Только створ, ни на фиг мор.

* И более ничего (англ.).

Дверь открыл я - Черный Ворон,

Весь дверным пропитан створом,

Полуночный черный вор он,

Нагло начал разговор.

На наречье низкой черни

Подлый, злобный вран вечерний,

Каркнул гад, ругнувшись скверно,

Скрипнул, как ружья затвор:

"Фига с маслом, невермор!"

Я сказал: "Мне странно это,

Я скажу вам по секрету,

У меня терпенья нету

Слушать этот пошлый вздор!

Я шутить с тобой не стану,

Шутки мне не по карману.

Неприлично это врану

Нагло врать во весь опор -

Невер-невер-невермор!"

Но, блеснув отважно задом,

Ворон сел на бюст Паллады

И - откуда спесь у гада? -

Важно, всем наперекор,

Гонишь в дверь - в окно взлетает,

Сел на бюст и продолжает,

С идиотским видом грает,

Зол, коварен и хитер:

"Фига с маслом, невермор!"

В этом грае воронячьем,

Иногда как будто в грачьем,

То как в тявканье собачьем -

Бред сплошной, мура и вздор.

Я спросил: "Когда, паскуда,

Уберешься ты отсюда?"

И ответил мне иуда,

Полуночный черный вор.

Квакнул Ворон: "Невермор!"

И захрюкал по-свинячьи,

Загундел по-лягушачьи,

Пялясь на меня по-рачьи,

Важен, как тореадор...

Но не знал он, гадкий, злобный,

Что уже ворчать утробно

Не на век ему способно:

От террора за террор

Не уйдет он - невермор!

Уж в засаде кот мой верный,

Кот мой, что умен безмерно,

Кот, что всякой твари скверной

Не замедлит дать отпор!

Кот по полу распластался

И на гадкого бросался!

Каркнул Ворон: "Пощадите!

Отпустите на простор!"

Кот мурлыкнул: "Невермор!"

И когда меж мной и дверью

Полетели пух и перья -

Черный пух, такие ж перья,

Руки я к нему простер,

От кота его избавил

И на улицу отправил,

И ко мне уж больше в гости

Полуночный черный вор

Не заглянет - невермор!

Это все было лирическое отступление. Что до нашего славного повествования, то, вероятно, к нему это имеет мало отношения. Во всяком случае, на первый взгляд.

Между тем Эдгар Аллан По - очень интересная фигу­ра. Несмотря на несколько вольное обращение с "перево­дом" его замечательного стихотворения, автор с большим почтением относится к поискам Эдгара Аллана По в облас­ти магии звука, магии слова. Неслучайно создатель сов­ременного детективного жанра, точного логического мето­да раскрытия запутанных преступлений (а сам писатель распутал сложнейшее дело, произошедшее в другой стране, по газетным публикациям), - короче говоря, не случайно этот любитель самых точных методов был одновременно и любителем магии, причем не всегда в ее лучших проявле­ниях. Знаменитое стихотворение, математическую точность которого не в состоянии передать ни один перевод (автор при всем вольном обращении с оригиналом сохранил, нас­колько это возможно, звучание последнего), напоминает фугу: кольцевое построение, многочисленные повороты, возвращение к исходной форме, но уже в ином голосе - все эти в общем-то музыкальные принципы здесь исполь­зованы с потрясающей мощью. Автор настоятельно рекомен­дует тем, кто знает английский язык, познакомиться с оригиналом, так как переводы не тянут - не по причине неспособности переводчиков, ведь среди них были и такие, как Бальмонт, Брюсов... а скорее по причине непереводимости этого произведения вообще на другой язык...

...Об чем бишь речь? Ах, да! Кондраньев, как мы уже отметили, переселился к Неведомскому, Неведомский к

Кондраньеву. Оба хотят продолжать расследование, но, кроме колечка с серым камушком, нет больше никаких за­цепок. А оно может предупредить об опасности, и не бо­лее. По своему внутреннему благородству при первой же возможности Неведомский отпустил на свободу Раба Коль­ца. Возможно, на этот раз он поступил правильно. Но, играя в игру, правила которой тебе неизвестны, не всег­да удается поступить правильно, какими бы благородными ни были намерения. В данном случае он интуитивно попал, что называется в самую точку. Молодец.

Вот что, однако, интересно: человек трепыхается, трепыхается, стремится к какой-то истине, барахтает­ся... и все без толку. Но в какой-то момент его мечты, его стремления неожиданно получают полное осуществле­ние... путем, который ему и не снился. Так что же, все его усилия пропали зазря? Нет! Именно они, может быть, и заставили судьбу в конечном счете преподнести ему этот подарок. Любой из нас может в этой связи многое вспомнить...

Но насколько интересно было бы знать, как чего до­биться напрямую, без барахтания... Как приложить усилия в нужное время, в нужном месте? Чтобы, словно в гени­альной стратагеме, все предпринятое в конечном счете приближало победу? Хорошо бы так... Не получается. Так что же? Сложить оружие? Бездействовать в ожидании луч­шего? Как бы не так! Работать!

...Жил некогда великий полководец Гей-Юон. И од­нажды, когда был он еще молод и самонадеян, стрелял Гей- Юон в цель из лука. Десять стрел было у него, и в са­мое яблочко попало восемь, а две впились совсем рядом с ним. И возгордился полководец в душе своей и возрадо­вался: ведь восемь стрел из десяти попали в яблочко, а две легли совсем рядом с ним.

Шел мимо старик, продавец оливкового масла... Он нес на плечах коромысло, два кувшина висели по сторо­нам, и видно было, что из одного кувшина масло он уже продал, а другой еще полон. Увидев самодовольного Гей- Юона, старик рассмеялся. Разгневался воин и спросил старика, над чем тот смеется. Уж не над ним ли?

- Я смеюсь над относительностью достижения, - ска­зал старик, - смотри!

Он поставил на землю пустой кувшин, закрыл его от­верстие монеткой с квадратной дырочкой посередине и, наклонив кувшин, стал переливать масло через ничтожное отверстие. Медленно текло масло, тонкой струйкой пере­текая в другой кувшин, пока не перетекло все. Старик поставил теперь уже пустой кувшин на землю и переложил монетку на его горлышко. Все повторилось. И так было десять раз. Наконец, старик в десятый раз перелил масло

из одного кувшина в другой. Он снял с горлышка кувшина

монетку и протянул ее Гей-Юону. Края монетки были сухи­ми...

Посрамлен и уничтожен был гордый Гей-Юон. Но так до конца и не понял ничего. Он упражнялся в стрельбе из лука, пока не стал вонзать одну стрелу в другую. Много лет это заняло. Но все его искусство в конце концов бы­ло направлено на убийство.

А старик продавал масло. И не простое масло, а волшебное. Оно возвращало жизнь мертвым, здоровье боль­ным. Десять раз переливалось оно из одного сосуда в другой перед самыми глазами воина. А заинтересовало его лишь умение попадать в цель. Чтобы убивать. Для него все было просто...

Глава 19

Неведомский позвонил Кондраньеву на свою квартиру, и они договорились встретиться в Артистическом кафе в проезде Художественного театра. Александр Григорьевич нацепил ставшую уже почти привычной фальшивую бороду, парик, загримировался...

Идти было недалеко, так что уже через десять минут они встретились.

Сидя за маленьким столиком, друзья долго обсуждали свое положение, но так и не пришли ни к какому опреде­ленному выводу. Что же все таки делать? Время уходит, а реального результата пока нет. К кому обратиться за по­мощью? Кондраньев посетовал, что отпустил джинна,но ка-

кое может быть рабство в двадцатом веке, да еще в нашей

стране? Никогда они не сталкивались с таким странным

делом, поэтому весь их предыдущий опыт оказался не

очень подходящим для расследования. Выходить на специа­листов... Где их взять?

А ведь есть они, специалисты. Столкнулись тут с одним... Дальше произошел следующий разговор, который мы приведем дословно.

К о н д р а н ь е в. Слушай, Сашка, конечно, мы не знаем, чем руководствуются в своей деятельности такие люди, но можем предположить, что чем-то они руководствуются. Ты - умный человек, попробуй вообразить себя таким специалистом, а я буду задавать тебе вопросы. Может, до чего-нибудь додумаемся?

- Валяй.

- Итак, ваше магическое высокоумие, как вы относи­тесь к нам, простым смертным?

-...Пожалуй, как вы относитесь к муравьям... Зря давить не стану, но, если по случаю наступлю, не замечу и не расстроюсь...

- Сколько лет надо потратить, чтобы стать таким, как вы?

- Лет тридцать по меньшей мере.

- Сколько вам лет?

- Полагаю, что не меньше сотни, а то и больше...

- А какая дата рождения стоит у вас в паспорте?

- Обычная дата. Скажем, тысяча девятьсот четырнадцатый год, если вообще я держу подобный документ.

- Где вы живете?

- Где хочу. Вероятно, я имею несколько квартир под разными именами.

- А как с пропиской?

- Так же, как с паспортом. Нет проблем.

- Не хотите ли вы признания ваших достижений, признания в научном мире?

- Какая может быть радость от признания среди муравьев и в мире муравьиной науки?

- Не боитесь ли вы, что вам могут сделать га­дость, скажем, написать на вас анонимку?

- Нет. Кроме того, я в повседневной жизни ничем не отличаюсь от обычных людей

- Круг вашего общения?

- Ну... если мне вообще нужно общение, то оно распа­дается на две неравные части. В повседневности - обще­ние с обычными людьми... Но могут быть и такие же, как я, волшебники, с которыми я и общаюсь по-настоящему...

- Есть ли у вас враги?

-?..

- Это вы устроили события на улице Неждановой в доме номер шесть?

- Вероятно, не я. Но я каким-то образом заинтере­сован в этих событиях. Маринин мне не нужен... Слушай, я веду параллельное расследование! И заинтересован в

чем-то, что связано с домом шесть. Вероятно, предстоит

еще нечто - "большие коллизии", где я, возможно, рас­читываю чем-то поживиться... А тут какие-то козявки ме­шаются под ногами... Я их и убрал подальше, возможно, для их же блага. А то понаедет народу, всякие НИИ подключатся, возня, суета... Лишние хлопоты...

- В чем же вы заинтересованы? В марининской библи­отеке?

- Маловероятно. Библиотек много... Разве что к Ма­ринину попала уникальная книга... Нет, пожалуй, вряд ли...

- Какой еще может быть интерес?

-?..

- Теперь, когда "козявки" убрались, будете ли вы следить за ними?

- Наверное, нет. Поставлю сигнализацию в возможные точки их появления и займусь своими делами. Если су­нутся опять, приму меры...

- Значит, мы можем действовать более открыто?

- Ни в коем случае! Вероятность случайной встречи весьма велика, все вертится в центре Москвы, надо мас­кироваться...

- Слушай, Сашка, ты хорошо вошел в роль. Как ты думаешь, стоит ли вообще таким "козявкам", как мы, с точки зрения "его высокоумия", лезть в такие дела?

- Нет, конечно.

- А кто, как ты думаешь, устроил все это и с ка­кой целью?

- Может быть, еще больший специалист, чем Дед Мо­роз.

- Знает ли он о деятельности Деда Мороза?

-?..

- Может быть, есть еще кто-то, кто интересуется этими событиями?

- Не исключено...

- Может быть, действительно подождать, пока старик отдаст нам найденного Маринина?

- Нет никаких гарантий, что найдет. Да ему Ма-

ринин и не нужен, ищет он, вероятно, не его, хотя, ко­нечно, возможности у старика несравнимы с нашими...

- Так что будем делать?

- Слушай, не посетить ли нам Пушкинский музей изящных искусств? Маринина там знали, может быть, ста­рый черт еще не успел или не додумался там побывать? Если очень осторожно, косвенным образом выяснить, с кем еще контактировал Маринин, мы получим какую-то информа­цию, за которую можно будет зацепиться.

- Это лучше, чем ничего. Только как туда попасть, не предъявляя удостоверения: "Здравствуйте, мы из МУРа".

Узнает Дед Мороз - несдобровать...

- Пожалуй, я пошлю туда свою старую приятельницу, помнишь, Нинка Кантемирова? С которой мы чуть не поже­нились?

- Припоминаю, но смутно...

- Ниночка - искусствовед. Как я о ней раньше не подумал? Ну, помнишь, она еще с нами тогда ездила по грибы? Я имел самые серьезные намерения, но она меня в конце концов отшила... Так до сих пор и не вышла за­муж... Говорит, что ее свободная творческая индивиду­альность не переносит семейного быта... Но дружеские отношения сохранились. Я ей позвоню...

В этот момент Неведомский почувствовал неприятный укол в безымянном пальце левой руки. Он инстинктивно дернул рукой и посмотрел на нее. Камень на колечке го­рел слабо розовым светом, и, хотя довольно тускло было его сияние, не оставалось никаких сомнений, что оно мо­жет означать...

Александр Григорьевич схватил Кондраньева за руку и бросился к выходу. На ходу он сунул официанту пятер­ку, и, не задерживаясь больше в кафе, они выскочили на улицу. Тут же друзья побежали вверх по проезду Художес­твенного театра и отбежали метров на сто пятьдесят, когда колечко перестало дергать Неведомского за палец и камень потух. Задыхаясь, они остановились и оберну­лись... И как раз успели заметить знакомую бороду и входящего в Артистическое кафе ее обладателя. Уф!..

пронесло. Колдовство наткнулось на колдовство...

Глава 20

Маринин Иван Петрович. 11 мая 1970 года. Накануне своего тридцатилетия.

Сегодня - последний день моего третьго десятка... Завтра разменяю четвертый.

Вот уже шесть лет я женат. Имею приличную рабо-

ту, известен среди искусствоведов и коллекционеров как

знаток живописи. Хотя и живу в общей квартире, соседка

попалась - просто золото, особенно если сравнить с

тем, что может быть... Милая старушка, а квартира, ко­нечно, досталась мне феноменальная: самый центр, тихо, большая площадь, высокие потолки, три комнаты пустуют, так что, если понадобится, можно использовать и их. Но куда уж...

Если быть честным с самим собой, есть и отрица­тельные моменты. Работа не доставляет мне никакого удовлетворения. Это тупик. Если бы не искусствоведе-

ние и изыскания в области истории магии, я бы давно ум­ственно деградировал и превратился в ординарного проти­рателя штанов, в мозолезадого чинушу... Может быть, бросить все и уйти, как предлагают, в Пушкинский кон­сультантом?

Но легко сказать - бросить и уйти. Я имею наг­лость, не будучи спекулянтом или наследником богатого дядюшки, покупать дорогие книги. На какие шиши их поку­пать, если зарплата уменьшается примерно вдвое? Или подрабатывать, благо график там свободный... Но девя­носто рублей, которые они мне могут предложить, - слиш­ком мало. Да и диссертация на носу... Еще год-два, от силы два с половиной - и я защищусь. Тогда - зарплата

будет с учетом повышения в должности порядка трехсот

рублей... Рано уходить, рано... Что ж, будем продолжать

пока жить двойной жизнью: на работе честно отрабатывать

свой хлеб, а в свободное время работать для души...

Аня... Вот второй негативный момент. Надо разво­диться. А ведь, когда мы поженились, показалось, что я

наконец смогу забыть ту единственную женщину, которую

на самом деле люблю, ту, которая до сих пор снится мне

по ночам...

Аня, Аня, что же с тобой делать? Когда мы позна­комились, меня как будто током ударило... Что ж тут по-

делаешь, было-то мне всего двадцать два года, сопляк

еще... Не разобрал главного: пустое место эта красивая

кукла, вся ее жизнь направлена на обливание грязью все­го окружающего и прежде всего меня: ведь ненавидит меня за то, что я умнее, талантливее, что лучше все получа­ется у меня... Никогда она не знала, что такое настоя­щий, без дураков, труд, что такое, когда от усталости не можешь заснуть... Работать трудно, легче искать у других недостатки... Н-да, если бы предъявили эту де­вушку как картину и спросили о моем мнении как экспер­та, сказал бы - подделка. Мимикрия под что-то значи­тельное, красивое, подлинное. И довольно удачная под­делка, особенно пока не рассмотришь поближе. А где-то

в глубине - пустота, пакость... Маленький, слабень-

кий, гаденький человечек, готовый на любую подлость ра­ди самоутверждения... Интересно, когда пройдет лет этак двадцать, вылезет ли все это наружу? Должно обязательно вылезти... Надо разводиться.

Хоть это и тяжело, но необходимо. Завтра день мое­го рождения, не будем портить праздник этими делами, а потом... При первой же очередной попытке устроить

скандал я ее выгоню. Потом она будет пытаться вернуть

меня... Пресечь со всей возможной твердостью. Это будет

трудно, отрезать от себя кусок собственной плоти, боль­но... Улыбаться и терпеть!.. Вон из моей жизни, прочь, присосавшаяся ко мне пиявка, убирайся к таким же, как ты, подделкам, они для тебя подходящая компания... На­чинается четвертый десяток лет моей жизни, с собой брать ее нет оснований. Пусть останется в третьем де­сятке, сделано немало глупостей, но настоящий глупец тот, кто таковые не исправляет.

С этим, к сожалению (а может быть, к счастью?), все ясно. Вот сегодня опять приснилось мне, что Та Жен­щина пришла, наклонилась к моей кровати, погладила меня по голове... поцеловала в губы... Я проснулся - рядом Анна... Зачем эта женщина рядом со мной? Зачем эта дрянь в моем доме? Зачем?..

Вчера я получил неожиданный подарок на день рожде­ния... Странный старик. Познакомился у Эйхенбаума... Кстати, сам Эйхенбаум... Хотя все коллекционеры немного сумасшедшие, но этот... Я знаю, как он умрет. От голо­да. Когда сердобольные люди не купят ему хлеба, чая и сахара. Старик боится потратить двадцать копеек на ба­тон второго сорта... Фантастическая жадность! А ведь у него в комоде целый ящик набит деньгами, там не меньше миллиона, если не больше... Пачки денег, которые надо не считать, а взвешивать на больших весах...

На днях я познакомился у него со странным стари­ком: вполне респектабельный, хорошо разбирается в живо­писи, зовут его Андрогин Елпидифорович, фамилия, кажет­ся, Эккерт или что-то в этом роде. Он пригласил меня

вчера к себе, и там, к моему немалому удивлению, я, на­ряду с коллекцией весьма интересных и редких, хотя и не в такой степени, как у Эйхенбаума, многих числом картин (одна, на первый взгляд конечно, тянет на подлинник Рафаэля. Впрочем, это надо установить, а старик не хо­чет проводить экспертизу: он сказал мне, что собирает картины ради их красоты, а не ради коллекционной ред­кости) - наряду с коллекцией картин я обнаружил коллек­цию книг о магии, далеко оставляющую позади мою собст­венную. Я, конечно, живо заинтересовался этими книгами, и хозяин с немалым удовольствием показывал мне их; по­том разговор перешел на магию как таковую, и я задал ему вопрос, как он считает, возможно ли, чтобы портрет оживал и выходил из рамки?

- Вполне возможно, молодой человек, - сказал он, - я сам знаю о существовании, по крайней мере, двух таких картин.

- Какие же это картины? Где они? Можно ли на них посмотреть?

- Одна из них описана в гоголевском рассказе "Пор­трет". Этот рассказ основан на действительном случае. Сама картина - работа малоизвестного живописца, Андреа Скуоччи, за занятия черной магией он был заключен в

монастырь, где и окончил свои дни. Куда она делась те­перь, трудно сказать. Но я видел ее в натуре - как раз тогда, когда произошла Февральская революция...

Время было бурное, и мне не удалось познакомиться с картиной поближе... Я опоздал на один день! Уже была договоренность о приобретении ее за мешок пшеницы - по тем временам солидная компенсация, было голодно... Но когда я пришел, дом был пуст, хозяева удрали за грани­цу, и потом их следы затерялись... Картину они взяли с собой.

Вторая была изготовлена также в Италии, я подозреваю, что к ее созданию приложил руку Леонардо. На ней изображена прекрасная женщина. Картина находится в Москве, это я точно знаю. Но определить, где она, кто ее владелец, мне не удалось. Если бы ее создатель или создатели не предусмотрели защиты от точного установления ее местонахождения, я давно уже знал бы, где она. Но картина сбивает настройку магических аппаратов, и можно определить только с точностью плюс-минус десять - пятнадцать километров, где она находится...

- А что бы вы сделали, если бы нашли картину?

- Она не нужна мне. Но посмотреть хотелось бы. Если бы удалось посмотреть на такую картину поближе, я смог бы, вероятно, изготовить что-то подобное...

- Вы живописец?

- За мою долгую жизнь, молодой человек, кем я только не был!..

- Вы, как я понимаю, разбираетесь в магии несрав­ненно лучше, чем я. Скажите, что, в картине действи­тельно заключен живой человек?

- Не совсем. Там - как бы двойник человека. Помни­те фаюмские портреты? Какая мощь живописи! Но среди них (конечно, их очень мало, и в музеях их нет)имеются и подобные таким картинам. Предназначением их было сохра­нить вечную молодость обладателю такого портрета, и портрет служил как бы матрицей, по которой восстанавли­валось реальное тело человека. Конечно, позволить себе иметь такую вещь могли только чрезвычайно богатые люди. Или сами маги. А их было немного. Даже фараоны далеко не всегда... Для этого необходимо было не только богат­ство, но и посвящение в таинства культа... После девя­той династии Среднего Царства изготовление таких картин строго сакрализировалось, и лишь очень узкий круг людей был допущен к ним...

- Я правильно понимаю, что человек, имеющий такой портрет, может практически жить вечно?

- Не совсем. Он должен время от времени как бы впадать в спячку, то, что теперь называют анабиозом. В это время его охраняют, помещают в специальную, спря­танную от чужих глаз камеру под землей; вместе с ним кладут эту картину. Проспав несколько десятков лет, он пробуждается и может еще лет сто двадцать - сто пятьде­сят активно, молодо жить. И так далее. Пока портрет цел, этот человек бессмертен. Но стоит ему утерять пор­трет, очередная спячка закончится настоящей смертью.

- Значит, находка такого портрета могла бы разре­шить для вас или другого человека проблему бессмертия?

- Вы очень догадливы. Я сделаю вам небольшой подарок. - С этими словами старик достал из секретера большую медную монету. - Эта монета времен Троецарствия из Китая. Обратите внимание на квадратную дырочку посередине. Носите ее в кармане постоянно. В тот момент, когда Картина, которую вы ищете - не возражайте, ищете, в тот момент, когда Картина окажется перед вами на расстоянии не более двух аршин - примерно полтора метра,

- монета согнется пополам. Дайте мне знать тогда, хорошо? Я отдам картину вам, только посмотрю на нее. Картина может быть замаскирована, но с этой монетой вы ее найдете.

Я взял монету и ношу ее в кармане. Может быть, она поможет мне? Как все же замечательно, что в мире не пе­ревелось еще Удивительное...

Глава 21

Из сочинения Теофраста Филиппа Ауреола Бомбаста фон Гогенгейма, более известного под псевдонимом Пара­цельс, подаренного им близкому другу, теперь уже забы­тому врачу Рихарду фон Бюлов-и-Аустринкену. Рукопись, к большому сожалению, не сохранилась до наших дней. Как же попало сие сочинение, хотя бы в отрывках, в настоя­щее повествование? Автор видит в этом большое противо­речие. Итак:

П а р а ц е л ь с.

О двойниках.

"...У каждого человека имеется двойник, но живу-

щий в другой стране и рожденный в то же самое время,

что и он. Как правило, двойники не знают друг о друге

и не могут друг с другом встретиться, ибо хотя и близ-

ки они, но, словно между одинаковыми полюсами магнита,

между ними существует тем более сильное отталкивание,

чем ближе они друг к другу, имеющее, очевидно, характер

взаимодействия скрытых духов пропорциональной суперпо­зиции Серы, Ртути и Соли, ибо такое идеальное повторе­ние их пропорций в двух микрокосмах непременно должно приводить к удалению оных друг от друга. В случае со­вершенном они должны родиться в двух противоположных точках земного шара, но так как, по мнению мореплава­телей, большая часть последнего покрыта водой, двойники не рождаются на противоположных его точках, а некоторые соображения заставляют меня предположить, что двойники рождаются в точках, разнесенных не более чем на две-три тысячи миль.

Иногда, очень редко, при нарушении процесса деле­ния микрокосма, двойники рождаются у одной женщины - близнецы, и потом, где бы они ни росли, даже по отдель­ности, их судьба будет в мельчайших деталях тождест­венна, ибо это один и тот же человек. Но такие случаи редки, ибо нарушение процесса деления микрокосма случа­ется не часто. Если же в таком случае Сатурн будет в созвездии Близнецов, количество близнецов может увели­читься и много более того.

Впрочем, можешь ты мне возразить, у животных в од­ном помете сплошь да рядом по нескольку детенышей... На это я отвечу, что есть принципиальная разница между че­ловеком и зверем: человек, конечно, зверь, но он и Бог, хотя во многих людях первое начало преобладает настоль­ко, что второе совсем незаметно. Есть в человеке и третье начало: Диавол. Если оно выходит на первый план, тогда... Впрочем, ты сам видишь вокруг, что бывает в этом случае. В наше время таких людей - слава Всевышне-

му, и да избавит Он нас от Диавола! - более чем доста­точно.

Двойники, однако, разнесенные имеют большую тягу друг к другу, хотя и сила отталкивания весьма велика. Они стремятся, сами того не понимая ясным сознанием, к встрече, но сила отталкивания разносит их в разные сто­роны, и встретиться они не могут, если сознательно не приложат к этому своих усилий.

Иногда, да будет тебе известно, во дни великих потрясений мироустройства в результате появления коме-

ты или неблагоприятной конфигурации, возникшей при по­явлении новой звезды в собственном доме натальной кар­ты, такие встречи могут происходить как бы случайно, то есть не по воле людей. (Как тебе известно, случайных, в строгом смысле этого слова, событий не может быть.) Что получается от такой встречи? Результат зависит от уровня развития двойников. Если эти люди стремятся к постижению Истины, они продвинутся много дальше в пос­тижении оной. Если же они, не дай Бог, не вышли еще из скотского состояния или, что еще хуже, одержимы Диаво­лом, тогда эта встреча чаще всего имеет фатальный ха­рактер для обоих...

(Пропуск в рукописи.)

... двойники же частичные, в отличие от полных, бо-

лее многочисленны. Каждый частичный двойник почти пол­ностью сходен со своим контрагентом в отношении ка­кой-нибудь одной ипостаси, например, при одинаковой внешности у них может быть совершенно разное развитие, что само по себе в конце концов налагает и на внешность свою печать. У них может быть разное положение в общес­тве: один, например, - крестьянин, другой - дворянин... При одинаковом разуме они могут разительно различаться внешне, но, как ты знаешь, в этом случае сам разум будет

у них различаться... То есть у частичных двойников не может быть полного, без оговорок, сходства даже в одной

ипостаси...

У каждого человека, как тебе, я надеюсь, ясно, та­ких частичных двойников может быть число, кратное трем, четырем и семи, минимальное количество соответственно: три, четыре, шесть, семь, девять и - совершенное число

- двенадцать...

Заметь, что здесь возможно быть двойником разных людей в отношении разных ипостасей микрокосма...

Вот, говорю я, какова сила симметрии в кристалли­ческом мире, что заставляет кристаллы вырастать в виде геометрических, подобных друг другу, тел, и эта же сила уподобливает двойников друг другу...

Ты можешь спросить, бывают ли частичные двойники разнополыми? Ведь есть ипостаси, в которых пол отсутст­вует... Да, возможно появление и таких частичных двой­ников. Браки меж ними дают потомство, расположенное в большей степени к рождению близнецов, то есть их внуки, как правило, близнецы...

(Пропуск в рукописи.)

... можно пулучить искусственного двойника, то есть

Гомункулуса, в одной, нескольких или всех ипостасях своего проявления тождественного оригиналу... И процесс такой аналогичен двойной трансмутации в алхимии: и там и там Великий Магистерий, и там и там первоначальное несовершенство и совершенство конечное... (Пропуск в

рукописи.)... Подумай, говорю тебе об нем... Ибо именно здесь сущности тонкие наиболее тесно соприкаса-

ются с грубовещественными проявлениями субстанции, и их трансмутация наиболее обнажена...

На этом обрываются имеющиеся у нас фрагменты. От­метим, что концепция полных и частичных двойников вст­речается и в других источниках. Автор воздержится от комментариев, которые читатель вполне может сделать и сам.

Вперед, вперед, наше славное повествование! Впро­чем, к движению спирали такое слово "вперед" применимо лишь в относительной степени. Так как спираль тем и хо­роша, что никогда не знаешь наверняка, если, конечно, форма ее достаточно сложна, куда она повернет, с какой стороны выскочит...

Любезный моему сердцу читатель! Вы, конечно, чело­век, умеющий читать, иначе не смогли бы понять, что здесь написано. Но задумывались ли вы когда-нибудь, что есть алфавит, азбука, что есть слово? Помните: "Вначале было Слово"... Человек заговорил и стал многократно сильнее. Человек записал свои слова и стал еще сильнее. В чем же мощь этих знаков? Нет ли в них самостоятельной силы? Нет ли самостоятельной силы в звуке, слове, кото­рое было вначале? И что это за Слово? Греческий Логос? Если некая мощь в написанных значках действительно су­ществует, как ее использовать? Такие вопросы люди зада­вали себе во все времена, и ответы, которые они находи­ли, не всегда укладывались в прокрустово ложе "прос­тых", а попросту говоря примитивных концепций.

Отметьте, читатель, что живем мы не только в мире вещей, но и в мире слов. И мир вещей, в котором мы жи­вем, в значительной мере создан миром слов: сначала слова: "Хочу летать, как птица", - потом аэроплан; сна-

чала слова: "Хочу помочь страждущему",- потом медици­на... И нет здесь какой-либо особенно великой тайны, но подумать об этом стоит.

Слово написанное и система знаков дали человеку еще более мощное оружие в руки. Сначала - техническое, математическое, научное и прочее описание, потом - кон­кретное достижение. Сначала думают, конечно же, словами,

потом слова эти записывают, потом - эксперимент, обсуж­дение, опять - эксперимент... Вся математика состоит из операций со знаками. Или с числами, что, вообще говоря, одно и то же. Итак, подумайте об этом, любезный моему сердцу читатель!.. И может быть, на какие-то мысли вас

натолкнут Филипп Теофраст Ауреол Бомбаст фон Гогенгейм, более известный как Парацельс, и его произведение...

Глава 22

Нина Степановна Кантемирова. Искусствовед. Специа­лизируется на организации международных выставок детс­кого рисунка. Не замужем, хотя претендентов более чем достаточно... Предоставляем ей слово...

...Вчера позвонил Сашка Неведомский, попросил о встрече, сказал, что нужна моя помощь. Нахлынули воспо-

минания... Ведь он чуть было не сбил меня с панталыку,

чуть не взял за себя замуж... Он просто чудо, какой

правильный и надежный, наверное, очень хороший муж...

Но я тогда была слишком эмансипированной, гордой... Хо­тела доказать себе, что сама, без помощи "сильного по­ла", могу построить свою жизнь так, как считаю нужным.

Теперь построила...

Все у меня есть: квартира, машина, интересная ра­бота, подработки, позволяющие удовлетворять свои прихо­ти... Нет только Сашки Неведомского. О господи, хоть

бы он тогда разэмансипировал меня! Деликатный, добрый,

сильный... Надо было брать меня в охапку и тащить в

загс. А он ничегошеньки так и не понял. Сказал, что

уважает мои убеждения. И с тех пор больше не поднимал

этот вопрос. Наши встречи стали редкими, официальными,

что ли... А потом он женился... Она - хорошая баба, но

не то, что ему нужно, я это чувствую... У них дети, жи­вут вроде бы мирно... А мы с ним перезваниваемся, мо­жет быть, раз в полгода, а то и реже... Это называется "остались друзьями".

С тех пор мне время от времени делают предложе­ния... Но как подумаю, что очередной "этот человек"

будет постоянно рядом, мне становится дурно. Плохо быть

умной бабой, плохо! Ой, плохо! Слишком высокие крите­рии. Да и мужики боятся умных женщин, им подавай что

попроще... Может быть, я инфантильная? Ну, кто в трид­цать семь лет ищет любви? Пора искать семейных радос­тей... Только не представляю себя в роли домашней хо­зяйки... Хотелось бы чего-то большого и светлого, как ни затасканно все это звучит...

А что вокруг? Что может мне предложить тот же Гор­деев? Свой не первой свежести юмор, от которого хочется бежать куда глаза глядят? Дурак "с юморком"... Плохо быть умной, плохо!.. Или надо брать, пока дают? Потом

ведь и этого не будет! Нет, лучше жить одной, по край­ней мере, нет оснований для сваливания своих неурядиц на другого человека... Сама во всем виновата, сама! Ду­ра я. Ладно, хватит себя казнить. Просто позвонил Саш­ка, и ощущение, что все, что я сделала со своей жизнью, -

одна большая ошибка, стало вдруг особенно острым... Хватит об этом.

Сегодня я встретилась с Сашей, и он попросил о по­мощи. Он сказал, что не может без меня обойтись, и в этом деле (пропал искусствовед-любитель - Иван Петрович Маринин) любая информация, которую я смогу добыть, бу­дет очень ценной. Он сказал, что по некоторым причинам

сам не в состоянии этим заниматься, то есть расспраши­вать сотрудников Музея изящных искусств им.Пушкина о пропавшем искусствоведе, но они могут знать что-то, о чем сами не подозревают, какое это имеет значение. Не могла бы я в порядке дружеской услуги выведать, с кем Маринин был знаком, не задавая, однако, прямых вопро­сов? Нет ли у меня знакомых в этом музее?

Есть, конечно. Например, Сеня Головин, мой сокур­сник. Правда, я давно ему не звонила, но думаю, он меня не забыл... Однако как выведать? Я ведь не сыщик...

Ладно, попробую. Скажу, предположим, что хочу познако­миться с хорошим мужиком, скажем, так: чтобы был тех-

нарь, но хорошо разбирался в искусстве (Сашка сказал мне, что Маринин холостяк)...

Сеня женат уже пятнадцать лет и, помнится, предла­гал найти мне хорошего жениха... Правда, речь шла тогда о знакомом его жены, каком-то дальнем родственнике, но теперь я сама изложу, какого жениха я бы хотела... Но начать надо, конечно, не с этого. Скажу, что наткнулась на его телефон и вот решила позвонить... Почему нет?

Расспрошу об общих знакомых, кто как живет, потом нена­вязчиво перейду к разговору "о браке и семье". Может быть, он сам начнет меня агитировать за замужество... Попробую. Попытка не пытка. Если это не пройдет...

Тогда поговорю о его музее, он совершенно на нем поме­шан... Приду к нему в гости, пусть поводит меня по за­лам и запасникам, познакомлюсь с его сослуживцами, а там видно будет... В крайнем случае назову под ка­ким-нибудь предлогом фамилию "Маринин", а там, может быть, кто-то его знает, и "поделимся впечатлениями"...

...А что, если действительно мне найдут жениха? Причем не дурака какого-нибудь, а хорошего, умного пар-

ня... Где их только взять, хороших парней? Все давно

уже женаты: бабы таких не упускают! Впрочем, наблюдения

за супружеской жизнью таких, хороших и умных, парней по­казывают, что часто они несчастливы, как и умные женщи­ны. Первый угар проходит, потом начинается похмелье.

Вот Юрка, далеко за примером не ходить, взял в же­ны такую красавицу, такую фифу... Уже седьмой год эта фифа сосет из него соки, жалко парня, чего не разведет­ся? И детей нет... А Валера с Юлией? Такая была образ­цовая семья, всем можно было в пример ставить. И вдруг

- развод. Почему? Вроде бы хорошо жили... Куда ни кинь

- все клином выходит... Правда, отец мне как-то сказал, что в супружестве надо искать не повод для взаимного истребления, а возможность любить другого человека. И что любовь и коммерция - вещи диаметрально противопо­ложные: начинается коммерция - пропала любовь. Они с матерью идеально живут, как мне кажется. До сих пор

как влюбленные...

А вдруг и они разведутся? Впрочем, за них-то я спокойна. Омрачает их союз лишь то, что я родилась де­вочкой. Они так хотели мальчика! Отец с детства воспи­тывал меня, как мальчика, и был, вероятно, на свой соб­ственный манер прав...

Но мне-то что теперь делать? Я же не могу, в конце концов, стать сама себе мужем! И мужчиной стать не могу. Да и не нужно это, вероятно... Так хочется, чтобы

кто-то большой, сильный, умный, хороший взял меня в

охапку, прижал к себе и сказал: "Завтра - или нет, прямо

сейчас - идем подавать заявление..." Ей-богу, пошла бы,

не задумываясь! Осточертело решать все самой. "Самосто-

ятельная женщина"... К чертям собачьим эту самостоя-

тельность! Почему приходится быть самостоятельной? По­тому что некому вот так взять в охапку и принять реше­ние...

Я не стала бы злоупотреблять его силой. Все потя­ну, все сама сделаю. Было бы для кого. Чтобы знать, что в случае чего можно спрятаться за его широкую спину, что он глава семьи... Как это, должно быть, хорошо,

когда есть кого слушаться! Но кого слушаться? Где он,

мой разэмансипатор? Нет его... Был Сашка Неведомский,

он мог стать для меня таким... Но тогда у меня были

совсем другие мысли...

Жаль, что понимать что-то начинаешь лишь тогда, когда тебе уже не восемнадцать лет... Что делать? Высо­кие стандарты моего отношения к возможному мужу делают выбор очень узким. А снизить их - себе самой в лицо плюнуть. Видимо, с самого детства я привыкла к максима­лизму: все или ничего. Но где взять гения? Или хотя бы просто талантливого человека? Их ведь мало... Помнится, был у меня любовник, живописец Коля... Талантливый па­рень, ничего не скажешь. Но принципиальный противник брака вообще. Цитировал Джорджо Вазари: "Живописцу сле­дует вести уединенный образ жизни, не связывая жизнь свою с женщиной, каковая может оказаться причиной его гибели. Ибо не было еще живописца, который выиграл бы от женитьбы как мастер и как человек..."

А сколько женщин вокруг него! Но он ни одну не подпускает ближе, чем... И меня не подпустил. А каза­лось, что... Зря казалось: ему, кроме его искусства, ник-

то не нужен. Так, время от времени поразвлечься с бабой

в постели - это он может... Если ему не позвонить, сам

никогда первый не позвонит. И вот в один прекрасный

день я не позвонила. А он не звонит до сих пор. Навер­няка забыл меня уже давно. Что я для него? Почему все так сложно? Плохо быть умной бабой, ой плохо!.. Ведь и умные бабы - тоже бабы. Тоже живые...

Глава 23

Князь Гвидо Моро. Неделю спустя после известных читателю событий.

Сегодня мой гость покидает меня. Когда еще встре­тимся, бог знает. Маэстро сказал, что собирается в Ин­дию... Последний ужин вчера прошел, как всегда, в при­ятной беседе о возвышенных предметах.

На прощанье я попросил гостя принять на память в подарок пергамент времен императора Константина с Еван­гелием от Матфея. По лучистой улыбке, озарившей лицо маэстро, я понял, что это ему приятно. Он поблагодарил меня самым учтивым образом - дар духа выше любого дара

плоти, и я нашел именно то, что способно его обрадовать.

Потом мой гость вытащил из кошелька простое сереб­ряное колечко с серым камушком и сказал:

- Это кольцо - подарок вам, благородный юноша. Не обращайте внимания на его невзрачный вид. Многие

отдали бы любое другое кольцо в обмен на это,

когда бы знали о его особенных качествах. При прибли­жении опасности камень на нем испускает желтый свет, и само кольцо начинает пульсировать. Кольцо заранее предупредит вас: носите его на безымянном пальце пра­вой руки, и, когда берете пищу или бокал с вином в руки, кольцо загорится желтым светом, если там есть яд. Но никому не рассказывайте о свойствах этого кольца: люди завистливы и его выкрадут. И, поглядывая на него время от времени, вспоминайте о синьоре Бернардо..."

Я от души поблагодарил маэстро Бернардо и сказал ему, что мой дом к его услугам и там он может всегда найти все, что только в моих силах ему предоставить.

- Мой дом - ваш дом, - сказал я ему, - в любое время, даже если я буду отсутствовать, маэстро Бернардо, вы можете

пользоваться им по своему усмотрению. Я отдал своим

слугам соответствующие распоряжения, и они будут выпол­нять любые ваши приказания как исходящие от меня само­го. Когда бы вы ни появились, я буду рад видеть вас и ваших друзей.

- Благодарю вас, князь Гвидо. Вы истинный сын этого века, цвет его. Ваше благородство, готовность

поспешить другому на помощь, пожертвовать всем, что вы

имеете, ради малознакомого человека, ваш ум, образован­ность и ваша отвага - лишь немногие из ваших достоин-

ств, и такое сочетание их в одном человеке было бы не­мыслимо в иное время... Я, в свою очередь, предлагаю вам,

в каких бы обстоятельствах вы ни оказались, свою дружбу и помощь, если таковая понадобится... К сожалению, не могу предоставить свой замок в ваше распоряжение, так как в данный момент у меня нет замка, но, может быть, вам понадобится совет друга, который несколько старше вас и, возможно, видел в жизни больше: в таком случае обратитесь к старому Бернардо, и, может быть, его сове­ты будут для вас небесполезны... Сейчас я отбываю в да­лекую страну, откуда вернусь не раньше чем через три года, но, если вам безотлагательно нужен будет мой совет,

возьмите перстень с алмазом, который я имел удовольствие вам преподнести при первой встрече, и потрите его тря­пицей.

- Я бесконечно тронут, маэстро Бернардо. Позвольте пожелать вам успеха во всем, что вы ни предпримете, и счастья - такого именно, каким его понимаете вы сами...

- Благодарю вас, князь Гвидо, и до свидания. Я же­лаю вам всего самого прекрасного, что только может быть на свете.

Мы обнялись. Маэстро Бернардо сел на подаренного мной иноходца и медленно поехал прочь. Я смотрел вслед, пока поворот дороги не скрыл его от моего взора оконча­тельно... Хотя Маэстро был моим гостем всего неделю, ощущение огромной человеческой близости между нами и глубокого внутреннего сопряжения наших судеб не остав­ляет меня...

Кто он? Что я о нем знаю? Почти ничего. Он поя­вился внезапно и, блеснув, как падающая звезда, оставил

наши края... За все это время у меня как-то не было

случая подробнее расспросить моего астролога, маэстро

Карлуччи. Теперь, придя в его жилище на самом верху большой башни, я попросил старика рассказать все ему известное о нашем замечательном госте. Вот что он мне рассказал.

Р а с с к а з м а э с т р о К а р л у ч ч и....Тогда я был молод и честолюбив. Родившись в

семье купца средней руки, я не мог заставить себя си­деть в лавке и торговать сукнами, вместо этого я дни и ночи проводил за книгами и, в конце концов не выдержав

издевательств близких над моим интересом к астрологии, бежал из дому и, нанявшись на корабль матросом, отпра­вился в Англию, в Оксфорд, где, поступив в университет в качестве прислужника, имел возможность слушать лекции самых лучших профессоров.

Вскоре мое старание было замечено, и меня сначала освободили от значительной части работы, чтобы я мог больше сил уделять учебе, а затем герцог Кентерберийс­кий, один из попечителей нашего университета, назначил мне содержание на все время обучения, и я отдался ему со

всем пылом. В три года, занимаясь днем и ночью, я окон­чил университет и получил степень бакалавра, а затем и магистра.

После этого в свите своего патрона, герцога Кен­терберийского, я переехал в Лондон, где, имея возмож­ность встречаться с лучшими учеными того времени, про­должил свое образование. Мои советы не раз помогали герцогу выпутаться из достаточно щекотливого положения, за это он меня полюбил и, оказывая мне всяческое благо­воление, сильно приблизил к себе. Это, естественно, вы­зывало зависть, но благодаря науке, которой я в то

время уже в какой-то степени овладел, мне удавалось

вовремя раскрывать направленные против меня планы и

разрушать интриги в самом зародыше.

В некоторой степени благодаря моим советам герцог Кентерберийский упрочил свое положение и стал правой рукой короля; естественно, я был рядом с герцогом и близко познакомился с жизнью английского двора и со многими обитающими там людьми. Что касается Гроссмейс­тера, то он появлялся при дворе крайне редко, и король чаще сам ездил к нему в замок на берегу Темзы, что был предоставлен Гроссмейстеру в полное наследственное вла­дение; от королевского дворца до него всего три мили...

Что творилось в этом замке, никто не знал, ходили разные слухи, но даже инквизиция здесь не могла ничего толком раскопать. Впрочем, некоторые из высших прелатов пользовались услугами Гроссмейстера, и его положение было весьма прочным.

Он, видимо, несколько благоволил мне как соотечес­твеннику, но близко к себе не подпускал, как, впрочем, и всех остальных. Однажды он помог мне в толковании весьма трудного вопроса, причем сделал это как-то похо­дя; именно тогда я понял, насколько велики его знания. Вышло это случайно и не повлекло за собой какого-либо сближения...

Надо сказать, что Гроссмейстер мог иногда подойти к кому-то и, как бы отвечая на его самые сокровенные мысли, вдруг подсказать решение проблемы. Так он подо­шел ко мне. Тогда я был настолько потрясен, что даже начал немного заикаться. Я попросил его стать моим учи­телем, но он ответил, что, к сожалению, не имеет време­ни на учеников. Надо было пасть перед ним на колени, умолять его... Но я оцепенел и не смог этого сделать.

Как-то у Гроссмейстера появился не то чтобы враг, но крайний недоброжелатель - епископ Берклийский, поль­зовавшийся в то время огромным влиянием в церковных кругах. На одном из праздников, когда Гроссмейстер при­ехал в королевский дворец, епископ во всеуслышанье об­винил его в колдовстве и пригрозил судом инквизиции. Гроссмейстер все это спокойно выслушал и посоветовал епископу поторопиться с обращением к инквизиции, а то можно ведь и не успеть это сделать... Епископ отвечал ему высокомерно, сказав, что всегда все успевает де­лать, а Гроссмейстеру лучше позаботиться о своей душе...

Тот пожал плечами и умолк. А по дороге из королевского дворца епископ был убит в перестрелке напавшими на его карету разбойниками. Из охраны осталось в живых лишь двое. Это произвело на всех такое глубокое впечатление, что больше никто не рисковал связываться с Гроссмейсте­ром. Правда, в его замок пытались проникнуть шпионы ин­квизиции, но после того ни один из них не был найден живым или мертвым. Вмешательство нескольких обязанных Гроссмейстеру крупных прелатов прекратило эти попытки...

Разные ходили о нем слухи, но точно никто ничего не знал. Я не был бы вообще в курсе его дел, если бы не один случай. Как-то, прогуливаясь по аллеям парка при королевском дворце, я вдруг услышал разговор между дву­мя людьми, которые не видели меня, так как между нами была живая стенка из высоких постриженных кустов. Я со­бирался было пройти дальше, но упоминание имени Гросс­мейстера насторожило меня, и я продолжал слушать. Один из голосов, более низкий, с хрипотцой, выдавал человека в летах; второй был звонок и явно принадлежал молодому. Услышал я следующее.

- Итак, - сказал старик, - повторим все с самого начала. Ты, Дик, подходишь к Гроссмейстеру Бернардо и предлагаешь ему кубок вина, "посланный лично королем". Если он выпьет, тут ему и каюк. Если не выпьет, тогда отвлеки Гроссмейстера разговором, а я подойду сзади и ударю его топором по голове. Потом я убегу, а ты спо­койно уйдешь и присоединишься к гуляющим.

- Что уж обсуждать, - говорил молодой, - вроде бы не должно сорваться. Посмотрим, каков черт изнутри...

- Ладно, давай. Он обычно ходит по этой тропинке. Занимаем позицию... - Голоса затихли...

Полный негодования, я побежал в сторону, откуда, по моим предположениям, должен был прийти Гроссмейстер. Я не ошибся: он шел, погруженный в свои думы... Сбива­ясь от волнения, я рассказал ему о нечаянно подслушан­ном разговоре. Но он сказал, чтобы я не волновался, и предложил незаметно следовать за ним сзади, так как мое предупреждение заслуживает вознаграждения - не потому, чтобы ему не было известно о поджидавшей его опасности, но потому, что я проявил себя с лучшей стороны и заслу­живаю некоторого развлечения. Итак, я пошел незаметно сзади, прижимаясь к деревьям, и вскоре мы вышли к тому месту, где должны были поджидать негодяи.

Теперь я понял, кто был молодой: личный лакей его светлости наследника престола - Ричард Олбани. Вот он вышел из-за деревьев, неся в руках поднос с несколькими бокалами, подошел к Гроссмейстеру и, отдав глубокий

поклон, предложил от имени короля и наследника престола

выпить это весьма редкое вино, которое только что при­везли из Испании.

К моему удивлению, Гроссмейстер Бернардо согласно кивнул и выпил бокал вина; после этого он, видимо не

удовлетворившись, взял второй бокал и осушил его тоже.

В тот же момент раздались слившиеся в один два вопля, в которых слышалась нечеловеческая боль. Лакей схватил-

ся за живот, упал и начал корчиться в страшных конвуль­сиях, а из-за дерева выпал и стал с ужасными стонами и гримасами кататься по земле уронивший топор старый бородатый сообщник.

Страшное зрелище продолжалось недолго. Постепенно конвульсии становились все реже, стоны затихли, нако­нец сначала молодой, затем старик вытянулись в послед-

нем пароксизме... Оба были мертвы.

Гроссмейстер Бернардо жестом подозвал меня и сказал:

- Все. Я надеюсь, это было занимательное зрелище?

- Я потрясен, Гроссмейстер. Разрешите преклонить перед вами колени и просить вас принять меня в ученики. Я готов делать все, что вы прикажете, и служить вам как

раб, только не отталкивайте меня!

- В таком случае, юноша, я приказываю вам немед­ленно покинуть Лондон. Дальнейшее пребывание здесь опасно для вашей жизни. В Италии вы найдете себе покро­вителя в пригородах Рима.

- Я подчиняюсь, учитель, но как же герцорг Кен­терберийский? Я должен хотя бы объясниться с ним и...

- Это я беру на себя.

На этом окончилось мое приключение. Я покинул Лон­дон и вскоре уже состоял на службе у твоего отца. Потом только я узнал, что герцог Кентерберийский, возвращась в этот день от короля, был убит молнией, которая удари­ла в его карету; а я всегда сидел рядом с ним... Я не смог предсказать тогда этого удара молнии, а Гроссмейс­тер, как видишь, смог. Почему же он не предупредил гер­цога? Видимо, тому пришло время умирать и вмешаться

уже было нельзя...

Вообще, трудно было бы подходить с обычными мерка­ми к поступкам Гроссмейстера. Но если бы не он, мы с тобой не имели бы удовольствия разговаривать сейчас.

С тех пор прошло уже столько лет... Он, конечно, забыл меня. Да и я с тех пор изменился. А он все такой же...

Благодари господа: заслужить благосклонность тако­го человека - величайшая удача...

Астролог умолк... Но князю еще долго казалось, что в воздухе продолжают витать какие-то едва ощутимые за­гадочные образы...

Глава 24

Н е в е д о м с к и й Александр Григорьевич...Нинка сдержала слово. Она вышла на Пушкинский

музей. Маринина там очень хорошо знают и даже пытались

сосватать за него некоторых незамужних сотрудниц. Репу­тация его как специалиста в музее исключительно высока. В спорных случаях Ивана Петровича приглашают в качестве консультанта; предлагали ему и постоянную работу, одна­ко со ставками у них негусто и пока вопрос повис в воздухе.

Расписали его Нинке в самых радужных тонах: не пь­ет, не курит, очень предупредителен, исключительно хо­рошо воспитан. Интересуется историей магии и великолеп­но разбирается в различных культовых побрякушках, нап­ример, может легко установить, когда изготовлены шаман­ские бубны с точностью до нескольких лет. До мельчайших подробностей знает историю женского портрета (это, по­жалуй, нам не понадобится) и может очень увлекательно рассказывать о целом ряде вещей, которых никто даже среди специалистов не знает. Эрудиция Маринина весьма обширна. Когда сотрудники музея просили подсказать раз­гадку очередной полосы в кроссворде, делал это играючи. Очень силен физически. Занимался пятиборьем: фехтова­ние, лошадь, стрельба из пистолета, плавание, кросс. С легкостью, почти не занимаясь, всего за какие-то два года выполнил норму мастера спорта СССР. Золотые руки: все что угодно может сделать, если захочет, реставра-

торы удивлялись, когда он без напряжения с одного пока­за выполнял все, что могут они.

Очень активен, но в свою личную жизнь никого не пускает. При попытках говорить о нем мягко переводит разговор на другую тему. Вместе с тем пользуется боль-

шим успехом у женщин: они от него без ума.

Ходят слухи, что после развода у Ивана Петровича было несколько любовниц, но толком никто ничего не знает.

Не появлялся в Пушкинском уже месяца три. Просто не было надобности. Временами приходит в музей, куда имеет постоянный пропуск, почти каждый день, причем не только тогда, когда нужна его консультация. Иногда при-

ходит в библиотеку музея поработать с книгами, иногда -

просто ходит по залам и смотрит на картины, порой его

можно застать у реставраторов.

Когда поступают интересные новинки, его обязатель­но зовут. Знает назубок все картины как постоянной экс­позиции, так и все запасники, хотя там их - астрономи­ческое число. Лучше всякой картотеки. В общем музей

выбивает ставку специально для Маринина, но ввиду от­сутствия у него диплома искусствоведа вопрос еще нахо-

дится в стадии решения.

Играет на нескольких музыкальных инструментах: на скрипке, фортепьяно, флейте, гитаре и на каком-то еще

странном музыкальном инструменте, который Нинка назва­ла, но я не понял, что же это такое. Иностранные языки: владеет английским, французским, немецким, итальянским, испанским и еще какими-то, впрочем, сотрудники музея уверены, что нет такого языка, который бы Иван Петрович не знал. Рафинированный эстет - такое впечатление скла­дывается у Нинки. Автор целого ряда работ по истории живописи и истории магии, впрочем, вероятно, далеко не все эти работы опубликованы, а один сотрудник сказал Нинке, что Маринин, по всей видимости, публикует только то, к чему совершенно утратил всякий интерес. В общем, при всей своей общительности - чрезвычайно скрытный че­ловек.

Странный расклад: вот хожу вокруг да около, а пор­трета человека не получается. Говорил с его женой, знаю, где работал, знаю его увлечения... Но все что-то не то. Что им движет? Каков мотив? Вся моя работа была бы безуспешной, если бы я не старался в расследовании преступлений понять, чего хочет человек, что им движет, ради чего он идет на преступление. Ведь мотивов, по ко­торым совершаются преступления, не так уж много. Пойми преступника - и полдела сделано. Потому что можно пре­дусмотреть его действия и воссоздать все, что произош­ло. Последнее время я пришел к неутешительной мысли, что мотивы преступления - извращение и продолжение во­обще-то самых обычных, повседневных мотивов и что муж, по пьянке зарезавший свою жену, начал с простой распу­щенности; впрочем, судят не за мотивы, а за поступки... У хорошего человека преступные мотивы не то чтобы не появлялись (хотел бы я видеть человека, который за всю свою жизнь ни разу не захотел дать ближнему по морде или даже в сердцах не представил бы, как убивает своего обидчика), но хороший человек в своей деятельности ру­ководствуется другими мотивами, а этим мотивам хода не дает. У преступника же нет тормоза, и ввиду распущен­ности он совершает преступление. Многие ревнуют жен, но убивают их все-таки единицы. (С воровством несколько

иначе: далеко не каждый стремится даже в мыслях взять

то, что плохо лежит...)

В общем, преступник-дилетант, в какой-то степени случайный, - впрочем, случайностей здесь почти не быва­ет, - как правило, действует в результате слабости своих

тормозов. Уголовник-рецидивист, конечно, другое дело:

это просто скотина без каких бы то ни было принци­пов, с самыми примитивными остатками человеческого по-

ведения.

Итак, чтобы понять преступника, надо понять обыч­ного человека со всеми его слабыми и сильными сторона­ми, ведь преступник, как правило, искаженный человек:

чего-то в нем не хватает, чего-то слишком много, напри­мер наглости, и в целом человек, как правило, более примитивный.

Маринин, конечно, не преступник. Но должен же я его понять! Ведь он, судя по всему, самым тесным обра­зом причастен к событиям в доме N 6, квартире 35... - интерес к магии не случаен. Но понять Ивана Петровича мне что-то не удается. Что им движет?

Спекулянт, например, ищет "красивой жизни" или копит деньги ради денег: впрочем, таких мало, в основ-

ном спекулянт пускает пыль в глаза самому себе и на

этом горит. Здесь с мотивом все ясно. "Фирма", ресто­ран, пьянка, карты... бабы, с которыми чистоплотный че­ловек рядом не станет находиться...

Вот трудяга-инженер. Здесь тоже все ясно: план, завод, жена, дети, иногда - автомобиль или какое-ни­будь хобби...

Вот помешанный на своей работе ученый - тоже все ясно: работа, работа, работа...

Вот карьерист - карьера, карьера, карьера...

Вот просто мещаночка - тряпки, мужики, быть не хуже всех... В таких случаях нетрудно понять, чем живет

человек. А чем живет Маринин? Вроде бы искусством? Но

тогда зачем работает в своем НИИ? Впрочем, там больше

платят. Но похоже, что для него деньги - только средст­во купить книги, которые он собирает. Коллекционер? Не очень похоже: коллекционер собирает коллекцию ради нее самой, а у Ивана Петровича в основном книги весьма

информативные, не просто редкие... Потом, со своими знаниями он мог бы, вероятно, собрать без особых затрат ценнейшую коллекцию картин, но Иван Петрович не собира­ет картины, хотя явно интересуется ими. Чего-то не хва­тает мне, чтобы понять его... Итак, расследование нача­ло терять темп. Что делать дальше? С кем посоветоваться?

Тогда с Алексеем мы удрали от Деда Мороза, бла­годаря колечку. Не обманул Феррапонтыч. Потом я пытался

издалека проследить за стариком, куда он пойдет, но как

только я чуть сокращал дистанцию, кольцо начинало виб­рировать и светиться, и вскоре я потерял Деда Мороза

из виду. Выйдя из кафе, старик пошел по улице Горького вверх к Пушкинской, но куда - неясно. Даже в гриме он может запросто меня узнать, и тогда...

Тоскливо... Как будто уперся в стену лбом, и даль­ше нет дороги... Надо искать консультанта. Без него дальше делать нечего. Ухлопьев отказался, но, может быть, есть в Москве кто-то еще? Надо искать. Время, время уходит! А что, собственно говоря, я ищу? Марини­на? Или просто не могу жить дальше спокойно, не разга­дав этот ребус? "Рекбукс-кроксворд"...

Искать консультанта. Ситуация исключительная...

Глава 25

Нина Кантемирова сидела дома и печатала на машинке статью в "Артревью". Раздался звонок в дверь, и, черты­хаясь, она пошла открывать. "Кого еще черт несет? - подумалось ей - Вот всегда так, только захочется как следует поработать, обязательно кто-нибудь заявится". Но когда она открыла дверь, на пороге стоял с букетом цве­тов Саша Неведомский. Он спросил Нину, принимает ли она гостей.

- Входи, конечно. Как хорошо, что ты пришел!

- Вот, решил навестить тебя. Ты извини, что без звонка. Понимаешь, я совершенно запутался в этом деле и пошел гулять, куда глаза глядят, может быть, что-нибудь в голову придет, а ноги как-то сами привели меня к те­бе...

- Это дело связано с той просьбой, насчет Маринина?

- Да. Ты знаешь, только не думай, что я сошел с ума, последнее время происходят самые что ни на есть

странные вещи. Мы с другом - может быть, ты помнишь:

Алеша Кондраньев - ввязались распутывать все это, но что делать дальше, не знаем. Может быть, ты что-нибудь подскажешь?

- Если ты введешь меня в курс дела...

- Ты только не думай, что я сумасшедший. Потому что, если бы пришли ко мне с таким рассказом, я бы точ­но решил, что рассказчик сошел с ума. Посмотри на меня внимательно. Я в здравом уме и твердой памяти. В гла-

зах нет ненормального блеска, жесты вполне скоординиро­ванны, если хочешь приведу Алешу Кондраньева, он тебе все подтвердит, а уж он-то - личность совершенно устой­чивая...

- Ты бы все-таки рассказал, в чем дело...

- Я потому такое делаю длинное предисловие, что трудно самому во все это поверить...

Александр все рассказал. По мере его рассказа Нина несколько раз морщила лоб, а когда рассказ коснулся старика и его проделок, невольно хмыкнула. Александр обиженно скривился, она сказала, что внимательно слуша­ет, но это действительно очень смешно: ясно представила себе этого дедушку в кабинете у Кондраньева...

Кончил Александр свой рассказ некоторыми соображе­ниями, по которым выходило, что дальше нужен, просто необходим консультант. Где его взять? Может быть, Нина что-нибудь придумает? Ведь обычно милиция не имеет дела с нечистой силой...

- И ты считаешь, что я к ней ближе?

- Нет, конечно. Но, может быть, среди твоих знако­мых есть кто-нибудь, кто может знать таких людей? Ведь все-таки ты при искусстве, а художники - люди экстрава­гантные...

- Сашка, задал ты мне задачу. Есть, правда, у меня один знакомый... Но он человек замкнутый и может не за­хотеть тебя слушать... Это мой бывший любовник, ху­дожник, причем очень талантливый. Мы не виделись уже года три... Если кто может помочь тебе, то это он. Сей­час я ему позвоню...

А сама подумала: "Вот наконец нашелся предлог позвонить ему..."

- Здравствуйте. Коля, это ты? Плохо слышно. Это Нина говорит. Ты меня еще помнишь? Правда, помнишь? Не­ужели узнал? Слушай, ты не мог бы ко мне сейчас прие­хать? Очень нужно! Когда будешь? Через час? Жду. Ну вот, Сашка, теперь ждем. Через час он будет.

- Не взревнует?

- Это чувство ему чуждо. Он как ветер - попробуй удержать в руках! Коля, по-моему, вообще не понимает,

как можно испытывать какие-то чувства по поводу женщи­ны, кроме чисто эстетических...

- Он часом не...

- Нет, что ты. Вполне нормальный мужчина. Но толь-

ко он занят своим искусством, и больше ничем. Остальное может быть лишь помехой и должно быть отметено с полной безжалостностью...

- Этакий затворник?

- Нет, вовсе нет. Скорее сорви-голова. Ветреник, повеса вроде бы и при этом большой труженик. Очень

много работает, а когда отдыхает, делает это со вкусом.

Вовсе не монах, но и не от мира сего. В общем, сам уви­дишь. Очень умный, обаятельный... Он тебе понравится.

- Понравлюсь ли я Коле? Кто я для него? Милицио­нер...

- Не прибедняйся. Милиция тоже нужна...

- Ладно, будем ждать...

Через час, как и обещал, приехал Коля - Николай Семенович Коротыгин, художник.

Дата добавления: 2015-10-16