Глава 20. К восьми часам вечера Брэм так и не появился, и было неизвестно

К восьми часам вечера Брэм так и не появился, и было неизвестно, не увезли ли его куда-то против его воли. Роуз надела новое платье с глубоким вырезом – шикарное произведение искусства цвета меди. Его блеск подчеркивал рыжий оттенок ее волос.

– Ты очень хорошо выглядишь, моя дорогая, – сказал ее отец, когда она спустилась с лестницы.

– Спасибо! – Она сделала легкий книксен.

– Сегодня держись, если сможешь, поближе к нам, – понизив голос, сказал граф. – Мы расплатились с Косгроувом, но он все равно может подойти к тебе. Постарайся быть вежливой: всем известно, что вы в дружеских отношениях. Мы не хотим нарушать это предположение, чтобы не возникало лишних вопросов.

На минуту она подумала, что отца беспокоит ее безопасность и благополучие, пока до нее не дошло, что он пытается сохранить видимость, что в семье Дэвисов нет, не было и не будет никаких неприятностей.

– Я никогда не хотела иметь с ним что-либо общее. Я всеми силами постараюсь избежать встречи с ним.

– Заодно избегай и его друга. У меня нет ни малейшего желания, чтобы наша семья оказалась впутанной в распри между Косгроувом и Брэмом Джонсом. Это просто клубок змей.

Но семья все же находилась в центре их распри. По крайней мере в том, что касалось ее.

– Вам не о чем беспокоиться в отношении Брэма, папа, – вслух сказала она. – Мы с ним только друзья.

– Верь всему, чему хочешь, Роуз, но Брэм Джонс – друг только тому, у кого есть нечто, нужное ему. Храни свою невинность, или он сделает из тебя одну из своих легкомысленных подружек. А я выгоню тебя из дома.

В какое-то мгновение Роуз почувствовала искушение рассказать ему, что она уже утратила с помощью Брэма то, что было возможно утратить… и, вероятно, она носит его ребенка. К счастью, ее мать с Джеймсом появились прежде, чем она успела серьезно подумать, стоит ли совершать такую глупость.

Но более вероятно, что, проиграв эту игру, Косгроув примется терзать кого-то еще. А она снова превратится в незаметную девушку, старающуюся охранять свою недалекую семью, и будет задавать себе вопрос, в какую сумму ее саму теперь оценят. Но у нее не исчезала надежда, что есть мужчина, которому нужна только она.

Теплая дрожь пробежала по ее телу.

– Надеюсь, сегодня не слишком много гостей, – уже жаловалась ее мать. – Ты же знаешь, как я ненавижу толчею.

– Ты лукавишь, дорогая.

Роуз вздохнула. Это было правдой, у нее почти не осталось уважения ни к одному из ее родителей. Да, они старались оградить семейство от скандала, ибо так предписывали традиции и закон. Но какой ценой! Ничего иного она от них и не ожидала. Однако Брэм не посчитался ни с законами, ни с обычаями, чтобы помочь ей.

И он завоевал больше чем ее преданность, дружбу или уважение. Он покорил ее сердце.

Да, именно так. Она полюбила его. Роуз, пошатнувшись, ухватилась за перила лестницы.

– Роуз, тебе плохо? – спросил Джеймс, поддерживая ее за локоть.

– Нет, нет. Просто немного закружилась голова, – тихо ответила она.

Почему она только сейчас поняла это? Ведь и раньше наслаждалась его обществом, а тем более его вниманием и ласками. Понимала, что в глубине души он достойный, добрый человек с несколько утраченными, но крепкими моральными устоями, ставший ей совершенно необходимым.

– Ты хочешь остаться дома? – спросила мать. – Не Могу сказать, что буду разочарована, если нынче вечером не встречу Косгроува и его приятелей.

– Я хочу поехать, – слишком резко заявила Роуз. – Нам всем не мешало бы устроить небольшой праздник, как вы думаете?

– Определенно, – поддержал ее Джеймс, направляясь вместе с ней к двери.

Когда карета катилась по дороге к Пенн-Хаусу, Роуз не могла усидеть на месте. Она хотела увидеть Брэма, хотела убедиться, что он в безопасности. От забот о своем собственном будущем она сразу же перекинулась к заботам только о нем и его благополучии. А кроме этого, ей просто хотелось, чтобы он посмотрел на нее теплым, ласковым взглядом.

Улица перед Пенн-Хаусом была заставлена экипажами. Им пришлось оставить карету за два квартала от дома и пройти пешком все расстояние до дверей. Войдя, они обнаружили, что там негде было и повернуться.

– Какая толпа! – воскликнула ее мать. – Как они найдут место для танцев? Да я даже не вижу собственную руку.

– Мы открываем вторую приемную, миледи, – сказал лакей, предлагавший напитки. – И второй бальный зал, если потребуется.

– Слава Богу, – ответила леди Абернети, обмахивая лицо веером. – Я надеюсь, вы сделаете это сейчас же.

И в самом деле, спустя несколько минут толпа поредела и они смогли пройти наверх, в главный бальный зал. Стараясь увидеть Брэма, Роуз оглядела комнату. Этот вечер был не из тех, которые ему нравились, но он сказал, что придет. И он должен знать, что она будет страшно беспокоиться о нем.

Оглядываясь по сторонам, она не могла не заметить, что гости тоже смотрят на нее. Особенно мужчины. Уловив момент, она взглянула на себя в одно из зеркал, висевших по стенам. Прическа в порядке, платье вполне пристойно. Так на что же они, черт бы их подрал, уставились?

– Леди Роуз.

Сердце у нее екнуло, но она тут же поняла, что голос не принадлежал ни Брэму, ни Косгроуву. Она обернулась:

– Мистер Хеннинг, не так ли?

Толстяк улыбнулся, склонившись в глубоком поклоне:

– Да, я подумал, не найдется ли для меня местечка в вашей танцевальной карточке. Как вы знаете, будет два вальса.

А у нее даже не было такой карточки. У нее редко бывало достаточно приглашений для этого.

– Первая кадриль свободна, – решила она. Она видела раньше, как он танцует, и вальс был бы слишком опасным предприятием.

– Сочту за честь. – Снова поклонившись, он смущенно улыбнулся и исчез в толпе.

– Очевидно, придется взять карточку для танцев, – заметила она.

– Я принесу тебе, – сказал Джеймс и ушел. Она не поняла, хотел ли он после устроенного им скандала, хотя и запоздало, задобрить ее, или собирался сбежать от родителей, но он ушел прежде, чем она спросила его. К тому времени, когда он вернулся с карточкой и карандашом, у нее были заняты уже три танца. Да что же это такое? Самое большее, она танцевала котильон или два с пожилыми вдовцами или двумя лишенными подбородков сыновьями графа Бэнбери.

Она записывала имена своих кавалеров, когда толпа слева от нее зашевелилась. Словно воды Красного моря расступились, и перед ней предстал Адонис в элегантно-сером костюме. У нее перехватило дыхание, когда взгляд черных глаз обвел комнату и остановился на ней. И с этой минуты не отрывался от нее. Брэм подошел к ней. Остальные гости, словно почувствовав опасность, разошлись по сторонам, как будто он был хищником, оказавшимся на воле.

– Добрый вечер, – сказал он, остановившись перед ней. Он взял ее обе руки и поднес их к своим губам.

– Брэм, – наконец-то проговорила она чуть Дрогнувшим голосом. Ей хотелось заключить его в объятия, чтобы убедиться, что это действительно он, но при этом жив и здоров. Ей хотелось спросить, что он имел в виду, когда сказал, что любит ее, и не скажет ли он этого еще раз, чтобы она снова услышала эти слова.

– Лорд Брэмуэлл, – вмешался ее отец, и она вздрогнула. Она забыла, что родители рядом.

Брэм на мгновение прищурил глаза, а затем отпустил ее пальцы и пожал протянутую графом руку.

– Абернети. Надеюсь, вы с пользой провели этот день.

– Да, очень. А у вас появился разгневанный враг.

– Благодарю вас за предупреждение. – Брэм наклонил голову и взял у нее карточку для танцев. Роуз даже этого не заметила.

– Хеннинг?

– Он пригласил меня. Все приглашали. Не понимаю почему.

Брэм некоторое время смотрел на нее.

– Не понимаешь? Ты прекрасна, Розамунда. Просто прошло много времени, прежде чем люди это заметили. – Он что-то нацарапал на карточке и вернул ее и карандаш Роуз.

Роуз взглянула на карточку, и у нее вспыхнули щеки.

– Ты не можешь танцевать оба вальса.

– Посмотри на меня. – Его губы сложились в довольную улыбку. – Я не хочу, чтобы кто-то еще обнимал тебя, – тихо признался он.

Боже, как приятно, божественно прозвучали эти слова, но скорее всего они предназначались для того, чтобы отвлечь ее мысли от той огромной беды, которая угрожала им. В особенности ему.

– Ты видел… его? – понизив голос, спросила она.

– Его? – спросил он. – Ты думаешь о другом мужчине в то время, когда я флиртую с тобой? Ты разбиваешь мне сердце!

– Пожалуйста, будь серьезнее. – Она придвинулась к нему, не обращая внимания на то, что на них смотрели. Главным образом на Брэма. – Джеймс сказал, что у него буквально пена пошла изо рта, когда они отдали ему деньги.

– Знаешь, как бы нам не пропустить первый вальс. – Он оглянулся. – А вот и твоя кадриль.

Черт побери!

– Пожалуйста, Брэм. Если ты увидишь его…

– Я постараюсь, чтобы он не приближался к тебе.

– Это не то, что я…

– Я знаю, что ты хотела сказать. – Брэм, словно не в силах удержаться, коснулся ее щеки. – Меня не убьют и не утащат отсюда, пока я не потанцую с тобой. – Его взгляд стал холодным и серьезным. – Клянусь.

Если бы Косгроув что-нибудь знал, то он бы поведал о том, что Дэвисы будут присутствовать на вечере у Клементов. И тогда бы он легко догадался, что человек, уплативший их долг, тоже там будет.

Брэм мог бы уклониться от встречи с Косгроувом, но тогда он оставил бы Розамунду лицом к лицу с этим ублюдком. Нет, так было лучше. Более опасно для него, но это едва ли имело значение.

Не выпуская из виду Розамунду, он следил за двумя разными дверями, соединявшими комнату с главным танцевальным залом. Салливан и Фин все еще не появлялись, и его немного удивляло, что они послушались его, чем он, в сущности, тоже был доволен. Он ценил их верность сильнее, чем мог бы выразить словами, но он не знал, как убедить, что у них есть более важные дела, чем защита его от его собственной недальновидной глупости.

– Брэм!

– В чем дело, Джеймс? – спросил он, не спуская глаз с потока входивших и выходивших гостей.

– Я подумал, что вам надо это знать, – сказал виконт Лестер совсем несвойственным ему тихим и обеспокоенным тоном. – Роуз взбрело в голову, что за вами придут сыщики с Боу-стрит и вы оба должны бежать из Лондона.

Брэм нахмурился.

– Я не потащу ее за собой и не погублю ее репутацию, – тихо ответил он. В этот момент он еще не предполагал, что Лестер может знать о его нечестивых поступках. Если Роуз решила рассказать ему, значит, у нее на то были веские причины.

– Меня беспокоит, что она думает, будто вы хотите взять ее с собой. Если вы ввели ее в заблуждение… или того хуже, то я хочу, чтобы вы знали: я сделаю все, что только смогу, чтобы засадить вас в тюрьму.

– Я хочу, чтобы она была со мной, – проворчал Брэм, раздраженный тем, что его отчитывает молокосос. – Но в первую очередь я должен позаботиться о ее безопасности. Мне надо разобраться в этой ситуации прежде, чем что-либо предпринимать.

– А если вас арестуют?

– Я не сбегу – ни с Розамундой, ни без Розамунды. – Он сурово свел брови. – Мне не доставляет удовольствия объяснять это тебе, но хорошо уже то, что ты, наконец, заботишься о благополучии своей сестры.

– Полагаю, я получил свой урок, – смущенно сказал виконт.

– Хорошо. А я получил свой. И охотно заплачу за него. Кадриль закончилась под общие аплодисменты, и Брэм направился к ней, следующим был их вальс. Он хотел расплатиться после танца.

– Пойдем? – протянул он ей руку.

Розамунда обхватила затянутыми в перчатку пальцами его руку. Судя по выражению ее лица, она собиралась опять убеждать его, что он рискует, появляясь на публике. В другой обстановке он бы охотно слушал ее, но сейчас он думал, что существуют лучшие способы провести эти несколько минут в ее обществе.

Заиграла музыка, он обнял ее за талию, а она положила руку на его плечо. Они закружились в вальсе.

– Ты весьма виртуозно не давала Хеннингу наступать тебе на ноги, – заметил он.

– Спасибо. – Она вздохнула, по ее телу от его прикосновения пробегала легкая дрожь. – Правда, вовремя танца я размышляла.

– О чем?

– О незначительности твоих преступлений по сравнению с тем, как они, вероятно, поступят с тобой, когда поймают.

– А ты собираешься стать моим адвокатом?

– Не шути, Брэм. Неужели ты и в самом деле считаешь, что твои ошибки заслуживают нескольких лет тюрьмы, ссылки или виселицы?

– А ты представляешь, как мне хочется поцеловать тебя прямо здесь? – прошептал он, прижимая ее к себе.

– Сейчас надо думать совсем о другом.

Из всех тем разговора, которые они могли бы обсуждать, вопрос о том, заслуживает ли он спасения, Брэм никогда бы не выбрал.

– Я хочу, чтобы ты кое-что поняла, Розамунда, – сказал он тихо, кружа ее в такт музыки. – Я был под влиянием чудовища, с некоторыми перерывами, в течение более десяти лет. И даже когда у меня появились друзья, которых я очень ценю и которыми восхищаюсь, я вернулся к нему, потому что мне стало скучно. Но и этого мне было недостаточно, и я стал красть у людей только потому, что они называли моего отца своим другом. Как бы сильно мне ни хотелось соединить мою жизнь с твоей, я не могу этого сделать, пока каким-либо образом не исправлю то, что я делал… будучи таким негодяем.

– Ты не такой, как Косгроув, – возразила она дрожащим голосом.

– Совершенно такой же, единственная разница в том, что я полюбил тебя.

– Ты совсем не похож на него. Не могу поверить, что ты настолько туп, что не замечаешь этого.

– Просто у тебя невероятно доброе сердце и ты идеализируешь меня.

Она открыла рот, вновь закрыла и, наконец, спросила:

– Сколько других учеников Косгроува успешно закончили свое образование под его руководством?

Вопрос озадачил его.

– Никогда не подсчитывал.

– А помнишь, ты рассказывал нам, как один из них покончил с собой. А теперь еще и Джеймс, который бы погиб, если бы не ты. Кто там еще?

Он на минуту задумался.

– Роджер Эвилейн.

– А где он?

– Где-нибудь на кладбище. Он спал с женой одного господина, которого язык бы не повернулся назвать рогоносцем. Или его в этом обвиняли. – Во всем, что он смог рассказать, была видна рука Косгроува.

– Боже! Остаешься только ты, Брэм. Единственный, кто видел Косгроува насквозь и выжил, да еще решил исправить свою жизнь. Вот почему он так зол на тебя.

– Ну, ты меня делаешь настоящим героем, – заметил он, стараясь легко воспринять то, что она сказала, несмотря на то что ее слова глубоко потрясли его. Он никогда не считал своей великой победой только то, что выжил и их пути с наставником разошлись. – Еще неделя, и ты увидишь меня помогающим сиротам.

– Можешь смеяться, если хочешь, но ты хороший человек.

– Теперь решила подлизаться к «тупому»?

– Брэм, не заставляй меня сердиться на тебя.

Он рассмеялся. Мысль, что эта женщина так легко сумела перевернуть его жизнь и его сознание с головы на ноги, волновала его все больше.

– Я хотел бы попросить тебя, моя милая Роуз, дождаться, когда меня выпустят из тюремных застенков. Все, чего я могу желать, – это найти кого-нибудь, кто сделает тебя счастливой.

Ее глаза наполнились слезами.

– Я уже нашла такого человека.

Музыка заканчивалась. Он неохотно выпустил ее из своих объятий и присоединился к аплодисментам. Но при этом не мог отвести от нее глаз.

Она считала его хорошим человеком. Конечно, Розамунда хотела сделать ему комплимент, но сейчас ему страшно, до глупости, хотелось доказать, что она в нем не ошиблась. Ведь не поздно еще начать все заново.

А если бы его удовлетворяла роль негодяя, он бы без колебаний оставил позади свои неприятности, сбежал с Розамундой Дэвис и прожил бы жизнь в похоти и грехе. Проклятие! Непутевая жизнь имела свои преимущества. Не надо постоянно успокаивать свою совесть.

– Лучше я отведу тебя к твоим родителям, – проворчат он.

Он повернулся и застыл на месте. В дверях бального зала стоял маркиз Косгроув, и взгляд его ангельских голубых глаз был устремлен на Брэма. Его окружали, как безошибочно можно было определить по их алым жилетам, полдюжины сыщиков с Боу-стрит. Значит, он был намерен сделать это сегодня вечером. На глазах у всех.

– Брэм, – шепнула Розамунда, впиваясь пальцами в его руку.

– Мне очень жаль, – шепнул он в ответ, освобождая руку. – Прости меня! – Он отошел, оставив ее одну.

– Вот он, – громко произнес Косгроув, привлекая к себе внимание нескольких человек, стоявших у стен зала и не заметивших появления незваных гостей.

Самый крупный из шестерки выступил вперед с наручниками в руках.

– Лорд Брэмуэлл Лаури Джонс, – провозгласил он громовым голосом человека, который не уверен, что ему рады, но хочет, чтобы все знали, что он обладает законным правом здесь находиться, – вы арестованы. Пожалуйста, ведите себя спокойно, чтобы мы вышли отсюда, не создавая шума.

Стараясь сдержаться, хотя ему ужасно хотелось надавать им тумаков, Брэм кивнул. Сыщик шагнул к нему, и он протянул ему руки.

– Иди к своим родителям, Розамунда, – шепнул он, когда защелкнулись наручники. Казалось, она намеревалась стоять посреди зала, что бы о ней ни злословили.

– В чем его обвиняют? – громко спросил кто-то из толпы. Кто-то с голосом, подозрительно похожим на Финеаса Бромли. Черт бы их всех побрал, он ведь велел им оставаться в стороне.

– Лорд Брэмуэлл Лаури Джонс обвиняется в воровстве как Черный Кот. А теперь все отойдите в сторону и не мешайте нам выполнять нашу работу.

– Это невозможно, – раздался с другой стороны голос Салливана. Невероятно, ведь он никогда раньше не посещал светских раутов – Это я Черный Кот. – И незаконный сын лорда Данстона выступил вперед.

Лицо Брэма исказилось. О Боже, у Салли беременная жена.

– Оставь это, Салливан, – приказал он.

– Извините меня, но Черный Кот не вы. А я! – И из толпы вышел Фин.

– Не знаю, о чем вы, парни, говорите. – На освободившийся танцпол вышел Огаст. – Черный Кот – это, конечно, я.

Боже милостивый!..

– Говорите что хотите, – прервал их своим вкрадчивым голосом Косгроув, – но у меня есть доказательство. Заявление, подписанное отцом Джоном из церкви Святого Михаила, о том, что Брэмуэлл Джонс регулярно приносил украденные вещи в церковь для раздачи бедным.

Резкий саркастический смех раздался слева от Брэма.

– Брэм Джонс не мог бы переступить порог церкви, его ударила бы молния. – Герцог Левонзи вышел вперед. – Я могу так же быть Черным Котом, как и он.

Приглушенный говор согласия и местами раздававшийся смех звучали в комнате. А Брэм не мог отвести глаз от герцога. Этот человек солгал ради него и тем самым определенно внес разногласия в стан хулителей Брэма. Левонзи. Ради него. Подумать только!

– Черный Кот – это я! – произнес Джеймс Дэвис. Он взял Розамунду за руку, но не пытался увести ее из зала.

Абернети тоже вышел в центр зала.

– Черный Кот – это мы вместе. Мы все делали сообща.

Спустя минуту в хоре мужских голосов, признающих себя Черным Котом, послышался еще ряд заявлений, сделанных у стола с закусками лордом Дарширом и его старшим сыном Филиппом, родственником Салливана по отцу.

В своем инвалидном кресле въехал виконт Бромли.

– У вас, кажется, возникла проблема, сэр, – обратился он к старшему из сыщиков, – потому что это я Черный Кот.

– Но, милорд, вы же калека.

– Тем не менее я Черный Кот. И, принимая во внимание все эти признания, я предлагаю вам или арестовать половину палаты лордов, или освободить лорда Брэмуэлла. – Он обратился к Косгроуву: – А вам, милорд, лучше поискать другой способ излить вашу ревность.

Поняв, что ему противостоит численное большинство и превосходство в рангах, сыщик снял с Брэма наручники и отступил.

– Прошу прощения, милорд. Мы не знали, что это дело касается личной вражды.

Брэм растер запястья – скорее для того, чтобы убедиться, что он свободен, а не потому, что наручники причиняли боль.

– Вы не виноваты, сэр, вы исполняли свой долг, – ответил он. – Кроме того, полагаю, что, как и всякий другой, я тоже мог бы оказаться Черным Котом. Но в этой разноголосице есть одно важное обстоятельство. Можете не сомневаться, что отныне названный Кот потеряет желание заниматься воровством. Я бы сказал, сегодня вы выполнили работу, достойную восхищения.

Сыщик поклонился, явно довольный, что он со своими людьми теперь может уйти, не опасаясь каких-либо последствий.

– Благодарю вас, милорд. Прощайте.

Со злостью взглянув на Косгроува, полицейские вышли из бального зала.

Кинг с непроницаемым выражением на побледневшем лице перевел взгляд с Брэма на Розамунду, затем развернулся на каблуках и вышел вслед за сыщиками.

Дата добавления: 2015-10-21