Плоды молитвы.

Молитва есть духовная работа, к которой необходимо принуждать себя: она, как и Царство Божие и вообще всё доброе, “усилием берется” (Мф. 11:12). Все, что объединяют в понятии “плоды молитвы,” является даром свободной воли Божьей, а не следствием прилагаемых усилий. Когда и что даровать молящемуся — зависит только от Бога. Святые Отцы предупреждают об опасности стремления к особым благодатным состояниям и духовным дарам во время молитвы. Единственное состояние, которое нужно возгревать в себе, — покаянное чувство своего недостоинства и ничтожества перед величием Бога, соединенное с жаждой богообщения. Искание благодатных дарований преподобный Исаак Сирин называет душевной болезнью: “Откажемся от того, чтобы искать у Бога высокого, пока не посылает и не дарует Он этого... Кто не считает себя грешником, того молитва не принимается Господом. Если же скажешь, что некоторые отцы писали о том, что такое душевная чистота, что такое здравие, что такое бесстрастие, что такое созерцание, то писали не с тем, чтобы нам с ожиданием домогаться прежде времени... Господне (дарование) придет само собою, если место в сердце будет чисто и неоскверненно. Чего же ищем “с соблюдением,” разумею высокие Божии дарования, то не одобряется Церковью... И это не признак того, что человек любит Бога, но душевная болезнь.”[254] Все дары благодати и милости Божьей придут, когда этого захочет Бог: “Помилование зависит не от желающего и не от подвизающегося, но от Бога милующего” (Рим. 9:16).

Первыми плодами молитвы, по святителю Игнатию (Брянчанинову), являются внимание и умиление: “Эти плоды появляются прежде всех других от всякой правильно совершаемой молитвы, преимущественно же от молитвы Иисусовой, упражнение которою превыше псалмопения и прочего молитвословия. От внимания рождается умиление, а от умиления усугубляется внимание. Они усиливаются, рождая друг друга... Как истинная молитва, так и внимание и умиление суть дары Божии.”[255] Бывает, что мы прочитываем тысячи молитвенных слов, прежде чем одно какое-либо из них коснется нашего сердца и произведет в нем теплоту, чувство горячей любви к Богу, невыразимую сладость, тишину и покой, это состояние называется умилением. Советуют не переходить поспешно к следующим словам молитвы, но остановиться на этом слове и духовно углубиться в него: “Если ты на каком-нибудь слове молитвы почувствуешь особенную сладость или умиление, то остановись на нем, ибо тогда и Ангел-хранитель наш молится с нами” (Иоанн Лествичник).[256] Важно также молиться своими словами, — особенно, когда во время чтения установленных молитв пришло чувство умиления: “Никогда не пропускай без внимания этих проявляющихся в душе твоей восхождений к Богу, но всякий раз, когда они возбудятся, остановись и молись своими словами... В церкви ли, дома ли душа твоя захочет помолиться своим, а не чужим словом — дай ей свободу, пусть молится, хоть всю службу сама промолится, а дома от правила молитвенного отстанет и не успеет совершить его” (Феофан Затворник).[257]

Чувство умиления всегда приходит неожиданно, хотя и является плодом молитвенного труда. Оно посещает не только умудренных опытом подвижников, но иногда и вступающих на путь духовной жизни — для укрепления их веры, иногда и детей, любящих храм Божий. Один афонский инок прошлого столетия вспоминал, как благодать Божья посещала его в раннем детстве: “За прилежание ли к церкви, или ради расположения к монашеству, благодать Божия часто утешала меня различными просвещениями... Однажды, когда мне было около семи лет от рождения, и я уже научился пономарствовать — как теперь помню, в субботу на вечерне, на входе — я шел со свечою и, по обычаю, стал пред иконой Спасителя, прилежно смотря на лицо Его. В это время пели догматик: “Царь небесный за человеколюбие на земли яв и ся и с человеки пожив е. ” Эти слова поразили мое сердце страшным удивлением и сладчайшим умилением. Слезы потекли из глаз... Я плакал, ужасался и радовался. Слова повторялись (в уме) часто, и с новыми чувствами удивления и радости. Так продолжалось более двух недель. Потом мало-помалу стало это уменьшаться, но память о сем дивном просвещении осталась на всю жизнь мою.”[258]

Подобный случай описан Достоевским в “Братьях Карамазовых.” Повествование ведется от лица старца Зосимы, однако известно, что это автобиографический рассказ из детства самого Достоевского: “Помню, как в первый раз посетило меня некоторое проникновение духовное, еще восьми лет от роду. Повела матушка меня одного... в храм Господень в Страстную неделю в понедельник к обедне... Вспоминая теперь, точно вижу, как возносился из кадила фимиам и тихо восходил вверх... Смотрел я умиленно, и в первый раз от роду принял я тогда в душу первое семя слова Божия осмысленно.” Описывается, как чтец читал в храме начало книги Иова, а затем хор пел “Да исправится молитва моя.” “С тех пор, — продолжает автор, — даже вчера еще взял ее (т.е. книгу Иова) — и не могу читать эту пресвятую повесть без слез.”[259] О том, что это “духовное проникновение” посещало самого Достоевского, а не вымышленного им героя, свидетельствует он в одном из своих писем к жене: “Читаю книгу Иова, и она приводит меня в болезненный восторг: бросаю читать, и хожу по часу в комнате, чуть не плача... Эта книга... одна из первых, которая поразила меня в жизни, я был еще тогда почти младенцем.”[260] Для Достоевского особое отношение к книге Иова могло быть связано с тем, что его собственная жизнь была подобна жизни многострадального библейского героя.

Минуты молитвенного умиления испытывали и Лермонтов, и Пушкин, о чем свидетельствуют некоторые их стихотворения. Лермонтов так говорит о молитве и ее плодах:

В минуту жизни трудную

Теснится ль в сердце грусть:

Одну молитву чудную

Твержу я наизусть.

Есть сила благодатная

В созвучье слов живых,

И дышит непонятная,

Святая прелесть в них.

С души как бремя скатится,

Сомненье далеко —

И верится, и плачется,

И так легко-легко...[261]

А Пушкин в стихотворении “Отцы-пустынники и жены непорочны” пишет, что ни одна молитва так не умиляет его, как великопостная молитва святого Ефрема Сирина “Господи и Владыко живота моего”:

Все чаще мне она приходит на уста

И падшего крепит неведомою силой. [262]

Отвечая на стихотворение святителя Филарета (Дроздова) “Не напрасно, не случайно жизнь от Бога мне дана,” явившееся в свою очередь ответом на пушкинское “Дар напрасный, дар случайный,” поэт писал о том глубоком впечатлении, которое произвели на него слова митрополита:

Я лил потоки слез нежданных.

И ранам совести моей

Твоих речей благоуханных

Отраден чистый был елей.[263]

В приведенных текстах говорится о разных формах и степенях умиления, сопровождающегося слезами. Слезы при молитве — тоже благодатный дар и признак Божественного посещения. Преподобный Исаак Сирин говорит: “Слезы во время молитвы — признак Божией милости, которой сподобилась душа в покаянии своем, признак того, что молитва принята и слезами начала входить на поле чистоты.”[264] Авва Евагрий советует молиться о даровании слез: “Прежде всего молись о получении слез, чтобы плачем умягчить присущую душе твоей грубость и... получить оставление грехов. Употребляй слезы как орудие к получению всякого прошения, ибо весьма радуется о тебе Владыка, когда ты молишься со слезами.”[265] Слезы умягчают и освежают душу, делают ее более восприимчивой к принятию благодати Божьей.

По мысли архимандрита Софрония (Сахарова), плач рождается в человеке вследствие соприкосновения с Божественным огнем: “Наивен тот, кто думает, что путь вслед Христу возможно пройти без слез. Возьми сухой орех, положи его под тяжелый пресс, и увидишь, как потечет из него масло. Нечто подобное происходит с нашим сердцем, когда невидимый огонь слова Божия опаляет его со всех сторон. Окаменело сердце наше в своем животном эгоизме... но воистину есть такой Огонь, который способен расплавить даже крепчайшие металлы и камни... И не что иное как только святая любовь источает слезы из сердца христианина... Там, где нет любви, нет слез, хотя бы аскетический подвиг принимал крайние формы: интенсивные медитации, длительные посты, суровые условия жизни... Отсутствие плача, по учению Отцов наших, есть показатель, что молитва наша еще не достигла своей первой ступени восхождения к Богу.”[266] Но действия плача, говорит отец Софроний, многообразны и непредсказуемы: “Бывает, слезы любви даются в изобилии и текут ручьем. Но в периоды богооставленности внутри нас все иссыхает и едва набирается в глазу некая капля, похожая на капли горячей крови из раненого сердца.”[267] Плач заповедан Господом: “Блаженны плачущие, ибо они утешатся” (Мф. 5:5). Сам Христос плакал в молитве: “Он во дни плоти Своей с сильным воплем и со слезами принес молитвы и моления могущему спасти Его от смерти, и был услышан за Свое благоволение” (Евр. 5:7).

Плодом молитвы и следствием умиления бывает также духовная радость, посещающая человека. Преподобный Иоанн Лествичник говорит о “блаженной радостной печали умиления.”[268] Он пишет: “Размышляя о свойстве умиления, изумляюсь тому, каким образом плач и так называемая печаль заключают в себе радость и веселие, как мед заключается в сотах... Такое умиление поистине есть дар Господа... Бог утешает сокрушенных сердцем сокровенным образом... В бездне плача находится утешение, и чистота сердца получает просвещение... Утешение есть прохлада болезнующей души, которая, как младенец, и плачет внутренне, и вместе с тем радостно улыбается.”[269] Преподобный Исихий пишет о радости, происходящей от Иисусовой молитвы: “Непрестанное, с неким теплым желанием, полным сладости и радости, призывание Иисуса производит то, что воздух сердца от крайнего внимания наполняется радостной тишиной... Душа, будучи благодетельствуема и услаждаема Иисусом, с... радостью, любовью... и весельем призывает Умиротворившего ее... Ум весельем возвеселится во свете Господнем, когда... предстанет Ему свободным от всяких помыслов.”[270] Авва Филимон говорит: “Непрестанной молитвой и поучением в Божественных Писаниях открываются умные очи сердца и видят Царя сил, и бывает радость великая, и воспламеняется в душе Божественное желание неудержимое... и чувство некое неизреченное и горячее.”[271] Блаженный Диадох отмечает, что духовная радость иногда посещает человека, вступившего на путь молитвы, в самом начале его делания, однако потом надолго оставляет его, чтобы он не приписал плод молитвы своим усилиям.[272]

Ощущение присутствия Божьего является также одним из плодов молитвы. “Если во время молитвы или чтения Священного Писания в нас пробуждается ощущение присутствия Божия — это великий благодатный дар, — пишет архиепископ Павел. — Это ощущение, называемое также памятью о Боге, следует сохранить в себе.”[273] Говорят о теплоте сердечной и душевном мире как плодах молитвы. Святитель Григорий Нисский в числе плодов молитвы называет простоту, любовь, смиренномудрие, терпение и незлобие.[274] То есть молитва постепенно преображает человека, делает его подобным Богу.

Насколько молитва несовместима с ненавистью или неприязнью к ближним, настолько же она тесно связана с любовью и состраданием, которые тоже являются ее плодами. По словам преподобного Исаака Сирина, сердце истинно молящегося возгорается любовью ко всем людям, даже врагам и еретикам, ко всему Божьему творению: “И что такое сердце милующее?.. Возгорение сердца человека о всем творении — о человеках, о птицах, о животных, о демонах, о всякой твари. При воспоминании о них и при воззрении на них очи у человека источают слезы. От великой и сильной жалости... умаляется сердце его, и не может оно слышать или видеть какого-либо вреда или малой печали, претерпеваемых тварью. А посему и о бессловесных, и о врагах истины, и о делающих ему вред ежечасно со слезами приносит молитву, чтобы сохранились и были помилованы; а также и об естестве пресмыкающихся молится с великою жалостью, которая без меры возбуждается в сердце его до уподобления Богу.”[275]

Таким образом, молитва ведет к полному преображению всего человека, его кардинальному изменению к лучшему. Это по сути и является главным плодом молитвы. Если человек молится, но не становится лучше, если он вычитывает каноны и акафисты, но остается холодным и каменным сердцем, значит, молитва его еще не принесла надлежащего плода. Христианину следует поэтому всегда заботиться о том, чтобы вся его жизнь соответствовала молитве, то есть чтобы она стала непрестанным “хождением перед Богом.”

Дата добавления: 2015-10-16