилась ко двору, я всегда старалась, чтобы Лёню взяли тоже. Прямо так и говорила: у меня муж — клавишник, возьмите его тоже. Иногда брали...
А Лёнька... Он был мечтатель, фантазер, романтик. Немного прожектер. Ему в голову постоянно приходили самые невероятные идеи. Однажды приходит домой и с порога заявляет:
— Все, Алёк, мы уезжаем в ЮАР.
И начинает рассказывать о том, как там здорово. И притом так эмоционально повествует, со всеми подробностями. А ведь он отродясь не бывал в этой стране. Я, маленькая восторженная девочка, слушала его, открыв рот. Заявила как-то маме:
— Мама, мы собираемся эмигрировать в ЮАР.
Мама чуть с ума не сошла.
Или вдруг Лёнька говорит с решимостью:
— Бог с ней, с Москвой. Поехали на Север там можно много денег заработать.
Я готова была ехать за ним хоть в ЮАР, хоть в тайгу, хоть на Северный полюс.
Несмотря на этот его недостаток, родители прекрасно относились к Лёньке: видели, какой он хороший, как меня любит.
С первым моим мужем я ни разу не поссорилась, мы ни разу не повысили друг на друга голоса.
Я и представить себе не могла, что на свете есть люди, которые специально ищут повод для скандала.
Когда я уже была с Шуйским, Лёнька, добрая душа, частенько звонил мне в квартиру, где мы не жили. Он оставлял сообщения на автоответчике.
Шуйский приходил домой и сообщал:
— Твой муж звонил.
А сам смотрит на меня внимательно — ищет повод для скандала: вдруг заметит, что я обрадовалась.
Я отвечаю безразлично:
— Ага.
В Аткарске, даже иногда в Саратове я чувствовала себя звездой, авторитетом в профессиональной области. Приехав в столицу, начав учиться в Гнесинке, я поняла, как далека от профессионализма, сколького не знаю, сколько еще мне надо учиться.
Моя преподавательница по вокалу Гелена Марцелиевна Великанова дала мне много ценных уроков не только по владению голосом, но и по актерскому мастерству. Она объясняла, как преподнести зрителю ту или иную песню, как нужно работать со словом. Мы занимались по многу часов.
Она говорила:
— Работа с вами для меня большая радость. Вы воспринимаете все, что я хочу до вас донести.
Мы с ней смеялись в песнях, плакали. Причем плакали обе!
Когда я уже закончила учиться, познакомилась с Шуйским и стала выступать под именем Валерия, Великанова позвонила мне и сказала:
— Происходит что-то странное. Вы на самом деле не такая.
Моя учительница в тот период все время утверждала: ей не нравится, что со мной делают. Она, умница, поняла: не я делаю, а именно делают со мной.
Это было позже. А когда я у нее училась, она предложила:
— Я дам вам все мои связи, телефоны всех моих знакомых композиторов. Я им расскажу о вас.
Записала я телефоны и стала всех методично обзванивать... Помню свою беседу с Алексеем Рыбниковым. Он мне сказал:
— Пока у меня ничего для вас нет. Если будет, позвоню.
Вежливо отказал.
Откликнулся композитор Владимир Газарян. Он предложил мне приехать к нему для разговора в Солнечногорск Московской области, где он жил.
Мы с Лёнькой долго-долго тряслись в электричке, еле отыскали его дом.
И вот мы у Газаряна. Нас встречает добродушный, гостеприимный армянин. Стол ломится от угощений — национальная кухня: долма и все такое.
Он мне показал несколько своих песен. А я ему своих — у меня при себе были записи.
И вот он с заговорщическим видом показывает одно свое сочинение:
— Может, ты захочешь это спеть?
А композиция была такая советская-пресоветская. По тем временам это было нормально: всех обязывали петь патриотические песни — без этого никуда было не пробиться. Но не «мое» это было произведение. Скорее оно подошло бы моему учителю Иосифу Давыдовичу Кобзону. Но я понимала: мне нужна была песня известного автора. Тем более у Газаряна был определенный вес, имя. Он мог для меня что-то сделать.
Песню я решила взять. Но как ее исполнить, чтобы она зазвучала современно? И мы решили сделать следующее.
Лёнька заимствовал беззастенчиво аранжировку у Джорджа Бенсона. Я ее раскрасила, переделала мелодию вдоль и поперек. От изначального варианта мало что осталось. Получился образец моего любимого джаз-рока.
Эта запись до сих пор у меня хранится. Недавно ее прослушала. Пыталась оторваться от впечатлений тех лет, оценить свою работу свежим глазом. Хорошо звучит.
Газарян, конечно, был в восторге. Он пытался нас пристроить на телевидение — связи у него были. Меня даже сняли для передачи «Песня года». Но это был только эпизод.
Кроме желания стать известным, признанным профессионалом, меня мучил вполне конкретный, бюрократический вопрос: получение московской прописки. Наиболее вероятным вариантом был такой: найти нормальную, серьезную работу по специальности, чтобы меня как ценного, незаменимого работника «пригласили» в Москву.
Гелена Марцелиевна познакомила меня со знаменитым конферансье Борисом Сергеевичем Бруновым. Благодаря ему я стала исполнять несколько песен с оркестром театра Эстрады. Я там была на хорошем счету. У меня до сих пор хранится афиша: «Выступает оркестр театра Эстрады. Солистка Алла Перфилова».
Композитор Марианна Шепф написала для меня песню. С помощью ее мужа Дмитрия Гафина (он брат банкира Александра Гафина) мне сняли первый в моей жизни клип. Это было наивное, абсолютно любительское видео. Клип на телевидение не взяли. Я продолжала исполнять песню Марианны Шепф с оркестром театра Эстрады.
ЧАСТЬ III
Шуйский
Дата добавления: 2015-07-11; просмотров: 70 | Нарушение авторских прав