23 страница. — Сначала я должен вас записать, — ответил Гейдж, просматривая на ходу свой журнал

— Сначала я должен вас записать, — ответил Гейдж, просматривая на ходу свой журнал. — Вас… десятеро?

— И на последнем посту остались еще три сотни, — ответила Кира. — Они подойдут завтра.

— Ого. — Гейдж перевернул еще несколько страниц, посмотрел на одну из них, а затем жестом привлек внимание своего помощника. — Скажи Кайлу, чтобы открыл номер двенадцать в западном районе. Начнем размещать их там. — Мужчина побежал вперед, а Гейдж задал новоприбывшим еще несколько вопросов: сколько у беженцев с собой еды? Сколько раненых? Сколько тех, кто может заботиться о больных или управлять лодкой?

Кира приободрилась тем, что эвакуация проходит столь эффективно, но уровень ее беспокойства не уменьшился: эффективность совершенно не означала безопасность. Девушка ускорила шаг, подгоняя Гейджа. Мужчина провел их через снежные, покрытые копотью улицы к старому складу стройматериалов, находящемуся в центре города. Здесь беженцы устроили командный центр. Гару находился внутри.

— Кира! Маркус! — Молодой человек бегом приблизился к ним и обнял. — Мэдисон будет так рада, что вы живы. Они с Арвен уже переправились: мы не хотели рисковать жизнью девочки, она сейчас практически талисман всего нашего вида. — Гару посмотрел на Херон и остальных, и его голос посерьезнел. — С остальными из вас я не знаком, но добро пожаловать в Бризи-Поинт. Мы считаем, что для завершения переправы нужно еще как минимум четыре дня, но мы уже отправили разведчиков в южном и западном направлениях, чтобы разведать лучшие маршруты… Не двигаться! — внезапно приказал он и так быстро выхватил свой пистолет, что Кира едва заметила это. Гару смотрел на Сэмма, прицелившись из пистолета ему прямо в грудь. — Черт, Кира, ты привела с собой Партиала?

— Нескольких, — твердо ответила Кира, глядя, как группа изумленных часовых подняла оружие. — Гару, в нашей группе Партиалов большинство, включая и меня.

Гару сделал шаг назад, чтобы взглядом охватить всю группу, но его лицо дрогнуло.

— Я… слышал об этом от Нандиты.

— Нандита жива?

— Перед тем как начался снег, она путешествовала на восток, чтобы попытаться спасти ребенка Изольды…

— Изольда родила? — воскликнула Кира. — Где они?

— Они направлялись на восток, на остров Плам, — ответил Гару. — С ними еще были Хобб, Кесслер и Хочи. Нандита считала, что может спасти ребенка, но больше мы не получали от них никаких вестей. Я… нужно полагать, что они не спаслись.

— Три минуты назад ты то же самое думал обо мне, — сказала Кира. — Они изобретательны; они справятся.

— Может, мы продолжим этот разговор, когда они перестанут держать нас на мушке? — спросил Маркус. — Я в таком же восхищении, что и вы, но сложно сосредоточиться, когда тебе в лицо тычется дуло пистолета.

— Сколько среди вас Партиалов? — спросил Гару. Сэмм, Риттер и трое остальных подняли руки. Каликс сделала шаг вперед, становясь прямо на линии прицела Гару.

— Меня зовут Каликс, — сказала она, — и я лично могу поклясться, что эти люди спасали мою жизнь столько раз, что я сбилась со счета. Они не представляют угрозы. Возможно, они — наше главное преимущество в спасении человеческого рода.

— Это Партиалы, — проговорил Гару. — Кира росла, как человек, поэтому я доверяю ей, но эти четверо могут оказаться шпионами или убийцами — кем угодно.

— Тогда представьте на мгновение, что они могут оказаться друзьями, — ответила Каликс. — Сначала мне тоже было сложно, но я доверила им свою жизнь, и они еще ни разу меня не подвели.

Гару смотрел на Партиалов, сжимая свой пистолет. Мгновение спустя он снова заговорил:

— Кира, ты спасла жизнь моей дочери. Что бы ты еще ни совершила, ты спасла ее. Если ты скажешь мне, что я могу им доверять, я послушаюсь тебя.

— Можешь, — ответила Кира. — И женщине за твоей спиной тоже.

Гару опустил пистолет.

— Кому? — Он обернулся, и из тени выступила Херон, с бесстрастным лицом опуская собственный пистолет. Гару внимательно на нее посмотрел. — И почему после этого я должен тебе доверять?

Херон улыбнулась.

— Потому что ты все еще жив.

Гару оскалился, но минутой позже убрал пистолет в кобуру и махнул часовым, чтобы те сделали то же.

— Мир изменился, и я еще не совсем к нему привык. Кира и Маркус считают вас друзьями — значит, добро пожаловать.

— Мы понимаем, — проговорил Сэмм. — Рад слышать, что ваша дочь в безопасности.

Гару снова нахмурился, ощущая неловкость от того, что слышит добрые пожелания от Партиала, но вслух ничего не сказал. Кира шагнула вперед и положила руку ему на плечо.

— Расскажи мне об Изольде и ее ребенке, — попросила она. — Как — малышка? Она пережила начальные симптомы РМ?

— Это мальчик, — ответил Гару. — По имени Мухаммед-хан. И он никогда не был болен РМ. Он гибрид.

Кира нахмурилась.

— Что это значит?

Гару покачал головой.

— Значит, вы не слышали. Что же, нам надо о многом поговорить.

Глава 48

— Я до сих пор не могу в это поверить, — сказала Кира. Сгущалась темнота. Они сидели в выделенном им доме: Кира следила за костром, в то время как Сэмм и Третья дивизия уплотняли окна диванными подушками и матрацами. — Ариэль и Изольда — Партиалы, как и я; мои сестры — действительно мои сестры в некоем гигантском, космическом смысле.

— Если они все еще живы, — произнес Маркус. — Я не пытаюсь разрушить веселье, но обстоятельства не на нашей стороне.

— Они живы, — настаивала Кира. — К черту снег, к черту взрыв, к черту целый остров жаждущих мести суперсолдат, они живы.

Маркус поднял руки, призывая к миру.

— Хорошо, они живы.

— Переправа будет продолжаться еще четыре дня, — сказала Каликс. — Ты действительно думаешь, что у нас получится?

— Ты имеешь в виду, бежать с острова? — спросила Кира.

— Я имею в виду, оставаться в живых еще четыре дня.

Кира пошевелила дрова в огне.

— Я надеюсь. Но даже если мы переживем эти дни, это ничего не будет значить, если мы не сумеем убедить армию Партиалов присоединиться к нам.

— Их уже давно не видно и не слышно, — произнес Маркус. — Не сработало ни одной мины-ловушки, ни один пост не был атакован — ничего.

— Вертушка, — сказала Херон, которая сидела возле широкого окна, выходящего на улицу. Они оставили это окно открытым, чтобы из помещения выходил дым. Не отрывая глаз от неба, Партиалка указала в него Кире. — Уже темно, но можно заметить, как ее силуэт закрывает звезды.

Сэмм и остальные тоже подошли посмотреть.

— Разве у армии есть вертушки? Они ведь не использовали их, когда гнались за нами.

— Буря была слишком сильной, — проговорил Риттер. — Вертушки бы не принесли никакой пользы.

— Это не армия, — сказала Кира. — Это Кровавый Человек.

Сэмм уставился в небо.

— Хочешь сказать, твой…

— Он не мой отец, — отрезала Кира. — Собирайте вещи. Раз он здесь, значит, ищет себе «доноров». Фан, беги в командный центр и предупреди Гару, скажи ему, чтобы поднял всех в боевую готовность. — Кира натянула свою потрепанную погодой куртку и подняла винтовку. Все тоже потянулись за своим оружием. — Остальные, выходите наружу и поднимитесь на крыши, откуда будет хорошо видно. Мы проследим, где он приземлится, и остановим его.

— Мы не сможем сделать этого, пока у него вертушка, — произнес Сэмм. — Он может опускаться, убивать и снова взлетать, не давая нам поймать себя.

— Нам не нужно его ловить, — сказала Кира, вставляя в свою винтовку обойму. — Мы привлечем его внимание, и он придет за мной.

Группа поспешила наружу. Кира с отстраненностью осознала, что Херон внимательно за ней наблюдает, но у нее не было времени гадать почему. Сэмм помог Каликс забраться на крышу, и девушка начала криком направлять их, сначала по Двенадцатой авеню, затем по бульвару Рокуэй-Поинт. Они неслись по грязному снегу к восточной окраине города.

Ночь была ясной, впервые за много дней. Кира подумала, что, наверное, именно это заставило Армина покинуть свое логово. Возможно, он не мог летать во время снегопада, как и сказал Риттер? Кира попыталась придумать, как это может помочь ей сейчас, как использовать эту информацию, чтобы остановить Армина, но она не могла управлять погодой. Они выбежали из ночи на Оушен-авеню, но внезапно темная форма в небе резко метнулась на юг, оставаясь высоко над домами.

Она была едва видна, но Кира слышала низкий рык, эхом отражающийся от зданий. Из командного центра послышался шум, но Фан еще не мог успеть поднять тревогу. Гару и остальные заметили вертушку, или произошло что-то еще? Кира, следуя за Армином, повернула на юг, и остальные побежали за ней.

— Он опускается! — крикнул Сэмм. Черная махина снизилась на фоне звездного поля, пронзая облако дыма, которое висело над поселением. Кира услышала крики и звуки выстрелов, но она была слишком далеко. На землю опустился луч прожектора, ощупывающий землю, подобно хоботку мухи. Кира заставила себя ускориться и побежала быстрее, чем считала себя способной, но вертушка не приземлилась — только сделала несколько кругов над местом, а затем выключила прожектор и снова взмыла вверх.

— Он ищет меня, — произнесла Кира. — Мы должны сделать так, чтобы он нашел меня прежде, чем сдастся и начнет убивать людей.

Здесь улицы были узкими, так что видимой оставалась только тонкая полоска звезд, но Риттер вскочил на одну из машин, а оттуда поднялся на крышу дома и стал, медленно поворачиваясь вокруг своей оси, осматривать небо. Он заметил вертушку и крикнул, чтобы группа бежала на запад, и Кира снова бросилась вперед, надеясь успеть до того, как Армин снова снизится.

— Опускается! — опять воскликнул Сэмм. Кира успела пробежать лишь несколько кварталов. Спотыкаясь в снегу, она закричала от досады. Сэмм на бегу подхватил ее и не дал упасть. Из узкого переулка они вылетели на широкую центральную площадь города. Командный центр был прямо перед ними. Сейчас он был полон военных. Когда Кира проносилась мимо Гару, тот крикнул:

— Армия здесь! — Он указал в противоположную сторону — на восток, где остались армейские посты. Кира едва расслышала его. Голос Гару почти сливался с общим шумом. — Армия Партиалов! Они на третьем посту!

Кира выругалась, спотыкаясь о замерзшие, покрытые копотью снежные наносы. Она остановилась на мгновение и прислушалась: скрытые за глубоким ритмичным ревом вертушки, издалека доносились звуки стрельбы. Они разносились через глушь на целые три мили.

— Наша группа все еще там, — сказала она. — Все беженцы, которых мы привели из Ист-Мидоу, люди, ради которых мы едва не погибли — они все сейчас в ловушке.

— Их не станут убивать, — произнес Сэмм.

— Их убьют! — возразила Кира. — Ты же слышал, что они сказали: что люди — это паразиты, как и все Партиалы, которые помогают им. Грин тоже там, Сэмм. Его казнят как предателя.

— Не сегодня, — ответил Сэмм. — У нас есть время поговорить с ними, заставить их уступить здравому смыслу.

— Ты так в этом уверен?

Сэмм промолчал.

— Не стойте, — прорычала Херон. — Он снова взлетел.

Кира подняла глаза, пытаясь проследить взглядом за направлением, куда указывал палец Херон, и увидела черное пятно пустоты, медленно скользящее над дымом.

— На юг, — приказала Кира. — К побережью.

Она снова сорвалась с места и побежала через толпу. Улицы с южной стороны от командного центра были еще более узкими, чем те, через которые они пробирались раньше, — это были тесные дорожки между близко сидящими домами, — но теперь с группой воссоединился Фан, который уже карабкался на ближайший дом, чтобы задавать направление.

— В четырех кварталах отсюда! — прокричал он. — Нет, в соседнем!

Кира выбежала к следующему повороту и повернула налево, глядя, как вертушка снизилась над открытой площадкой между домами. Крутящиеся лопасти винта поднимали в воздух льдинки, грязь и щебенку, облачив зону посадки в смертоносный вихрь мусора. Кира прикрыла лицо рукой и бросилась вперед.

«Ложись», — передала через линк Херон, а затем выкрикнула свою команду вслух, предупреждая людей:

— На землю! Найдите укрытие! Это слишком опасно!

Кира, которая отчаянно пыталась сделать так, чтобы Армин заметил ее, проигнорировала Партиалку. Она сжала зубы и, оглушенная ревом мотора, бросилась в воронку обломков и мусора. Ожил луч прожектора, немного пошарил по земле и быстро остановился на Кире. Она заслоняла лицо рукой от света и мусора, но ей нужно было, чтобы Армин увидел ее. Когда он опустится, остальные смогут поймать его.

Она закрыла глаза и отняла от них руки, не загораживая лицо от луча прожектора. Вокруг кружилась пыль и льдинки, обжигая кожу. Ветер яростно развевал волосы. Вертушка зависла на месте, на землю из нее лился изучающий свет, а затем внезапным порывом ветра Киру сбило с ног. Прикрывая глаза, девушка смотрела, как вертушка снова поднялась в небо.

«Он улетел…»

— Он сейчас направляется на юг, — сказала Херон, помогая Кире подняться на ноги. — И покидает побережье.

— Ночью там никого нет, — ответила Кира. — С наступлением темноты переправа прекращается, потому что управлять лодкой становится невозможно — неподалеку затонул весь Последний флот, это слишком опасно.

— Возможно, он заметил приближающуюся армию, — предположила Херон.

— Или огни на противоположному берегу пролива, — сказала Риттер, наблюдая за небом. — Он покинул побережье и по-прежнему удаляется.

— Он собирается перебить тех беженцев, кто уже переправился, — проговорила Кира.

К ним по снегу подошел Гару в сопровождение трех солдат. Его лицо было мрачным.

— Вертушка была отвлекающим маневром, — устало произнес он. — Группа лазутчиков проскользнула в лагерь через восточную границу и убила семерых человек. Возможно, больше — ко мне все еще поступают отчеты.

— Черт! — выкрикнула Кира. «Армин, вот ублюдок!»

Гару изнуренно закрыл глаза и помассировал их.

— Мы разбудили лагерь и привели всех в боевую готовность, но едва ли нам что-то остается: еда почти закончилась, произошло еще три случая переохлаждения, и теперь армия Партиалов всего в трех милях от нас. Кровавый Человек, который время от времени хватает человек по семь, превращается в почти незначительную проблему.

— А еще у меня заусенец, — произнес Маркус, поднимая вверх палец. — Просто чтобы мы могли рассматривать степень больших и маленьких проблем в перспективе.

Кира кивнула, глубоко дыша и пытаясь заставить себя думать.

— Кто-нибудь должен поговорить с армией Партиалов. С тем, кто ведет их.

— Любого, кто попытается это сделать, немедленно застрелят, — ответила Херон.

— Или, по крайней мере, возьмут в плен, — добавил Гару. — Убедить их, что мир выгоднее войны, будет практически невозможно.

— Практически, — произнесла Кира, — но не совершенно. Завтра утром я отправлюсь к ним под флагом мира и передам себя в их руки. Это единственный способ.

— Ты погибнешь, — сказала Херон.

— Сэмм так не думал, — ответила Кира.

— Сэмм — глупец, — произнесла Херон. — Лучшее, на что мы можем надеяться, — это… — Она резко замолчала и оглядела группу: Риттера, Гару, Маркуса и Фана. — Где Сэмм?

Кира стала дико всматриваться в снежные тени вокруг, выискивая лицо Сэмма, пытаясь почувствовать его через линк. Сэмма нигде не было.

— Ты же не думаешь, что он…

— Провались ты пропадом, — сказала Херон. В ее линке разлилась ярость, а затем Партиалка с ужасающим рыком повернулась к Кире. — Это ты виновата!

— Он отправился поговорить с Партиалами? — спросил Маркус.

— Я не просила его делать это, — произнесла Кира. — Я бы никогда его о подобном не попросила — я собиралась пойти туда сама…

— Разумеется, ты собиралась пойти туда сама! — проревела Херон. — Ты вечно так поступаешь: бросаешься прямо в сердце ближайшей и опаснейшей проблемы, которую только можешь найти. Он знал, что ты сделаешь это, и решил сделать это сам.

— Он пытается спасти нас, — проговорила Кира.

— Он пытается спасти тебя, — ответила Херон. — И это будет стоить ему жизни.

Глава 49

— Триста семнадцать пленников, генерал.

Адъютант отдал честь, и Шон устало кивнул ему.

— Грузовики? — спросил Шон. — Перед следующей атакой нам нужно пополнить припасы.

— Должны быть здесь завтра.

— Завтра, — повторил Шон и медленно выдохнул. — Пять тысяч наших солдат уже погибнут, если не завтра, то послезавтра.

— Остальные отомстят за их смерть, — произнес адъютант.

Шон в ответ только что-то промычал. Он взял письменный отчет и отпустил адъютанта, закрыв за ним дверь. Последний свой оплот армия людей пыталась удержать в старом лагере резерва под названием Форт Тилден, находящемся у подножия моста Марин-Паркуэй. Шон превратил главное здание во временный штаб своей армии. Строение было обветшалым и наполовину разрушенным, как и все остальное на этом Богом забытом острове, — ограда повалилась, окна лопнули, немногие двери, которые еще не слетели с петель, набухли от влаги и выпячивались из проемов, — но здесь было чисто и сухо и, что самое главное, знакомо.

Он был рожден на складе, где его, как и всю его многотысячную партию, достали из резервуара лаборанты в масках, однако обучали его на военной базе, настолько похожей на эту, что он мог закрыть глаза и почти услышать звуки дома: джипы на улице, приказы с тренировочной площадки, отдаленный ритмичный шаг подразделения, которое сержант вел в казармы.

Возле лагеря находилось бейсбольное поле, заросшее сорняками и покрытое снегом. Что это такое, можно было понять только по гниющим деревянным трибунам, окружающим его. Часть Шона, гораздо большая, чем он хотел бы признать, страстно хотела выйти в темноту, усесться на краю этого поля и сидеть там, пока он не замерзнет до смерти.

«Как я могу продолжать бороться, когда мои люди по-прежнему умирают? Буду я сражаться или нет, выиграю или проиграю, завтра погибнут пять тысяч моих солдат, и я ничего не могу с этим поделать. У меня даже нет приказов, которым я мог бы подчиниться. Только цель, которую я сам пред собой поставил. Это все, что осталось».

Месть.

Он тяжело опустился на стул и, гадая, что делать дальше, уставился на отчеты, которые держал в руке. Почти мгновенно его вывел из задумчивости топот ног в коридоре и горькое изумление и ярость в линке. Шон открыл дверь как раз перед тем, как связной собирался постучать в нее.

— Что произошло?

Связной отдал честь.

— Пленник, сэр. Беженец из лагеря. — Линк солдата был огранен ненавистью. — Он Партиал, сэр.

Шон посмотрел связному за плечо и увидел двоих охранников, которые медленно вели между собой связанного молчаливого солдата. Он был одет в потрепанную грязную одежду — практически в лохмотья, — но преподносил себя гордо, а в его линке не заключалось ни капли страха. Он остановился перед Шоном и наклонил голову, так как со связанными за спиной руками не мог отдать честь.

— Меня зовут Сэмм, — произнес пленник. — Мне нужно с вами поговорить.

Линк мужчины передавал такую решительность, что Шон почувствовал себя так, будто очнулся ото сна.

Шон посмотрел на связного.

— Вы обыскали его?

— Оружия нет, — ответил солдат. — У него с собой была только одежда, которая на нем, и вот это. — Он показал бутылку бурбона[2].

Шон посмотрел на Сэмма.

— Ты здесь из-за этого? Ты пьян?

— Она все еще запечатана, — ответил Сэмм. — Считайте это предложением мира.

— Это розыгрыш?

— Знак доброй воли.

— Вы же не собираетесь с ним разговаривать? — проговорил связной.

— Нет, не собираюсь, — ответил Шон, глядя на пленника. — После всего, что произошло, мне нечего сказать, чего не смогла бы передать пуля. Однако. — Он глубоко вдохнул, оценивая Сэмма и получая через линк все его досье: звание, подразделение, биографию, место в обществе Партиалов. Пленник был пехотинцем, как и Шон. Как и Шон, в последние дни Изоляционной войны он сражался в уезде Цзоцюань. Помогал брать Атланту, служил в армии Морган. Это был человек, которые прошел через ад, который исполнял свой долг. Это был человек, который совершенно точно знал, что это такое: покинуть свою армию, сражаться за противоположную сторону, а затем явиться с повинной. Шон покачал головой. — Не собираюсь, но должен признать свое любопытство: что могло быть настолько важным, чтобы заставить его добровольно расстаться с жизнью? Итак, пусть даже это не будет разговором, я признаю, что хотел бы выслушать его.

Связной передал через линк свое изумление, а также крупицу неодобрения, которое не смог скрыть, но Шон проигнорировал его и отступил в сторону, приглашая пленника в свой кабинет. Конвоиры собирались было тоже войти, но Шон поднял руку.

— Останьтесь здесь и разместите охранников на улице снаружи. В их группе есть по меньшей мере одна наемная убийца, и я не хочу, чтобы посреди разговора она влезла в это окно с кинжалом в зубах.
Он взял из руки связного бутылку бурбона и закрыл дверь.

Сэмм стоял посреди помещения и слегка дрожал в своей влажной от снега одежде. Шон поднял в руке бутылку.

— Ты же понимаешь, что это пустой жест.

— Я всего лишь пытался проявить вежливость.

— Вряд ли я могу тебя за это винить, — сказал Шон и подошел к своему креслу за столом. Старая древесина застонала, но выдержала его вес. Сэмму он присесть не предложил. — Алкоголь все еще хорош?

— Не знаю, — ответил Сэмм. — Я не пью. Но бутылка закупорена, так что, думаю, ее содержимое в порядке.

Шон изучил бутылку и снял с нее пробку. Запах был точно таким, какой он помнил, и он сделал небольшой глоток прямо из горла.

— Я часто пил это в Беннинге. На Юге было что-то такое, чего не хватало остальной части страны. — Он сделал еще один глоток. — Ты знал об этом, когда решил принести бутылку?

— Нет, сэр, — ответил Сэмм. — У меня было время навестить только один пустой дом, перед тем как прийти сюда, и это то, что там нашлось.

Шон еще раз глотнул, смакуя огонь в горле.

— Знаешь, что сочетается с бурбоном? Жареный цыпленок.

— Мы будем говорить о бурбоне всю ночь, сэр?

— Ты пришел ко мне, — сказал Шон. — Есть что-то еще, о чем ты хочешь поговорить?

— Я хочу, чтобы вы остановили свое наступление, — ответил Сэмм.

В линке разлилось удивление Шона.

— В качестве благодарности за бутылку?

— Я хочу, чтобы вы сложили оружие и отпустили всех пленников. А затем мы с вами поговорим с беженцами.

— О чем?

— О мирном договоре, — ответил Сэмм.

Шон покачал головой.

— Чем дальше ты говоришь, тем более невероятным это все становится. Люди уничтожили почти весь наш вид. Ты сам убивал своих — либо косвенно, либо, если я правильно улавливаю, собственноручно нажимая на курок. Едва ли ты тот человек, с которым я стал бы заключать мир.

— Я сожалею о каждой пуле, которую мне пришлось выпустить в этой войне.

— Это не воскресит моих солдат.

— Уничтожение людской расы не воскресит их тоже, — проговорил Сэмм. Он не шевельнулся, но его линк преисполнился настойчивости. — Тот ядерный взрыв убил восемьдесят процентов нашего народа, и эту трагедию мы никогда не сможем искупить. Но если вы не заключите мир, то подпишете смертный приговор остальным двадцати процентам. Здесь ваш враг не люди, генерал, а «срок годности», и убийство последних людей это не изменит. Нападите, и погибнут все, обе стороны — либо завтра, либо в течение шести месяцев. Заключите мир, и мы сможем спасти тех немногих, кто еще остался.

— Ты хочешь сказать, что у людей есть лекарство от «срока годности»?

— Люди и есть лекарство, — ответил Сэмм. — Пойдемте со мной, поговорите с ними, и я смогу вам это доказать — я покажу вам живое свидетельство. Вы знаете что-нибудь о Третьей дивизии?

Шон кивнул.

— Третья дивизия взяла Денвер. Это была одна из самых крупных битв за всю революцию. — Внезапно он ощутил, как на его плечи навалился огромный вес, и, глядя в окно, сделал еще один глоток. — Их «срок» окончился два года назад.

— Большинства из них.

— Ты хочешь сказать, что кто-то выжил?

Сэмм указал в сторону лагеря людей.

— Трое находятся прямо здесь. Еще шестеро по-прежнему в Денвере.

Шон посмотрел на бутылку бурбона, покачал ее в руке, а затем плотно закрыл и поставил на стол.

— Не смей шутить о подобном.

Голос Сэмма был тверд, как гранит:

— Я совершенно серьезен.

Его линк буквально ожил искренностью.

— Как они пережили «срок годности»? — спросил Шон.

— Благодаря взаимодействию с людьми.

— Они пленники?

— Союзники, — ответил Сэмм. — Друзья. Некоторые из них даже…

Шон ощутил через линк эмоции задержанного и резко на него посмотрел.

— Ты влюблен в человека.

— Почти, — сказал Сэмм.

— Поэтому ты хочешь спасти их? — спросил Шон и почувствовал, как в линк снова просочилась горечь. — Потому что нашел себе пассию?

— Что я должен сделать, чтобы убедить вас в своей искренности? — спросил Сэмм. — Я не оратор, не лидер, я простой солдат. Обычный солдат из траншеи, который изо всех сил пытается решить проблему, для простых солдат не предназначенную. Я не могу исцелить «срок годности» пулей и не могу добиться мира между видами, следуя приказам и маршируя в строю. Если бы я был дипломатом, политиком или… черт, кем угодно, кроме того, кто я есть, то, возможно, я смог бы сказать вам, что это все значит, насколько это важно, насколько я в это верю. Но все, что я могу вам предоставить, — это свое слово солдата: вот так вы должны поступить. Сложить оружие и заключить мир.

Шон уставился на пленника, чувствуя себя так, будто земля уходит у него из-под ног и исчезает в иссиня-черной глубине, готовой поглотить и его тоже. Он тоже не был предназначен для всего этого — он был пехотинцем, а не офицером, он не был готов принимать подобные решения. Не был готов подтвердить свое решение действиями.

— Ты представляешь себе, что произойдет, если я выйду и скажу армии, что мы заключим с людьми мир? С теми самыми, кто использовал против нас биологическое оружие? Кто уничтожил Уайт-Плейнс? Ты сам сказал: мы солдаты. Нас создали для войны. Нас проектировали для того, чтобы мы сражались и убивали. Ты говоришь о мире так, будто это естественно, будто все, что нужно, — это прекратиться войну, и все наши проблемы решатся. Но война — это то, почему мы существуем. Война заложена в нашей природе, и из-за этого мир становится самым… неестественным из всего, что мы можем совершить. Когда нам не с кем было воевать, мы даже начали сражаться друг с другом. Иногда мне кажется, что, как бы я ни поступил, мы будем воевать до тех пор, пока не испустит свой последний вздох последний Партиал.

— Я все это понимаю, — ответил Сэмм. — Раньше я думал так же. Но я должен верить, что нам уготовано что-то еще.

— Нас создали для войны, — повторил Шон.

— Нас создали для любви.

Шон сидел, молча уставившись в стол, и водил пальцем по трещинам в древесине, рассохшейся и хрупкой. Положив руку на стол, он тихо сказал:

— Я хочу поверить тебе.

— Так поверьте.

— Это сложно, когда они продолжают в нас стрелять.

— Тогда будьте более великодушным и прекратите первый.

Шон подумал об армии, ждущей снаружи, о ярости, которая все еще наполняла солдат. Ярости из-за потери дома. Из-за биологического оружия. Из-за десятилетий ненависти, рабства и войны. Каждое его воспоминание о людях было омыто ненавистью, смертью и угнетением.

Шон покачал головой. «Это оправдание труса, — подумал он. — Мы восстали не ради того, чтобы с нами стали обращаться лучше, а ради того, чтобы жить своими жизнями. Чтобы самим делать выбор.

Если это лучший выбор, то неважно, как поступят люди».

— Что они сделают, если мы предложим мир? — спросил Шон. — Примут ли они его?

— Я не могу говорить за всех, как и вы не можете говорить за всех своих солдат, — ответил Сэмм. — Даже меньше: я в их лагере по-прежнему чужак.

Шон приподнял бровь.

— Тогда почему я должен доверять тебе?

— Вы не должны доверять мне, — ответил Сэмм. — Доверьтесь Кире Уокер.

Глава 50

Кира не спала и не могла себе представить, чтобы спали остальные: весь лагерь бодрствовал в страхе перед Армином, перед армией Партиалов…

В страхе за Сэмма. С прошлого вечера никто не получал о нем никаких вестей. Кира не могла вынести мысли о том, что могло произойти.

— Разумеется, я пойду с тобой, — сказал Маркус, натягивая на себя столько курток и одеял, сколько смог найти, — хотя Кира заметила, что самые теплые он отдал ей, и с благодарностью их надела. Через завесу еще одного зарождающегося снегопада прорвался первый утренний свет; Кира и Маркус готовились отправиться в неблизкий путь к месту базирования армии Партиалов. Один старик, заправляющий на причале, соорудил для них снегоступы, чтобы облегчить дорогу. Наклонившись, Кира плотно прикрепляла их к ногам. «Если Сэмм уже предложил мир и Партиалы уже отвергли его, то не станут меня слушать. — Она закончила с узлом первого снегоступа и начала медленно завязывать второй. — Но я должна попытаться. Даже если я погибну, я должна…»

— На дороге человек! — сказал Фан, который, задыхаясь, появился в дверях командного центра. Кира резко подняла взгляда, чувствуя, как сердце подскочило к горлу, но первой заговорила Херон:

Дата добавления: 2015-07-12