|
Читайте также: |
Учись у них - у дуба, у березы.
Кругом зима. Жестокая пора!
Напрасные на них застыли слезы,
И треснула, сжимаяся, кора.
Все злей метель и с каждою минутой
Сердито рвет последние листы,
И за сердце хватает холод лютый;
Они стоят, молчат; молчи и ты!
Но верь весне. Ее промчится гений,
Опять теплом и жизнию дыша.
Для ясных дней, для новых откровений
Переболит скорбящая душа.
Вопросы для обдумывания:
Произведение №2.
Я радуюсь тому, что я живу…
Я радуюсь тому, что я живу.
Я радуюсь снегам и майским радугам…
И птицам, прилетевшим в синеву,
И солнцу в небе бесконечно радуюсь…
Я радуюсь твоим глазам в ночи,
Когда они так близко счастьем светятся.
Когда слова, как руки, горячи…
Я рад всему во что с тобой нам верится.
Пусть никогда не покидает нас
Подаренная нам земная радость.
Хоть у судьбы велик ее запас, -
Храни ту радость и душой и взглядом.
Я радуюсь, что встретилась любовь.
Хотя казалось – встречи не случится.
Я радуюсь, что мой услышан зов,
Когда рассвет упал на наши лица.
И что бы ни пришлось изведать мне,
Я всё приму, к чему был небом призван…
Нет ничего прекрасней на Земле,
Чем просто радоваться жизни.
Вопросы для обдумывания:
1. Чем второе произведение похоже на первое?
2. Отличается ли (и чем именно отличается, если отличается) ваше восприятие (чувственное или рациональное?) текста второго произведения от текста произведения первого?
3. Если за эталон художественности взять пушкинское «Я вас любил», как соотносятся с этим эталоном 1 и 2 прочитанные вами произведения? (Свою точку зрения мотивируйте ссылками на текст). (Ну, даже не знаю, что тут отвечать. Просто задохнулась от множества мыслей…А почему ничего не спрашивают о возможном авторстве?)
А надо ли вам постоянно упражнять себя в способности к привычке различать совершенные ЛП от просто хороших, в которых допущены, казалось бы, не очень значительные несовершенства? Надо! Помните:
1. Нельзя учить читать (в том числе и себя), не развивая в себе и других художественного вкуса;
2. Нельзя развивать «чутье языка» и художественный вкус, на том, что искажает художественность или чуждо художественности по определению;
3. Нельзя «делать вид», что все хорошо, когда издателями или писателем допущена небрежность в создании и оформлении текста или книги;
4. Нельзя забывать, что ошибки и неудачи – это обязательная участь всех, кто трудится, но у хороших писателей они – неудачи, «огрехи» - редчайшее исключение, а у плохих – норма;
5. Однако учитель должен быть убежден: нет книги, настолько плохой, чтобы она не могла бы быть чем-то полезна читателю; просто с любой книгой (с каждым ЛХП) надо работать, обучая (и обучаясь) читать-общаться так, как они того заслуживают, в полную меру своих сил, никого не осуждая и, тем более, никогда не злорадствуя, не злословя по поводу чужих неудач. (И это правда! Злословить надо по поводу редакторов, купленных рецензентов и отсутствия нравственной и иной цензуры. И так убог современный ребенок и несчастен, а тут еще надо с младых ногтей самому учиться отличать зерна от плевел, не начитавшись вначале истинно хорошего. Задача явно невыполнимая, хотя и во все времена ситуация существовала…) В этом отношении пусть всегда будет с вами миниатюра В.Д. Берестова «Добрый читатель».
Прочел твои стихи.
Забыл их снова.
Я не злопамятен.
Не помню я дурного .(Но это для опытного читателя. А Остер-то запоминается и впечатывается)
(В. Берестов. Удивление: стихи. Лирика и юмористика. – Калининград: ФГУИПП «Янтарный сказ», 2003, с.117).
3. Последний вопрос нашей темы – уточнение понятия «образ» и основные сведения о простейшей систематизации образов в ХЛ.
Итак, если художественность текста литературного произведения – это его качество, это следствие таланта и мастерства (трудолюбия и самоотдачи) писателя того мира, куда нам надо войти путем чтения-общения, это, кроме того, еще и материализация этого мира, позволяющая нам при работе над собой – «увидеть» этот мир через читаемый текст, «впитывая» чужую письменную речь, то встает вполне закономерный вопрос, что же именно мы при этом должны «впитывать»? Слова, которых в художественных текстах «мало» и каждое из которых «на своем месте», т.е. каждое «необходимо и неизбежно»?
Да, непременно «и слова», но только «и», потому что художественный текст – это авторская словесная материя. И главное в словесной материи художественного текста – это не слова как номинативные единицы языка и речи, а переданные словами настроения, чувства, картины, действия, ситуации, изображенные словами предметы, живые существа, какие-то детали названных и неназванных явлений – всё то, что увидел, прочувствовал, пережил, понял рассказчик (сам писатель или тот персонаж, которому писатель «поручил» вести с нами беседу-разговор «за себя») и что в литературоведении принято называть термином образ.
С философской точки зрения, образ – это очень сложное понятие, смысл которого вы будете постигать постепенно. (Мысли (мои). И очень долго, и до конца не постигнете! Даже если будете….читать (золотой век и диснеевские издания), ходить в галерею (Эрмитаж и галерею современного искусства), слушать музыку (классику и попсу), образ, как и книга, может быть и хорошим, и плохим, и ускользающим, и впечатывающимся в подкорку, и родным, и чужим, и мерзко притягательным, и необъяснимо привлекательным и т.п.). С позиций литературоведения, образ – это материализованный в словесной материи «иллюзорный»,»идеальный» объект, который возник в голове (и душе) писателя на основе восприятия и пре- ображения им объектов реальных. Такое преображение, возникшее в результате «чужого труда», позволяет нам, читателям, увидеть в реальной жизни и в реальных объектах то, чего мы без созданных талантом автора идеальных образов мира и составляющих его частей увидеть не смогли бы, а значит лишились бы возможности, вглядываясь в идеальные образы, познавать мир и себя самих.
Переведем сказанное на язык примеров.
Пример №1 – уже известное вам произведение: В.Д. Берестов «Прощание с другом».
Он сбежал у меня на глазах,
Я его провожаю в слезах.
Мы с ежом замечательно жили,
Уважали друг дружку, дружили.
Позволял он потрогать брюшко,
Он с ладошки лизал молоко.
У него была милая рожица,
Не любил он колоться и ёжиться.
Но открытой
Оставили дверь,
И, сердитый,
Бежит он теперь,
Как чужой, и шипит он, и колется.
Проводил я его до околицы.
И в колючей траве он исчез,
И, свободный, отправился в лес.
Перечитаем 16 стихотворных строк, составляющих этот текст. Что услышали, увидели, о чем задумались? А вот что:
Во-первых увидели рассказчика…
Нет, не поэта – В.Д. Берестова, а мальчонку лет 6-7 с еще не высохшими на щеках слезами, пытающегося осмыслить совсем, к сожалению, не последнюю в его жизни беду и именно с этой целью воссоздающего (пересказывающего) для себя (и для нас!) происшедшие события.
Почему мальчонку, а не девчушку? Да потому, что «проводил я его до околицы». Проводил, а не проводила.
Как он рассказывает о случившемся? Рассказывает сбивчиво, «перескакивая» с одного на другое, потому что горюет искренне, плачет и не таит обиды, которую неожиданно нанес ему «друг» и которая кажется ему поначалу абсолютно незаслуженной.
Да что случилось-то? Оказывается, друг «сбежал»! А ведь «мы (с ним!) ежом замечательно жили»: и брюшко-то он давал потрогать, и молоко с ладошки лакал, и не кололся, и рожица у него была «милая»… Словом, мы уважали друг друга, дружили! И вдруг – «сердитый», «бежит», «шипит», «колется»… Как же так?! Почему?!
А-а-а! «Открытой оставили дверь» «и в колючей траве он исчез» и «отправился в лес»!
Это из уютного-то дома?! В лес?! Где не только колючая трава, а много всего «такого» - непонятного и страшного?!
Но кому хорошо-то было в уютном доме: мне или ему (ежу)?!
Дверь всегда была закрыта… Это я мог открывать её, входить в дом и выходить из дома, когда хочу… А он? Он был, как пленник, как в тюрьме. Так кто кого обидел?
Нет, он обидел меня! Сбежал «сердитый»! А ведь я любил его. Мы дружили! Или это я «дружил»? И дружил ли? Или только думал, что дружу, хотел дружить?
Нет-нет! Я не обижал его! Я дружил с ним! Я любил его и люблю: я отпустил его в лес – на свободу! А мог бы и не отпустить!
Нет, не мог, если любил и дружил …
И обижаться мне, оказывается, не на что: он ведь не знал, что я его отпущу … И попросить не мог! А, может, он еще вернется?! Поверит в меня? Такова примерная картинка того, что изобразил В.Д. Берестов в рассказе-монологе «Прощание с другом».
Обратите внимание на заглавие: прощание – осознание случившегося, отпустил и простил, потому что всё понял…
А что пережили и поняли мы? Каков тот опыт, которым мы обогатились?
1. Испытали радость за мальчонку, который сумел справиться с неожиданной бедой и понял, что любовь и дружбы – это не я, а мы … И это не слова, а дела, это моя с а м о о т в е р ж е н н о с т ь ради него …
Вот бы и нам так всегда: быть добрее и умнее своих «обидчиков», особенно, если обиду, пусть нехотя, подготовили себе мы сами, потому что думали о себе, ощущали себя, а не ближнего (пусть даже ежа!)
2. Мальчонка-то достойный. Трудно учиться смирять себя. Но надо уметь подавлять обиду, чтобы не усугублять зло. Это очень важное, жизненно необходимое умение. Это основа человеческой культуры: способность ограничивать себя во имя других и не чувствовать себя при этом несчастным … Это и есть культура.
3. Итак, я (читатель) сумел увидеть за «чужой» речью как бы подлинную чужую жизнь: живого мальчонку, ежа, дом, где они жили, картину события, которое могло окончиться конфликтом, а обернулось для мальчика (и для меня!) осознанием сложностей жизни и противоречивости себя самого.
Читая об этом, я в состоянии переживать за других, сострадать другим и радоваться за них. И это хорошо! Я хочу еще читать стихи такого рода; хочу читать-общаться, читать-думать, читать-чувствовать, читать-жить и, пользуясь данным мне природой даром – «чужим опытом», открывать для себя мир и себя… Но меня очень тревожит (и будет теперь тревожить) мысль о том, как в настоящей, реальной жизни я поведу себя, если попаду в подобную ситуацию? Возможно, я уже был в такого рода обстоятельствах, и не раз… А как я вел себя в них? И смогу ли вовремя смирить себя, если надо будет при этом себя ущемить, да не «на миру», где даже «смерть красна» (где тебя увидят, похвалят, запомнят), а наедине с собой, как тот мальчонка? Насколько я уверен (а), что смогу?! Не забыть ли мне обо всем этом, чтобы не мучить душу и совесть? А смогу ли я забыть этого мальчонку и ежа?
Вот она, формула взаимосвязи ХЛ с жизнью, в действии!
| Жизнь – писатель – ХЛП –читатель--жизнь |
И с хорошей ХЛ всегда так!
Проанализируем еще один пример-произведение того же автора - «Воробушки».
Читаем текст: (Здесь бы я написала: обязательно вслух!)
О чем поют воробушки
В последний день зимы? —
Мы выжили!
Мы дожили!
Мы живы!
Живы мы!
Прочитали? Перечитали? Вчитались? (Вот здесь бы я в первую очередь спросила: что услышали? Чиликанье-то явное в звукописи с «ж», строчки разговора воробьев короткие, с одним ударением, с восклицательным знаком, здесь надо себя послушать. При чтении про себя, боюсь, не выйдет). Что увидели? Что почувствовали? Что пережили? О чем задумались?
Увидели синее небо, ясное солнце? Почувствовали тепло одного из подлинно весенних светлых дней? Услышали птичий гомон? Улыбнулись сверкающим лужам и купающимся в них воробушкам? Хорошо стало на душе – даже если прочитали это четверостишие в промозглый осенний день, о котором как-то сразу забыли? А почему? Потому что В.Д. Берестов силой искусства слова, его художественности и образности – конкретными, хотя и иллюзорными образами разбудил ваше воображение, вызвал к жизни как бы реальные впечатления-картины начала весны – и таким способом представил вам правду жизни, о которой вы в хмурый осенний день чуть было не позабыли…
Какую же правду жизни открыл нам поэт? А вот какую: Умей радоваться каждой счастливой минутке, потому что «мир не прост, совсем не прост», - как поется в песне. Добро и зло, счастье и горе, будни и праздники, тревоги и радости сменяют друг друга постоянно. Поэтому, если хочешь быть не нытиком, а человеком, всегда помни, что жизнь – сама по себе счастье! – утверждает он. Вот ведь и им, воробушкам, было холодно, голодно, страшно! И они (воробьи) могли замерзнуть, сгинуть. Их могли съесть хищники! Но этого не случилось! Пришла весна, а мы (они!) живы! Мы вновь видим пробуждение природы, греемся в солнечных лучах, плещемся в лужах, приветствуем друг друга… Хотя ведь мы и сейчас не знаем, что будет с нами через минуту, что потом… И всё равно хорошо! Так?! Или не так?! Об этом ли чирикают воробушки «в последний день зимы»? Или это мы (читатели) вслед за поэтом видим радость последнего зимнего дня и ощущаем ее? И это нам (людям!) она (радость!) будет вспоминаться, нас согревать в трудные времена, которые в жизни у нас обязательно будут. И поэт, почувствовав зыбкость грани между радостью и бедой, настраивает нас на терпеливое и уверенное ожидание радости, которая так же неизбежно придет на смену печалей, как весна и надежда сменяет стужу и зиму. Об этом нельзя забывать! И тогда надежда на радость будет поддерживать нас в трудную минуту на жизненном пути.
А об этом ли поют воробушки на самом деле, мы не знаем… Но это ведь и не важно! Перед нами ХЛ, стихи, лирика, а не исследование воробьиной жизни.(Улыбнулась, даже засмеялась)И написаны эти стихи для нас, людей, а не для воробьев. (Хотя я и им читаю на улице, пусть послушают.)Потому и важно именно то, что мы, читатели, испытали, если сумели полноценно (т.е. творчески) прочитать приведенное выше четверостишие. А испытываем-то мы от прочитанного радость и душевный подъем…
Что вызвало у нас эти чувства? (У меня - звуки, ударные приставки вы- и до- и вечное при чтении этого текста напряжение: сколько дней в феврале в этом конкретном году) Причина – созданный поэтом и воспринятый нами художественный образ: противостоящий зимней морозной тишине необычный день, наполненный светом, теплом и веселым, почти неистовым воробьиным чириканьем, словом, жизнью, а точнее, - началом, пробуждением жизни, которое мы ощутили и слухом, и зрением, и сердцем и умом как долгожданное и все-таки неожиданное счастье… Самое же удивительное при этом состоит в том, что ведь мы отдаем себе отчет, мы хорошо понимаем, что читаем-то мы про воробьев и переживаем как бы их чувства, а радуемся за себя, потому что такие дни, когда тревога, страх, печаль вдруг сменяются надеждой и радостью, уже были и не раз будут в нашей жизни. Сейчас мы в это верим (!) и вслед за поэтом с упоением повторяем: «Мы выжили, мы дожили! Мы живы! Живы мы!»
Осмыслив примеры, вернемся к теории. Мы уже говорили о том, что познавать окружающий мир и самих себя нам помогает наука и ХЛ. Но наука объясняет мир с помощью понятий (форм мысли, отражающих сущностные свойства явлений) и законов (форм мысли, отражающих существенные связи между явлениями), а ХЛ объясняет мир, и з о б р а ж а я е г о в виде иллюзорно-идеальных, но как бы реально существующих картин (пейзажей, интерьеров), сцен (ситуаций, эпизодов, конфликтов), персонажей (людей и вообще живых существ), объектов (чувств, действий, разного рода деталей), словом, в виде художественных образов.
Языковыми эквивалентами художественных образов могут быть и отдельные слова, и словосочетания, и предложения, и абзацы, и сами ХЛП в целом.
Художественные образы – это знаки художественного текста, это материальная опора для включения при чтении-общении наших чувств, памяти, воображения, мысли. В результате мы «видим» всё, что изобразил автор, как реальную жизнь, «слышим» голоса персонажей и рассказчика, «входим» в их обстоятельства и переживаем всё происходящее, как его равноправные участники. Другими словами, художественный образ при чтении ХЛ – это способ мышления, способ познания жизни.
Примечание: Чтобы дальнейшее изложение материала воспринималось студентами, как его углубление и расширение, надо найти форму и повторить с ними сведения из курса «Детская литература» (см. «Обучение младших школьников чтению: Детская книга и детское чтение», гл. 4, с.119-125).
Общие выводы:
1. Есть ли образы в науке? Да, есть! Но там это не художественное изображение объектов, а схемы и модели, которые позволяют ученым чувственно представлять результат познания того явления или процесса, который мы познали и хотели бы увидеть, но увидеть не можем, не воплотив то, что узнали, в чертеже или в макете.
2. Принципиальная разница роли образов в науке и ХЛ – их цель:
- в науке образ подтверждает открытие;
- в ХЛ образ – это и есть само открытие, потому что художественный образ отражает правду жизни лучше, ярче, точнее, чем само жизненное явление, где правда скрыта за многочисленными часто случайными наслоениями.
3. А используются ли в ХЛ понятия? Конечно! Особенно в ДХЛ, где познавательная функция неотделима от воспитывающей и созидательной. Для объяснения жизни, понятия постоянно привлекаются и в научно-художественной (научно-познавательной) не только детской, но и «взрослой» литературе.
Задание. Чтобы лучше представить и понять, как могут сочетаться с литературных произведениях образность и понятийное (научное) объяснение мира, прочитайте и проанализируйте хотя бы два произведения: «Она» В.В. Бианки и «До Земли еще далеко. Книга знаний» авторов Свирина и Ляшенко.
Результаты анализа обсудите на занятиях с преподавателем.
Задание по желанию (на оценку «отлично»): 1. Перечитайте художественные произведения, которые вы уже проанализировали с преподавателем, выделите в одном - двух из них (по выбору) и назовите все виды художественных образов, отраженных в заданной выше простейшей их классификации:
Образ - произведение
Образ - сложные синтаксические целые (ССЦ)
Образ – абзац
Образ – словосочетание
Образ – слово
2. Увидев в тексте ЛХП те или иные образы и выделив их языкрвые эквиваленты, укажите, что это (персонаж, картинка, сцена, объект, действие, чувство, деталь) и раскройте свое восприятие ЛХП через созданные автором и воспринятые вами образы.
Например. Читаю произведение А.С. Пушкина «Узник».
Возникший образ-произведение это одновременно и чувство (горечь) и картина, возвышающая это чувство: на фоне ясного солнечного неба и гор с белоснежными вершинами – тюремная башня из грубо обтесанных камней с крохотным оконцем, забранным тяжелой решеткой, сквозь которую неясно просматривается чье-то бледное лицо («я» - рассказчик, передающий свое видение мира), а подле башни, на земле,, под оконцем – крупная, сильная птица, неторопливо расправляющаяся с чем-то окровавленным и бесформенным («Кровавую пищу клюет под окном»; «клюет и бросает, и смотрит в окно»…)
Деталь – «мой верный товарищ» (о птице) настораживает: верный – не предаст или верный – такой же невольник, а скорее – еще больший невольник, чем я. Потому что «вскормленный в неволе»…
Итак детали усугубляют, усиливают чувство горечи: птица – ОРЕЛ (символ гордости и свободы), да еще молодой (действительно полный сил!..), но никогда не видевший свободы – вскормленный в неволе - и потому безынициативный, не имеющий ни желания, ни опыта, чтобы ею воспользоваться…
Кровавая пища – это не добыча, на которую потрачены силы, для получения которой проявлены смелость, удачливость. Это подачка. «суп для бедных в богодельне» Зачем же молодость и сила? Ведь птица эта – ОРЕЛ, потомок орлов, а не шакал, питающийся падалью.
Вот почему ни свобода, ни пища орла не радуют; он интуитивно чувствует свое бессилие.
Жизнь без опасностей, без риска, без труда на пределе сил сломила орлиную волю: вот он и глядит на узника с надеждой – «зовет… взглядом и криком своим». «Давай улетим!», а на самом деле молитузника (!): помоги мне, поведи за собой туда, где воля (где «гуляет лишь ветер да я…»).
И еще деталь: как орел «зовет»: зовет криком (не клекотом, как все орлы, птицы вольные). Он кричит!.. Плохо ему! У него беда!..
Так кто же узник? Кому из двух персонажей хуже (или лучше)?!. Тому, кто «за решеткой», или тому, кто на воле. Но в неволе?..
А каков второй персонаж – узник? Он не озлоблен. Он не отчаялся, хотя в башне плохо: темно и сыро. Он воспринимает мир с надеждой («Пора, брат, пора!..») Но он беспомощен, потому что сидит «за решеткой»…
Наша горечь оправдана: как возможно в прекрасном мире (см. картинку-пейзаж) такая беда: тюрьма, т.е. насилие над плотью для того, кто «за решеткой», и над духом (что еще хуже) у того, кто на воле, но в неволе, кого «прикармливают» и кто к этому уже привык с детства…
Что же делать?..
И можно и что-то сделать?!.
А что?..
И это было или есть?.. А для кого?..
Хочу знать, когда написал А.С. Пушкин это произведение? Почему выбрал для осмысления именно такую картину мира? Ведь это он нам (мне! лично каждому из нас!) говорит о страшной беде – невыразительной, ущербной, даже постыдной жизни «на воле» как в неволе… Так или не так?!.
Переубедите меня!..
Примечание: Для индивидуального анализа ЛХП студент выбирает ЛХП по желанию. Результат анализа обсуждается в группе. Интересно проходит обсуждение, если работа выполняется в аудитории, а материал для анализа (ЛХП) берется всеми студентами один и тот же.
Дата добавления: 2015-07-12; просмотров: 309 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Лев и собачка | | | Петелин, Владимир Герасимович. |