|
Читайте также: |
определенных ответов на такие умозрительные вопросы.
8. Связь между наукой и богатством
На Западе наука и промышленные технологии всегда образовывали различные, легко
различимые и все-таки здесь и там соединяющиеся между собой, подпитываемые из
одних источников потоки. Эти разделенность и взаимосвязанность были жизненно
важными условиями вклада технологий в экономический рост.
Запад обошел другие общества в области систематического исследования природных
явлений учеными, специалистами в различных областях знаний -- то есть наукой
-- ко временам Галилея, скажем к 1600 году. С тех пор этот разрыв
увеличивался. Но богатство западных обществ еще и следующие 150 или 200 лет не
так уж внушительно превышало богатство прежних веков или современников.
Очевидно, связи между экономическим ростом и научным лидерством не такие
простые и тесные.
Не только время разделяет научный и экономический прогресс Запада, но и то,
что примерно до 1875 года или даже позднее экономически значимые технологии
появлялись в результате усилий людей, не являвшихся учеными, а зачастую даже
не имевших существенной научной подготовки. Если не считать химиков, которых
привлекали для проведения анализов и измерений в некоторых промышленных
процессах, ученые не имели никакой связи с промышленностью.
Ситуация изменилась в конце XIX века. К тому времени развитые фундаментальной
наукой объяснения электрических, химических и других природных явлений стали
совершенно недоступны здравому смыслу сколь угодно одаренных, но
неподготовленных изобретателей, да их нельзя было и выразить без языка
математики. Большей частью эти научные объяснения никак не были связаны с
экономическими потребностями. Очень редко они были прямо приложимы в
хозяйстве, да и возникали в довольно-таки автономной научной сфере, в среде
университетских и независимых ученых, в целом работавших совсем не ради
богатства. Извлечение новых или усовершенствованных продуктов из изотерических
научных объяснений стало делом ученых-прикладников, усилия которых
стимулировались и формировались оценками потенциальной экономической ценности
их труда.
Было бы ошибкой предполагать, что эксплуатация этих новых интеллектуальных
ресурсов представляла собой просто автоматическую реакцию хозяйственного
сектора на созревшие плоды науки. Ни на Западе, ни в других обществах не было
в обычае использовать в хозяйственной практике идеи, возникшие за пределами
этой практики. Китай никоим образом не представлял исключения. Данные
Аристотелем и его последователями объяснения естественных явлений не
использовались в горном деле эллинского мира, в его торговле, транспорте,
сельском хозяйстве, военном деле, строительстве или производстве. На
постфеодальном Западе ситуация первоначально была почти такой же. Идеи
фундаментальных наук, развивавшиеся примерно с 1600 года, 275 лет искали выход
к промышленному применению. Здесь и там сверхобычно восприимчивые
промышленники обнаруживали возможность привлечь ученого. Но по большей части
на Западе, как и повсюду, наука и промышленность существовали словно в разных
мирах. Практические люди не нуждались в научном видении мира -- отношение,
часто вполне взаимное.
Можно считать разумным то, что на протяжении большей части человеческой
истории промышленность не обращала большого внимания на научные объяснения:
они были скорее воображаемыми, чем истинными. При этом возникают два
объяснения роли технологий в экономическом росте Запада. Во-первых,
фундаментальные науки Запада создали объяснения природных явлений, обладавшие
беспрецедентным потенциалом практического применения, -- достижение, которое
можно отнести частично на счет гениальности западных ученых, а частично есть
результат ограниченности экспериментального метода, который вынуждал эти
объяснения быть ближе к реальности, чем в других, менее экспериментальных
науках. Во-вторых, Запад перекинул мост через традиционную пропасть между
наукой и хозяйством и использовал науку для целей экономического роста.
Этот мост удалось построить благодаря тому, что Запад развил особую систему
инноваций сначала на уровне фирмы, а затем и на уровне всей хозяйственной
жизни. Один конец этого моста представлял собой научно-исследовательские
лаборатории, изобретенные для применения научных методов и знаний в решении
коммерческих проблем, а другой -- потребительское использование продуктов и
услуг, воплощающих это знание. Уникальность Запада в том, что он сумел
соединить под одним управлением, с общими целями и стимулами центры научного
знания и традиционные деловые структуры, с их функциями производства и сбыта.
Такая структура имела достаточно шансов продемонстрировать свои возможности в
качестве инструмента роста, поскольку она возникла в период, когда в западных
странах экономика пользовалась еще достаточно большой автономностью. Она
являлась эффективным инструментом выявления новых ситуаций, в которых наука
могла оказаться полезной для потребителей -- и сама могла получить от этого
выгоду. Соединив в рамках обычного предприятия ученых и менеджеров, она
сделала более ощутимой возможность изменений, уменьшила риск
экспериментирования и увеличила возможную прибыльность изменений. Благодаря
этому изменение и рост заняли более видное место в системе целей и стимулов
западного хозяйства.
Мы рассмотрим, как возник этот мост. Затем мы затронем некоторые факторы,
обусловившие успех Запада в фундаментальных и прикладных науках, и их роль в
экономическом росте. Наконец, стремясь выявить источники уникального
экономического роста Запада, мы кратко рассмотрим некоторые аспекты политики
незападных обществ, которые вполне могли заблокировать вовсе или сильно
замедлить процесс инноваций.
Промышленная наука, до 1875 года: эра химии
Западная промышленность всегда использовала научные объяснения и научное
знание, хотя и с задержкой и только в той мере, в какой наука позволяла решать
промышленные проблемы: изобретение новых продуктов и нахождение более
экономичных методов производства. Тем не менее, к началу XIX века большая
часть промышленных технологий, включая созданные промышленной революцией, были
продуктом усилий ремесленников и инженеров, не имевших научной подготовки.
Судостроение, машиностроение, архитектура, горное дело, плавка металлов,
прядение и другие отрасли промышленности 1800 года основывались на опыте, на
здравом смысле и на традициях ремесла. Они достигли важных успехов в развитии
собственных технологий, но все это еще оставалось частью ремесла и не было
элементом большей структуры технологического знания. Они уже позаимствовали
кое-что у науки двух предыдущих столетий, но пока еще немного.
Различия между донаучным и научным развитием можно проиллюстрировать на
примере пищевой промышленности, чрезвычайно важной для урбанизированного
общества. Возникновение урбанизированного общества создало потребность в
консервировании пищи, с тем чтобы ее можно было транспортировать на дальние
расстояния, хранить для продажи, а затем -- прежде чем ее съесть -- хранить у
потребителя. В 1810 году парижский кондитер Николае Апперт изобрел
консервирование, то есть сохранение пищи в стеклянных банках, выдерживавшихся
в кипящей воде, а затем наглухо запечатывавшихся. За это он получил
учрежденную в 1795 году Наполеоновским обществом поощрения промышленности
премию в 10 тыс. франков. Интерес учредителей премии был в снабжении армии
продовольствием, но снабжение городов представляло схожие проблемы. Апперт
использовал стеклянные упаковки; покрытые оловом жестяные банки начали
использовать только двумя десятилетиями позже, в 1830-х годах.
Ни Апперт и никто другой не могли объяснить, как работал этот процесс. Научное
объяснение появилось много позже. В 1873 году Пастер открыл роль
микроорганизмов в порче продуктов; в связи с этим возникла наука
бактериология. Получив это знание, химики, биохимики и бактериологи начали
изучение множества факторов сохранения продуктов питания: их состав, условия-
хранения, роль определенных микроорганизмов, их концентрацию и
чувствительность к температуре, кислороду, питательной среде, присутствию
замедлителей роста. На место вдохновения или удачи, которые сделали Апперта
изобретателем этого процесса, ученые поставили анализ, измерение и проверку.
За этим последовало постепенное создание пригодных для консервирования сортов
овощей и фруктов, а также накопление знаний об отношениях между свойствами
подлежащих консервированию овощей и фруктов, процессами консервирования и
вкусовыми и питательными свойствами конечного продукта. В свою очередь, это
знание подтолкнуло селекционеров и генетиков к созданию новых сортов овощей и
фруктов, наилучшим образом отвечающих требованиям пищевой промышленности.
Химия первой из наук нашла широкое применение в промышленности. В XIX --
начале XX века химические исследования были самыми важными, и здесь впервые
были получены результаты, несомненно, полезные для промышленности. Эта древняя
наука, восходящая к опытам средневековых алхимиков, добилась существенного
прогресса в объяснении химических явлений только в начале XIX века, когда
английский химик Джон Дальтон предложил атомарную теорию. В 1860-х годах
работы Дмитрия Менделеева завершились созданием его Периодической таблицы
элементов, что способствовало систематизации научного понимания химических
процессов, основанного на атомарной гипотезе Дальтона.
Химия использовалась для анализа свойств важных в коммерческом отношении
веществ, в том числе руд и металлов. Благодаря этому она была полезна как для
покупателей, так и для продавцов. Ее можно было использовать и для анализа
традиционных производственных процессов ради лучшего понимания их природы и
возможностей их совершенствования. Так что едва ли удивительно, что первые
исследовательские лаборатории в промышленности Соединенных Штатов были созданы
химиками: Чарльзом Т. Джексоном в Бостоне в 1836 году и примерно тогда же
Джеймсом Ч. Бутом в Филадельфии [Daniel Boorstin, "The Social Investor:
Inventing the Maret", chap. 56, The Americans: The Democratic xperience (New
York: Vintage Books, 1974), pp. 538--539]. Эти лаборатории не были тесно
связаны с химическими фабрикантами и походили на современные независимые
исследовательские лаборатории. Полувеком позже, в 1886 году Артур Д. Литтл и
еще один химик открыли в Бостоне консультационную лабораторию. В Германии
промышленные химические лаборатории возникли только к концу XIX века.
Первая стадия применения науки в промышленности состояла в тестировании,
измерении, анализе и количественном описании уже существовавших процессов и
продуктов. В сталелитейной промышленности научное тестирование и измерения
прижились очень просто. Когда в Виандотте, штат Мичиган, в 1864 году запустили
первый в Соединенных Штатах бессемеровский конвертер, рядом с ним разместили
химическую лабораторию, измерявшую состав руды, поскольку опыт Англии показал,
что продукция этих конвертеров очень чувствительна к небольшим колебаниям в
химическом составе руды. Железные дороги также были озабочены долговечностью и
надежностью чугунных, а затем и стальных рельсов. Пенсильванская железная
дорога создала химическую лабораторию в Алтуне в 1874 году, а Барлингтонская
железная дорога -- в 1876 году.
Эндрю Карнеги был первым сталепромышленником, взявшим на работу химика. Д-р
Фрик занялся определением содержания железа в руде месторождений, снабжавших
заводы Карнеги. Биограф Карнеги цитирует его слова:
Мы нашли... ученого немца д-ра Фрика, и доктор открыл нам поразительные
тайны. Оказалось, что руда с отличной репутацией содержала на 10, 15 или 20%
меньше железа, чем предполагалось. Мы обнаружили, что месторождения с плохой
репутацией дают руду превосходного качества. Хорошее оказалось плохим, а
плохое -- хорошим, и все перевернулось кверху дном. Девять десятых всех
неясностей с выплавкой чугуна исчезли под жарким солнцем химического знания.
Какими дураками все мы были! Но мы могли утешаться тем, что оказались не
такими глупцами, как наши конкуренты....Они продолжали твердить, что не могут
позволить себе содержать еще и химиков уже годы спустя после того. как химия
стала руководить нами. Если бы они знали истину, они поняли бы, что не могут
себе позволить обходиться без химиков. [H. Livesay, Andrew Carnegie (Boston:
Brown and Company, 1975), p. 114]
Цементная промышленность также одной из первых завела промышленные
лаборатории. Бетон -- далеко не новый продукт; его использовали еще римляне.
Но только в конце XIX века начался систематический химический анализ состава
сырья, используемого при производстве бетона: извести, песка, глинозема, окиси
железа, различных примесей. Затем все это испытывалось в разных пропорциях.
[Основные компоненты -- трисиликат кальция, дисиликат кальция и триалюминат
кальция, которые так повышают качество портланд-цемента. -- удалось выявить в
результате обширных исследовании, в ходе которых были изготовлены и испытаны
всевозможные пропорции смесей извести, глинозема и песка. (G. A. Rankin,
"Portland Cement", chap. 15, in H.. Howe, ed., Chemistry in Industry, New
York: Chemical Foundation, 1925, vol. 2, p. 271)] Химики научились создавать
особые сорта цемента, отвечающие конкретным требованиям пользователей;
преодолевая неудачи, они пришли к более глубокому пониманию материала и его
свойств. Здесь обычная связь между наукой и практикой была обратной:
понимание шло по следам опыта. Результатом было расширение использования
бетона в американском строительстве, так что со временем бетона стали
использовать больше (по весу), чем всех остальных строительных материалов
вместе взятых.
По подсчетам Давида Моуери, в американской промышленности к 1989 году были
созданы 139 исследовательских лабораторий и 112 из них были в перерабатывающей
промышленности; к 1918 году возникли еще 553 лаборатории [David Mowery, "The
mergence and Growth of Industrial Research in American Manufacturing,
1899--1945", Ph. D. diss., Stanford University, 1981, p. 51]. На первых этапах
главным их делом было изучение уже используемых в отрасли материалов и
процессов. Подобно д-ру Фрику из компании Карнеги или химикам в цементной и
мясоконсервной промышленности, они анализировали, измеряли и
стандартизировали. Они испытывали и сортировали материалы, замеряли их
характеристики и соотносили результаты замеров с требованиями процессов
переработки. Их работа захватила и другие отрасли: сельское хозяйство,
фармацевтику, мукомольную промышленность, сооружение дамб, мостов и тоннелей
и, конечно, химические отрасли -- изготовление красок, бумаги и
нефтепродуктов.
Эти лаборатории поставляли главным образом информацию, а не изобретения или
новое научное понимание, но с их помощью, например, всего за сорок лет, с
конца гражданской войны до 1905 года, срок службы рельсов увеличился с двух
лет до десяти, и они приобрели способность выдерживать вагоны весом не восемь
тонн, а семьдесят. Очень немногие новые технологии сыграли такую же роль в
экономике.
Помимо понимания существа процессов и проблем традиционных промышленных
технологий химики XIX века создали новые, очень ценные в коммерческом плане
продукты. Одно из важнейших открытий было сделано случайно. В 1856 году
английский химик Уильям Генри Перкинс случайно синтезировал из анилина,
получаемого из угольного дегтя, блестящую розовато-лиловую краску. Его
открытие оказалось особенно плодотворным для Германии, где оно стало основой
большой лакокрасочной промышленности, а также подтолкнуло исследование свойств
органических молекул (углеродных соединений). В XX веке на основе органической
химии получили развитие промышленность синтетических материалов и современная
биохимия.
Исследования в химических лабораториях были нацелены на изучение широчайшего
спектра материалов. Нередко простейшим путем совершенствования продукта
является улучшение исходных материалов. В некоторых отраслях качество
продуктов растет с повышением температуры и давления, используемых в процессе
производства, -- и волей-неволей возникает проблема подыскания металлов и
керамики, способных выдерживать высокие давления и температуры. Именно в этом
причина того, что металлургия стала ключом к совершенствованию паровых котлов,
двигателей, а позднее и паровых турбин. Те же требования к давлению и
температуре были важны для совершенствования двигателей внутреннего сгорания,
реактивных двигателей в авиации и в ракетостроении. Другим достижением
химического исследования веществ стало открытие эпохи пластмасс и
синтетических материалов.
Наша собственная эпоха сформирована исследованиями материалов. Лаборатории
компании "Белл", принявшей нынешнюю свою форму в 1925 году, начали программу
исследований по повышению надежности и срока службы вакуумных ламп, бывших
основой тогдашней телефонной сети. Частая замена ламп обходилась дорого, а во
многих случаях менять их было крайне сложно и неудобно. Наконец в 1940 году
физик Уильям Шокли и его сотрудники из лаборатории компании "Белл" попытались
использовать в электронных усилителях не вакуумные лампы, а полупроводниковые
устройства. Их решение привело к прогрессу в понимании того, как движутся
потоки электронов в полупроводниках через "дыры" в их кристаллической
структуре. Хотя эти исследования начались с весьма практических проблем
повышения надежности телефонной связи, результатом оказался вполне
фундаментальный вклад в науку, удостоенный Нобелевской премии.
Промышленные технологии: использование физики
Еще прежде того, как Дальтон нашел подход к систематизации химического знания,
физики достигли важных результатов, хотя это знание было такого рода, что
яснее было, как использовать его в астрономии, -- а не в повседневной жизни.
Только после 1875 года физика начала влиять на промышленные технологии.
Но семена будущего влияния были посеяны раньше. В начале XIX века исследования
электричества привели к ряду открытий, имеющих фундаментальное значение для
современной физики. Были открыты электрический ток, гальванические батареи и
явление электромагнитной индукции. Сэмюэл Ф. Б. Морзе нашел им практическое
применение в телеграфе уже до гражданской войны в Америке. После гражданской
войны Томас Эдисон, Джордж Вестингауз, Элия Томсон, Чарльз Стейнметц и многие
другие нашли применение электричеству в освещении и во многих других областях,
а в 1890-х годах в промышленности начали использовать электродвигатели.
Позднейшие исследования электричества стали частью истории современной
теоретической физики. В 1864 году Джеймс Кларк Максвелл, исходя из
математических вычислений, предсказал существование электромагнитных волн.
Густав Герц в 1886 году экспериментально подтвердил утверждения Максвелла, а в
1895 году Вильгельм Конрад Рентген открыл Х-лучи. В том же году Гуглельмо
Маркони использовал волны Герца для передачи по беспроволочному телеграфу.
Семнадцатью годами позже аппаратами Маркони были оборудованы уже столько судов
в Северной Атлантике, что было кому броситься на помощь к гибнущему Титанику.
Эдисона признают пионером в организации потока изобретений в области связи и
электричества, прежде всего имея в виду созданную им в 1876 году в
Менло-Парке, штат Нью-Джерси, "фабрику открытий", в которой работало
пятнадцать сотрудников. Эдисон был телеграфистом, когда он в возрасте 21 года
получил первый патент на звукозаписывающий телеграф. Изобретение не имело
коммерческого успеха. Но Эдисону принадлежат и более ценные изобретения в
телеграфии, в том числе созданная в 1874 году система, позволившая компании
"Вестерн Юнион" передавать одновременно по два сообщения в каждом направлении,
что повысило пропускную способность линий в четыре раза [Boorstin, The
Americans, p. 529].
Лаборатория в Менло-Парке погрузилась в создание системы электрического
освещения. Дэниел Бурстин подчеркивает, что Эдисон изобрел не просто
электрическую лампу, а систему домашнего освещения и создал компанию для ее
производства и сбыта. Система включала станцию-генератор (динамо), подводку
напряжения к дому или офису и провода, переключатели, розетки и патроны для
использования электричества [там же, с. 533--535].
Лаборатория Эдисона зримо использовала научное знание в промышленных целях и
тем самым вдохновляла и поддерживала множество независимых изобретателей. Ее
изобретения всегда тщательно учитывали возможности сбыта, и это понятно:
фабрика не выживет, если ее продукты не раскупаются. Но у лаборатории в
Менло-Парке последователи нашлись не очень быстро: только через 25 лет начали
возникать исследовательские лаборатории в промышленности. Германская
химическая промышленность, бывшая практически монополистом в производстве
красок, начала создавать собственные исследовательские лаборатории только в
1890-х годах. [Краткий обзор развития в Германии см.: J. J. Beer, The
mergence of the German Dye Industry (Urbana: University of Illinois Press,
1959).]
В 1892 году "Дженерал Электрик" поглотила компанию Эдисона, сохранив при этом
Чарльза Стейнметца в качестве инженера-консультанта. Стейнметц получил
образование в области математики, электричества и химии в университетах
Германии. Он эмигрировал в Соединенные Штаты в 1889 году из-за своей
приверженности к социализму, вызвавшей трения с властями. Стейнметца
интересовали, прежде всего, математика и теория электричества, где он и
добился наибольшего. В качестве независимого изобретателя он запатентовал
более двухсот изобретений. Немного позднее, в 1900 году "Дженерал Электрик"
наняла преподавателя химии из Массачусетского технологического института
Виллиса Р. Уайтни для организации постоянной исследовательской лаборатории
[Boorstin, The Americans, pp. 540--542]. Интерес к химии отчасти объяснялся
необходимостью улучшить материалы для нитей накаливания, чтобы сделать их
конкурентоспособными с производимыми в Германии.
После 1880 года расстояние между чистой наукой и промышленностью уменьшилось,
если судить по тому, что интервал между научным открытием и его коммерческим
применением начал сокращаться. Фарадей открыл электромагнитную индукцию в 1831
году, но только через полвека трансформаторы и электродвигатели стали важным
коммерческим продуктом. В бессемеровском конвертере использованы знания о
химии сталеплавления, полученные за полвека до этого. Но уже Маркони нашел
применение волнам Герца, через девять лет после открытия. Рентгеновские лучи
нашли применение в медицине еще быстрее.
К началу XX века прикладная наука явно развернулась в сторону создания новых
продуктов и процессов. Дистанция.между фундаментальными и прикладными науками
становится исчезающе малой. В последние годы электронная промышленность
настолько успешно реализовывала научные открытия, что вопрос теперь во времени
освоения производства. Одной из хороших иллюстраций того, как прикладная наука
временами опережает фундаментальные исследования, служит работа лаборатории
"Белл", предпринятая с чисто коммерческими целями и заслужившая Нобелевскую
премию за потрясающе интересное открытие остаточной радиации большого взрыва.
[Открытие было результатом попытки найти источник помех в системе спутниковой
связи. Созданный для этого приемник был использован "для вполне прозаичного
наблюдения за источниками радиоволн, расположенных за пределами плоскости
нашей галактики". James S. Trefil, The Moment of Creation (New York: Charles
Scribner's Sons, 1983), p. 16. "Пензиас и Вильсон обнаружили,...что в
принимаемых ими сигналах было необъяснимо много "шумов", вроде хлопьев на
экране или атмосферных помех в радиоприемнике. Они ухлопали массу времени на
то, чтобы избавиться от этого сигнала, поскольку были уверены, что он не
приходит сверху, а создается в самом приемнике... Но какие бы внешние
воздействия они ни устраняли, посторонний сигнал сохранялся..." Там же.
"Наконец пришли к заключению, что этот шум представлял собой остаточную
радиацию большого взрыва." Другое популярное описание открытия см.: Joseph
Silk, The Big Bang (San Francisco: W. H. Freeman & Company, 1980), pp.
75--77.]
Естественные науки: видимое, невидимое и профессионализация
Технологии конца XIX века завершили начатое химиками изменение отношений между
фундаментальной наукой и промышленными технологиями. Стоит рассмотреть природу
этого изменения.
Пока основой промышленных технологий был видимый мир механики, где
причинно-следственные связи доступны непосредственному наблюдению,
совершенствование технологий осуществлялось почти исключительно усилиями
ремесленников, которые были, конечно же, более настойчивыми, одаренными и
изобретательными, чем большинство их современников, но ни в коем смысле они не
были людьми науки. Есть обрывочные (и только обрывочные) исторические сведения
о вкладе ученых в развитие керамического и текстильного дела, в сельское
хозяйство, в мелиорацию земель, в развитие водяных колес и ветряных мельниц, в
горное дело, металлургию, металлообработку, в изготовление плугов, в
архитектуру, строительство, в производство часов, оружия, доспехов, упряжи,
седел, стремян, повозок, карет, инструментов, в производство красок,
оптических стекол, в судостроение, в искусство навигации и печати -- короче
говоря, во все то, что антропологи назвали бы предметами материальной
культуры. Даже заимствование из других культур -- китайской, индийской или
исламской -- гораздо чаще осуществлялось торговцами или солдатами, а не
учеными: арабскую систему счисления, которая была одним из самых значительных
примеров культурного заимствования, принес на Запад купец Леонард из Пизы.
Примерно с 1875 года фронт промышленных технологий Запада начал смещаться от
видимого мира рычагов, шестерен, эксцентриков, шатунов, осей и коленчатых
валов к невидимому миру атомов, молекул, электронных потоков, электромагнитных
волн, индукции, магнетизма, амперов, вольтов, бактерий и вирусов. В результате
изменился главный источник совершенствования промышленной технологии. Новым
источником стала система взаимных связей между работой ученых в
фундаментальных науках, располагающих значительной автономией, стремящихся к
знанию ради самого знания и получающих средства в виде грантов и субсидий, не
связанных напрямую с экономической ценностью исследований, с одной стороны, и
работой ученых-прикладников, работающих внутри хозяйственного сектора и
получающих средства в соответствии с экономической ценностью их работ -- с
другой.
Считается, что научный метод был изобретен Галилеем и Бэконом в начале XVII
века. Основным в их подходе было подчеркивание фундаментальной важности
наблюдения, эксперимента и рассуждения как пути к истине, а Галилей, также,
использовал эксперимент для демонстрации ложности принятых тогда теорий. Но
ремесленник легко осваивал здравый смысл предлагавшегося подхода к
Дата добавления: 2015-07-10; просмотров: 45 | Нарушение авторских прав