Возрастание в любви

Все эти высокие и святые свойства любви ста-новятся возможными в реальности потому, что лю-бовь укоренена в вечности: «Любовь никогда не пе-рестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразд-нится» (1Кор, 13,8).Кажется, на первый взгляд, эта непреставаемость любви противоречит мысли того же апостола в другом месте о том, что в конце исто-рии «по причине беззакония иссякнет любовь многих». Но все же, во-первых, сказано «иссякнет», а не до конца упразднится. А во-вторых, эта «непреста-ваемость», главным образом, имеет отношение к вечности, а не к человеческой истории; а если и к человечеству в историческом бывании, то по причине веч-ного бытия. Бог есть любовь, и Его мир, Его царство, Его вечность есть мир, царство, вечность любви, и причастные тому миру - безусловно, причастны любви. И чем более восстанавливается падший образ и подобие Божие - человек - тем более он становится причастен вечности и любви. Бог есть любовь, и чем более кто причастен Богу, тем более причастен и любви. Божественный мир творе-ний, прежде всего, ангелов и человеков есть некое единое пространство и энер-гия живой любви и святости, и когда кто совершает грех, он в этом простран-стве Божественной любви совершает разрыв, как бы делает некую «дыру», ко-торую Богу необходимо заделать, порою человеческою же любовью. Именно на этом церковном знании и переживании основана, в частности, молитва за усопших; то есть, существует надежда на то, что молитва, как действие любви оставшихся в мире, преодолеет этот разрыв, совершенный некогда предками, и этой молитвой Бог как бы «заштопает дыру», сделанную в этом пространстве любви. От этого единства Божественно-человеческого мира любви обретают свои духовные возможности и силы к их реализации и те, кто по своим преж-ним склонностям был так далек от этого мира. Но и не меньшее значение этот мир имеет для тех, кто уже в нем живет. Живя в нем, они переживают на деле самую большую радость, какая только может быть: единения с Богом - едине-ния любви. Знающий - знает это не по абстрактной теории, но по неопределен-но-приятным сердечным ощущениям. Глубокие жизненные интуиции знания любви, обладающие великой реальностью, даже если они предметно-психологически с большой силой открылись для личности лишь однажды - в результате причастия Святых Тайн, покаяния, молитвы или просто от таинст-венного посещения Божия, уже никогда не забываются, а при ясном желании и твердой постановке задачи - неизбежно возрастают. Они не проявляются де-монстративно, но человек, узнавший их, знает, что чем больше он стремится жить Богом и Церковью, тем жизненней в нем это поле любви. Он знает это потому, что ему все дороже церковь и общая молитва в ней на Божественной Литургии. И для него уже беда - воскресный день без церкви. Он все больше живет миром Евангелия, Евангельских смыслов, образов и нравственных указаний; сами слова Евангелия все глубже и значительней про-никают в его ум и сердце; домашняя молитва из внешней, довольно скучной, но привычной обязанности, становится важным и дорогим содержанием его жизни; люди церкви постепенно все больше становятся его обществом, в кото-ром больше, чем где бы то ни было, он находит взаимопонимание; нравствен-ные основания христианской жизни все больше раскрываются в нем и стано-вятся его жизненными основаниями. И, может быть, ему непривычно и стыдно по смирению выговорить вслух, но в глубине сердца он уже, конечно, знает, что все это вместе и выражает его возрастание в любви. С еще большей самоочевидностью могут быть выражены признаки воз-растания любви к людям. И среди них первый, уже названный, - рас-ширяющееся сердце: чем большее число людей становится такому сердцу не-безразличными, тем больше оснований говорить о возрастании в любви. Неотъ-емлемая фаза в этом отношении - небезразличие к своему народу, а там и ко всему человечеству. Правда, обычно, чем большее число лиц захватывает такое сердце, тем менее интенсивными становятся выражения любви, и только вели-кие святые могли любить всех людей самой горячей любовью. Другим существенным и определяющим признаком возрастания любви наиболее является готовность к служению, прежде всего, ради спасения ближ-них, но и вообще служения на пользу ближнему, а также все усиливающаяся реальность молитвы за ближнего. Живая и сострадательная молитва обычно выражает высокую степень любви.

Любовь и молитва Молитва есть наиболее живое знамение любви к Богу. Вероятно, именно поэтому ни о чем больше в христианской, преимущественно, в православной ли-тературе не написано столько вдохновенных и содержательных слов, сколько о молитве. И потому молитва, как выражение христианской любви, выражает один из важнейших принципов нравственной жизни, понятный лишь в религи-озных рамках. В нерелигиозных реальностях молитва не только не имеет отно-шения к нравственной жизни, но и вообще довольно бессмысленна. С нравственных позиций молитва рассматривается в христианской лите-ратуре как выражение благодарения, прославления, покаяния, умиленного прошения и просто собственно молитва любви. Наиболее очевидна, обычна и чаще всего слышима простая молитва просьбы. Она менее всего ценна по нрав-ственной содержательности, но зато, как правило, личностно наиболее искрен-на и неформальна. Такая молитва, может быть, несколько корыстна, но она не ищет готовых словесных формулировок в каких-либо молитвенных сборниках; она - непосредственный продукт деятельности собственных сердца и ума. Она обычно «складывается» в результате ситуации, требующей разрешения, но не разрешимой собственными или вообще человеческими возможностями, и по-тому доступной только для сверхъестественного разрешения. Религиозно дей-ствующее сознание в поиске такого сверхъестественного разрешения пытается прибегать к помощи сверхъестественных, то есть Божественных сил, и такая попытка обычно и выражается u1074 в молитве. Понятно, что такая молитва тем ин-тенсивней, чем безвыходней ситуация, чем сердечней лицо чувствует не-обходимость выхода (например, смертельная болезнь единственного ребенка); и чем искренней и жизненней религиозная интуиция в надежде, то есть вера. Первые два условия почти не имеют отношения к нравственному содержанию жизни, третье же существенно не только для практического разрешения ситуа-ции, но и для нравственного понимания действительности. Невозможно молит-венно просить, если просящий хоть сколько-то не знает, что Бог, у Которого он просит, не только может исполнить по. Своему всемогуществу, но и хочет - по Своей любви.

Это переживание - в надежде - любви Божественной открывает ис-точники и для собственной ответной любви. Она становится особенно значи-мой и ощутимой, когда прошение исполнено Богом и душа человека, полу-чившего просимое, изливается в потоках благодарных чувств и переживаний. Эти чувства и переживания тоже могут иметь несколько корыстный характер, не только по причине надежды на исполнение будущих прошений, но просто потому, что эти молитвенные движения небеспричинны. Впрочем, эти чувства и их молитвенное выражение тем значительней и бескорыстней, чем менее они связаны с конкретным ответом на конкретно исполненное прошение. Они осо-бенно ценны, когда в них выражается благодарность за блага общего и посто-янного характера: за жизнь, за телесное и духовное здоровье, за воцерковление и очищение, за спасительные действия Божии, за Его Крест и любовь, за непре-станное переживание Его милостей, за хранение Им людей своих от возможных падений, вообще за все блага, которые душа чувствует, как полученные от Не-го. Основания последнего ряда, хотя и очевидны для всякого религиозного человека, остро переживаются немногими в их самостоятельных молитвосло-виях или, хотя бы в личных позывах к молитвословию. Обычно это люди, осо-бо религиозно одаренные. И потому, как в смысле словесного содержания мо-литв такого рода, так и по их побуждению чаще всего служат так называемые молитвенные правила, то есть определенные сборники молитв такого содержа-ния (например, молитвы вечерние и утренние). Эти молитвы составлены в раз-ное время святыми отцами и постепенно вошли в практическое употребление церковных людей. Содержание их так ярко и значительно, что некоторые свя-тые последнего временя (например, святитель Игнатий Брянчанинов) и не ре-комендуют никому заниматься составлением собственных молитв такого рода для себя из опасения, как бы не нашло в них, хотя бы отчасти, выражение соб-ственной духовной и нравственной нечистоты. Подобный же характер имеют по внутренним мотивам и сердечному со-держанию молитвы прославления и хвалы Бога. Они еще более бескорыстны, чем молитвы благодарственные, потому что не содержат никаких внутренних корыстных мотивов, и потому любовь к Богу в них должна проявляться более чистым образом. Обычным содержанием этих молитв является переживание творческой силы Божией, Его промыслительных действий, Его любви и, нако-нец, просто Его существования. Но даже молитвы покаянного содержания, т.е. наиболее личные по своему характерy, нe только занимают большое место в молитвословах (особенно, в вечернем правиле и в последовании ко святому причащению), но и рекомендуются как общеупотребительные гораздо больше, чем любые «собственные» молитвы. При всех личных и ситуационных разли-чиях конкретных поводов к покаянию, его общий смысл и содержание остают-ся одинаковыми для всех, а значит, и для всех может быть найдено общее сло-весное выражение, особенно, если иметь в виду вечер, как итог не безгрешного дня. В сущности, дело не в перечислении названий конкретных грехов, а в по-каянном их переживании. И никакие современные поэтическо-ораторские и чувствительные дарования не могут сравниться с подлинностью покаянного знания святых: от чего и от Кого своим грехом удалился человек, и к Кому он имеет надежду своим покаянием вернуться. И личная покаянная любовь к Отцу Небесному может для современного человека значить больше, чем в его благо-дарственно-хвалебных переживаниях. Во всяком случае - дается легче. И в этом отношении главная нравственная задача молящегося «по молит-вослову» состоит в том, чтобы уметь соединить свои собственные молитвенные мысли и чувства с мыслями и чувствами писанных молитв. И эта задача не та-кая уж простая, как может показаться на первый взгляд: слова писанных молитв так легко испаряются и уносятся из головы и сердца «молящегося», что «непа-рительная» молитва становится весьма редким даром. Голова и сердце обычно заняты иными, далекими от молитвы мыслями и чувствами, которые «посева-ет» в душе человека мир, диавол и собственные пристрастия. Таким образом, возвращение ума и сердца в слова произносимых молитв становится пусть не-значительным, но все же подвигом любви, потому что и здесь можно видеть преодоление себя ради Бога. По мере приятия от Бога дара молитвенной жизни - а что это именно бла-гой дар Божий - понятно из того христианского знания, что все благое даруется людям как «снисходящее от Отца светов» (Иак. 1, 17) - оказывается все менее нужным этот подвиг, потому что ум и сердце и сами собой живут в молитве, и она становится, по выражению некоторых отцов, «самодвижущейся». Именно такая молитва становится для христианина взыскуемой нормой, что и выражено в словах апостола Павла: «непрестанно молитесь» (Фес. 5,17). Это было понятно еще великим молитвенникам Ветхого Завета, более других - царю Давиду, душа которого, по его признанию, пребывала в Боге, «искала ли-ца Его» (Пс. 16,11) и «воздавала хвалу Ему» (Пс.33,2). Разумеется, это не озна-чает постоянное проговаривание вслух или про себя каких-либо молитвенных формул, но постоянное пребывание в молитвенном состоянии. Тогда молит-ва, по выражению отцов, становится «дыханием жизни». Но даже когда кто и достигал такого высокого уровня любви, при кото-ром душа всегда пребывала в молитвенных воздыханиях, то и такому молит-веннику порою необходимо было особое время и место для особой молитвы. Пример этому виден даже в жизни Богочеловека Иисуса Христа, Который по-рою удалялся от Своих учеников для уединенной молитвы. Но для того, чтобы молитва была благоуспешной, недостаточно соответствие внутренних пережи-ваний ума и сердца ее содержанию. Нужно еще и соблюдение внутренних усло-вий молитвы. Прежде всего, необходимо внутреннее знание, знание любви, что и в самой молитве человек несамостоятелен настолько, что он не знает даже, о чем надо ему молиться (Рим. 8, 26). Но это знание не печальное, а радостное, человек, по великому примеру знаменитой молитвы митрополита Филарета, призывает: «Сам во мне молись», либо душа почти бессловесно воздыхает: «Авва, Отче». Это-то и означает, что душа приняла любящий дух усыновления (Рим. 8,15), и от Него и ждет молитвы в себе. Это «смирение до зела» - чем больше, тем доступней к нему Призываемый в молитвах. Именно такое моле-ние духом (Еф. 6,18) и духовно по живому сродству с Духом Божиим, а потому и плодотворно, ибо результатом Его становится приятие даров Святого Духа. Особенно показательна по содержанию, по действию и результатом мо-литва Самого Иисуса Христа. Евангелие представляет для желающих учиться высочайшие ее образцы. Среди них высочайший из высочайших - моление в Гефсиманском саду, куда Иисус ушел после Тайной Вечери с тремя ближай-шими Своими учениками, в ожидании времени, когда Он будет взят Его врагами для последнего крестного пути. «И взяв с Собою Петра и обоих сыновей Зе-ведеевых, начал скорбеть и тосковать. Тогда говорит им Иисус: «Душа моя скорбит смертельно. Побудьте здесь и бодрствуйте со Мною». И отойдя немно-го, пал на лицо Свое, молился и говорил: «Отче Мой! Если возможно, да мину-ет Меня чаша сия; впрочем, не как Я хочу, но как Ты» (Мф. 26, 37-38). В этой молитве скорби большей частью обращают внимание на заключительные ее слова: «не как Я хочу, но как Ты». И на самом деле, в этих словах выражается огромная нравственная мощь, поразительное смирение, готовность к послуша-нию до конца, до смерти и бесконечная жертвенная любовь. Но невозможно и безумно предполагать, что ее начало выражает минутную нравственную сла-бость. Да не будет! Велика молитва, при которой проступают капли кровавого пота, как бы предвосхищая будущий терновый венец. И это молитвенное со-держание также поучительно, ибо в нем великий смысл борения со смертью, которое все равно должно завершиться победой жизни, потому что Бог есть жизнь. Главный результат этой молитвы - это исполнение Божественной воли и явление всепобеждающей любви, то есть крест. В частности же нравственное поучение этой молитвы есть то, что отцы выражают известной формулой: «кре-ста ни искать, но от креста не отказываться». Воля Божия по отношению к ве-рующим христианам всегда пронизана крестной любовью, и молящийся Христу должен знать, что когда он молится - он молится и о кресте для себя и для ближних своих. Пример Христа для верующих во имя Его состоит и в том, что молитва должна иметь как личный характер (ибо каждый человек одиноко предстоит Богу) так и церковный, ибо в церкви осуществляется тайна любви - в единстве многих, направленных к Богу. Совершеннейшая нравственная чистота Христа показывает Его ученикам, что одно из непременных условий верного предстоя-ния не молитве является нравственная чистота молящегося. Апостол Иоанн Бо-гослов об этом пишет так: «Возлюбленные! Если сердце наше не u1086 осуждает нас, то мы имеем дерзновение к Богу, и, чего не попросим, получим от Него, потому что соблюдаем заповеди Его и делаем благоугодное пред Ним» (1Ио. 3, 21-22). Таким образом, от нравственного уровня и состояния жизни человека зависят результаты его молитвы и, разумеется, не только в смысле конкретного «исполнения» Богом его просьб. Гораздо важнее, что по самому действию молитвы связь с Богом становится все более тонкой, сильной и любовной. Бог подлинно очищает душу молящегося и сотворяет ее световидной, по-тому что Бог есть свет. От простого постоянства и настойчивости в молитве («просите и дастся вам» Лк. 7,7) молящийся проходит путем любви к той вер-шине молитвы, когда само имя Господа запечатлевается в его сердце. В житии святителя Игнатия Богоносца говорится, что чаще всего на устах его было одно короткое слово: «Любовь моя распялася», а когда он умер в мучениях и враги вынули из его груди еще пульсирующее сердце, то увидели на нем как бы напи-санные два слова - Иисус Христос. Это запечатление в сердце сладчайшего имени Иисуса есть результат той высокой молитвы любви, которую преподоб-ный Симеон Новый Богослов и называет собственно богословствованием, ставя его выше всякого иного внутреннего делания, выше даже покаяния: «Кто бого-словствует, тот походит на человека, который проводит время в царских пала-тах, в светлом царском уборе, всегда находится близ царя, и от него самого слышит ясно повеления его и все, чего он хочет» («Деятельные и богословские главы»). Такое «молитвенное богословствование любви» предполагает живое единство с Господом Иисусом Христом, и помимо него и невозможно, как счи-тает тот же святой: «Если кто не содружился с Богом через Иисуса Христа во Святом Духе, то душа его не может молиться с разумным сознанием» (Там же). Такая молитва, совершаемая умом, может быть непрестанною, как учат святые отцы, и совершаться при всяком делании (кроме, разумеется, современ-ных умственных работ, когда ум слишком занят). «Та молитва, - пишет свят. Григорий Палама, - есть истинная и совершенная молитва, которая исполняет душу божественной благодатию и духовными дарами, подобно миру, которое, чем крепче затыкаешь сосуд, тем благоуханнейшим делает сосуд сей. Так и мо-литва, чем крепче заключаешь ее внутрь сердца, тем более она обилует божест-венною благодатию». Но само это заключение молитвы внутри сердца стано-вится возможным лишь при условии той работы сердца, которая у подвижников благочестия именуется трезвением (о котором говорилось в главе о внутренней работе), о чем пишет преподобный Исихий: «Рождается в уме нашем божест-венное некое состояние от непрестанного памятования и призывания Господа нашего Иисуса Христа. Если не будем не радеть о всегдашнем к Нему во уме молении, о непрерывном трезвении и о приставническом или привратническом деле (то есть своих пропускать, а чужих отгонять); но воистину одно и одина-ковым образом совершаемое всегда будем иметь дело призывания Иисуса Хри-ста Господа нашего, с горением сердца взывая к Нему, да даст Он нам причас-титься святого имени Своего, чтобы оно в сердце внедрилось» (Добротолюбие). И это памятование, и призывание, и трезвение и сами - суть действия молитвы любви. И эта молитва человеческой к Богу любви всегда есть результат приятия сердцем человека Божественной любви; а вместе с тем, будучи принятой и мо-литвенно действующей, она вновь с большей силой призывает любовь Божест-венную, как о том пишет преп. Макарий Великий: «Мария оставили все, села при ногах Господних и весь день благословляет Его. Видишь ли седение при ногу, превосходящее любовь?.. Если кто любит Иисуса и внемлет Ему как должно, и не просто внемлет, но пребывает в любви, то и Бог хочет уже воздать чем-либо душе той за любовь сию... Ибо и Марии, возлюбившей Его и сидев-шей при ногах Его, не просто дана награда, но от сущности Своей даровал Он некую сокровенную силу» (Добротолюбие). Это и есть сокровенная сила мистической любви, которая направленно стремится u1086 от личности к личности; от Личности Божественной к личности че-ловеческой; и в силу приятия и усвоения этой любви личностью человеческой, она в ней и действует и может выражаться с большой силой в молитвенных воздыханиях. Но не только в воздыханиях, а и в служении; или еще вернее ска-зать, молитва, с одной стороны, сама становится одним из видов служения, а с другой стороны, пронизывает собою всякое служение (ибо «без Мене не може-те творити ничесоже»), а когда человек привлекает Бога к своему деланию, то не иным каким способом, как молитвенным. Один из видов такого жертвенного служения и, по-видимому, главный, так и называется: богослужение. Оно, будучи преимущественно обществен-ным, имеет молитвенный характер и молитвенное содержание, так что даже чтение Евангелия приобретает молитвенный строй. Если же богослужение со стороны людей не исполнено духа любви, оно становится не более, чем упоря-доченной системой звуков, что и происходит порою при богослужениях. Молитвенная любовь связана со стремлением исполнить Божественную волю, о чем пишет Никодим Святогорец: «Надлежит тебе приступить к молитве с таким настроением, чтобы тебе желалось одной Божественной воли, а никак не своей собственной как в самом прошении, так и в получении просимого, чтоб и дви-жим ты был на молитву потому, что того хощет Бог, и услышан быть желал, опять как Он того хощет» («Невидимая брань»). Выстраивая свою внутреннюю жизнь подобным образом, человек неизбежно обнаружит, что и феноменологи-ческое ее содержание - поведение, словоговорение, выраженные внешним обра-зом отношения с людьми - так же связано с молитвой любви, если только все это не раскрывается как тип театрального лицемерия. Это особенно понятно и органично в молитве за ближних. В такой на-правленной молитве за ближних любовь выражается, может быть, даже более, чем каким-либо иным образом, именно в силу напряженности этого делания. Вообще можно сказать, что неформальная молитва за ближних есть u1073 без-ошибочный признак выстроенности христианских отношений на основании любви. И, наоборот, где такой молитвы нет, там в отношениях между людьми нет либо любви, либо христианства, либо и того и другого. Это совершенно по-нятно: в жизни каждого человека слишком часто встречаются обстоятельства, когда он не может справиться либо с ними, либо с самим собой, приходя в раз-рушительное состояние, и никто и ничто, кроме Бога, не может ему помочь. Ближние, видя эту ситуацию, включаются в нее своим деланием любви, то есть молитвой за ближних. Здесь только очень важно не навредить пристрастным характером своей молитвы. Наиболее беспристрастно и верно в своих интенци-ях любви одновременно и к Богу и к ближнему имеет молитва, имеющая про-стое содержание: «Да будет воля Твоя». К сожалению, не слишком часто имеет характер содержательной любви молитва, предметом которой оказывается не один только ближний, а, положим, целый народ. Видимо, страдания за целый большой народ почему-то не вызывают такой же остроты переживания, как, например, о больной дочери. Вместе с тем, опыт показывает, что когда такая молитва любви о народе совершается совместно, положим, общиной, то она и лично для каждого участника такого молитвования становится более остро и ответственно переживаемой, и тогда приходится говорить, скорее, о психологических, чем о нравственных причинах такого явления. В целом же общая мо-литва обычно переживается ее участниками более формально, то есть с мень-шей любовью (например, в церковном молебне), кроме тех случаев, когда все участники объединены одной общей внутренней задачей (например, исканием Божьей помощи в деле восстановления храма), но в таких случаях переживание любви к Богу оказывается не определяющим. Также, по-видимому, для многих еще представляется предметом научения - и то, лишь если такая задача ставит-ся - любовь к тем святым, к которым они обращаются как к своим предстателям в духовных и земных нуждах, когда прямое u1086 обращение к Богу почему-либо ка-жется недостаточным. В предании церкви, во всяком случае в писанной его части, этому вопросу всегда уделялось недостаточное внимание (тем более - в учебных пособиях по нравственному богословию), и поэтому этой теме еще предстоит, так сказать, встать на повестку дня. Наиболее естественным образом эта задача решается при обращении человека в его молитве к своему ангелу-хранителю. Церковь, сознавая необходимость такого общения любви человека со своим ангелом-хранителем, утвердила типы молитвенных обращений в ве-чернем и утреннем молитвенных правилах. Такое общение любви с небесными силами - естественно, потому что церковь знает, что каждый ангел-хранитель безусловно, любит ту человеческую личность, которую он послан Богом охра-нять. Это хранение и есть хранение любви, ибо такова природа сотворенных Богом ангелов-хранителей и потому что люди по дарованной им Богом свободе в своем падшем состоянии могут легко склоняться ко злу. Служение ангелов в том и состоит, чтобы своей любовью, не требующей ответа, неусыпно предо-хранять человека от падений, а падших через их покаяние вновь стремится воз-вести к нравственному достоинству в делании любви. И чем более человек чув-ствует эту материнскую заботу своего ангела, тем естественней обращается к нему в молитве любви. Чем больше нечувствие к духовному небу - небу любви, тем менее реальна в своей неформальности такая молитва. Но это нечувствие может уменьшаться в силу реальности участия в Божественной литургии, кото-рая, по известному святоотеческому образу, есть небо на земле.

Любовь и Евхаристия Божественная литургия в земных условиях, в церкви есть высшее осуществление любви, преж-де всего - любви Божественной. Любовь Божест-венная питает подлинным телом и кровию Сына Божия верных Ему людей, решившихся на участие в Евхаристии. Любовь Бо-жественная, возведшая однажды на крест Сына Божия, не перестает в литургии возводить Его на Голгофу - «и абие изыде кровь и вода». Любовь Божественная не перестает низводить Сына Божия, по Его же любви к верным Своим, в сей мир, в церковь, где вечность соединяется с временной жизнью. Любовь Божия осуществляет свое действие в условиях ответной любви человеческой, иначе чудо не совершается - «по неверствию их». Вся литургия - непрекращающееся действие Божественной любви, но и к человеческой любви она тоже взывает. Литургия начинается возгласом священника: «Благословенно царство Отца и Сына и Святаго Духа», как бы и открывающего вход в это царство, все содержание которого - любовь, и члены этого царства - участники Божествен-ного пира любви, а не успевший или пренебрегший облачиться в брачные оде-жды, не стяжавший хотя бы начальных интенций любви оказывается из-вергнутым из этого пира, даже если телом своим он присутствует на литургии. «Возлюбим друг друга», - призывает возглас перед началом Евхаристии, глав-ной части литургии, и это тоже - не просто призыв, но указание на то условие, при котором только и может совершиться литургия - общая взаимная любовь. «Благодать Господа нашего Иисуса Христа, и любы Бога и Отца, и причастие Святаго Духа буди со всеми вами» - такое благословение Отеческой любви пребывает на всех верных во все время совершения литургии верных. И никто не смеет и не может отказаться от факта этого благословения, и оно не может не пребывать действенно на всех молящихся. Но «действенно» и означает - и в них действовать, и таким образом, любовь действительно пребывает в их сердцах. И обычно - некое чувство молящихся сердец прямо свидетельствует об этом, хотя внешне-психологический факт такого свидетельства и не обязате-лен. «Со страхом Божиим, верою и любовию приступите», - таков был в древ-ности призыв к причастникам при выносе чаши, и если теперь слово «любовь»

и выпало, то, видимо, мысль церкви при этом заключалась в том, что страх Бо-жий и вера совместно предполагают и любовь. Все движение литургии - это переживание прославления и благодарения. Недаром же само таинство называется ев-харистия (в переводе с греческого - благодать, благой дар, благодарение). В начале самой Божественной литургии поются так называемые антифоны, обычно как раз и выражающие переживание хвалы и благодарения (псалмы: «Благослови, душе моя, Господа» и «Хвали, душе моя, Господа»). И далее нет другого такого слова, которое бы так же час-то повторялось в ходе литургии, как «благодать» и «благодарение». И это по-нятно. Все православное богослужение в его известных кругах - суточном, не-дельном и годовом - представляет собой то же кружение любви, что и в Боже-ственной литургии, во-первых, потому что все остальное богослужение являет-ся подготовкой к литургии, во-вторых, потому что оно есть служение Богу, а такое служение всегда есть жертвенный акт любви, а в-третьих, потому что со-держание этих служб (прославление Бога, Пречистой Его Матери и святых) - есть содержание дара любви. Осознать любой Божественный дар как дар и дар именно благой можно только любовью. Ответить на благодать Божию своею благодарностью можно только любящим сердцем. Сердце не любящее закрыто для благодарности. И, наконец, само причащение святых Христовых Тайн, без которого не может быть Божественной литургии, есть вкушение огня Божественной любви. В этом вкушении должно перегореть - «ибо Бог есть огнь поядающий» - все нечистое, скверное, пошлое, низкое. (Разумеется, факты не всегда свидетельствуют о том, что все причастники вполне осознают чистую цель - соединиться в причастии со святой Божественной любовью и войти u1074 вполне в ее жизнь. Нередко по не-глубокому религиозному сознанию на первое место выходят далеко не столь высокие духовно-нравственные мотивы). Наконец, Божественная литургия есть переживание любви и любовью, потому что она наиболее жизненным образом соединяет многих в единстве жизни Божественной, и это единение ничем иным, кроме любви, быть не может. «Возлюбим друг друга» (не только Бога), - призывает Божественная литур-гия. И многие не только здесь и сейчас молящиеся за этой службой, но и дру-гие не только здесь и не только сейчас единятся Богом в этом таинственном, но знаемом таинственной жизнью душ акте любви. Сердце человека, участвующе-го в таинстве Евхаристии, принимает новое, святое содержание жизни, и освя-щающее действие чистейшей любви распространяется на всех и, прежде всего, на причастников этого таинства. Становясь через причастие жизни Христовой царем и священником, причастник и кругом себя встречает царей и священ-ников (1Петр. 2,9) и вместе с ними совершает царское и священническое слу-жение любви. И все вместе они становятся единым телом любви. Так велика Евхаристия! Принимающий частицу Тела Христова становится Телом Христо-вым и входит членом в Тело Христово - святую Церковь «прикровеннейшим образом».

Дата добавления: 2015-07-10