Борьбы. Проблемы революции 1789 года

Основным содержанием исторического развития Франции в первой половине прошлого столетия было дальнейшее утверждение буржуазного общества. Не­смотря на характерную для Франции того времени относительную стойкость тради­ционных социально-экономических струк­тур (мелкое крестьянское и ремесленное производство, различные формы ману­фактуры), в сложном переплетении с ними в стране развернулась промышленная революция, происходили связанные с нею социальные сдвиги. Результаты этого процесса стали особенно ощутимы в 30—40-е годы.

В развитии социально-политических процессов в это время (после падения наполеоновской империи) отчетливо выде­ляются два периода. В 1815—1830 гг., во время реставрации монархии Бурбонов, развертывалось общественно-политиче­ское движение против дворянской и кле­рикальной реакции, в котором ведущая роль принадлежала либералам. После революции 1830 г. идейно-политическая борьба протекала уже в рамках режима буржуазной Июльской монархии, против цензитарного режима правления буржуаз­ных «нотаблей». Речь теперь шла о том, чтобы сделать более полным господство буржуазии, привести политическую систе­му в соответствие с нуждами промышленно-капиталистического развития страны.

В то же время в социально-полити­ческой борьбе во Франции первой поло­вины XIX в. пробивала дорогу и другая тенденция, связанная с развитием внутрен­них противоречий самого буржуазного порядка. Она определилась с углуб­лением в 30—40-е годы капиталистической перестройки общественных отношений, когда оживилось демократическое движе­ние, а формировавшийся рабочий класс заявил о себе как о самостоятельной силе общества.

Все эти особенности исторической обстановки во Франции первой половины

XIX в. наложили печать на развитие фран­цузской общественной мысли и обществен­ной науки, в том числе и исторической науки.

Роль исторической науки во время Реставрации. В первые десятилетия XIX в. (особенно во время Реставрации) обще­ственный интерес к истории, ослабевший во время революции, значительно возрос, История заняла свое место в новой госу­дарственной системе среднего и высшего образования, организованной согласно за­конам 1806—1808 гг.

Ее преподавание было введено в ли­цеях; в составе «словесных факульте­тов» (facultes des lettres), созданных в рамках новой университетской системы, были предусмотрены кафедры истории. В Сорбонне ее занимал с 1812 г. Ф. Г изо, он же вел историю в организованной в 1812 г. Высшей нормальной школе (из первого ее выпуска вышли знаменитые историки О. Тьерри и В. Кузен). При Напо­леоне в рамках высшего научного учреж­дения — Национального института — бы­ла выделена секция истории и древней литературы (одна из четырех). В 1816 г. была восстановлена Академия надписей, которая продолжила «эрудитскую» тради­цию: она взяла на себя издание начатых еще бенедиктинцами многотомных публи­каций источников. В 1821 г. для подготовки архивистов была организована «Школа хартий».

Наконец, в годы Реставрации возросло внимание к историческим памятникам, осознаны их ценность и необходимость охраны. С 1819 г. в ежегодные государ­ственные бюджеты включались специаль­ные ассигнования на поддержание памят­ников национальной истории. «Знание нашей истории,— говорилось в одном из исторических сочинений 20-х годов,— яв­ляется велением времени» '.

¹ Dufey P.-J. S. Histoire, actes et remont-rances des Parlements de France. P., 1826. T. 1. P. 1.

Что касается положения исторической науки, то во время авторитарного режима Первой империи она находилась в состоя­нии застоя. Единственно терпимой официальной историографии надлежало исто­рически обосновывать благодетельность правления первого консула и императора, сопоставляя его с деяниями Александра Македонского и Карла Великого. Правда, уже в эти годы в связи со становлением культуры романтизма совершались важ­ные сдвиги в исторической мысли, но они давали о себе знать скорее в области художественной литературы, чем в исто­риографии.

Перелом в состоянии исторической науки произошел в период Реставрации — именно в это время история становится во Франции «наукой века». Этот перелом связан и с характерным для «романти­ческого сознания» обостренным интересом к историческому прошлому, и в особен­ности с той исключительной общественной ролью, которую приобрела в эти годы исто­рическая наука. История стала главным полем идейно-политического противостоя­ния дворянской реакции и либеральной буржуазии, а в качестве центральной про­блемы был выдвинут вопрос об отношении к Французской революции и ее наследию, воплощенному в буржуазных институтах, нормах общественной жизни, политиче­ских доктринах. Ополчаясь на них, теоре­тики дворянской реакции апеллировали к старине, к традиции. В свою очередь, отстаивая правомерность Французской революции и ее завоеваний, либеральные политики и историки обращались не к абстрактным доводам естественного права, а к истории, они хотели отыскать в ней исторические корни революции и либераль­ных учреждений. В целом историческая мысль и историография этого времени были отчетливо политизированы и «идеологизированы». Большинство видных французских историков первой половины XIX в. были непосредственно вовлечены в политическую, а отчасти в государствен­ную деятельность.

Возникновение романтической историо­графии. Консервативная реакция на Французскую революцию. Социально-психологические и теоретические истоки романтизма, как идейного и художественного движения во французской (как и в европейской) культуре, вызревали уже на исходе века Просвещения. Сама просве­тительская культура вызвала к жизни такое своеобразное явление в духовной жизни последних десятилетий старого порядка, как «предромантизм». Многие черты «предромантизма» выразил в своем полном противоречий миросозерцании Ж.-Ж. Руссо.

Однако романтическое течение в собст­венном смысле слова оформилось во французской культуре и общественной мысли, в том числе и исторической, в самом конце XVIII — начале XIX в. под непосред­ственным воздействием Французской рево­люции. Первоначально романтическая историческая мысль возникла в русле ярко выраженной традиционалистской реакции на Французскую революцию. «Первый романтизм,— отмечает современный фран­цузский специалист,— предстает как контрреволюционный, охотно склоняв­шийся к теократическим и самым крайним идеям» ². Виднейшие его представители во Франции принадлежали к поколению, пережившему революцию «по ту сторону баррикад», и были выходцами из дворян­ской эмиграции. Наиболее последователь­но подобные взгляды нашли отражение в сочинениях идеологов ультрароялизма Ж. де Местра и Л. де Бональда.

Граф Жозеф' де Местр (1753—1821), публицист, политический деятель, рели­гиозный философ, долгие годы проведший в эмиграции (в 1802—1817 гг. жил в Пе­тербурге), был одним из вдохновителей и идеологов клерикально-монархического движения. В 1796 г. он опубликовал в эмиграции трактат «Соображения о Фран­ции», направленный против Французской революции; большой известностью поль­зовались его сочинение «О папе» (1819) и особенно написанные в форме диалога «Петербургские вечера».

Де Местр решительно отвергал взгляды просветителей на человека, лежавшие в основе их общественных идей. Ему при­суще пессимистическое представление о человеческой природе — люди дурны.

² Ehrard ]., Palmade G. L'Histoire. P., 1964. P. 57.

Поэтому законом мироздания являются зло, несправедливость, а неизбежным следствием их в обществе — убийства, войны, преступления. Для управления обществом требуются непререкаемая власть церкви и государства, жестокость и насилие, инквизиция и палач. Лучший государственный порядок, по мнению де Местра,— неограниченная власть короля, который правит при помощи дворянства. Выше короля на земле лишь власть като­лической церкви, воплощенная в папе,— де Местр отстаивал тезис о непогре­шимости пап.

Убежденный противник Французской революции, де Местр обосновывал мысль о принципиальной невозможности преоб­разования общества и государства с помощью написанных в духе «разума» законов и конституций. Государства не основываются писаными конституциями. Суть дела в народном духе; в своей истории люди повинуются темным и могучим силам, какими являются нравы, обычаи, предрас­судки, которые господствуют над людьми помимо их воли и сознания.

Общий взгляд де Местра на историю был религиозно-провиденциалистский. С этой точки зрения он осмысливал и Фран­цузскую революцию. Хотя революция, полагал де Местр, была делом сатанин­ским, все же и в ней ясно видна рука Провидения: революция явилась карой, обрушенной богом на впавших в грех французов. В своей гордыне философия (т. е. идеи просветителей) выступила с пре­тензией на обладание мудростью и руко­водство людьми. «Чтобы покарать и посрамить ее, господь должен был осудить ее на мимолетное царствование» ³; и это страшное наказание было единственным средством спасения Франции. Конкретные причины революции он связывал с разви­тием критической мысли, философии и науки XVII—XVIII вв., которые расшатали религиозную веру и весь старый порядок. Дальние истоки разрушительной филосо­фии де Местр усматривал в Реформации, учениях Лютера и Кальвина.

К взглядам де Местра были близки воз­зрения виконта Луи де Бональда (1754— 1840), публициста, одного из вождей ультрамонтанской группировки в «беспо­добной палате» 1815—1816 гг. Основное его произведение, созданное в эмигра­ции, «Теория политической и религиозной власти в гражданском обществе, осно­ванная на разуме и истории» (1796).

Общественный порядок, согласно Бональду, зиждется на трех основах — гос­подство религии, сословное неравенство, абсолютная монархия. Неограниченная монархия вытекает из общего закона миро­здания, в котором все устроено монархи­чески: бог правит миром, душа — челове­ком, отец — семьей. Всякое посягательство на монархию есть нападение на природу вещей. Англию с ее парламентским строем Бональд считал самой отсталой страной, хартию 1814 г.— «детищем безумия и мрака».

Как и де Местр, Бональд подвергал ожесточенной критике просветительскую концепцию личности, прав человека и общественного договора. Государство, до­казывал Бональд, существует независимо от сознательной воли людей, общественное устройство с необходимостью вытекает из природы, как и физиологическое строение человека; постоянство общества обеспечи­вается не «правами человека», а обычаем и опытом.

Ко времени революции, полагал Бо­нальд, Франция после 14 веков истории обладала превосходной монархической конституцией, «а французский народ был счастлив как никогда ранее» ⁴. Отыскивая истоки грехопадения, которое сделало возможной Французскую революцию, он связывал их с идеями Просвещения, естественноправовыми теориями XVII в., с Яном Гусом, таборитами, Виклефом, включая в эту цепь и проповеди нищен­ствующих монахов-миноритов (францис­канцев) XIII—XIV вв.

Большое влияние на историографию оказали произведения знаменитого писа­теля, не чуждого историко-политической публицистики, Франсуа Рене де Шато-

³ Цит. по кн.: Cordelier J.-P. La theorie constitutionnelle de Jospeph de Maistre. P., 1965. P. 116.

⁴ Bonald L. Considerations sur la R lution francaise. P., б. д. [1907(?)]. P. 97.

бриана (1768—1848), основоположника романтизма во французской литературе. Приверженец Бурбонов, он был, в отличие от ультрароялистов, сторонником относи­тельно умеренной конституционной Хартии 1814 г.

В юности Шатобриан формировался в атмосфере философского и политического вольномыслия, от которых решительно отошел в годы революции. Находясь в эмиграции в Лондоне, он создал опубли­кованный в 1797 г. в Париже «Истори­ческий, политический и моральный опыт о древних и новых революциях». Это было сочинение, написанное еще в духе «фило­софских» трактатов XVIII в., но направ­ленное против Просвещения и Француз­ской революции. Выраженный в нем взгляд на историю исполнен скептицизма. Она представляется фатальным движением по замкнутому кругу, из которого человек тщетно пытается вырваться. Так, и Фран­цузская революция не дала, в сущности, ничего нового, в ней обнаруживается повторение того, что было уже в античной истории. Шатобриан выдвинул здесь обычную для враждебной революции публицистики того (как и более позднего) времени мысль, согласно которой главным пороком Французской революции были абстрактные, оторванные от реальной жизни идеи просветителей, которыми она руководствовалась. В частности, якобинцы пытались осуществить ложную идею со­вершенствования человека, его нравов и учреждений и совершили во имя этого беспримерные злодеяния.

Но наибольшее воздействие на истори­ческую мысль оказали произведения Шатобриана, созданные уже в русле собствен­но романтической культуры. Это его полу­беллетристический трактат «Гений хри­стианства» (1802) и художественные про­изведения, в частности псевдоисториче­ская поэма из времен раннего христиан­ства «Мученики» (1809). Создавая про­никнутые духом сочувственного «сопере­живания» картины нравов, быта средних веков, Шатобриан положил начало манере красочного исторического описания и ввел (наряду с В. Скоттом) в историческую литературу романтический принцип «мест­ного колорита» («la couleur locale»).

Произведения Шатобриана привлекали внимание современников к средневе­ковой истории Франции. Шатобриан стремился разрушить унаследованное от Про­свещения одностороннее отрицательное отношение к этой эпохе. Он доказывал, что христианство оказало благотворное влияние на культуру, вдохновило великие творения искусства и архитектуры (напри­мер, создание готических соборов), обу­словило нравственное совершенствование людей. Сочинения Шатобриана были про­никнуты ностальгией о «добром старом времени». В средних веках, когда господ­ствовал «гений христианства», Шатобриан видел навеки утраченный идеал общест­венного и политического устройства.

Основные проблемы, вокруг которых развернулась во время Реставрации острая полемика между консервативно-дворянской и либеральной историогра­фией, наиболее отчетливо поставил граф Ф. Д. Монлозье (1755—1838). В серии историко-политических трактатов «О французской монархии от ее основания до наших дней» (1814—1821) он развивал сформулированную еще в начале XVIII в. дворянскую историческую концепцию гра­фа Буленвилье.

Необходимой предпосылкой возник­новения каждого государства, полагал Монлозье, является завоевание, а неиз­бежным его результатом — последующая борьба двух народов, победителей и побежденных. Так, из германского завое­вания Галлии произошел общественно-политический строй средневековой Фран­ции, установилось господство дворян —

потомков завоевателей, франков, которые являются истинным древним французским народом. Но против этого порядка с XII в., т. е. со времени коммунального движения, повел борьбу другой народ — третье сосло­вие, буржуазия, появившаяся из потомков рабов, вольноотпущенников, крепостных и узурпировавшая прирожденные права дворян. Увенчанием этой узурпации была Французская революция, разрушившая нормальный, естественно выросший об­щественный строй Франции. Падение Первой империи и вступление во Францию войск коалиции Монлозье считал новым завоеванием, подобным франкскому. Оно должно возродить Францию, восстано­вить исконное положение дворянства.

Полемика с Монлозье оказала влияние на исторические воззрения одного из вид­нейших либеральных историков периода Реставрации О. Тьерри, который, однако, пришел К совершенно иным выводам.

Либеральная школа историков периода Реставрации. 20-е годы XIX в. отмечены во Франции значительным оживлением обще­ственно-политической борьбы. Монархия Бурбонов все более определенно эволю­ционировала в сторону дворянской и кле­рикальной реакции, и это вызывало уси­ление либеральной оппозиции. В то же время в Европе поднялась новая револю­ционная волна: произошли буржуазные революции в Испании, Португалии, Неапо­литанском королевстве, в Пьемонте, нахо­дившие живой отклик в общественном мнении Франции.

В этих условиях на арену обществен­ной и научной деятельности вышло новое поколение историков романтического на­правления, сформировалась знаменитая либеральная историческая школа периода Реставрации, представленная О. Тьерри, Ф. Гизо, Ф. Минье, А. Тьером и рядом дру­гих историков. «В течение одного десятка лет,— отмечает Б. Г. Реизов,— силами одного поколения создается новая исто­рическая наука и целый ряд ее шедев­ров» ⁵.

Историки новой школы были молоды, обладали острым чувством современности, выступали как публицисты и журналисты, участвовали в либеральной печати. Их вы­ступления имели широкий общественный резонанс. Лекции в Сорбонне А. Ф. Вильмена (автора двухтомной «Истории Кром­веля», 1819 г.), В. Кузена (читавшего курс философии истории), Ф. Гизо собира­ли до двух тысяч человек; они печатались со стенограмм и выходили в виде брошюр.

В своем творчестве эти историки в ряде отношений продолжали традиции истори­ческой мысли буржуазного направления в просветительстве. Они восприняли его антифеодальную заостренность, истори­ческий оптимизм, убеждение в прогрессив­ном характере развития человеческой истории. Им не были чужды и элементы рационализма в подходе к истории.

Но в целом для либеральной школы был характерен историзм научного мышления, представление об органическом развитии общества. Отстаивая «представительное правление», т. е. буржуазную конститу­ционную монархию, они стремились выя­вить в истории средних веков зарожде­ние и генезис буржуазии и соответствую­щих ее интересам политических учрежде­ний. В этом отношении они шли в русле романтизма, хотя восприятие его идей большинством из них имело свои пре­делы.

Важным вкладом либеральных истори­ков периода Реставрации в развитие исто­рической мысли была разработка бур­жуазной концепции общественных классов и роли классовой борьбы в истории. «Исто­рики периода Реставрации,— писал Ф. Эн­гельс,— от Тьерри до Гизо, Минье и Тьера...», принадлежат к числу тех, кто постоянно указывает на факт классовой борьбы «...как на ключ к пониманию фран­цузской истории, начиная со средних веков» ⁶.

Центральной проблемой, волновавшей историков этой школы, была Француз­ская революция и шире — проблема бур­жуазной революции как таковой (хотя они и не употребляли этого понятия, введенно­го в науку позднее). Осмысливая ее, одни из них (О. Тьерри, Ф. Гизо) погрузились

⁵ Реизов Б. Г. Французская романтическая историография. Л., 1956. С. 7.

^е Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 21. С. 308.

в изучение средних веков, желая отыскать далекие исторические корни революции, другие (Ф. Минье, А. Тьер) обратились к изучению самой Французской революции. Живой интерес историков либеральной школы вызывала история Англии, которая ранее прочно вступила на путь буржуаз­ного развития и конституционно-монархи­ческого правления. Понятно и внимание этих историков к Английской революции XVII в., которой они посвятили ряд трудов и документальных публикаций.

Одним из основателей школы истори­ков периода Реставрации был Огюстен Тьерри (1795—1856). В 1817—1820 гг. он выступил с серией статей, объединенных позднее в сборнике «Десять лет истори­ческих исследований». В 1825 г. вышел главный труд Тьерри 20-х годов «История завоевания Англии норманнами», а в 1827 г.— его «Письма об истории Фран­ции».

Среди выдающихся историков этой школы Тьерри в наибольшей мере присущи черты, характерные для романтического подхода к истории. Поднимая в статьях 20-х годов «знамя исторической реформы», он ополчился на метод «абстрактного изло­жения истории» в духе просветительского рационализма XVIII в. Важной задачей историка он считал воссоздание прошлого в его неповторимом своеобразии, проник­новение в «дух времени» с помощью худо­жественного воображения и интуиции, «сопереживания» с изображаемой эпо­хой.

Вместе с тем Тьерри отнюдь не отвергал методов рационального познания и необ­ходимости установления на их основе определенных исторических закономер­ностей. В юности (1814—1817) Тьерри был учеником и секретарем великого со­циалиста-утописта Сен-Симона. Несмотря на их разрыв, именно с влиянием Сен-Си­мона связаны некоторые важные стороны исторических воззрений Тьерри: концепция разделения общества на классы и их борь­бы, понимание исторической науки как социальной истории, т. е. истории общест­ва, народа. «История Франции, которую мы находим у современных писателей,— писал Тьерри,— не является ни подлин­ной историей страны, ни национальной, ни народной историей... Нам недостает истории граждан, истории подданных, истории народа» ⁷.

В историю исторической мысли Тьерри вошел как «...отец «классовой борьбы» во французской историографии...» ⁸. Идею борьбы классов, точнее, в его трактовке — различных сословий, разных народов или «рас», он положил в основу своей концеп­ции истории Франции, а ее возникновение связывал с германским завоеванием Гал­лии. В итоге завоевания на территории Франции оказались две непримиримо враждебные «расы», два народа — завое­ватели-франки, предки дворянства, и пора­бощенные галло-римляне, предки третьего сословия. Их борьба пронизывает даль­нейшую историю страны. Ее великими вехами были «коммунальные революции» XII в., Французская революция XVIII в. Борьба возобновилась со времени Ре­ставрации, ее завершением должно быть окончательное торжество третьего сосло­вия.

Излюбленной темой Тьерри была борь­ба городских коммун против феодалов в XI—XII вв. Он считал ее «настоящей социальной революцией», исторической прелюдией Французской революции XVIII в.С сочувствием Тьерри относился в это время и к антифеодальной борьбе

⁷ Thierry Aug. Dix ans d'etudes histori-ques. P., 1883. P. 234.

⁸ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 28. С. 321.

Ф. Гизо

крестьянства, к Жакерии; он с гордостью заявлял: «Мы — сыны тех крестьян, кото­рых перерезали рыцари близ города Мо... сыны повстанцев Жакерии» ⁹.

История классовой борьбы носит у Тьерри своеобразную «расовую» форму, выступает как возникшая в результате завоевания борьба различных националь­ностей. С этих позиций он подходил и к истории Англии. Однако, по существу, у Тьерри речь идет о борьбе социальных сил, дворянства и третьего сословия. При помощи тезиса о завоевании Тьерри пы­тался объяснить происхождение обще­ственных классов, не видя иных путей решения этой проблемы.

Однако «классовая борьба», которая занимает такое большое место в истори­ческой концепции Тьерри, сводилась для него исключительно к борьбе между приви­легированными сословиями и третьим со­словием. Идея единства третьего сосло­вия — краеугольный камень его концепции истории Франции; оснований для классо­вой борьбы внутри третьего сословия Тьерри не видел.

Во время Реставрации были созданы лучшие труды и другого представителя либеральной школы — Франсуа Гизо (1787—1874). Крупный историк, Гизо был и активным политическим деятелем. В 20-е годы он был в оппозиции к монар­хии Бурбонов и играл большую роль в умеренно-либеральной партии «доктри­неров».

Подобно Тьерри, Гизо изучал преи­мущественно средневековую историю Франции, но в сфере его внимания была и история нового времени. Его главные труды 20-х годов посвящены истории Франции: «Опыты по истории Франции» (1823), особенно знамениты книги (курсы лекций, читанные в Сорбонне) «История цивилизации в Европе» (1828; доведена до Французской революции) и «История цивилизации во Франции» (1829—1830; доведена до времени Гуго Капета). В 1823 г. он организовал публикацию двух коллекций мемуаров, относящихся к Ан­глийской и Французской революциям (до 1934 г. вышли соответственно 26 и 31 томов обеих серий).

Гизо не разделял романтических увле­чений Тьерри методами «сопереживания» и художественного постижения прошлого. Историк, обладавший незаурядным ана­литическим умом, он стремился к выделе­нию главных тенденций в развитии обще­ства, к созданию «философской», т. е. обобщающей, генерализирующей истории. В этом отношении Гизо продолжал вольте­ровскую традицию в историографии. Раз­вивая ее, он отстаивал идею закономерного прогресса в истории. Свойственная и дру­гим либеральным историкам, она была выражена у Гизо особенно последователь­но и рельефно. Поступательное развитие в сторону совершенствования общества и нравственного совершенствования чело­вечества он считал главной чертой цивили­зации, особенно европейской, которая «существует уже пятнадцать столетий и находится постоянно в состоянии про­гресса» ¹⁰.

Наряду с Тьерри Гизо был одним из создателей буржуазной теории борьбы классов; на этой основе он строил свою концепцию истории Франции и Европы:

⁹ Цит. по кн.: Вайнштейн О. Л. Огюстен Тьерри//О. Тьерри. Избр. произв. М., 1937. С. XXIII.

¹⁰ Гизо Ф. История цивилизации в Европе. СПб., I860. С. 36.

«...борьба между сословиями» наполняет всю новую историю, «из нее, можно ска­зать, родилась новейшая Европа» ". Гизо, как и Тьерри, считал эту борьбу резуль­татом германского завоевания: «Более тринадцати столетий... во Франции су­ществовали два народа, побежденный и победитель. В течение тринадцати столетий побежденный народ боролся за свержение ига народа-победителя. Наша история есть история этой борьбы. В наше время про­изошла решающая битва. Имя ее — Рево­люция. Результат революции не вызывал сомнений: бывший побежденный народ стал народом-победителем. В свой черед, он завоевал Францию» ¹².

Однако в своих главных работах Гизо давал «борьбе сословий» более глубокое объяснение, связывая ее не с завоеванием, а с последующим развитием имуществен­ных отношений, прежде всего отношений поземельной собственности: «Изучение земельных отношений должно предшество­вать изучению положения людей. Чтобы понять политические учреждения, надо знать различные общественные слои, суще­ствующие в обществе, и их отношения. Чтобы понять эти различные общественные слои, надо знать природу отношений соб­ственности...» ¹³ Основываясь на этой идее, Гизо сделал ряд верных наблюдений о феодальном обществе, выдвинув на первый план характерную для него условность земельной собственности.

Однако Гизо не мог последовательно применить выдвинутый им принцип при­оритета социальной истории и отношений собственности к конкретному анализу исто­рии. В его конкретно-исторических по­строениях ведущим началом выступала борьба между отвлеченными политически­ми принципами (так, политическая борьба во Франции XVII—XVIII вв. объяснялась борьбой между «принципом абсолютной монархии» и «принципом свободного ис­следования»).

¹¹ Гизо Ф. История цивилизации в Европе. С. 192.

¹² Guizot F. Memoires pour servir a l'histoire de mon temps. P.-Leipzig. 1858—1867. T. 1—8; T. 1. P. 296.

¹³ Guizot F. Essais sur 1'histoire de France. P., 1823. P. 90.

Трезвый буржуазный политик Гизо был чужд демократических симпатий Тьерри. Уже в 20-е годы он не разделял и иллюзий Тьерри о третьем сословии как единой массе. Высоко оценивая коммунальное движение, Гизо считал, что уже тогда в неимущих низах существовали враждеб­ность к богатым, необузданный и дикий демократический дух. Только имущие слои были истинными носителями духа третьего сословия, из них вышел новый социальный класс — буржуазия, к которой принад­лежат лучшие люди, обладающие особыми свойствами ума и характера, что позволяет им, создавая капитал, идти по пути благо­денствия и прогресса. Возвышение ее — главное содержание последующей истории Франции. В ее конечном торжестве и уста­новлении конституционной монархии, соединяющей традицию со свободой, он видел неизбежное завершение истории, как бы предустановленную провидением цель прогресса европейской цивилизации.

Ф. Гизо много занимался историей Английской революции XVII в. В 1826— 1827 гг. вышли первые два тома его «Исто­рии Английской революции», доведенные до казни Карла I. Гизо доказывал, что Анг­лийская революция, несмотря на ее особен­ности, однотипна Французской. Религиоз­ная и политическая борьба «скрывала и социальный вопрос, борьбу различных классов за влияние и власть» ^и. Гизо сде­лал ряд метких наблюдений относительно соотношения социальных сил, определив­шего возникновение Английской револю­ции. В то время как английская монархия стремилась к абсолютизму, а пришедшая в упадок высшая аристократия сблизилась с двором, «в глубине общества совершался переворот противоположный»: в городах быстро развивались торговля и промыш­ленность, земельная собственность пере­мещалась в руки простого дворянства, фригольдеров, горожан, которые богатели и «овладевали всеми общественными силами, истинным источником власти» ^|5.

Либеральные историки периода Реста­врации создали важные труды, посвящен-

¹⁴ Guizot F. Histoire de la Revolution d'Ang-letterre. P., 1856. V. I. P. 11.

¹⁵ Гизо Ф. История Английской революции. СПб., 1868. Кн. I. С. 7..; -

ные конкретной истории Французской революции. Широкий отклик вызвали «Рассуждения о главных событиях Фран­цузской революции» (опубликованы по­смертно в 1818 г.), написанные на склоне лет Жерменой де Сталь, дочерью Неккера — министра Людовика XVI. Ведущая идея ее книги, носившей публицистический характер,— историческая необходимость, даже неизбежность Французской рево­люции (кроме эксцессов диктатуры и тер­рора, которые связаны с тем, что народ не успел еще обрести добродетели, даваемые свободой).

Идея необходимости революции была основной и для либеральных историков, изучавших историю революции. Начало ее исследованию было положено работами молодых тогда еще историков Ф. Минье и А. Тьера (к началу 20-х годов оба достигли 25 лет). Живейший обществен­ный интерес к Французской революции побудил их заняться разработкой ее исто­рии на основе доступных источников. Архивные документы времен революции не были еще разобраны и классифици­рованы. Минье и Тьер изучали прессу, мемуары, переписку, беседовали с участни­ками революции. Итогом явились труды по общей истории революции, созданные за необычайно короткий срок ¹⁶ и имевшие громадный успех, которые вызвали острую полемику и которым суждена была долгая жизнь (особенно «Истории революции» Минье). Оба автора сразу стали знаме­ниты.

¹⁶ Минье посвятил созданию своей истории революции 8 месяцев, 8-томный труд Тьера был завершен в течение пяти лет (см.: Godechot J. Un jury pour la Revolution. P., 1974. P. 61).

В 1824 г. появилась двухтомная «Исто­рия Французской революции», написанная Франсуа Огюстом Минье (1796—1884). Среди других работ о революции, создан­ных либеральными историками первой трети XIX в., она выдержала проверку вре­менем: первые 3 издания вышли уже к 1825 г., в дальнейшем ее многократно переиздавали, вплоть до начала XX в.

Минье создал стройную концепцию Французской революции, выдержанную в духе общих принципов либеральной исто­рической школы. Революцию Минье считал явлением необходимым и благотворным. Идея «необходимости» революции была центральной в его труде, она пронизывает и его общую концепцию, и его суждения о конкретных событиях революции, роли в ней различных партий и исторических деятелей.

Революция была, согласно Минье, важ­ным переломным рубежом в истории Фран­ции. До революции во Франции «еще суще­ствовали средневековые формы общества». Этот старый порядок «революция замени­ла новым, более справедливым и более соответствующим требованиям времени»; она «изменила не только политическую власть, но и произвела переворот во всем внутреннем состоянии нации» ^|7. Историю революции Минье рассматривал как борьбу различных классов; все годы ее «прошли в стараниях утвердить господство одного из классов, составлявших француз­скую нацию» ^|8. Соответственно Минье различал в революции три главные борю­щиеся силы: привилегированные классы, стремившиеся установить свой порядок против двора и буржуазии; «средний класс», т. е. буржуазию, принципом кото­рой была свобода и которая боролась против привилегированных, но также и против народной массы (ее интерес вопло­тился в Конституции 1791 г.); наконец, народ (la multitude, т. е. масса) — принци­пом его было равенство; попыткой «тол­пы», «массы», захватить власть были Конституция 1793 г. и якобинская дикта­тура.

Минье был убежден, что власть в обще­стве должна принадлежать «обеспечен-

¹⁷ Минье Ф. История Французской револю­ции. СПб., 1906. С. 4.

¹⁸ Там же. С. 376—377.

ному и просвещенному классу»; этому вполне соответствовали преобразования Учредительного собрания и Конституция 1791 г. Он сожалел, что роковая сила обстоятельств подняла к власти якобинцев. Но Минье (в отличие от Ж. де Сталь) считал необходимыми и неизбежными все этапы Французской революции: каждый из них выполнял в ней отведенную ему силою обстоятельств роль, в том числе и якобин­ское господство и якобинский террор. Крайности якобинства были вызваны контрреволюцией и войной и необходимы для победы. Как можно было «победить иностранных врагов без фанатизма, обуз­дать партии, не наводя ужаса, прокормить толпу без максимума и содержать армию без реквизиций?» ¹⁹.

Признание необходимости таких край­них мер революции, как революционная диктатура и террор, рождало вопрос о нравственной ответственности историчес­ких деятелей за совершенные ими дела. Минье исходил из принципа, что деятелей истории нельзя судить с отвлеченно-нрав­ственных позиций, а надо учитывать об­стоятельства их деятельности и ее резуль­таты. При этом одно и то же явление может быть оправдано с точки зрения полити­ческой, но осуждено в плане моральном. Так, деятельность Робеспьера и других якобинцев оказалась необходимой для революции, Минье оправдывал ее «силой обстоятельств»; но для достижения цели они использовали средства, недопусти­мые в нравственном отношении, и с этой нравственной точки зрения Минье их осуждал ²⁰.

В основном с тех же позиций, что и труд Минье, была написана «История Француз­ской революции» Адольфа Тьера (1797— 1877), который играл тогда активную роль в либеральной оппозиции. Восемь томов этого труда вышли в 1823—1827 гг. Как и Минье, Тьер руководствовался идеей о не­обходимости, скорее даже фатальной обя­зательности, Французской революции в це­лом и всех ее этапов. В сущности, он раз­вивал концепцию «революции-блока», ос­мысливаемую с буржуазно-либеральных

¹⁹ Минье Ф. История Французской револю­ции. С. 376—377.

²⁰ См.: Реизов Б. Г. Французская роман­тическая историография. С. 233—246.

и патриотических позиций, которая ши­роко вошла в буржуазную историографию XIX в. В работе Тьера приводился обшир­ный новый материал по военной и финан­совой истории революции.

Исторические идеи критико-утопического социализма. Сен-Симон. Важным звеном в историко-социологической мысли в первые десятилетия XIX в. были идеи, развитые в русле критико-утопического социализма. Огромное воздействие на формирование историко-социологической мысли оказали идеи Клода Анри де Сен-Симона (1760—1825), социалиста-утопи­ста, одного из выдающихся мыслителей нового времени. Подвергнув глубокой критике современное ему буржуазное общество, Сен-Симон противопоставил ему идеал грядущего общественного устройства, свободного от нищеты и экс­плуатации, которое, как он полагал, явится необходимым и естественным продолже­нием всей предшествовавшей истории. Поэтому критику настоящего, размышле­ния о будущем он тесно связывал с изу­чением и истолкованием прошлого. Он считал, что, подобно естественным наукам, история должна стать положительной («позитивной») наукой, основанной на наблюдениях и фактах.

Главный вклад Сен-Симона в развитие исторической мысли — его философско-историческая система. Разрабатывая ее, Сен-Симон опирался на достижения про­светительской философии, но он преодоле­вал присущий ей антиисторизм, аб­страктно-рационалистический подход к истории.

Стержень историко-социологической концепции Анри Сен-Симона — идеи за­кономерности и прогресса. Сен-Симон впервые в истории общественной мысли последовательно разработал эти идеи в ду­хе историзма. Он выдвинул понимание истории как поступательного процесса за­кономерной смены исторически-обусловленных общественных систем. Каждая об­щественная система, по мысли Сен-Симо­на, до конца развивает составляющие ее элементы, т. е. присущие ей идеи, формы собственности и покоящиеся на них клас­сы, после чего наступает период ее кризиса и упадка. В недрах отживающей системы рождаются новые элементы, вступающие

в борьбу со старыми. Победив, они образу­ют более высокую общественную систему. Таким образом, взгляд Сен-Симона на историю содержал зримый элемент диа­лектического подхода; он делал шаг в сто­рону понимания общества как целостного, закономерно развивающегося организма.

Последовательную смену эпох в исто­рии Сен-Симон объяснял изменением гос­подствующих в обществе религиозно-фи­лософских и научных идей. Так, основой средневековой «феодально-богословской» системы он считал христианство, а начав­шую, по его мнению, утверждаться с XV в. новую «метафизическую систему» (т. е. буржуазное общество) связывал с прогрессом светского знания, в результате которого на смену церковникам и феода­лам поднимаются ученые, носители свет­ского знания, и «промышленники» («инду­стриалы»), под которыми Сен-Симон разу­мел все слои, занятые в процессе производ­ства (земледельцев, ремесленников и рабо­чих, буржуазию). Последующая, «пози­тивная», эпоха наступит с установлением «новой промышленной системы», устроен­ной в соответствии с утопическим идеалом Сен-Симона.

В его воззрениях есть элементы матери­алистического понимания истории. Боль­шую роль в развитии и смене обществен­ных систем Сен-Симон отводил изменени­ям в процессе производства («индустрии») и отношениях собственности. Разложение средневековой «феодально-богословской системы» он объяснял не только интеллек­туальными, но и экономическими и соци­альными сдвигами. Происходивший интен­сивно с XV в. экономический подъем класса

«промышленников» вел, по Сен-Симону, к перемещению собственности и реального могущества в его руки и упадку утративше­го полезные социальные функции праздно­го класса феодалов.

В теории Сен-Симона классовая борьба выступает как необходимый признак вся­кого исторического общества; кризис и крушение изжившей себя общественной системы осуществляются в острой борьбе классов. С этой точки зрения он рассматри­вал вопрос о происхождении Французской революции XVIII в.: она явилась результа­том борьбы «феодально-богословской» и промышленной систем и соответственно двух классов — феодалов и «промышлен­ников». Сен-Симон указывал также, что в революции был и другой классовый кон­фликт — между собственниками и неиму­щими, которые в период якобинского прав­ления захватили даже на недолгое время власть.

Революция, по мысли Сен-Симона, ук­лонилась от верного пути — господствую­щее положение заняли не люди производи­тельного труда и науки, а праздные слои общества (аристократы, сановники, воен­ные, рантье). Общественный строй, соот­ветствующий новой эпохе, еще предстоит создать — это будет «новая промышлен­ная система», соответствующая разрабо­танному Сен-Симоном идеалу.

Буржуазная историография в 30—40-х годах XIX в. Июльская революция 1830 г. покончила с режимом Реставрации. В стране установилась буржуазная Июль­ская монархия. С развитием промышлен­ной революции шел процесс сращивания земельной (т. е. главным образом дворян­ской) и буржуазной аристократии. Цензо­вая избирательная система утвердила у власти слой буржуазных «нотаблей» из крупных землевладельцев и верхов буржу­азии.

В новых условиях утратило свое значе­ние характерное для периода Реставрации противоборство между дворянской реак­цией и наследниками бывшего третьего сословия во главе с либеральной буржуа­зией, которое выступило как продолжение борьбы между старым порядком и револю­цией. Новые проблемы выдвинулись на первый план идейной борьбы и социально-политических конфликтов, которые отчет-

ливо выступали уже как борьба внутри бывшего третьего сословия. Широкое раз­витие получило республиканско-демократическое движение, опиравшееся на пере­довые элементы мелкой и средней буржуа­зии, интеллигенцию, ремесленников и рабо­чих. Формировавшийся рабочий класс выходил на арену самостоятельного дви­жения. Влиятельным компонентом идейной жизни общества становились социалисти­ческие и коммунистические идеи.

Все эти новые черты, характерные для французского общества в период Июль­ской монархии, находили отражение в исторической мысли и историографии. Их развитие по-прежнему было тесно связано с динамикой политической жизни. К этому периоду полностью применимо замечание современного историка о том, что «францу­зы XIX в. осмысливают свою политику не иначе как сквозь призму своей истории» ²¹. Руководящие деятели нового режима, сре­ди которых было немало историков, выдви­нувшихся в годы Реставрации, понимали общественное значение истории. По иници­ативе Гизо, министра просвещения, в 30-е годы был создан Комитет исторических работ, который развернул многотомную публикацию «Неизданных документов по истории Франции» (к 1850 г. было опуб­ликовано 13 томов, к настоящему времени издано свыше 400 томов этого монумен­тального издания) ²².

В 30—40-е годы XIX в. политические позиции и исторические воззрения истори­ков, примыкавших к либеральной истори­ческой школе периода Реставрации, суще­ственно изменились. Они безоговорочно поддержали Июльскую монархию, стали ее официальными историками, а некоторые из них — Гизо, Тьер — ее видными государ­ственными мужами. Они полагали, что с утверждением буржуазной конституци­онной монархии борьба классов в истории исчерпала себя.

²¹ Furet F. La gauche et la Revolution francai-se au milieu du XX siecle. P., 1986. P. 8.

²² См.: Королев Г. Начало исторических документальных публикаций во Франции в пери­од Июльской монархии//Французский ежегод­ник. 1969. М., 1971; Carbonnell О. Guizot, homme d'Etat, et le mouvement historiographique francais du XIX siecle//Actes du Colloque Guizot. P., 1976. P. 222—224.

О. Тьерри в 40-е годы создал наиболее значительное свое произведение — «Опыт истории происхождения и успехов третьего сословия» (издано в 1853 г.). Сохранив идею о роли борьбы классов в истории Франции, он существенно смягчил ее пре­жнюю остроту. Тьерри считал нужным теперь указать на исторические заслуги дворянства (к ним он относил, в частности, военную доблесть, патриотизм). Но осо­бенно настойчиво он проводил мысль о ве­ликом значении союза королевской власти и третьего сословия, «благодаря которому возникла современная Франция». Этим те­зисом Тьерри хотел исторически обосно­вать Июльскую монархию.

В годы Июльской монархии широкую известность приобрели воззрения крупного политического писателя и историка Алек­сиса де Токвиля (1805—1859). В 1835— 1840 гг., после путешествия в США, он опубликовал двухтомный труд «О демокра­тии в Америке». Уже выход 1-го тома поставил 30-летнего автора в число изве­стных политических писателей Европы (до 1850 г. эта работа выдержала 13 изданий, она продолжает издаваться и в наши дни).

Выходец из старинного дворянского рода, граф Токвиль сохранял, по словам русского историка В. И. Герье, «элегиче­ское сожаление о погибшем (т. е. разру­шенном Французской революцией.— А. А.) строе» ²³. Аристократию с ее тради-

²³ Цит. по кн.: Вебер Б. Г. Историографиче­ские проблемы. М., 1974. С. 232.

циями и культурой он считал лучшей частью нации, способной составить пре­пятствие для деспотического абсолютист­ского правительства. Но Токвиль ни в коей мере не помышлял о возврате к старому порядку, считая необходимым компромисс между аристократией и буржуазией в рам­ках «либеральной демократии».

Главная проблема, занимавшая Токвиля как политического мыслителя (ей и по­священа его книга «О демократии в Амери­ке»),—как в условиях демократии (т. е. гражданского и политического равен­ства) обеспечить свободу, которую он по­нимал прежде всего как гарантию для меньшинства против «тирании большин­ства». В условиях той эпохи «меньшин­ство», о правах которого размышлял Ток­виль, выступало как меньшинство, облада­ющее привилегиями состояния и образова­ния. Но, как показал исторический опыт, поставленные Токвилем проблемы о слож­ностях сочетания в обществе равенства и свободы имеют и более широкое общез­начимое содержание.

Вдумчивьй наблюдатель, Токвиль ви­дел «неодолимость» эгалитарно-демокра­тического процесса и опасался его послед­ствий. Опасность его он усматривал в том, что установление гражданского и полити­ческого равенства, уничтожение сословных и местных привилегий и отличий может привести к утрате свободы и установлению цезаристского режима. Токвиль, в частно­сти, считал, что установление бонапартист­ского режима во Франции после Француз­ской революции явилось следствием имен­но установленной революцией демократии.

Но опасения, которые внушало Токвилю предвидимое им торжество демократии, имели и другой аспект, связанный с трево­гой всех имущих классов за прочность своего социального господства: «Можно ли думать,— писал А. Токвиль,— что, разру­шивши феодальный строй и победивши королей, демократия отступит перед бур­жуазией и богатым классом?» ²⁴

В свете этих общих идей Токвиля поня­тен его интерес к США — стране, в которой в тот период была наиболее широко разви­та политическая демократия и вместе с тем прочно сохранялось господство имущих верхов общества. Рассматривая политиче­ские институты США, Токвиль показал многие отрицательные стороны американ­ского буржуазного общества — нищету рабочих, беззастенчивую алчность буржу­азии, грубую, примитивную продажность буржуазных политиков. Но он с сочувстви­ем подчеркивал те особенности политиче­ского устройства США, которые ограничи­вали реальное политическое влияние широ­кой массы и могли предохранить, по мнению Токвиля, американское общество от революционных потрясений (админи­стративная децентрализация, двухпалат­ная система, Верховный суд, широкие пра­ва центральной исполнительной власти в лице президента). Подобно Гизо, Токвиль одобрительно относился к Американской революции, которая, по его мнению, в отли­чие от революции Французской, развива­лась «с любовью к порядку и законности», сохраняла тесную связь между «религи­озным духом и духом свободы».

Свое место во французской историогра­фии занял поэт-романтик Альфонс Ламартин (1790—1869). Подобно Токвилю, он происходил из дворянско-легитимистской среды. Крах режима Реставрации привел его к выводу о необходимости союза «с воз­вышающейся буржуазией, владычицей ка­питалов, прокармливающих пролетари­ат» ²⁵. В 40-е годы он выступал с позиций умеренно-буржуазного республиканизма, в противовес коммунистическим идеям вы­двигал филантропические проекты всеоб­щего примирения и братства.

В 1847 г. Ламартин опубликовал полу­чившую большую известность книгу «История жирондистов». Написанная в приподнято-патетической манере книга ув­лекала яркостью рассказа о людях и собы­тиях революции. Но она лишена реалисти­ческих элементов научного анализа, ха­рактерных для работ либеральных истори­ков периода Реставрации. В условиях назревшей революции Ламартин желал преподать народу «нравственный урок»:

²⁴ Токвиль А. О демократии в Америке. М., 1897. С. 4.

²⁵ Ламартин А. Жирондисты. СПб., 1911. Т. IV. С. 280.

«Я желал бы, чтобы будущая республика была жирондистской, а не якобинской. Вот вся цель моей книги» ^2в. Этой цели подчи­нены отбор и освещение материала. Ла-мартин изобразил жирондистов апостола­ми свободы, основателями республики, ко­торые погибли потому, что «отказали наро­ду в пролитии крови». У них были слабости, они совершали ошибки, но искупили их му­ченическим концом, заслужив славу и про­щение потомков.

Демократическая струя в романтиче­ской историографии. Ж- Мишле. Подъем левореспубликанского движения во время Июльской монархии привел к оформлению влиятельного демократического направле­ния во французской историографии. Как и либеральную школу периода Реставра­ции, историков-демократов интересовала прежде всего Великая французская рево­люция. Но они подходили к ней под иным углом зрения. В истории революции их привлекало не победоносное восхождение буржуазии, а народное движение, не либе­ральные принципы и учреждения конститу­ционной монархии 1789—1791 гг., а исто­рический опыт и традиции первой француз­ской республики.

Крупнейшим историком этого направ­ления был Жюль Мишле (1798—1874), профессор Высшей нормальной школы и Коллеж де Франс. Главные его труды — многотомная «История Франции» от нача­ла средних веков до 1789 г. (в 1833— 1843 гг. вышли первые 6 томов, в 1867 г.— последний, 17-й том) и «История Француз­ской революции» (в 6 томах; 1847—1853; в 1857 г. вышел последний, 7-й том.).

Мишле — историк-романтик, испытав­ший заметное влияние немецкого роман­тизма. Он стремился к живому «воскреше­нию» прошлого, «сопереживанию» с ним, проникновению в «дух» («гений») народа. Работы Мишле, обладавшего большим ли­тературным дарованием, написаны худо­жественно ярко, эмоционально приподня­то, со многими лирическими отступления­ми.

Мишле вошел в историографию как ученый, посвятивший себя истории народа. В отличие от либеральной школы, главной силой французской истории он считал не буржуазию, а простой народ. «Его герой, которого он не устает превозносить, по поводу которого он радуется и над которым плачет, которого он неизменно прославля­ет,— это народ» ²⁷. Для Мишле характер­ны мелкобуржуазное понимание и всемер­ная идеализация «народа», под которым он разумел мелких собственников-тружени­ков, особенно крестьян. Противопоставле­ние буржуазии народу имеет у него не столько социально-экономический, сколько социокультурный смысл. Мишле считал, что в отличие от буржуазии, а также от образованных людей вообще народ сохра­няет естественное совершенство. Он руко­водствуется в своих действиях не рассу­дочными умствованиями, а «могучим на­родным инстинктом», ему присущи любовь к родине и глубокая привязанность к зем­ле, героизм и самопожертвование, сердеч­ное тепло.

В духе этих идей написано лучшее произведение Мишле «История Француз­ской революции», «эпическая поэма, герой которой — Народ» ²⁸. Эта книга — своеоб­разная попытка написать историю револю­ции «снизу», с точки зрения борьбы на­родных масс, а не как буржуазную и пар-

²⁶ Ламартин А. Жирондисты. С. 299— 300.

²⁷ Косминский Е. А. Историография средних веков. М., 1963. С. 405.

²⁸ Lefebvre G. La naissance de l'historiograp-hie moderne. P., 1971. P. 197.

ламентскую историю. Мишле первым среди историков Французской революции обра­тился к архивным документам (с 1831 г.он заведовал историческим отделом Нацио­нального архива), хотя он, как и другие авторы трудов о революции, не давал ссы­лок на свои источники. Особенно ценны изученные и цитированные им протоколы парижских секций, сгоревшие при пожаре ратуши во время подавления Парижской Коммуны 1871 г.

Мишле уловил глубокую народную ос­нову Французской революции, дал яркие картины массовых народных выступлений. Придавая особое значение «наивному ин­стинкту», стихийному чутью народа, он подметил реальные черты массового на­родного сознания в первые годы револю­ции. «У Мишле,— отмечает видный специ­алист по истории массового сознания («менталитета») революционной эпохи М. Вовель,— встречается немало озаре­ний, проникающих в сердцевину современ­ной проблематики, особенно в объяснении таких «революционных дней», как взятие Бастилии 14 июля 1789 г., возвращение в Париж королевской семьи во время «ок­тябрьских дней» того же года или взятие Тюильрийского дворца 10 августа 1792 г.» ^2в

В основе революции, по мнению Мишле, лежали не материальные интересы, а идеи справедливости, братства, свободы. Сле­дуя своему пониманию народа, Мишле противопоставлял необразованную, но сильную своим верным инстинктам народ­ную массу образованной буржуазии, поли­тическим деятелям («честолюбцам») и партиям. В то же время он стремился доказать, что тогда не было никаких осно­ваний для социальных конфликтов между буржуазией и народом. Наибольшие сим­патии Мишле вызывал Дантон, «трога­тельно стремившийся к примирению пар­тий». Напротив, в якобинцах он усматри­вал нечто вроде инквизиторской, свя­щеннической корпорации, чуждой народ­ному духу. Высшим достижением револю­ции он считал 10 августа 1792 г. и про­возглашение республики.

²⁹ VovelleM. La mentalite revolutionnaire. P., 1985. P. 9—10.

Дата добавления: 2015-07-11